Демократия и автократия - что важнее? Обе важны, обе нужны

На модерации Отложенный

 

Тридцать лет назад советский народ, устав от пустых магазинов, но при относительном равенстве в нищете, с радостью принял демократию. Достаточно вспомнить массовую эйфорию от показа сцен, которые мы наблюдали с Первого съезда народных депутатов СССР (25 мая 1989 г.). Казалось, теперь заживем как люди. Но постепенно и не у всех с разной степень по времени надежды таяли. И в итоге выяснилось, что не туда приехали. Почему не получилось хотелось понять.   В современных демократических обществах сочетается высокая экономическая эффективность с социальной справедливостью. Но это сочетание не остается на неизменном уровне. Для повышения экономической эффективности правительства своими действиями поощряет меньшинство, способное к предпринимательству. Но чтобы сохранялась справедливость, другое правительство, которое приходит после очередных парламентских или президентских выборов, своими действиями ограничивает повышенные запросы предприимчивых. Поэтому для развития необходим дисбаланс того и другого. Его можно представить как раскачивание на качелях социальной справедливости и экономической эффективности. Но успешнее развивается то общество, где дисбаланс уменьшается, а не увеличивается. Или, другими словами, снижается амплитуды раскачивания, а период каждого цикла сокращается.   Предвижу возражения въедливого оппонента: качели или маятник не отражает процесса развития, поскольку в обоих примерах отсутствует поступательное движение. Поэтому предлагаю другую аналогию. Это движение парусного судна галсами против ветра. В этом примере все к месту: cмена галсов есть аналог движения на качелях (вниз – вверх) и поступательное движение против ветра как аналог процесса развития. А сокращение периода цикла это показатель качества работы власти, стремящегося не допустить застой. Или обеспечить колебания экономического роста и справедливости в допустимых пределах, поскольку абсолютный баланс невозможен.   Именно этим объясняется успех реформ в Восточной Европе в сравнении с Российскими, о чем пишет Владимир Гельман в работе «Либералы» versus «демократы»: идейные траектории постсоветской трансформации в России (https://eu.spb.ru/images/M_center/M_72_19.pdf )   Владимир Гельман начинает анализ со сравнения России и Восточной Европы.

«В странах Восточной Европы идеи строительства демократии (здесь и далее обозначены как демократические идеи) и перехода к рыночной экономике (здесь и далее обозначены  как либеральные идеи) взаимно дополняли и усиливали друг друга в процессе посткоммунистической трансформации…<…>   Такое сочетание идей во многом помогало этим странам более или менее успешно и одновременно решить ключевые задачи преобразований в относительно короткие сроки. Однако в России 1990-х годов либеральные и демократические идеи (и их носители) вступили в острое противоречие: представления о том, что путь страны к экономическому благополучию может и должен обойтись без демократии (или другими словами автократично, В.К.), которая способна создать помехи экономическим реформам».

 

Как отмечает Владимир Гельманн, “реформистские идеи помогли вывести нашу страну из того тупика, в котором она находилась на момент начала перестройки, и в немалой мере помогли тому, что этот выход стал необратимым. Но выход из тупика прошлого сам по себе не предотвращает попадание в новые тупики в будущем (сегодня дисбаланс социальной справедливости и экономической эффективности зашкаливает, В. К.)— к такому развитию событий в России начала ХХI века ни «демократы», ни «либералы» готовы не были”.

 

Тем не менее, списывать в архив идеи тех и других, как считает Владимир Гельман, не стоит. «Новые попытки модернизации нашей страны в будущем не смогут обойтись без реформистских идей, которые, безусловно, будут отличаться от тех, что определяли идейную повестку дня 20–30 лет назад». От их успеха на идейном рынке во многом будет зависеть повестка дня нового раунда российской трансформации, и оттого уроки опыта российских «демократов» и «либералов» остаются актуальными с точки зрения перспектив России».

 

А я задаюсь вопросом: что все же является общим у «демократов» и «либералов»? То, что те и другие не автократы. Но только идейные. Ведь либералы, отодвинув демократов, поступили как автократы. И сразу приходят на ум примеры Пиночета, Дэн Сяопина, Ли Куан Ю… Как вариант авторитарной борьбы с заржавшимися буржуинами и коррумпированным чиновничеством  за восстановлении социальной справедливости.

 

Другой профессор Европейского университета Дмитрий Травин как убежденный и последовательный либерал сторонник другого варианта решения задачи (см. № 90. Дмитрий Травин. Демократия - шанс на перемены https://www.youtube.com/watch?v=nrpIMvYM1DA )

 

По его мнению демократия имеет преимущество перед автократией в том, что дает шанс на успех за счет смены власти при свободных выборах. Хотя нет гарантии, что выбор народа окажется правильным, но методом проб и ошибок (как на Украине) рано или поздно народ выберет власть, которая будет делать все правильно. В этой связи естественный вопрос, к какому варианту Россия готова больше? Либералы - западники считают, что Россия европейская страна и поэтому европейский опыт у нас применим и у нас. Разница лишь в том, что Европа проходила это 300 – 200 лет назад, а мы припозднились, если брать за точку отсчета реформы Александра Второго. Патриоты – славянофилы утверждают обратное: у нас особый путь. Но если исходить из общих социально – биологических корней (см. Виктор Середняк «Кризис демократических идей» http://newsland.com/community/88/content/krizis-demokraticheskikh-idei-v-rossii/6764028.), то никакого особого пути у России не может быть. Просто наши национальные особенности в силу исторического прошлого оказались такими крутыми, что производят впечатление особого.

 

Главная особенность очевидна: набеги викингов и прочих в Европе кончились в  10 – м веке, а борьба с татаро – монголами растянулись чуть ли не до Петра. Для этого была востребована автократия. Трудно представить, что для освобождения от ига понадобился бы либерализм. Да и опричнина Ивана Грозного это с одной стороны плохо, но и неизбежность. А короткий отрезок – Годунов и смута – с признаками либерального реформирования не перевешивает.

Крепостничество, которое отменено всего полторы сотни лет назад, жуткий пережиток. Но появилось оно на Руси не столько как наследие рабовладения, сколько потребность иметь удобную простую форму управления: царь, помещик, крепостные. Как вертикаль власти. Просвещенная Екатерина понимала всю порочность пережитка, но была в зависимости у дворянства. Прорвало, наконец, при Александре Втором, но отсутствие сдержек и противовесов (вдумаемся: семь покушений на императора за 15 лет, а он после четвертого всего лишь горестно недомевал: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя?».

Реформы Александра 2 имели следующие последствия для России.

- Созданы перспективы для построения капиталистической модели экономики. В стране был снижен уровень государственного регулирования экономики, а также создан свободный рынок рабочей силы. Тем не менее, промышленность не была на 100% готова к восприятию капиталистической модели. Для этого требовалось больше времени.

