Ненаписанный роман. 2-я часть.

11.

После обеда солнце перебралось на лоджию. Пришлось переезжать с блокнотами на порог дома, в плотною тень от виноградных лоз.

«Утро было пасмурным и серым, как вся его жизнь».

«Чёрт, невозможно в такой солнечный день писать о сером и пасмурном утре. Надо пока имя придумать герою и с портретом проработать. Точно-точно… Он, конечно, интеллигент, не молод, а потому имя ему нужно придумать простое, но не без изящества. Может, Геннадий? Нет, есть что-то нарочитое в этом имени, намёк на наследственность, что ли. Евгений? Какое-то оно женственное, по-моему. Матвей? Славное имя для большого и доброго человека. Нет, Матвей ассоциируется у меня почему-то с прочным браком. А если Алексей Николаевич? Или Алексей Сергеевич? Звучит вполне себе гармонично. И сразу легко представляется аккуратная стрижка, русые, чуть седеющие волосы и серые глаза. Серая жизнь – серые глаза. Это хорошо, ассоциативно. И фамилия у него пусть будет Седых. Впрочем, не будем педалировать серость. А что если Сутеев? Алексей Сергеевич Сутеев?  Многовато «с». И суета какая-то возникает. Краев. Вот отличная фамилия. Алексей Краев. Пока так оставляем. Тема края, некой границы во всём… Да, в этом что-то есть. Подошёл к краю, но не переступил…»

Карандаш сам побежал по клетчатому листочку блокнота, фиксируя основные мысли, ассоциации, слова. Конечно, это всё придётся дорабатывать, превращать в детали биографии, наращивать «мясо», но главное, как казалось Веснину, он зацепил, а потому с воодушевлением продолжил фантазировать.

«А если «счастливую супружескую пару» назвать совсем по-другому. Негармонично, даже нелепо. Их брак считается идеальным, а гармонии на самом деле нет и быть не могло. Скажем, она - Яна Ивановна. Или лучше Яна Фёдоровна? А если Ядвига Фёдоровна? Вызывающе и сразу про яд намёк. Грубая «лобятина».  Разве что назвать её Жанной Фёдоровной? Точно! Вот это в самый раз. А он – Ярослав Данилович или просто Нилович… Да-да, Ярослав Нилович Гнедой! Класс! А Жанна Гнедая?  Это же шедевр»!»

Веснин усмехнулся, записал каждое имя на отдельном листе блокнота и попытался представить себе героев с такими «замечательными» именами.

«ОНА. Она Жанна, т.е. дамочка с самомнением, а родители её назвали когда-то Женей, именем скромным и безликим. Внешне очень эффектна: резкие черты лица и такой же характер. Хозяйка косметического салона, но деревенское происхождение даёт себя знать, как только она открывает рот: стулочка, на калидоре, семачки, девчули. Помнится, кто-то сказал, что девушка может уехать из деревни, а деревня из девушки – никогда. Сентенция сомнительная, но для данного случая вполне… А ещё она должна быть пробивной и азартной. Она всё время доказывает «этим городским», что она лучше их, такая вот личная непримиримая классовая борьба.

ОН. Он мальчик городской. Имя Ярик получил, потому что маме хотелось дать имя «не как у всех», особенное. Единственный ребёнок, французская спецшкола, бальные танцы, хорошие манеры. Работает в банке. Занимается банковской корреспонденцией. В женском коллективе чувствует себя комфортно, добрый, влюбчивый. Переболел краснухой в опасном возрасте (надо уточнить про этот «опасный возраст»), бесплоден, а потому не боится сюрпризов от любовниц. На первый взгляд, манная каша. За женой, как за каменной стеной, но может выскользнуть даже из закрученной стеклянной банки».

Анатолий Львович так ясно представил себя в закрученной стеклянной банке, что даже пот прошиб. Мысли разом кончились.

12.

В воздухе стояло душное марево. Спина и одна нога затекли от неудобной позы. Вечерело. Захотелось размяться, но идти третий раз за день на море – это перебор. В душевой на решётке под ногами валялись мокрые плавки. Веснин чертыхнулся, набрал воды в тазик, простирнул плавки и футболку, аккуратно повесил на верёвочку.

Вода в душе была даже горячевата. Но с моря вдруг дохнуло прохладой, обдуло мокрое тело. На кухне в холодильнике ждало холодное пиво. Вяленая рыбка в прозрачном контейнере манила янтарной желтизной. На продуваемом «капитанском мостике» второго этажа скучало удобное кресло. Жизнь была так прекрасна, что роман про таких несовершенных и по-своему несчастных людей сочинять совсем не хотелось.

«Пусть материал отстоится, - сам себе соврал начинающий писатель, - а там, глядишь, погода на денёк-другой испортится и можно будет продолжить это (так удачно придуманное) начало романа: «Утро было пасмурным и серым, как вся его жизнь».

Ветерок крепчал. Волны вскидывались и пенились. К берегу спешили рыбачьи лодки и катера. На пляже стихийно возник маленький рыбный рынок. Судя по всему, день у рыбаков был удачным.

А может, переселиться на этот благословенный берег? Выходить с рыбаками в море, вялить рыбу впрок, есть сладкие помидоры со своего огорода, посыпая их крупной солью… Веснин поймал себя на мысли, что не понимает, рассуждает это он или его герой: «Хороший признак, влезаю в шкуру своего персонажа. Напишу я этот роман, непременно напишу».

Лёгкой походкой к рыбакам подошла высокая стройная женщина в ярком алом платье. Она переходила от одной лодки к другой. У предпоследней задержалась, передала деньги, повернулась к «полю чудес», указывая на какой-то дом, и так же легко и плавно пошла обратно.

«Похоже, это та дама, что была в салатовом сарафане. У неё походка танцовщицы: кошачья грация и упругость в каждом движении. Это точно она. И опять одна. Интересно. Надо её как-то привязать к сюжету: пусть мелькает по ходу истории то там, то тут, как любовь, которая не случилась. Или случилась? А интересно, у Вальки в мастерской нет ли бинокля. Надо эту русалочку рассмотреть. Вдруг у неё личико крокодилицы? А что? Уборщица Клава любила говорить: сзади девчушка, а спереди лягушка».

Солнце утонуло в море, и тьма почти мгновенно упала на посёлок. Зажглись уличные фонари.

Анатолий Львович закрыл французские окна второго этажа, спустился в столовую и включил телевизор.

