Природная этика, часть 7

Часть7

Последние пять веков «европейское человечество» болезненно переживало и сейчас еще переживает постоянно нараставший конфликт между научной картиной мира и ветхозаветной. Чем больше наука проясняла реальную картину мира, и чем больше реальная жизнь плодила поводы сомневаться в существовании Бога, тем более слабела вера и в Бога, и в его заповеди, и ширилось множество атеистов. Возникший между верующими и атеистами конфликт не разрешен и сегодня.

Верующие обвиняют атеистов в готовности совершить любое преступление ради достижения своих «бесовских» целей. И даже выдвинули постулат - если Бога нет, то все дозволено. В переводе на повседневный русский язык постулат этот означает, что если человек не верит в существование Бога, не связывает себя Его заповедями, то и моральных тормозов не имеет и потому ему не составит труда совершать греховные поступки. Авторство постулата приписывают православному христианину Достоевскому, почему и именовать его буду «постулатом Достоевского» (хоть и вычитал его у Надежды Мандельштам). Атеисты, такие как крещенный в детстве еврей Карл Маркс (два его деда были раввинами), рожденный в православии и отлично успевавший по «Закону Божьему» русский дворянин Ульянов-Ленин, окончивший духовную семинарию грузин Джугашвили-Сталин, сделали все возможное, чтоб доказать правоту постулата Достоевского. А Ленин так истово ненавидел церковников, что потребовал от ВЧК - «Как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше» (Письмо Ленина и Калинина Дзержинскому от 1 мая 1919 г.). Их в России и расстреляли. Всех, кого изловили.

Да, Ленин и Сталин доставили достаточно фактов в доказательство права на существование постулата Достоевского, но самого Достоевского, борца за христианскую нравственность и за счастье бедных и угнетенных, к числу людей нравственных причислить никак не могу. Как можно считать нравственным человека, который, спустив все деньги в казино, продавал платья жены? И это не единственный и не самый безнравственный поступок в его жизни.

А чего стоит его животная ненависть к евреям. Читал один его антисемитский опус полный бездоказательных обвинений, передержек и подлого вздора (после чтения вымыл руки, с мылом). Ну, разве не подлый вздор его возражение евреям, желающим жить там, где им приглянется, а не только в черте оседлости, - ишь чего еще захотели! Нашим бедным крестьянам не разрешают, а им разрешить?! Видимо считал евреев людьми ранга ниже крестьянского, а ниже крестьянского сословия только скот. За скот и держал евреев «великий моралист», отвергавший счастье, в основании которого слеза ребенка. А счастье на крови евреев, еврейского ребенка, – это можно?

Можно написать сколько-то жалостливых романов и прослыть нравственным человеком. Даже моральным символом, «печальником земли русской», «заступником сирых и убогих». Но чтоб действительно быть таким, нужно жить и поступать нравственно. Нет, не тот человек Достоевский, чтоб учить меня нравственности. Ни единому слову безнравственного человека не верю и ни одну написанную им строку, будь он хоть трижды гениальным писателем, не приемлю.

Но вот однажды сподобился ознакомиться не с «животной» одномерной по Достоевскому ненавистью верующих к атеистам, а с «теоретически» обоснованной. Ежемесячник «Круг», недолго издававшийся в Германии в конце прошлого века, помещал на своих страницах обширные выдержки из книги «Восемь вопросов об иудаизме» двух американских раввинов Дэниса Прейгера и Иосифа Телушкина. Вот цитата из главы «Необходимость предполагать существование Бога».

«Первая ценность, зависящая от постулата существования Бога, - мораль. Если нет Бога, то не существует и трансцендентных понятий «правильного» и «неправильного», не зависящих от личного предпочтения того или иного человека. Если материальный мир, природа – единственная объективная реальность, и если нет нравственной силы помимо природы, «добро» и «зло» не являются объективной реальностью. Представление о нравственности, таким образом, становится чисто субъективным».

Если правильно понял мысль авторов, а изложена она, согласитесь, несколько затейливо, то рядом с объективной, ощущаемой реальностью (живая и мертвая природа) есть хоть и неощущаемая, но, тем не менее, объективная реальность, проявившая себя в моральных заповедях. А исходят заповеди от некой сущности по имени Бог. Отсюда выходит, что и Бог объективная реальность. Без его заповедей люди не в состоянии отличить добро от зла. Ведь в природе нет добра и зла, природа нравственно индифферентна (это истинная правда). А человек часть природы (и это истинная правда) и потому в нем нет нравственного начала (а это чистая ложь!). Вот Бог устами своих пророков и сообщает людям, как им друг с другом обходиться надлежит.