 

 -Заложены основы формирования гражданского общества. Население получила больше гражданских прав и свобод. Это касается всех сфер деятельности, начиная от образования, заканчивая реальными свободами на передвижение и труд.

 

-Усиление оппозиционного движения. Основная часть реформ Александра 2 были либеральными, поэтому либеральные движения, которые были подавлены Николаем Первым, вновь начали набирать силу. Именно в эту эпоху заложены ключевые аспекты, которые привели к событиям 1917 года.

 

Если первые два пункта отражают позитив в политике царя реформатора, то третий только негатив. Это говорит о том, что Александр недооценивал роль сдержек и противовесов при проведении либеральных реформ. Александр Третий отошел от либерализма и закрутил гайки, но джин был уже выпущен. Тем более, что Николай Второй с одной стороны как автократ был слабаком, но и либералом половинчатым. В итоге маятник развития качнуло так круто, что он с размаха проскочил точку равновесия в октябре 17 – го на 70 лет в сторону такого крутого авторитаризма, что временами был круче Ивана Грозного и Петра.

 

Послереволюционное время характеризуется началом борьбы за власть между коммунистами – однопартийцами, но имеющие разные взгляды на построение  социализма. Cталин победил. Но осуждение его тирании без учета возможной победы конкурентов будет неверным.

 

Говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Но это не тот случай.  Попробуем найти ответ на вопрос, что могло случиться, если бы победил не Сталин, а его противники? Умеcтно сослаться на письмо к съезду Ленина:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Про Троцкого не говорим. Его приверженность мировой революции была бы гибельной для одной страны, восставшей против всего мира. Но и с победой Бухарина было бы тоже плохо. Его либеральный призыв к зажиточным крестьянам (кулакам) “обогощайтесь“ с идеей на налогах провести модернизацию. По срокам реализации это явно медленнее, чем ускоренная сталинская мобилизация через коллективизацию и индустриализацию. Сюда же отнесем ГУЛАГ и репрессии. Жестоко и несправедливо – очень. Но могло быть хуже? Могло, если бы не победили в войне, потому что нечем было бы воевать. А неизбежность войны была заложена еще итогами Первой мировой и унизительным для немцев Версальским договором. Как следствие - закономерное появление Гитлера с идеологией нацизма, что превратило мир в трехполярный. Два полюса из них,- объединенный Запад и СССР, - стали натравливать третий друг на друга. Сначала Мюнхенский сговор, а в ответ Пакт Риббентропа – Молотова.

Непредвзятая оценка Сталина вызывает желание оценить его последователей как закономерно слабеющих автократов в свете достигнутого. Холодную войну проиграли. Социально - экономические достижения в стране к этому времени – это финиш у разбитого корыта. По факту. Потом капитуляция  на внешней арене сначала Горбачева, потом Ельцина (вспомним для наглядности пьяного Ельцина, дирижирующего оркестром на проводах наших войск из Берлина) и социально экономические последствия либерализации в экономике. Тридцать лет назад в стране был запрос на потребление, вызванный сплошным дефицитом. А он в свою очередь  был следствием исключительного участия государства в экономике (все планировалось сверху), подавляя инициативу предприимчивых  людей. Поэтому вынесем за скобки жестокость гайдаро—чубайсовских реформ. Могли они быть менее жестокими? Разумеется, да. Но необходимость либерализации экономики, чтоб пробудилась инициатива предприимчивых, не вызывает сомнений. Что неизбежно меняет условия среды обитания для всех. Кому - то становится лучше, а кому - то хуже. Но измененное бытие неизбежно меняет и сознание. Если говорить о крайностях, то те, которым стало лучше,  теряют чувство меры и постепенно привыкают к вседозволенности. А крайность, состоящая из тех, которым стало хуже, означает, что они остаются в плену патернализма и продолжают считать себя людьми, от которых ничего не зависит. Более того, ощущают жестокую фрустрацию. Но чтобы пропасть между теми и другими сокращалась, сегодня необходим автократ, а не либерал. Это объективно в силу закона о единстве и противоборстве противоположностей как источник развития.

 

 

 

Демократия и автократия – что важнее? Обе важны, обе нужны   Тридцать лет назад советский народ, устав от пустых магазинов, но при относительном равенстве в нищете, с радостью принял демократию. Достаточно вспомнить массовую эйфорию от показа сцен, которые мы наблюдали с Первого съезда народных депутатов СССР (25 мая 1989 г.). Казалось, теперь заживем как люди. Но постепенно и не у всех с разной степень по времени надежды таяли. И в итоге выяснилось, что не туда приехали. Почему не получилось хотелось понять.   В современных демократических обществах сочетается высокая экономическая эффективность с социальной справедливостью. Но это сочетание не остается на неизменном уровне. Для повышения экономической эффективности правительства своими действиями поощряет меньшинство, способное к предпринимательству. Но чтобы сохранялась справедливость, другое правительство, которое приходит после очередных парламентских или президентских выборов, своими действиями ограничивает повышенные запросы предприимчивых. Поэтому для развития необходим дисбаланс того и другого. Его можно представить как раскачивание на качелях социальной справедливости и экономической эффективности. Но успешнее развивается то общество, где дисбаланс уменьшается, а не увеличивается. Или, другими словами, снижается амплитуды раскачивания, а период каждого цикла сокращается.   Предвижу возражения въедливого оппонента: качели или маятник не отражает процесса развития, поскольку в обоих примерах отсутствует поступательное движение. Поэтому предлагаю другую аналогию. Это движение парусного судна галсами против ветра. В этом примере все к месту: cмена галсов есть аналог движения на качелях (вниз – вверх) и поступательное движение против ветра как аналог процесса развития. А сокращение периода цикла это показатель качества работы власти, стремящегося не допустить застой. Или обеспечить колебания экономического роста и справедливости в допустимых пределах, поскольку абсолютный баланс невозможен.   Именно этим объясняется успех реформ в Восточной Европе в сравнении с Российскими, о чем пишет Владимир Гельман в работе «Либералы» versus «демократы»: идейные траектории постсоветской трансформации в России (https://eu.spb.ru/images/M_center/M_72_19.pdf )   Владимир Гельман начинает анализ со сравнения России и Восточной Европы.

«В странах Восточной Европы идеи строительства демократии (здесь и далее обозначены как демократические идеи) и перехода к рыночной экономике (здесь и далее обозначены  как либеральные идеи) взаимно дополняли и усиливали друг друга в процессе посткоммунистической трансформации…<…>   Такое сочетание идей во многом помогало этим странам более или менее успешно и одновременно решить ключевые задачи преобразований в относительно короткие сроки. Однако в России 1990-х годов либеральные и демократические идеи (и их носители) вступили в острое противоречие: представления о том, что путь страны к экономическому благополучию может и должен обойтись без демократии (или другими словами автократично, В.К.), которая способна создать помехи экономическим реформам».