Новости не радовали, хотя дикторы были оптимистично и вполне патриотично настроены. Новые санкции, глупые обвинения и нападки, взаимные высылки дипломатов… В воздухе пахло тревогой и почему-то дымком костра. Впрочем, разжечь костёр на пляже могли местные мальчишки. Во все времена мальчишки любили разводить костры.

Веснин вспомнил, как в далёком детстве ездил с родителями к дядьке в деревню и осенью вечерами они с мальчишками жгли костры и пекли картошку в золе. Одежда ещё долго пахла дымком и особенным картофельным духом.

Ветер всё усиливался. Веснин обошёл весь дом и закрыл окна. На крыльце упоительно пахло морем и приближающейся грозой. Вспомнив о сохнущей футболке, он прошёл к летнему душу, занавески-клеёнки которого бились, как крылья огромной тяжёлой птицы, разучившейся летать. Пришлось спуститься в гараж, где довольно быстро отыскались мотки верёвки.

Вдруг стало очень тихо. Стих ветер, шумевший в кронах деревьев, темнота стала вязкой и липкой. Небо без луны и звёзд казалось чёрным колпаком фокусника, которым вдруг накрыло всю станицу.

Оглушительный треск буквально взорвал тишину. Казалось, кто-то огромный рвёт натянутое полотно неба, кривая линия разрыва ослепительно блеснула холодным огнём. Со стороны моря приближался гул, двигалась стена хлынувшей с неба воды.

- Ну ни фига себе! – восхищённо прохрипел Анатолий Львович пересохшим ртом и рванул к крыльцу. Но дождь обогнал, окатил потоком небесной влаги. Мокрый до нитки и при этом почему-то отчаянно счастливый, стоял он через мгновение в коридоре, прислонившись спиной к двери, а у ног расползалась лужа.

Раздеться пришлось тут же. В одних трусах он прошлёпал босыми ногами через столовую, спустился в прачечную, где нашлись и тазы, и швабра с мохнатой тряпкой. Убрав за собой, Веснин почувствовал, что устал. Облачившись в махровый халат, он опять спустился в гараж, чтобы положить на место оставшуюся верёвку. 

Гром зло рявкал, в оконных проёмах мелькали отблески молний, но в большом крепком доме это воспринималось, как шоу со спецэффектами, показательное выступление природы на летних гастролях, т.е. не страшно, даже как-то опереточно. На глаза вдруг попал футляр полевого бинокля. Руки сами потянулись к предмету детских мечтаний.

- Завтра я рассмотрю эту балерину, может, вся её привлекательность работает только на значительном расстоянии. Разочарует это меня? Нисколько. Я не успел очароваться. Так, игра курортного воображения.

Гроза тем временем пошла на убыль. Гром удалялся. Уже можно было открыть окно в спальне. Под шум дождя засыпалось сладко и быстро, как в детстве.

13.

Горластые петухи поутру орали после грозы особенно остервенело. Им, петухам, наверное, казалось, что это они спасли мир от ночи, а значит и от грозы, и ещё Бог знает от какого тёмного несчастья.

Веснин распахнул все окна в доме, наслаждаясь прохладой и запахом моря. С чашкой ароматного кофе и бутербродом он поднялся на свой капитанский мостик. Пляж, приближенный окулярами бинокля на расстояние вытянутой руки, был усеян скомканными буро-зелёными клочками водорослей, выброшенными на берег палками и серебристыми трупиками мелкой рыбёшки. По берегу мутного, растревоженного моря гуляли чайки и вороны, которые завтракали в ходе прогулки тем, что ниспослала вчерашняя гроза. Каждая новая пенистая волна, набегая, прогоняла птиц и с недовольным шумным пофыркиванием убегала прочь, но ей на смену стремительно летела следующая, спотыкалась, падала, разбрызгивала свой гнев по сторонам миллионами сверкающих капель.

 Вороны демонстрировали удивительную сообразительность и расторопность: одна поднимала клювом кучку водорослей, другие быстро склёвывали всё, что под этой кучкой пряталось. У следующей кучки ждала подруг уже другая ворона. Чёрный слаженный отряд подбадривал сам себя короткими рокочущими звуками, словно добродушно переругивались старинные приятели, научившиеся понимать друг друга с полуслова, а потому разговаривающие гортанными междометиями.

Чайки только мешали друг другу. Они следили друг за другом, и стоило одной начать рвать клювом добычу, как налетала банда халявщиков, пронзительно крича, хлопая огромными крыльями, начиналась давка и драка, а в итоге все были голодны и недовольны. «Вот ведь дуры, - в сердцах проговорил Анатолий Львович, отпил глоток кофе и с удовольствием вонзился зубами в бутерброд с ароматной колбасой. С набитым ртом он продолжал невнятно говорить вслух. – Необучаемые дуры. Берите пример с ворон».

Желающих купаться не наблюдалось.  Мальчишки собирали палки и стаскивали их к кустам. Это были запасы для будущих ночных костров, для романтических посиделок.

От «поля чудес» к пляжу спускалось что-то на диво яркое. Из-за высоких кустов разобрать пока было ничего нельзя. Но вот показался целиком солнечно-жёлтый широкий плащ, синие пластиковые сандалии и пестрый то ли пакет, то ли сумка. Брызги прибоя не мешали отважной женщине обследовать линию прибоя. Вот она наклонилась и подняла довольно большую раковину. Покрутила в руках и кинула в пакет.

Веснин навёл резкость. Это была она, вчерашняя «балерина». Из-под капюшона выбивались длинные золотисто-русые пряди. Лицо было бледным, совершенно не накрашенным. Почти незаметные на лице, бледные губы то и дело растягивались в улыбке, шевелились. Похоже, она разговаривала с воронами. Те приостановили свою трапезу и озадаченно взирали на огромную жёлтую «птицу», издававшую непонятные сигналы. Вот женщина извлекла что-то из сумки и бросила воронам. Те достойно приняли подарок и не спеша стали выбирать меж камней какие-то кусочки.

«Вот чудачка, ворон кормит. На вид лет тридцать пять или тридцать восемь. Молодая какая, - с щемящей тоской в голосе озвучил свои мысли моложавый пенсионер. – Но как она двигается. И даже этот дурацкий клоунский балахон не может скрыть её стати и изящества. Но почему такая женщина всё время одна? Ну подойди, подойди поближе, красавица»…

14.

Требовательный стук в дверь и визгливый голос соседки прервал наблюдения на самом интересном месте:

-Тигрович, чи Львович, прости мя господи, мысочка иде? От энтих городских одна потрава: как наедут, паразиты, так и ливни, так и бяда.