Странное какое-то рассуждение. Авторы, вероятно, тверды во мнении, как все правоверные евреи, что мир возник не миллионы лет назад, а создан Богом всего-то за 5 768 лет до нашего 2007 года. И что за первые 6 дней сотворил всю природу и все живое в невообразимом фантастическом разнообразии, но лишь человека по своему образу и подобию. И по каким-то только ему ведомым причинам не наградил никого, даже свое подобие, хоть самой малой частью своей нравственной силы. А совсем недавно, всего за 4 000 лет до нас спохватился и послал Авраама исправлять свою оплошность – учить людей нравственности. А спустя еще 1 000 лет, поняв, что Авраам не справился со своей задачей, послал еще и Моисея. Да и то лишь в средиземноморье. А в Африку, Азию, Австралию и обе Америки пророков почему-то не послал. Запамятовал? Пришлось христианским миссионерам совсем не по-божески - огнем и мечом, отдуваться за непосланных пророков, внушать язычникам любовь к Богу. Да, странный образ Бога рисуют нам ученые богословы – неважнецкого кадровика, забывчивого и вовсе не все знающего наперед. Но это так, к слову пришлось.

Считаю нелишним напомнить нашим богословам и читателям, что китайцам, что бы отличать добро от зла, никакой бог-творец не понадобился. Его у них и нет. Им вполне хватает смертного Конфуция. Который, кстати, лишь обобщил, систематизировал многовековые традиции народа. И многим народам Азии для этого вполне достало смертного Шакъямуни, прозванного Буддой. Так что приверженцев Конфуция и Будды, вполне можно считать атеистами. Ведь они не бога какого-то почитают, а смертных своих учителей. Интересно, признают ли их людьми нравственными наши ученые богословы?

Вывод из своих теоретических построений Прейгер и Телушкин делают однозначный и жесткий – «Отсутствие морали – врожденное свойство атеизма». Правда, после этого смачного плевка в лицо мне, атеисту, была мне дарована возможность от плевка как бы и увернуться - «Мы признаем, конечно, что существуют «хорошие», порядочные атеисты».

Ну что за невезуха на мою старую еврейскую голову! Всю жизнь обязан был доказывать коммунистической партии и советскому правительству, что «хороший еврей» – что нет у меня родственников за границей, не шпион, не отравитель, не космополит безродный, не сионист. Не верили. Дважды выгоняли с работы за то, что евреем родился. А теперь, выходит, должен или, кривя душой, пристать к хоть какой религии, или доказывать, что «хороший атеист». Где ж мне справочку такую добыть, что не убивал, не крал, не подличал, не прелюбодействовал, родителей любил? И кому же ту справочку предъявить надлежит? Участковому милиционеру, что ли?

Да, подобные «теоретические» выкладки можно было бы не принимать всерьез. Если бы не убежденность широких масс верующих в истинности постулата «Отсутствие морали – врожденное свойство атеизма». И если бы не их всегдашняя готовность принять к «врагам веры, царя и отечества» соответствующие меры – перебить к чертовой матери всех до единого!

Атеисты в свою очередь, и тоже не без веских оснований, обвиняют верующих в неисчислимых преступлениях против мира и человечности. Обоюдные обвинения в безнравственности полностью подкрепляются неопровержимыми фактами. Они общеизвестны, перечислять их не стану. И не стану подсчитывать число человеческих жизней загубленных теми и другими. Ибо нельзя считать более нравственным того, кто загубил меньше душ, чем другой. Да и весов, на которых можно было бы определить массу загубленных душ, нет. Каждая жизнь бесценна, а загубленная жизнь - загубленная вселенная, единственная и неповторимая.

А потому – чума на оба ваши дома!

Нет оправданья ни верующим убийцам, ни убийцам безбожным! И постулат Достоевского - вздорный вымысел безнравственного, хоть и очень религиозного сочинителя.