 

Как отмечает Владимир Гельманн, “реформистские идеи помогли вывести нашу страну из того тупика, в котором она находилась на момент начала перестройки, и в немалой мере помогли тому, что этот выход стал необратимым. Но выход из тупика прошлого сам по себе не предотвращает попадание в новые тупики в будущем (сегодня дисбаланс социальной справедливости и экономической эффективности зашкаливает, В. К.)— к такому развитию событий в России начала ХХI века ни «демократы», ни «либералы» готовы не были”.

 

Тем не менее, списывать в архив идеи тех и других, как считает Владимир Гельман, не стоит. «Новые попытки модернизации нашей страны в будущем не смогут обойтись без реформистских идей, которые, безусловно, будут отличаться от тех, что определяли идейную повестку дня 20–30 лет назад». От их успеха на идейном рынке во многом будет зависеть повестка дня нового раунда российской трансформации, и оттого уроки опыта российских «демократов» и «либералов» остаются актуальными с точки зрения перспектив России».

 

А я задаюсь вопросом: что все же является общим у «демократов» и «либералов»? То, что те и другие не автократы. Но только идейные. Ведь либералы, отодвинув демократов, поступили как автократы. И сразу приходят на ум примеры Пиночета, Дэн Сяопина, Ли Куан Ю… Как вариант авторитарной борьбы с заржавшимися буржуинами и коррумпированным чиновничеством  за восстановлении социальной справедливости.

 

Другой профессор Европейского университета Дмитрий Травин как убежденный и последовательный либерал сторонник другого варианта решения задачи (см. № 90. Дмитрий Травин. Демократия - шанс на перемены https://www.youtube.com/watch?v=nrpIMvYM1DA )

 

По его мнению демократия имеет преимущество перед автократией в том, что дает шанс на успех за счет смены власти при свободных выборах. Хотя нет гарантии, что выбор народа окажется правильным, но методом проб и ошибок (как на Украине) рано или поздно народ выберет власть, которая будет делать все правильно. В этой связи естественный вопрос, к какому варианту Россия готова больше? Либералы - западники считают, что Россия европейская страна и поэтому европейский опыт у нас применим и у нас. Разница лишь в том, что Европа проходила это 300 – 200 лет назад, а мы припозднились, если брать за точку отсчета реформы Александра Второго. Патриоты – славянофилы утверждают обратное: у нас особый путь. Но если исходить из общих социально – биологических корней (см. Виктор Середняк «Кризис демократических идей» http://newsland.com/community/88/content/krizis-demokraticheskikh-idei-v-rossii/6764028.), то никакого особого пути у России не может быть. Просто наши национальные особенности в силу исторического прошлого оказались такими крутыми, что производят впечатление особого.

 

Главная особенность очевидна: набеги викингов и прочих в Европе кончились в  10 – м веке, а борьба с татаро – монголами растянулись чуть ли не до Петра. Для этого была востребована автократия. Трудно представить, что для освобождения от ига понадобился бы либерализм. Да и опричнина Ивана Грозного это с одной стороны плохо, но и неизбежность. А короткий отрезок – Годунов и смута – с признаками либерального реформирования не перевешивает.

Крепостничество, которое отменено всего полторы сотни лет назад, жуткий пережиток. Но появилось оно на Руси не столько как наследие рабовладения, сколько потребность иметь удобную простую форму управления: царь, помещик, крепостные. Как вертикаль власти. Просвещенная Екатерина понимала всю порочность пережитка, но была в зависимости у дворянства. Прорвало, наконец, при Александре Втором, но отсутствие сдержек и противовесов (вдумаемся: семь покушений на императора за 15 лет, а он после четвертого всего лишь горестно недомевал: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя?».

Реформы Александра 2 имели следующие последствия для России.

- Созданы перспективы для построения капиталистической модели экономики. В стране был снижен уровень государственного регулирования экономики, а также создан свободный рынок рабочей силы. Тем не менее, промышленность не была на 100% готова к восприятию капиталистической модели. Для этого требовалось больше времени.

 

 -Заложены основы формирования гражданского общества. Население получила больше гражданских прав и свобод. Это касается всех сфер деятельности, начиная от образования, заканчивая реальными свободами на передвижение и труд.

 

-Усиление оппозиционного движения. Основная часть реформ Александра 2 были либеральными, поэтому либеральные движения, которые были подавлены Николаем Первым, вновь начали набирать силу. Именно в эту эпоху заложены ключевые аспекты, которые привели к событиям 1917 года.

 

Если первые два пункта отражают позитив в политике царя реформатора, то третий только негатив. Это говорит о том, что Александр недооценивал роль сдержек и противовесов при проведении либеральных реформ. Александр Третий отошел от либерализма и закрутил гайки, но джин был уже выпущен. Тем более, что Николай Второй с одной стороны как автократ был слабаком, но и либералом половинчатым. В итоге маятник развития качнуло так круто, что он с размаха проскочил точку равновесия в октябре 17 – го на 70 лет в сторону такого крутого авторитаризма, что временами был круче Ивана Грозного и Петра.

 

Послереволюционное время характеризуется началом борьбы за власть между коммунистами – однопартийцами, но имеющие разные взгляды на построение  социализма. Cталин победил. Но осуждение его тирании без учета возможной победы конкурентов будет неверным.

 

Говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Но это не тот случай.  Попробуем найти ответ на вопрос, что могло случиться, если бы победил не Сталин, а его противники? Умеcтно сослаться на письмо к съезду Ленина:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Про Троцкого не говорим. Его приверженность мировой революции была бы гибельной для одной страны, восставшей против всего мира. Но и с победой Бухарина было бы тоже плохо. Его либеральный призыв к зажиточным крестьянам (кулакам) “обогощайтесь“ с идеей на налогах провести модернизацию. По срокам реализации это явно медленнее, чем ускоренная сталинская мобилизация через коллективизацию и индустриализацию. Сюда же отнесем ГУЛАГ и репрессии. Жестоко и несправедливо – очень. Но могло быть хуже? Могло, если бы не победили в войне, потому что нечем было бы воевать. А неизбежность войны была заложена еще итогами Первой мировой и унизительным для немцев Версальским договором. Как следствие - закономерное появление Гитлера с идеологией нацизма, что превратило мир в трехполярный. Два полюса из них,- объединенный Запад и СССР, - стали натравливать третий друг на друга. Сначала Мюнхенский сговор, а в ответ Пакт Риббентропа – Молотова.