Веснин спустился вниз, выслушал монолог про «мысочку для иичек», которая должна стоять  «сзаду на приступочке», про окна, которые у него чудом не побило, про поваленные колышки томатов, про «падалицу» под деревьями, которую надо скормить «курям», про обитую листву, которую следовало «подместь» и бросить в синюю бочку с компостом… Он молча сунул в руки соседке миску, кивнул несколько раз для порядка и пошёл разматывать плёнку душа, а заодно осматривать «бяду», оставленную грозой.

«Нигде не любят «понаехавших». Вот и грозы случаются не потому, что лето, а потому что городские приехали. Изощрённая логика мизантропов. Мир поделённый на тех, кого привыкли терпеть - своих, и тех, кого можно сразу обвинить в разрушении порядка – чужих. Откуда это в деревенской тётке?» - мысли в голове кружились и складывались в умозаключения, а руки тем временем поправляли колышки, собирали сбитые зелёные плоды в пластмассовое ведро, наводили порядок перед входом в дом. Кое-где провисли плети винограда, пришлось взять высокую стремянку и привязывать их к каркасу беседки.

В дом новоявленный сельский житель вернулся грязным и мокрым, а потому пришлось загружать стиральную машинку, надевать последнюю из привезённых смену белья и уже обжитой зелёный халат. Захотелось есть. Яичница из трёх яиц с помидорами и беконом вернула хорошее расположение духа. Под бормотание телевизора одолела дрёма, ветер с моря, раздувал занавески и ласкался к расслабленному «после трудов праведных» Анатолию Львовичу, который «сибаритствовал» и наслаждался этим состоянием в большом чужом доме, за которым, слава всем богам, ему не нужно было постоянно следить и ухаживать.

«Нет, я не смог бы жить в такой вот станице. Мне о ремонте в двушке подумать страшно, а тут такой домина, двор со всякой живностью, грядками и постройками… Нет, нет, нет. Это не для меня. Я испорчен городом, плодами цивилизации, комфортом в конце концов. А интересно, у моей «балерины» есть прислуга или она сама занимается домом? Вообще-то, изящная женщина, занятая уборкой дома, выглядит очень даже эротично: встала на цыпочки, вытянулась стрункой, чтобы смахнуть пыль с верхних полок шкафа или закрепить тюль на окне, наклонилась со шваброй или пылесосом в руках, а полы халатика разошлись, демонстрируя стройные ножки у их начала… Боже о чём я думаю. Правду говорят: седина в бороду – бес в ребро. Нужно сознаться, что я ни разу не Адам, ребром не пожертвую даже для самой прекрасной дамы, не отдам ни Богу, ни чёрту… Как там у Межирова:

Верни мне, бог, мое ребро,—

Мы обойдемся без подруги.

Хорошо сказано! Солидарен. Ну их всех начисто, одно беспокойство от них и игра инстинктов. Не то, чтобы я был совсем против игр, но уж больно проигрывать больше не хочется. Почему я вечно вляпываюсь в «серьёзные» отношения с серьёзными дамочками, чего-то вечно требующими? Хочется лёгкости и необязательности отношений, флирта с пересыпом, весёлого поединка, а они вечно скатываются в греческую трагедию с заламыванием рук, слезами и прокурорскими обвинениями».

15.

Пасмурный день впал в сумеречное состояние. Море шумело, но с пляжа, как всегда доносились голоса.

«Наверное, мальчишки будут опять жечь костёр. Вот ведь, голову даю на отсечение, придут после ужина страшилки друг другу рассказывать. Надо бы сходить послушать».

Анатолий Львович вдруг почувствовал азарт охотника, облачился в тонкий серый спортивный костюм, который всегда брал с собой из-за компактности и суеверного постоянства (костюм неизменно выручал его в самых разных ситуациях). В хозяйстве Валентина нашёлся небольшой фонарик, диктофон был заряжен. «Ну просто Джеймс Бонд на пенсии», - улыбнулся сам себе Веснин и направился к заросшей кустами части пляжа.

Едва он удобно расположился среди кустов, недалеко от кострища, обложенного большими камнями, как появились подростки. Они деловито проверили, насколько подсохли водоросли и просоленные морем палки, сложили своеобразный шалашик со скомканной газетой в середине и привычно быстро развели костерок.

- Блин, из-за этой грозы родители припахали конкретно. У нас виноград с беседки послетал, я заманался его подвязывать…

- А у нас у алычи ветка обломилась и стёкла побила в теплице…

- А к нам, прикинь, откуда-то трусы здоровые прилетели, фиолетовые, с кружавками, так мать отцу целый день мозг выклёвывала, мол письмо от жирной любовницы пришло…

- Твой батя - известный ходок, это вся станица знает, - буркнул сутулый смуглый парнишка, раскладывая на камнях водоросли, чтобы быстрее просохли.

- Это ты так ко мне в братья набиваешься, Костян?

- А ну не бузить! - прикрикнул белобрысый и коренастый паренёк, судя по всему, лидер этой компании. - Я чую, пора кое-какое обещание отработать.

- Уверен?

- На все сто. Так что давай, Пятак, рассказывай свою историю, раз вписался.

- А я чего? Мне действительно бабуля рассказала года два назад легенду о волосатых людях, а ей  будто рассказала её прабабушка… Короче, в старину жили в этих местах жутко волосатые, злые на весь мир люди-великаны и безволосые совсем, добрые люди-волшебники.

- А чего ж в кино, как лысый – так бандит или кощей бессмертный? – прервал Пятака задиристый рыжий мальчонка, веснушчатый и большеротый.

- Заткнись, Мухомор, дай послушать, - урезонил задиру Костян.

- В общем, ненавидели великаны волшебников, потому что ни рост, ни сила не давали им никакого преимущества. От борьбы за владение приморской землёй устали все. И была одна юная девушка-волшебница, которая решила помирить, значит, эти два клана и даже породнить их. Звали девушку Золотая Омра. Влюбила она в себя молодого великана, которого звали Зелёный Уру. Они тайно встречались в одной из пещер на берегу моря, а пещера эта имела подземный ход в самшитовую рощу, куда поднимались влюблённые во время прилива. Золотая Омра расчёсывала шелковистые волосы Зелёного Уру волшебным гребнем, от чего он становился с каждым днём умнее и добрее. Но чем добрее становился Уру, тем реже становились волосы на его теле, тоньше черты лица, больше и светлее глаза. Великаны хоть и были тупыми от природы, но перемены эти засекли. Короче, выследили они эту парочку и перед самым приливом завалили выход из пещеры в роще огромными валунами. Начался прилив. Напрасно Уру пытался отодвинуть камни и спасти себя и Омру. Оба погибли. И тут же разбушевался страшный ураган. Волны вырастали до небес и безжалостно обрушивались на дома великанов, утаскивали их на морское дно и придавливая там каменными плитами.