Непредвзятая оценка Сталина вызывает желание оценить его последователей как закономерно слабеющих автократов в свете достигнутого. Холодную войну проиграли. Социально - экономические достижения в стране к этому времени – это финиш у разбитого корыта. По факту. Потом капитуляция  на внешней арене сначала Горбачева, потом Ельцина (вспомним для наглядности пьяного Ельцина, дирижирующего оркестром на проводах наших войск из Берлина) и социально экономические последствия либерализации в экономике. Тридцать лет назад в стране был запрос на потребление, вызванный сплошным дефицитом. А он в свою очередь  был следствием исключительного участия государства в экономике (все планировалось сверху), подавляя инициативу предприимчивых  людей. Поэтому вынесем за скобки жестокость гайдаро—чубайсовских реформ. Могли они быть менее жестокими? Разумеется, да. Но необходимость либерализации экономики, чтоб пробудилась инициатива предприимчивых, не вызывает сомнений. Что неизбежно меняет условия среды обитания для всех. Кому - то становится лучше, а кому - то хуже. Но измененное бытие неизбежно меняет и сознание. Если говорить о крайностях, то те, которым стало лучше,  теряют чувство меры и постепенно привыкают к вседозволенности. А крайность, состоящая из тех, которым стало хуже, означает, что они остаются в плену патернализма и продолжают считать себя людьми, от которых ничего не зависит. Более того, ощущают жестокую фрустрацию. Но чтобы пропасть между теми и другими сокращалась, сегодня необходим автократ, а не либерал. Это объективно в силу закона о единстве и противоборстве противоположностей как источник развития.

 

 

 

Демократия и автократия – что важнее? Обе важны, обе нужны   Тридцать лет назад советский народ, устав от пустых магазинов, но при относительном равенстве в нищете, с радостью принял демократию. Достаточно вспомнить массовую эйфорию от показа сцен, которые мы наблюдали с Первого съезда народных депутатов СССР (25 мая 1989 г.). Казалось, теперь заживем как люди. Но постепенно и не у всех с разной степень по времени надежды таяли. И в итоге выяснилось, что не туда приехали. Почему не получилось хотелось понять.   В современных демократических обществах сочетается высокая экономическая эффективность с социальной справедливостью. Но это сочетание не остается на неизменном уровне. Для повышения экономической эффективности правительства своими действиями поощряет меньшинство, способное к предпринимательству. Но чтобы сохранялась справедливость, другое правительство, которое приходит после очередных парламентских или президентских выборов, своими действиями ограничивает повышенные запросы предприимчивых. Поэтому для развития необходим дисбаланс того и другого. Его можно представить как раскачивание на качелях социальной справедливости и экономической эффективности. Но успешнее развивается то общество, где дисбаланс уменьшается, а не увеличивается. Или, другими словами, снижается амплитуды раскачивания, а период каждого цикла сокращается.   Предвижу возражения въедливого оппонента: качели или маятник не отражает процесса развития, поскольку в обоих примерах отсутствует поступательное движение. Поэтому предлагаю другую аналогию. Это движение парусного судна галсами против ветра. В этом примере все к месту: cмена галсов есть аналог движения на качелях (вниз – вверх) и поступательное движение против ветра как аналог процесса развития. А сокращение периода цикла это показатель качества работы власти, стремящегося не допустить застой. Или обеспечить колебания экономического роста и справедливости в допустимых пределах, поскольку абсолютный баланс невозможен.   Именно этим объясняется успех реформ в Восточной Европе в сравнении с Российскими, о чем пишет Владимир Гельман в работе «Либералы» versus «демократы»: идейные траектории постсоветской трансформации в России (https://eu.spb.ru/images/M_center/M_72_19.pdf )   Владимир Гельман начинает анализ со сравнения России и Восточной Европы.

«В странах Восточной Европы идеи строительства демократии (здесь и далее обозначены как демократические идеи) и перехода к рыночной экономике (здесь и далее обозначены  как либеральные идеи) взаимно дополняли и усиливали друг друга в процессе посткоммунистической трансформации…<…>   Такое сочетание идей во многом помогало этим странам более или менее успешно и одновременно решить ключевые задачи преобразований в относительно короткие сроки. Однако в России 1990-х годов либеральные и демократические идеи (и их носители) вступили в острое противоречие: представления о том, что путь страны к экономическому благополучию может и должен обойтись без демократии (или другими словами автократично, В.К.), которая способна создать помехи экономическим реформам».

 

Как отмечает Владимир Гельманн, “реформистские идеи помогли вывести нашу страну из того тупика, в котором она находилась на момент начала перестройки, и в немалой мере помогли тому, что этот выход стал необратимым. Но выход из тупика прошлого сам по себе не предотвращает попадание в новые тупики в будущем (сегодня дисбаланс социальной справедливости и экономической эффективности зашкаливает, В. К.)— к такому развитию событий в России начала ХХI века ни «демократы», ни «либералы» готовы не были”.

 

Тем не менее, списывать в архив идеи тех и других, как считает Владимир Гельман, не стоит. «Новые попытки модернизации нашей страны в будущем не смогут обойтись без реформистских идей, которые, безусловно, будут отличаться от тех, что определяли идейную повестку дня 20–30 лет назад». От их успеха на идейном рынке во многом будет зависеть повестка дня нового раунда российской трансформации, и оттого уроки опыта российских «демократов» и «либералов» остаются актуальными с точки зрения перспектив России».

 

А я задаюсь вопросом: что все же является общим у «демократов» и «либералов»? То, что те и другие не автократы. Но только идейные. Ведь либералы, отодвинув демократов, поступили как автократы. И сразу приходят на ум примеры Пиночета, Дэн Сяопина, Ли Куан Ю… Как вариант авторитарной борьбы с заржавшимися буржуинами и коррумпированным чиновничеством  за восстановлении социальной справедливости.

 

Другой профессор Европейского университета Дмитрий Травин как убежденный и последовательный либерал сторонник другого варианта решения задачи (см. № 90. Дмитрий Травин. Демократия - шанс на перемены https://www.youtube.com/watch?v=nrpIMvYM1DA )

 

По его мнению демократия имеет преимущество перед автократией в том, что дает шанс на успех за счет смены власти при свободных выборах. Хотя нет гарантии, что выбор народа окажется правильным, но методом проб и ошибок (как на Украине) рано или поздно народ выберет власть, которая будет делать все правильно. В этой связи естественный вопрос, к какому варианту Россия готова больше? Либералы - западники считают, что Россия европейская страна и поэтому европейский опыт у нас применим и у нас. Разница лишь в том, что Европа проходила это 300 – 200 лет назад, а мы припозднились, если брать за точку отсчета реформы Александра Второго. Патриоты – славянофилы утверждают обратное: у нас особый путь. Но если исходить из общих социально – биологических корней (см. Виктор Середняк «Кризис демократических идей» http://newsland.com/community/88/content/krizis-demokraticheskikh-idei-v-rossii/6764028.), то никакого особого пути у России не может быть. Просто наши национальные особенности в силу исторического прошлого оказались такими крутыми, что производят впечатление особого.

 

Главная особенность очевидна: набеги викингов и прочих в Европе кончились в  10 – м веке, а борьба с татаро – монголами растянулись чуть ли не до Петра. Для этого была востребована автократия. Трудно представить, что для освобождения от ига понадобился бы либерализм.

Да и опричнина Ивана Грозного это с одной стороны плохо, но и неизбежность. А короткий отрезок – Годунов и смута – с признаками либерального реформирования не перевешивает.

Крепостничество, которое отменено всего полторы сотни лет назад, жуткий пережиток. Но появилось оно на Руси не столько как наследие рабовладения, сколько потребность иметь удобную простую форму управления: царь, помещик, крепостные. Как вертикаль власти. Просвещенная Екатерина понимала всю порочность пережитка, но была в зависимости у дворянства. Прорвало, наконец, при Александре Втором, но отсутствие сдержек и противовесов (вдумаемся: семь покушений на императора за 15 лет, а он после четвертого всего лишь горестно недомевал: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя?».

Реформы Александра 2 имели следующие последствия для России.

- Созданы перспективы для построения капиталистической модели экономики. В стране был снижен уровень государственного регулирования экономики, а также создан свободный рынок рабочей силы. Тем не менее, промышленность не была на 100% готова к восприятию капиталистической модели. Для этого требовалось больше времени.

 

 -Заложены основы формирования гражданского общества. Население получила больше гражданских прав и свобод. Это касается всех сфер деятельности, начиная от образования, заканчивая реальными свободами на передвижение и труд.

 

-Усиление оппозиционного движения. Основная часть реформ Александра 2 были либеральными, поэтому либеральные движения, которые были подавлены Николаем Первым, вновь начали набирать силу. Именно в эту эпоху заложены ключевые аспекты, которые привели к событиям 1917 года.

 

Если первые два пункта отражают позитив в политике царя реформатора, то третий только негатив. Это говорит о том, что Александр недооценивал роль сдержек и противовесов при проведении либеральных реформ. Александр Третий отошел от либерализма и закрутил гайки, но джин был уже выпущен. Тем более, что Николай Второй с одной стороны как автократ был слабаком, но и либералом половинчатым. В итоге маятник развития качнуло так круто, что он с размаха проскочил точку равновесия в октябре 17 – го на 70 лет в сторону такого крутого авторитаризма, что временами был круче Ивана Грозного и Петра.

 

Послереволюционное время характеризуется началом борьбы за власть между коммунистами – однопартийцами, но имеющие разные взгляды на построение  социализма. Cталин победил. Но осуждение его тирании без учета возможной победы конкурентов будет неверным.

 

Говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Но это не тот случай.  Попробуем найти ответ на вопрос, что могло случиться, если бы победил не Сталин, а его противники? Умеcтно сослаться на письмо к съезду Ленина:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Про Троцкого не говорим. Его приверженность мировой революции была бы гибельной для одной страны, восставшей против всего мира. Но и с победой Бухарина было бы тоже плохо. Его либеральный призыв к зажиточным крестьянам (кулакам) “обогощайтесь“ с идеей на налогах провести модернизацию. По срокам реализации это явно медленнее, чем ускоренная сталинская мобилизация через коллективизацию и индустриализацию. Сюда же отнесем ГУЛАГ и репрессии. Жестоко и несправедливо – очень. Но могло быть хуже? Могло, если бы не победили в войне, потому что нечем было бы воевать. А неизбежность войны была заложена еще итогами Первой мировой и унизительным для немцев Версальским договором. Как следствие - закономерное появление Гитлера с идеологией нацизма, что превратило мир в трехполярный. Два полюса из них,- объединенный Запад и СССР, - стали натравливать третий друг на друга. Сначала Мюнхенский сговор, а в ответ Пакт Риббентропа – Молотова.

Непредвзятая оценка Сталина вызывает желание оценить его последователей как закономерно слабеющих автократов в свете достигнутого. Холодную войну проиграли. Социально - экономические достижения в стране к этому времени – это финиш у разбитого корыта. По факту. Потом капитуляция  на внешней арене сначала Горбачева, потом Ельцина (вспомним для наглядности пьяного Ельцина, дирижирующего оркестром на проводах наших войск из Берлина) и социально экономические последствия либерализации в экономике. Тридцать лет назад в стране был запрос на потребление, вызванный сплошным дефицитом. А он в свою очередь  был следствием исключительного участия государства в экономике (все планировалось сверху), подавляя инициативу предприимчивых  людей. Поэтому вынесем за скобки жестокость гайдаро—чубайсовских реформ. Могли они быть менее жестокими? Разумеется, да. Но необходимость либерализации экономики, чтоб пробудилась инициатива предприимчивых, не вызывает сомнений. Что неизбежно меняет условия среды обитания для всех. Кому - то становится лучше, а кому - то хуже. Но измененное бытие неизбежно меняет и сознание. Если говорить о крайностях, то те, которым стало лучше,  теряют чувство меры и постепенно привыкают к вседозволенности. А крайность, состоящая из тех, которым стало хуже, означает, что они остаются в плену патернализма и продолжают считать себя людьми, от которых ничего не зависит. Более того, ощущают жестокую фрустрацию. Но чтобы пропасть между теми и другими сокращалась, сегодня необходим автократ, а не либерал. Это объективно в силу закона о единстве и противоборстве противоположностей как источник развития.

 

 

 

Демократия и автократия – что важнее? Обе важны, обе нужны   Тридцать лет назад советский народ, устав от пустых магазинов, но при относительном равенстве в нищете, с радостью принял демократию. Достаточно вспомнить массовую эйфорию от показа сцен, которые мы наблюдали с Первого съезда народных депутатов СССР (25 мая 1989 г.). Казалось, теперь заживем как люди. Но постепенно и не у всех с разной степень по времени надежды таяли. И в итоге выяснилось, что не туда приехали. Почему не получилось хотелось понять.   В современных демократических обществах сочетается высокая экономическая эффективность с социальной справедливостью. Но это сочетание не остается на неизменном уровне. Для повышения экономической эффективности правительства своими действиями поощряет меньшинство, способное к предпринимательству. Но чтобы сохранялась справедливость, другое правительство, которое приходит после очередных парламентских или президентских выборов, своими действиями ограничивает повышенные запросы предприимчивых. Поэтому для развития необходим дисбаланс того и другого. Его можно представить как раскачивание на качелях социальной справедливости и экономической эффективности. Но успешнее развивается то общество, где дисбаланс уменьшается, а не увеличивается. Или, другими словами, снижается амплитуды раскачивания, а период каждого цикла сокращается.   Предвижу возражения въедливого оппонента: качели или маятник не отражает процесса развития, поскольку в обоих примерах отсутствует поступательное движение. Поэтому предлагаю другую аналогию. Это движение парусного судна галсами против ветра. В этом примере все к месту: cмена галсов есть аналог движения на качелях (вниз – вверх) и поступательное движение против ветра как аналог процесса развития. А сокращение периода цикла это показатель качества работы власти, стремящегося не допустить застой. Или обеспечить колебания экономического роста и справедливости в допустимых пределах, поскольку абсолютный баланс невозможен.   Именно этим объясняется успех реформ в Восточной Европе в сравнении с Российскими, о чем пишет Владимир Гельман в работе «Либералы» versus «демократы»: идейные траектории постсоветской трансформации в России (https://eu.spb.ru/images/M_center/M_72_19.pdf )   Владимир Гельман начинает анализ со сравнения России и Восточной Европы.