Когда ураган стих и море успокоилось в своих привычных берегах, пещера оказалась пуста, а в самшитовой роще на деревьях и камнях стал расти мох, напоминавший шелковистые волосы Уру.

Сквозь камни, придавившие великанов, с тех пор прорастают зелёные и бурые водоросли, которые во время штормов море безжалостно рвёт и выбрасывает на берег. Иногда великаны подают признаки жизни, ворочаются под плитами, пытаются их поднять, а люди думают, что это землетрясение.

- А куда делись лысые волшебники? – спросил Костян задумчиво.

- Разозлились и ушли в бандиты, - хохотнул рыжий Мухомор.

- Вот ты, Мухомор, придурок, такую легенду испортил, - возмутился Пятак.

- А мне в детстве рассказывали, - вдруг подал голос худенький паренёк с яркими тёмными глазами на бледном лице, которого Веснин до этого момента не замечал, так как он сидел дальше от костра, чем другие мальчишки. – Мне в детстве рассказывали, что одуванчики – это дети солнца и ветра. Они ведь открываются с восходом солнца и всё время поворачивают к нему свои головы. Они и сами похожи на солнце. Ночами завистливая луна превращает солнечные лепестки в белый пух. Тогда ветер уносит этот пух с собой, чтобы всё больше и больше появлялось на земле солнечных цветков.

- Ха, подсолнухи вон тоже и жёлтые, и головы поворачивают. С кем это интересно солнце ещё гульнуло?

- Да ну тебя, Мухомор. Посмотрим, что следующий раз ты нам расскажешь, - проговорил бледный мальчик и уставился в костёр.

- А я вот подумал, - медленно проговорил Костян, - хорошо, что у нас здесь дно песчаное.

- Это да, - поддержали его Пятак и мальчик с бледным лицом, к которому никто так и не обратился по имени.

- Давайте по домам, - предложил коренастый.

- А костёр залить? – оживился Мухомор.

Мальчишки встали вокруг костра, и пламя зашипело, угасая под горячими струями. «Очень романтическая концовка, - чуть не расхохотался Веснин, - вот и пойми этих мальчишек».

Словно дождавшись своего часа, из-за туч выбралась луна, осветила удаляющиеся вдоль берега фигурки мальчишек. Выбрался из своего наблюдательного пункта и Анатолий Львович. Он поспешил к дому, где над порогом, как маяк, ярко светил фонарь, где его никто не ждал. Ну разве что последняя бутылочка тёмного пива в холодильнике.

16.

К пятнице одинокая и размеренная жизнь Анатолия Львовича обрела чёткие контуры. Подъём без будильника в районе восьми часов утра, чуть тёплый душ во дворе и обход – сбор урожая. Сложные бутерброды с ароматными колбасами, со свежей зеленью и овощами под ароматный крепкий кофе превращали утро в гастрономический праздник. Около девяти появлялась говорливая соседка, встреча с которой, слова Богу, была всегда непродолжительной. Потом море. Наплававшись вдоволь и полюбовавшись грациозным дефиле дамы в однотонном (а «балерина» носила сарафанчики, маечки, брючки, платьица исключительно однотонные), Веснин устремлялся домой, чтобы приготовить себе второй завтрак: яичницу с помидорами. Это блюдо из свежайших продуктов ему не надоедало, напротив, всё больше и больше нравилось. За мытьем посуды, оставленной в раковине после ужина и испачканной только что, обдумывалось, что следовало написать сегодня или что следовало переделать из написанного.

Главный герой задуманного романа, разочарованный своею серой городской жизнью, вышедший на заслуженную пенсию, уже получил телеграмму о смерти сестры матери, похоронил свою последнюю родственницу, получил домик в наследство и на лето решил остаться в тёткиной  деревне, расположенной на берегу большого озера. Уже были детально разработаны сцены в поезде, уже придумано было, как и где он подслушивает страшилки местных мальчишек (и по стилю, и по содержанию истории подверглись переработке и привязке к русскому фольклору). Этот воображаемый Алексей Краев даже почти влюбился в скромную и милую соседку – фельдшерицу местной амбулатории, овдовевшую пару лет назад. Но деревенская фельдшерица не вдохновляла и писать о ней не хотелось. Как же найти повод, чтобы вернуть героя в город, где он получит приглашение на юбилей бракосочетания? Ведь истинную свою любовь – бывшую балерину – он должен встретить на вокзале, у билетных касс. Именно с ней его герой должен был пойти в ресторан к друзьям, где разыграется драма, где откроется ложь и фальшь «счастливой семейной жизни»… И останутся ли они вместе после этого или уйдут по одному, чтобы больше никогда не встречаться??? Пока непонятно. А непонятно было потому, что история балерины никак не придумывалась.  

«С одной стороны, трагедия с аварией и крушением надежд могла бы объяснить замкнутость этой женщины,- размышлял Веснин, - а с другой стороны, это всё отдавало банальщиной телевизионных сериалов. Да ещё нужно было как-то объяснить, почему такая красивая женщина одинока, почему ей понравился герой, не блещущий никакими талантами, кроме наблюдательности и неравнодушия к окружающим людям. Конечно, следовало привычно начать с имени, но никакое имя прототипу героини не подходило… Ох, уж эта женщина в однотонном. Может, стоит с нею познакомиться? Часто всё очарование на этом этапе отношений для Веснина и заканчивалось. Нет, не стоит знакомиться с Музой, вдохновляющей на бумагомарание. Потом. Сначала надо всё в черне написать.

Он вернулся к имени этой загадочной героини. Почему бы не назвать эту женщину Евой? Ева Евгеньевна. Женственно и музыкально, на мой взгляд. Ева Евгеньевна Истомина! Звучит. Хотя «Истомина» - это плохо. Лучше Истокина или Истокова. И намёк есть, и всё не очень явно. Ни каких аварий. Роман с музыкантом. Женатым и циничным. Неудачный аборт, длительное лечение. Институт культуры и кружок танцев в заводском клубе на краю города. Старуха мать, которая мечтала видеть дочь знаменитой балериной, озлобившаяся, считающая дочь предательницей и называющая её «разочарование моё».

Веснин понимал, что написанное на скорую руку будет ещё редактироваться и корректироваться, но спешил зафиксировать всё, что пришло в голову. Возможно, потом малюсенькая деталь даст импульс для перелицовки и переделки всего и вся.

Главное, чтобы было что переделывать, чтобы появился некий текст, заготовка для работы. Потом найдутся самые нужные и точные слова, когда материал отстоится, заживёт своею жизнью, отдельной от сиюминутного настроения автора.

Захотелось есть. За работой часы летели незаметно. На станицу опускался очередной вечер. Громче стала слышна музыка, потянуло шашлычком.

Спустившись в столовую, Анатолий Львович обнаружил, что закончился хлеб. Конечно, можно было на ужин отварить спагетти, что в союзе с козьим сыром, зелёным луком и укропом можно было считать деликатесом, но утром захочется сделать бутерброд… В общем, как ни крути, нужно идти в сельпо. Да и пройтись не мешает, раз уж пропустил вечерние заплывы в море, а то и растолстеть недолго, что никак не входило в планы мужчины, привыкшего к вниманию женщин.

17.

От асфальта волнами поднималось тепло. Тело начало покрываться испариной уже в первую минуту пребывания на улице. Ветер с моря дуть не хотел. Было душно и парко.

«Неужели ночью опять гроза? Сколько же можно? – проворчал себе под нос Веснин и тут же почувствовал догнавший его порыв ветра. – Ну вот же, другое дело».

Стеллажи с хлебом почему-то располагались в глубине зала, у дальней стены, зато выбор радовал глаз: и лаваши трёх видов, и ржаной хлеб, и с отрубями, и белые сдобные булки… Опустив в корзинку булки и каравай, похожий на когда-то любимый «Бородинский», Анатолий Львович подошёл к очереди в кассу, где, о, чудо, оказалась и Она, женщина в однотонном, занимавшая последнее время его воображение. «Так и в позднюю платоническую любовь поверишь, чего доброго», - мелькнуло в голове. Между тем женщина выложила из продуктовой тележки резиновые мячи, игрушки-пищалки, банки с мясными консервами и пакеты с крупами. Такой странный набор совершенно не монтировался с образом одинокой худышки-балерины. «А может, она сумасшедшая? Или у неё в доме в подвале томятся похищенные мужики в ошейниках и на цепях, а она, облачившись в чёрную кожу, избивает их плётками и кормит из собачьих мисок мутной похлёбкой раз в день. А может, сошёл с ума я?» - Веснин задумчиво смотрел на уже знакомый изящный профиль, русые, выгоревшие на солнце волосы, рассыпавшиеся по плечам. Этим вечером она была вся в белом: от кроссовок и коротких брючек до свободной рубахи, в какие одевают в кино мушкетёров.

Кассирша схватила яркую игрушку, и та вдруг пронзительно и жалобно пискнула. Воображение тут же нарисовало Веснину душераздирающую картину: безумная женщина бросается в штормовое море спасать несуществующего ребёнка, а на утро её бездыханное тело находят на берегу с яркой детской игрушкой в руках.

- Мужчина, вы чо ли уснули? – резкий визгливый голос заставил вздрогнуть. – Выкладай усё из корзины на ленту. Чо, тока хлеб? Как же вы без горячительного и без колбаски отдыхаете? Болеете, наверно? Ото видать, я вгадала.

Не вступая в дискуссию, Анатолий Львович отметил про себя, что кассирша типичная «злобная сука», поспешно расплатился и услышал вслед:

- С северов, видать. Они тама усе приморожены маненько.

Он ещё надеялся догнать свою «балерину», которая с тяжёлыми сумками не могла далеко уйти. Бог и случай были сегодня на его стороне: возле парковки женщина в белом пыталась справится с пакетами и одновременно найти что-то в карманах узких брючек. Вдруг ручки одного из пакетов оборвались. По асфальту покатились консервные банки и мячи. Веснин бросился на помощь. Он поймал один мяч, другой остановил ногой, пакетом преградил дорогу двум консервным банкам. Она тоже не теряла времени даром, и вскоре мячи и сбежавшие банки оказались в одной кучке.

- Я могу сходить и принести другой пакет, - предложил он галантно.

- Спасибо Вам, добрый человек, но в этом нет нужды, моя машина рядом.

- А донести пакеты и банки до машины Вы мне позволите? – он не мог скрыть разочарования. Не было в интонациях женщины ни растерянности, ни благодарности, а потому и его «рыцарский подвиг» вовсе не казался подвигом.

Видимо, она что-то расслышала в этом вопросе, потому что уголки губ растянулись в лёгкой усмешке:

- Как Вам будет угодно, - едва кивнула головой она.

- Что же дети не помогают Вам, уж игрушки-то они могли нести и сами, - проговорил Анатолий Львович в надежде завязать разговор и хоть что-то узнать о «балерине».

- Это игрушки для моих собак, а с ними в магазин не пускают.

Красный трёхдверный «хюндай гетц» подмигнул хозяйке. Багажник открыл пасть и проглотил пакеты.

- Спасибо, - промолвила женщина, и, лихо маневрируя, юркая машинка выехала со стоянки и умчалась прочь.

«Что ж я стою-то как дурак»? – рассердился сам на себя Веснин. Хлеб в пакете болтался у него на запястье, и нужно было идти домой, но ноги привели его к морю. Он сел на тёплый, прогретый за день большой камень и долго вслушивался в шлепки волн, шипение песка, вдохи и выдохи тёплого и живого Азовского моря. Кромешный мрак опустившейся южной ночи вдруг отступил. Это выплыла на небо большая жёлтая, словно неведомый спелый фрукт, Луна.

«А у неё синие глаза и голос, что называется, с песочком, сексуальный, - вдруг вспомнил Веснин, - и лет ну никак не меньше сорока. Нет в ней ничего из того, что я придумал. Вполне самостоятельная, уверенная в себе женщина. Не для курортных романов. На такой сразу нужно жениться, если она этого захочет. Но она не захочет».

Он побрёл в пустой дом, впервые жалея, что друзья его уехали. Вдруг все его шестьдесят с лишним лет навалились на плечи, в груди зашевелился противный страх неминуемой некрасивой старости и смерти в полном одиночестве. В голове с пугающей навязчивостью крутилась, словно заезженная пластинка, одна и та же фраза: «Утро было пасмурным и серым. Как вся его жизнь»…

18.

На следующий день Веснин проснулся со странным чувством потери.

Он сварил кофе и пересмотрел все информационные каналы. Вместо утренних заплывов отправился в центр посёлка, где у здания администрации работал газетный киоск. Закупив местную прессу, прогулялся по рынку, но так ничего и не купил.