«В странах Восточной Европы идеи строительства демократии (здесь и далее обозначены как демократические идеи) и перехода к рыночной экономике (здесь и далее обозначены  как либеральные идеи) взаимно дополняли и усиливали друг друга в процессе посткоммунистической трансформации…<…>   Такое сочетание идей во многом помогало этим странам более или менее успешно и одновременно решить ключевые задачи преобразований в относительно короткие сроки. Однако в России 1990-х годов либеральные и демократические идеи (и их носители) вступили в острое противоречие: представления о том, что путь страны к экономическому благополучию может и должен обойтись без демократии (или другими словами автократично, В.К.), которая способна создать помехи экономическим реформам».

 

Как отмечает Владимир Гельманн, “реформистские идеи помогли вывести нашу страну из того тупика, в котором она находилась на момент начала перестройки, и в немалой мере помогли тому, что этот выход стал необратимым. Но выход из тупика прошлого сам по себе не предотвращает попадание в новые тупики в будущем (сегодня дисбаланс социальной справедливости и экономической эффективности зашкаливает, В. К.)— к такому развитию событий в России начала ХХI века ни «демократы», ни «либералы» готовы не были”.

 

Тем не менее, списывать в архив идеи тех и других, как считает Владимир Гельман, не стоит. «Новые попытки модернизации нашей страны в будущем не смогут обойтись без реформистских идей, которые, безусловно, будут отличаться от тех, что определяли идейную повестку дня 20–30 лет назад». От их успеха на идейном рынке во многом будет зависеть повестка дня нового раунда российской трансформации, и оттого уроки опыта российских «демократов» и «либералов» остаются актуальными с точки зрения перспектив России».

 

А я задаюсь вопросом: что все же является общим у «демократов» и «либералов»? То, что те и другие не автократы. Но только идейные. Ведь либералы, отодвинув демократов, поступили как автократы. И сразу приходят на ум примеры Пиночета, Дэн Сяопина, Ли Куан Ю… Как вариант авторитарной борьбы с заржавшимися буржуинами и коррумпированным чиновничеством  за восстановлении социальной справедливости.

 

Другой профессор Европейского университета Дмитрий Травин как убежденный и последовательный либерал сторонник другого варианта решения задачи (см. № 90. Дмитрий Травин. Демократия - шанс на перемены https://www.youtube.com/watch?v=nrpIMvYM1DA )

 

По его мнению демократия имеет преимущество перед автократией в том, что дает шанс на успех за счет смены власти при свободных выборах. Хотя нет гарантии, что выбор народа окажется правильным, но методом проб и ошибок (как на Украине) рано или поздно народ выберет власть, которая будет делать все правильно. В этой связи естественный вопрос, к какому варианту Россия готова больше? Либералы - западники считают, что Россия европейская страна и поэтому европейский опыт у нас применим и у нас. Разница лишь в том, что Европа проходила это 300 – 200 лет назад, а мы припозднились, если брать за точку отсчета реформы Александра Второго. Патриоты – славянофилы утверждают обратное: у нас особый путь. Но если исходить из общих социально – биологических корней (см. Виктор Середняк «Кризис демократических идей» http://newsland.com/community/88/content/krizis-demokraticheskikh-idei-v-rossii/6764028.), то никакого особого пути у России не может быть. Просто наши национальные особенности в силу исторического прошлого оказались такими крутыми, что производят впечатление особого.

 

Главная особенность очевидна: набеги викингов и прочих в Европе кончились в  10 – м веке, а борьба с татаро – монголами растянулись чуть ли не до Петра. Для этого была востребована автократия. Трудно представить, что для освобождения от ига понадобился бы либерализм. Да и опричнина Ивана Грозного это с одной стороны плохо, но и неизбежность. А короткий отрезок – Годунов и смута – с признаками либерального реформирования не перевешивает.

Крепостничество, которое отменено всего полторы сотни лет назад, жуткий пережиток. Но появилось оно на Руси не столько как наследие рабовладения, сколько потребность иметь удобную простую форму управления: царь, помещик, крепостные. Как вертикаль власти. Просвещенная Екатерина понимала всю порочность пережитка, но была в зависимости у дворянства. Прорвало, наконец, при Александре Втором, но отсутствие сдержек и противовесов (вдумаемся: семь покушений на императора за 15 лет, а он после четвертого всего лишь горестно недомевал: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя?».

Реформы Александра 2 имели следующие последствия для России.

- Созданы перспективы для построения капиталистической модели экономики. В стране был снижен уровень государственного регулирования экономики, а также создан свободный рынок рабочей силы. Тем не менее, промышленность не была на 100% готова к восприятию капиталистической модели. Для этого требовалось больше времени.

 

 -Заложены основы формирования гражданского общества. Население получила больше гражданских прав и свобод. Это касается всех сфер деятельности, начиная от образования, заканчивая реальными свободами на передвижение и труд.

 

-Усиление оппозиционного движения. Основная часть реформ Александра 2 были либеральными, поэтому либеральные движения, которые были подавлены Николаем Первым, вновь начали набирать силу. Именно в эту эпоху заложены ключевые аспекты, которые привели к событиям 1917 года.

 

Если первые два пункта отражают позитив в политике царя реформатора, то третий только негатив. Это говорит о том, что Александр недооценивал роль сдержек и противовесов при проведении либеральных реформ. Александр Третий отошел от либерализма и закрутил гайки, но джин был уже выпущен. Тем более, что Николай Второй с одной стороны как автократ был слабаком, но и либералом половинчатым. В итоге маятник развития качнуло так круто, что он с размаха проскочил точку равновесия в октябре 17 – го на 70 лет в сторону такого крутого авторитаризма, что временами был круче Ивана Грозного и Петра.

 

Послереволюционное время характеризуется началом борьбы за власть между коммунистами – однопартийцами, но имеющие разные взгляды на построение  социализма. Cталин победил. Но осуждение его тирании без учета возможной победы конкурентов будет неверным.