Вчера ещё вполне осязаемая ткань романа распалась на отдельные нити и клочки. Короткие зарисовки сами по себе были занимательны, но они не склеивались, не связывались в нечто целостное, что превращает мазки в картину.

Больше всего раздражал главный герой. Интересничает, рисуется, изображает эстетствующего интеллигента, а на деле циник и эгоист. Всё то он замечает, философствует, судит. А по какому собственно праву?

«Скорей бы уже Рая с Валькой приехали, а то так и одичать недолго», - бурчал себе под нос Веснин, слоняясь по большому дому и не находя себе занятие.

Вечером он опять надел свой серый костюм и побрёл слушать разговоры подростков. Но парни явно были не в ударе. Рыжий выдал какую-то легенду про горькую воду, отравленную вольными племенами, которых потеснили казаки в старину. По этой причине артезианскую воду в этих местах нельзя пить. Самый мелкий пересказал сюжет старого мультика и при этом междометия заменяли слова всех частей речи. В компании появился ещё один персонаж, Лысый. На голове его выгоревшие волосы стояли коротким ёжиком. Абсолютно круглая, словно мяч, голова на фоне костра, казалось, была окружена нимбом. Несоответствие плакатно красивого лица с отборным матом, на котором парень разговаривал, вызывало лёгкий шок.

Да, это был день сплошных разочарований. Ничто не радовало, балерина исчезла, недоеденный борщ прокис, да и есть не хотелось совсем.

«Всё-таки человек – существо социальное», - думал Анатолий Львович, радостно обнимая вернувшихся хозяев дома на следующий день.

Как уютно сразу стало в большой столовой, как интересно было слушать Валентина Петровича, делившегося дорожными впечатлениями. Сразу ожил домашний телефон: многочисленные родственники интересовались, как доехала чета Зварыкиных, всё ли в хозяйстве в порядке.  По дому поплыли божественные запахи, вызывающие счастливое головокружение и аппетит. Наконец-то можно было поделиться своими набросками к роману, задать вопросы по поводу диалектных словечек.

Веснин с удовольствием сопровождал хозяина дома в поездках к местному фермеру Михалычу, помогал Раисе Прокопьевне собирать вишню и алычу, доставать пустые банки, поливать огород. Дважды съездил на ловлю раков и один раз на рыбалку в море. Он готов был делать что угодно, только бы не возвращаться к блокнотам, где завязь романа никак не желала вызревать.

Женщина в однотонном куда-то пропала, мальчишки на берегу больше не жгли костры и, слава всем богам, говорливая соседка больше не приходила по утрам.

Анатолий Львович решил, что следующая неделя будет последней в его пребывании в гостях. Пора и честь знать. Недельку он ещё поплавает, позагорает, попьёт вкусного терпкого пива и назад. Дома, в привычной обстановке, он допишет этот серенький романчик, вычистит из него все романтические мерехлюндии, добавит сарказма, отыщет какой-нибудь многозначительный эпиграф к роману, намекающий на глубину замысла, что-нибудь о несовершенстве человеческой природы. «Отнести роман нужно знакомому редактору, который честно скажет, следует ли эту писанину вообще публиковать, - вдруг подумал он. – Зачем же позориться на старости лет».

Отправляясь очередной раз в супермаркет по одному из хозяйственных поручений Раисы Прокопьевны, Веснин увидел издалека, как от магазина отъехала маленькая красная машинка. Сердце сделало неожиданный скачок и ухнуло куда-то в область желудка.

«Да мало ли красных машинок в посёлке, - сам себя успокоил он, но решил всё-таки следующим утром пойти поплавать. – А хорошо, что она оказалась не жертвой трагедии и не сумасшедшей, склонной к суициду в штормовую погоду. Главное больше не пытаться знакомиться с этой дамочкой, а то она ещё возомнить о себе невесть что. И завтра же отправлюсь за билетами, хватит с меня этого «творческого отпуска».

19.

Днём, вернувшись с вокзала, где на удивление легко удалось взять билет (купе, нижняя полка!), смыв с себя пот и пыль, Веснин устроился на лоджии со свежими газетами. Он бы с удовольствием выпил чашечку кофе, но Раиса Прокопьевна в столовой с кем-то разговаривала по телефону, вернее больше слушала, чем говорила, и мешать ей, а тем более подслушивать, совсем не хотелось. Вскоре она сама его позвала:

- Толик, приехала моя здешняя подруга, очень интересная дама, умная и интеллигентная, она приглашает нас вечером в гости. Ты тоже приглашён. И даже не думай возражать. Заодно увидишь один из самых необычных домов «Поля чудес».

- Это как-то неудобно…

- Очень даже удобно. Она здесь постоянно не живёт, бывает наездами. За домом приглядывает её брат. Вот на его счёт я хотела бы тебя предупредить. Он глухонемой от рождения, но читает с губ и ходит всегда с блокнотом. Его научили говорить отдельные слова, правда, речь у него специфическая. Валька его без труда понимает, а я нет. Бедного парня в детстве отец не любил настолько, что сдал в интернат, стыдился и жену упрекал, что та родила урода. Так что он новых людей дичится. Тут главное не рассматривать его, и он через какое-то время успокаивается. Если его любимая дворняга даст тебе себя погладить, считай, что тебя приняли в друзья.

- Вечером, это во сколько?

- Часиков в семь поедем. Форма одежды свободная.

- Что и в плавках можно? – решил схулиганить Веснин.

- Можно и в плавках, но сверху одень всё же джинсы и футболку, - не приняла шутки Раиса Прокопьевна.

Встретившись с другом у зеркала в ванной комнате, где оба решили побриться, Анатолий Львович спросил:

- Валь, что хоть за тётка эта Раина приятельница?

- Тётка?- Валентин Петрович даже фыркнул от возмущения. – Это, брат, очень даже не простая дамочка. Искусствовед, по полгода живет за границей. Сын у неё художник, сейчас что-то реставрирует в Италии, а она преподаёт, консультирует музейщиков и реставраторов, вообще, не женщина, а энциклопедия. А её дом? Сам увидишь, одним словом…

- Рая говорила, что у неё брат глухонемой.

- Женька-то? Он вроде взрослого ребёнка, но мужик удивительно рукастый и добрый. У него своя маленькая кузница, но тебя в неё, конечно, не пустят. Меня только год на третий допустил. Но ты увидишь, какими кованными штуками он дом украшает, это ж самое настоящее художество. А как готовит! Да ни в одном ресторане тебе такую рыбу или там мясо не подадут.

20.

Серый каменный забор по верху был украшен затейливыми коваными «кружевами». Металлические ворота, украшенные коваными цветами, поползли в сторону, едва Валентин Петрович коротко просигналил. Их явно ждали. Машина въехала на площадку, выложенную тёмными каменными плитами. Молодые туи, росшие вокруг площадки, служили ещё одним, но уже живым, зелёным забором. Каменная дорожка вела к уютной крытой веранде. Всю лицевую часть дома скрывали затейливые пергалы, по которым до самой крыши тянулись вьющиеся растения. Веснин узнал бугенвиллии и мелкие розочки алого и розового цвета, а вот оранжевых и густо-фиолетовых цветов он раньше никогда и не видел. Всё это вьющееся великолепие, наверное, спасало окна дома от яркого солнца и дарило чудесный тонкий аромат.

Встречать гостей выбежали три молодых боксёра песочного цвета с чёрными оливковыми глазами и чёрными блестящими носами, золотистый ретривер, чёрная такса и абсолютно беспородный белый кудрявый пёс, ну просто овца зубастая. Следом появилась хозяйка в лиловом струящемся платье, розовых босоножках, с серебряными браслетами- кольцами на тонких запястьях. Анатолий Львович мысленно ахнул: перед ним стояла та самая балерина, синеглазая русалка, лихо управляющая юркой японской машинкой. Она расцеловалась с Раисой Прокопьевной, чмокнула в подставленную щёку Валентина Петровича и оттеснив любопытных собак, обнюхивающих незнакомца, протянула свою изящную, безо всяких колец руку:

- Меня зовут Евой…

- Евгеньевной? – ошалело спросил Веснин, беря её руку в свои.

- Почему Евгеньевной? Я Ева Львовна.

- А я тоже, тоже Львович, вернее, Анатолий Львович.

- Ну вот и познакомились, - улыбнулась она и отняла у него руку, которую он продолжал держать в ладонях от накрывшего его внутреннего ступора и растерянности.

- А вот у мангала трудится над ужином Евгений Львович, мой брат, - она скользнула в сторону и обхватила высокого статного мужчину сзади на уровне пояса, на мгновение прильнула к нему, и они оба совершенно одинаково обернулись.

Да, так бывают похожи только близнецы: одинаковые русые с серебром волосы, яркие синие глаза, тонкие прямые носы, высокие скулы и даже изгиб губ оказался у них одинаковым. Евгений был выше и крупнее, к тому же, судя по всему, левша. «Зеркальные близнецы, - догадался Веснин, - с ума сойти, как же они оба красивы! Для мужчины это даже неприлично».

В беседке на деревянных стульях и лавках вокруг стола лежали пёстрые, словно из заплаток подушки. На одной из них возлежал огромный рыжий котяра, который поднял голову, как только услышал голос Раисы:

- А где мой любимый Василий Сметанович? А кому я свежие сливки принесла?

Кот с утробным урчанием рванул к миске, стоявшей в уголке и носом начал двигать её к ногам благодетельницы.

- Ох, Рая-Рая, избаловала ты моего кота.

- Такие красавцы только для того и созданы, чтобы их баловать, да Мурлыка?

Кот заурчал и принялся тереться о ноги. Раиса Прокопьевна замешкалась. Василий мяукнул и осторожно куснул женщину за палец, торчащий из босоножек.

- Бесстыдник, - рассмеялась Ева и хрипотца чётко обозначилась в голосе, - не терпелив, как большинство красивых мужчин.

- Ева, покажи Анатолию дом, а то у него от вида с пляжа осталось весьма негативное впечатление от нашего «поля чудес».

- С удовльствием, Анатолий Львович, вы когда-нибудь бывали в круглых домах?

- В смысле, круглых? – озадаченно переспросил Веснин.

- Так, всё понятно. Пойдёмте, я вас заодно просвещу по поводу философии круглого дома.

Веснин вслед за женщиной в лиловом вошёл в дом, где было чисто, светло и просторно. Он внимательно слушал своего экскурсовода и ничего не слышал: колыхалось лиловое облако платья, блестели браслеты на тонких руках, русые волосы дразнили своею шелковистостью. Она улыбалась, всплёскивала руками, заставила подняться по винтовой кованой лестнице в круглую башенку, венчавшую дом, где свет струился из-под потолка, где все стены были заняты книгами, а в середине у круглого белого столика стоял полукруглый шоколадного цвета диван. Всё воздушно, строго и лаконично. Никаких занавесочек или жалюзи на окнах, только кое-где витражи, от чего пространство дома казалось то жёлтыми, то розовыми, но нежно-сиреневыми, то травянисто-зелёными. Никаких ковров. Металл, камень, дерево. И только диваны самых разных форм, размеров и цветов, с подушками и небрежно брошенными пледами смягчали эту воистину мужскую обстановку.

Экскурсия закончилась слишком быстро, так во всяком случае показалось Анатолию Львовичу. Женщины принялись накрывать на стол. Валентин Петрович увлечённо о чем-то говорил с  Евгением Львовичем, который внимательно следил за артикуляцией собеседника. Одинокий и всеми забытый на какое-то время случайный гость примостился на лавке, положив подушку под спину. Кудрявая дворняга подошла, заглянула в глаза всё понимающим взглядом и положила кудлатую голову на колени, предлагая погладить.

- Ты решил скрасить моё одиночество? Да, брат, мы тут, похоже, оба беспородные. Нас, конечно жалеют и даже по-своему любят, но мы всё равно чужаки на этом празднике настоящей жизни. Пёс заворчал, то ли поддакивая, то ли не соглашаясь, глянул исподлобья и громко зевнул.

- Ты смотри, признал Бубен нашего Толика. Он хороших людей за версту чует, а иных, как ни задабривают, не признаёт и всё. Умный парень, душевный, - подал голос Валентин Петрович, а Евгений Львович улыбнулся и закивал головой, разделяя мнение друга и давая понять, что проверку Веснин успешно прошёл и отныне его в этом доме признали. Вот только он своим себя в этой компании не чувствовал.

21.

Рыба, приготовленная на углях, оказалась сказочно вкусной. Салаты из морепродуктов оказались тоже выше всех похвал. Стол не ломился от угощений, всё было скромно и изящно, как скромны и изящны по-настоящему дорогие вещи.

- Я предлагаю тост за лучшего повара на побережье, - поднял бокал белого вина Валентин Петрович, - за нашего Женьку.