 

Говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Но это не тот случай.  Попробуем найти ответ на вопрос, что могло случиться, если бы победил не Сталин, а его противники? Умеcтно сослаться на письмо к съезду Ленина:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Про Троцкого не говорим. Его приверженность мировой революции была бы гибельной для одной страны, восставшей против всего мира. Но и с победой Бухарина было бы тоже плохо. Его либеральный призыв к зажиточным крестьянам (кулакам) “обогощайтесь“ с идеей на налогах провести модернизацию. По срокам реализации это явно медленнее, чем ускоренная сталинская мобилизация через коллективизацию и индустриализацию. Сюда же отнесем ГУЛАГ и репрессии. Жестоко и несправедливо – очень. Но могло быть хуже? Могло, если бы не победили в войне, потому что нечем было бы воевать. А неизбежность войны была заложена еще итогами Первой мировой и унизительным для немцев Версальским договором. Как следствие - закономерное появление Гитлера с идеологией нацизма, что превратило мир в трехполярный. Два полюса из них,- объединенный Запад и СССР, - стали натравливать третий друг на друга. Сначала Мюнхенский сговор, а в ответ Пакт Риббентропа – Молотова.

Непредвзятая оценка Сталина вызывает желание оценить его последователей как закономерно слабеющих автократов в свете достигнутого. Холодную войну проиграли. Социально - экономические достижения в стране к этому времени – это финиш у разбитого корыта. По факту. Потом капитуляция  на внешней арене сначала Горбачева, потом Ельцина (вспомним для наглядности пьяного Ельцина, дирижирующего оркестром на проводах наших войск из Берлина) и социально экономические последствия либерализации в экономике. Тридцать лет назад в стране был запрос на потребление, вызванный сплошным дефицитом. А он в свою очередь  был следствием исключительного участия государства в экономике (все планировалось сверху), подавляя инициативу предприимчивых  людей. Поэтому вынесем за скобки жестокость гайдаро—чубайсовских реформ. Могли они быть менее жестокими? Разумеется, да. Но необходимость либерализации экономики, чтоб пробудилась инициатива предприимчивых, не вызывает сомнений. Что неизбежно меняет условия среды обитания для всех. Кому - то становится лучше, а кому - то хуже. Но измененное бытие неизбежно меняет и сознание. Если говорить о крайностях, то те, которым стало лучше,  теряют чувство меры и постепенно привыкают к вседозволенности. А крайность, состоящая из тех, которым стало хуже, означает, что они остаются в плену патернализма и продолжают считать себя людьми, от которых ничего не зависит. Более того, ощущают жестокую фрустрацию. Но чтобы пропасть между теми и другими сокращалась, сегодня необходим автократ, а не либерал. Это объективно в силу закона о единстве и противоборстве противоположностей как источник развития.

 

 

 

Демократия и автократия – что важнее? Обе важны, обе нужны   Тридцать лет назад советский народ, устав от пустых магазинов, но при относительном равенстве в нищете, с радостью принял демократию. Достаточно вспомнить массовую эйфорию от показа сцен, которые мы наблюдали с Первого съезда народных депутатов СССР (25 мая 1989 г.). Казалось, теперь заживем как люди. Но постепенно и не у всех с разной степень по времени надежды таяли. И в итоге выяснилось, что не туда приехали. Почему не получилось хотелось понять.   В современных демократических обществах сочетается высокая экономическая эффективность с социальной справедливостью. Но это сочетание не остается на неизменном уровне. Для повышения экономической эффективности правительства своими действиями поощряет меньшинство, способное к предпринимательству. Но чтобы сохранялась справедливость, другое правительство, которое приходит после очередных парламентских или президентских выборов, своими действиями ограничивает повышенные запросы предприимчивых. Поэтому для развития необходим дисбаланс того и другого. Его можно представить как раскачивание на качелях социальной справедливости и экономической эффективности. Но успешнее развивается то общество, где дисбаланс уменьшается, а не увеличивается. Или, другими словами, снижается амплитуды раскачивания, а период каждого цикла сокращается.   Предвижу возражения въедливого оппонента: качели или маятник не отражает процесса развития, поскольку в обоих примерах отсутствует поступательное движение. Поэтому предлагаю другую аналогию. Это движение парусного судна галсами против ветра. В этом примере все к месту: cмена галсов есть аналог движения на качелях (вниз – вверх) и поступательное движение против ветра как аналог процесса развития. А сокращение периода цикла это показатель качества работы власти, стремящегося не допустить застой. Или обеспечить колебания экономического роста и справедливости в допустимых пределах, поскольку абсолютный баланс невозможен.   Именно этим объясняется успех реформ в Восточной Европе в сравнении с Российскими, о чем пишет Владимир Гельман в работе «Либералы» versus «демократы»: идейные траектории постсоветской трансформации в России (https://eu.spb.ru/images/M_center/M_72_19.pdf )   Владимир Гельман начинает анализ со сравнения России и Восточной Европы.

«В странах Восточной Европы идеи строительства демократии (здесь и далее обозначены как демократические идеи) и перехода к рыночной экономике (здесь и далее обозначены  как либеральные идеи) взаимно дополняли и усиливали друг друга в процессе посткоммунистической трансформации…<…>   Такое сочетание идей во многом помогало этим странам более или менее успешно и одновременно решить ключевые задачи преобразований в относительно короткие сроки. Однако в России 1990-х годов либеральные и демократические идеи (и их носители) вступили в острое противоречие: представления о том, что путь страны к экономическому благополучию может и должен обойтись без демократии (или другими словами автократично, В.К.), которая способна создать помехи экономическим реформам».

 

Как отмечает Владимир Гельманн, “реформистские идеи помогли вывести нашу страну из того тупика, в котором она находилась на момент начала перестройки, и в немалой мере помогли тому, что этот выход стал необратимым. Но выход из тупика прошлого сам по себе не предотвращает попадание в новые тупики в будущем (сегодня дисбаланс социальной справедливости и экономической эффективности зашкаливает, В. К.)— к такому развитию событий в России начала ХХI века ни «демократы», ни «либералы» готовы не были”.

 

Тем не менее, списывать в архив идеи тех и других, как считает Владимир Гельман, не стоит. «Новые попытки модернизации нашей страны в будущем не смогут обойтись без реформистских идей, которые, безусловно, будут отличаться от тех, что определяли идейную повестку дня 20–30 лет назад». От их успеха на идейном рынке во многом будет зависеть повестка дня нового раунда российской трансформации, и оттого уроки опыта российских «демократов» и «либералов» остаются актуальными с точки зрения перспектив России».

 

А я задаюсь вопросом: что все же является общим у «демократов» и «либералов»? То, что те и другие не автократы. Но только идейные. Ведь либералы, отодвинув демократов, поступили как автократы. И сразу приходят на ум примеры Пиночета, Дэн Сяопина, Ли Куан Ю… Как вариант авторитарной борьбы с заржавшимися буржуинами и коррумпированным чиновничеством  за восстановлении социальной справедливости.