- Валя, не увлекайся, тебе ещё нас с Толиком домой везти, - подала голос Раиса Прокопьевна.

- Обижаешь, мать, один бокал для моей массы как слону дробина.

- Валентин, твоя авантюра с «правнуками Тургенева» удалась? Интересные легенды удалось собрать мальчишкам?

- Ох, Ева, с тобой в разведку я бы не пошёл, ты со своей честностью даже врагу все секреты выдашь, - буквально зашёлся в смехе Валентин Петрович.

- Интересно, а почему я ничего не знаю ни про каких правнуках? – Раиса Прокопьевна вскинула и без того высокие брови и уставилась на смеющегося мужа.

- Это я для нашего писателя, будущего классика, значит, старался. Толик, ну ты же мечтал подслушать что-то такое, что мальчишки должны в ночном рассказывать. Я мальцов попросил, они своих бабушек порасспросили. Да ты ж ленивый, всего раза два только и приходил к костру на берег.

- Я приходил три раза, - судя по тону Анатолия Львовича, он был скорее растерян, чем обижен.

- Во, ленив ты, классик, оказался, а парням пришлось чуть ли ни из дома дрова для костра таскать целую неделю. Очень уж они хотели свой след в литературе оставить.

- Я от тебя, Валька, такого не ожидал, - хотел было рассердиться Веснин, но вдруг расхохотался да так, что чуть не опрокинулся с лавки. – Правнуки Тургенева, говоришь? Вот это я обязательно в роман вставлю. Приехал, понимаешь, городской павлин, писатель недоделанный, а его как пацана…

- Валечка, я тебя предала? – всплеснула руками Ева, но по искоркам, вспыхнувшим в её глазах, было понятно, что сделала она это специально.

- Да, друг ты мой сердечный, всю жизнь ты меня удивляешь, но такого пердимонокля я и предвидеть не могла. А ведь это ты за своего любимого Михалыча отомстил, вот не заинтересовался им Толик, а ты как пацан обиделся, - Раиса сокрушённо качала головой.

- Да, со мною не соскучишься, а розыгрыш получился классный и легенды были самые настоящие.

- Ага, если не считать пересказанных сюжетов мультфильмов, - хмыкнул Анатолий Львович.

- Всем хотелось обратить твоё внимание на себя, а бабули-сказочницы есть не у всех. Ты уж нас прости Львович, не со зла, честное слово.

- Ладно, проехали, - Веснину хотелось скорее сменить тему разговора, и он повернулся к хозяйке дома. – Ева, судя по походке, вы раньше были балериной?

- Нет, не была, но в хореографическом училище у станка три года трудилась. Нас перед выпуском повезли во Францию, там на юге конкурс был для юных дарований. Я со своим везением потянула связки на первой же репетиции и вместо выступлений пролежала в гостинице, рыдая от обиды.

- И решили стать искусствоведом?

- Нет. В последний день пошла гулять по городу, забрела в галерею современного искусства и встретила там Филиппа. Это довольно длинная история. Я вышла за него замуж, мы вместе нашли Женьку в спец-интернате, потом родился Эмик…

- Эмик? – невольно переспросил Анатолий Львович.

- Нашего сына зовут Эмерик, что переводится как «домашний правитель». Это одна из многих шуток моего Филиппа. Это он решил, что я должна стать искусствоведом.

- Он был галерейщиком?

- Он был художником, причём весьма успешным. Сын пошёл по его стопам. А я при них и при искусстве, - Ева Львовна печально вздохнула. – Этот дом он проектировал вместе с Женей. Была идея сделать перламутровую раковину для меня, а получился такой вот брутальный дом холостяка.

- Не будем о грустном. Помянем хорошего человека, - предложила Раиса Прокопьевна и Евгений Львович, напряжённо следивший за беседой, закивал головой, поддерживая тост.

Далее заговорили о погоде, выставке прикладного искусства в Норвегии, которую Ева Львовна освещала в каком-то журнале, о пустующей солнечной комнате, которую Евгений Львович намеревался превратить в зимний сад, а потому искал специальные лампы и отражающие экраны.

22.

Веснин задумчиво смотрел на женщину в однотонном, балерину, не ставшую балериной. Ей, судя по всему, было за пятьдесят, но это открытие нисколько не приблизило её к нему: «Ну что ей до меня, она была в Париже»…  Было очевидно, что сравнения с даже с мёртвым Филиппом он не выдержит ни при каком раскладе, что в мир этой семьи его никогда не впустят дальше этого стола для гостей. А хотелось ли ему дальше?

«Становлюсь рефлексирующим субъектом. Тьфу, какая гадость! А как ловко Валька дал мне по носу. Надо же, «правнуки Тургенева». И я повёлся, сидел в кустах, как дурак. Почему, собственно, «как»? Я и есть дурак. Мне дали то, что я хотел. Возомнил себя писателем? Получи!» - Анатолий Львович усмехнулся, покачал головой и вдруг отчётливо осознал, что его одинокая жизнь, этот образ самодостаточного успешного мужчины – это способ самообороны неуверенного в себе человека, боящегося признаться даже себе в своих слабостях и страхах. Как он мог взять на себя ответственность за кого-то, если сам боялся этой сложной жизни, боялся открыться, боялся, что кто-то вдруг поймёт, насколько он сам нуждается в защите.

Его последняя жена Галина, уходя, сказала: «Мне жалко тебя, Веснин. В этом забеге от себя не будет ни финишной ленточки, ни медали победителя. Я устала сопровождать тебя в этом индивидуальном забеге. Прости». Он тогда обиделся, решил, что она его совсем не понимала.

«В круглый дом привели круглого дурака, чтобы он понял, какой он дурак. А меняться поздно. Чтобы стать сильным, нужно признать свою слабость. Парадокс».

Лохматое чудо по кличке Бубен ткнулось головой в его колени, требуя внимания. Веснин взял со стола несколько жирных жаренных креветок и протянул собаке. Бубен проглотил их мгновенно и лизнул руку, поблагодарил.

«Вернусь в город, пойду в собачий приют и возьму дворнягу с печальными, всё понимающими глазами. А сюжет романа весь поменяю. Пусть героем будет одинокий старик, уставший от городской суеты, купивший домик у моря, пригревший дворнягу – единственного своего собеседника. Собаке не стыдно исповедоваться, потому что она не умеет судить. Её собачья душа способна любить тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими комплексами, тараканами и проблемами. А начало оставлю прежним: «Утро было серым и пасмурным, как вся моя жизнь».

( Всем дочитавшим ОГРОМНОЕ СПАСИБО!!!)