 

Другой профессор Европейского университета Дмитрий Травин как убежденный и последовательный либерал сторонник другого варианта решения задачи (см. № 90. Дмитрий Травин. Демократия - шанс на перемены https://www.youtube.com/watch?v=nrpIMvYM1DA )

 

По его мнению демократия имеет преимущество перед автократией в том, что дает шанс на успех за счет смены власти при свободных выборах. Хотя нет гарантии, что выбор народа окажется правильным, но методом проб и ошибок (как на Украине) рано или поздно народ выберет власть, которая будет делать все правильно. В этой связи естественный вопрос, к какому варианту Россия готова больше? Либералы - западники считают, что Россия европейская страна и поэтому европейский опыт у нас применим и у нас. Разница лишь в том, что Европа проходила это 300 – 200 лет назад, а мы припозднились, если брать за точку отсчета реформы Александра Второго. Патриоты – славянофилы утверждают обратное: у нас особый путь. Но если исходить из общих социально – биологических корней (см. Виктор Середняк «Кризис демократических идей» http://newsland.com/community/88/content/krizis-demokraticheskikh-idei-v-rossii/6764028.), то никакого особого пути у России не может быть. Просто наши национальные особенности в силу исторического прошлого оказались такими крутыми, что производят впечатление особого.

 

Главная особенность очевидна: набеги викингов и прочих в Европе кончились в  10 – м веке, а борьба с татаро – монголами растянулись чуть ли не до Петра. Для этого была востребована автократия. Трудно представить, что для освобождения от ига понадобился бы либерализм. Да и опричнина Ивана Грозного это с одной стороны плохо, но и неизбежность. А короткий отрезок – Годунов и смута – с признаками либерального реформирования не перевешивает.

Крепостничество, которое отменено всего полторы сотни лет назад, жуткий пережиток. Но появилось оно на Руси не столько как наследие рабовладения, сколько потребность иметь удобную простую форму управления: царь, помещик, крепостные. Как вертикаль власти. Просвещенная Екатерина понимала всю порочность пережитка, но была в зависимости у дворянства. Прорвало, наконец, при Александре Втором, но отсутствие сдержек и противовесов (вдумаемся: семь покушений на императора за 15 лет, а он после четвертого всего лишь горестно недомевал: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя?».

Реформы Александра 2 имели следующие последствия для России.

- Созданы перспективы для построения капиталистической модели экономики. В стране был снижен уровень государственного регулирования экономики, а также создан свободный рынок рабочей силы. Тем не менее, промышленность не была на 100% готова к восприятию капиталистической модели. Для этого требовалось больше времени.

 

 -Заложены основы формирования гражданского общества. Население получила больше гражданских прав и свобод. Это касается всех сфер деятельности, начиная от образования, заканчивая реальными свободами на передвижение и труд.

 

-Усиление оппозиционного движения. Основная часть реформ Александра 2 были либеральными, поэтому либеральные движения, которые были подавлены Николаем Первым, вновь начали набирать силу. Именно в эту эпоху заложены ключевые аспекты, которые привели к событиям 1917 года.

 

Если первые два пункта отражают позитив в политике царя реформатора, то третий только негатив. Это говорит о том, что Александр недооценивал роль сдержек и противовесов при проведении либеральных реформ. Александр Третий отошел от либерализма и закрутил гайки, но джин был уже выпущен. Тем более, что Николай Второй с одной стороны как автократ был слабаком, но и либералом половинчатым. В итоге маятник развития качнуло так круто, что он с размаха проскочил точку равновесия в октябре 17 – го на 70 лет в сторону такого крутого авторитаризма, что временами был круче Ивана Грозного и Петра.

 

Послереволюционное время характеризуется началом борьбы за власть между коммунистами – однопартийцами, но имеющие разные взгляды на построение  социализма. Cталин победил. Но осуждение его тирании без учета возможной победы конкурентов будет неверным.

 

Говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Но это не тот случай.  Попробуем найти ответ на вопрос, что могло случиться, если бы победил не Сталин, а его противники? Умеcтно сослаться на письмо к съезду Ленина:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Про Троцкого не говорим. Его приверженность мировой революции была бы гибельной для одной страны, восставшей против всего мира. Но и с победой Бухарина было бы тоже плохо. Его либеральный призыв к зажиточным крестьянам (кулакам) “обогощайтесь“ с идеей на налогах провести модернизацию. По срокам реализации это явно медленнее, чем ускоренная сталинская мобилизация через коллективизацию и индустриализацию. Сюда же отнесем ГУЛАГ и репрессии. Жестоко и несправедливо – очень. Но могло быть хуже? Могло, если бы не победили в войне, потому что нечем было бы воевать. А неизбежность войны была заложена еще итогами Первой мировой и унизительным для немцев Версальским договором. Как следствие - закономерное появление Гитлера с идеологией нацизма, что превратило мир в трехполярный. Два полюса из них,- объединенный Запад и СССР, - стали натравливать третий друг на друга. Сначала Мюнхенский сговор, а в ответ Пакт Риббентропа – Молотова.

Непредвзятая оценка Сталина вызывает желание оценить его последователей как закономерно слабеющих автократов в свете достигнутого. Холодную войну проиграли. Социально - экономические достижения в стране к этому времени – это финиш у разбитого корыта. По факту. Потом капитуляция  на внешней арене сначала Горбачева, потом Ельцина (вспомним для наглядности пьяного Ельцина, дирижирующего оркестром на проводах наших войск из Берлина) и социально экономические последствия либерализации в экономике. Тридцать лет назад в стране был запрос на потребление, вызванный сплошным дефицитом. А он в свою очередь  был следствием исключительного участия государства в экономике (все планировалось сверху), подавляя инициативу предприимчивых  людей. Поэтому вынесем за скобки жестокость гайдаро—чубайсовских реформ. Могли они быть менее жестокими? Разумеется, да. Но необходимость либерализации экономики, чтоб пробудилась инициатива предприимчивых, не вызывает сомнений. Что неизбежно меняет условия среды обитания для всех. Кому - то становится лучше, а кому - то хуже. Но измененное бытие неизбежно меняет и сознание. Если говорить о крайностях, то те, которым стало лучше,  теряют чувство меры и постепенно привыкают к вседозволенности. А крайность, состоящая из тех, которым стало хуже, означает, что они остаются в плену патернализма и продолжают считать себя людьми, от которых ничего не зависит. Более того, ощущают жестокую фрустрацию. Но чтобы пропасть между теми и другими сокращалась, сегодня необходим автократ, а не либерал. Это объективно в силу закона о единстве и противоборстве противоположностей как источник развития.