Но самое ужасное в этом споре - и верующие, и атеисты одарены врожденной нравственностью, Альтруизмом. Или профессор Эфроимсон неправ? Прав профессор, прав. Его доказательство врожденной нравственности человека не вызывает сомнений. А вот делить человечество на верующих и атеистов для возложения на один из лагерей вину за все преступления, совершаемые в мире, за вопиющую безнравственность мира - глупость абсолютная, запредельная. Среди тех и других достаточно как безнравственных фанатиков, готовых весь мир разрушить ради достижения своих безумных целей, так и людей, которым отвратительно любое насилие над человеком, людей честных и отзывчивых на людские беды.

Правда, верующие христиане могут сказать, что у них хотя бы есть этическая система (нравственность которой мы пытаемся оценить), а вот у атеистов нет никакой. «Моральный кодекс строителя коммунизма», так, кажется, называлась совсем не лучшая из придумок Хрущева, эту пустоту заполнить никак не может. Но и атеисты могут возразить – что, мол, с того? А способна ли ваша христианская этика сплотить людей на создание действительно нравственного общества?

Увы, истории не известен ни один случай создания христианами, какого либо нравственного социума. Первое христианское государство Византия, нравственным не было, хотя бы потому, что рабовладение было одним из его устоев. Христиане не упразднили ни рабовладения, ни крепостное право. В средние века христианская церковь имела все возможности отсечь любые попытки кого бы то ни было помешать ей создать нравственное общество. Святая инквизиция и отсекала, и сжигала заживо всех, кого считала своими врагами, кто мог ей в чем-то помешать. Католическая церковь могла при случае и монарха «приструнить».

Не были ей помехой и евреи  - бесправные ремесленники и торговцы, приносившие доход и власти и церкви, и о покарании которых еженедельно во всех приходах возносились молитвы. Их просто-напросто селили в огороженных кварталах - гетто, которые на ночь запирали! Держали как дойное стадо – утром выпустят пастись на лужок, днем подоят, на ночь опять в хлев загонят. И время от времени натравливали на них народ, когда тот очень уж бедствовал. Народ устроит погром, награбит кое-что по мелочи, убьет сколько-то евреев, пар спустит, и князьям с епископами спасибо скажет.

Нет, не создали верующие ни единого нравственного общества. А вот горя и страданий сотворили много. Не зря папа Иоанн Павел II принес извинения человечеству, и евреям в отдельности, за все погубленные жизни, за все горе, за все страдания, причиненные людям католической церковью.

Но, возможно, не так уж и велики были возможности католичества и православия влиять на ход истории, как мне представляется. Возможно, они очень к этому стремились, но обстоятельства к их пользе не сложились. Вполне возможно, впрочем, что никаких стремлений и не было. Может быть, у христиан и цели нет такой - создать нравственное общество? А тогда, какие же цели преследуют христиане? Разбираться в их этике непросто, но необходимо, иначе ничего понять не сможем.

Христианская этика базируется главным образом на двух книгах созданных евреями. На священной для иудеев Торе (она же Пятикнижие Моисея, она же, с натяжкой, Ветхий завет) и на священном для христиан, но не для иудеев, Новом завете, Евангелиях.

Как же так, недоуменно спрашивал себя, – христиане ненавидят евреев, преследуют, унижают всячески, держат как скот, а вместе с тем считают священными тексты, созданные евреями и поклоняются Богу евреев? Как же это случилось, и за что ненавидят?

Без краткого изложения истории того, как возникли иудаизм и христианство тут не обойтись. В путеводители беру книгу вышеупомянутого раввина Телушкина «Еврейский мир. Важнейшие знания о еврейском народе, его истории и религии» (Еврейский университет, Москва, 1992). Более внятного и сжатого изложения не нашел. И еще несколько, включая замечательную книгу Айзека Азимова «Ближний Восток. История десяти тысячелетий» (Центрполиграф, М, 2003).

Итак. Примерно 4 000 лет тому назад великий Шумер, что в междуречье Тигра и Евфрата (они всё еще текут по территории Ирака), доживал последние годы. Его наиболее предусмотрительные жители, сообщает Тора, стали покидать страну (как покидали уже в наше время насиженные места, налаженный бизнес, научную, литературную и другую деятельность, друзей и устоявшийся быт наиболее дальновидные граждане фашистской Германии, а потом и граждане СССР). «И Терах взял Абрама, сына своего, и Лота и Сару, невестку свою … и они отправились из Ура … чтобы идти в землю Ханаанскую». Там Абрам взял имя Авраам и стал поклоняться не богам, которым покланялись шумеры, не богам жителей Ханаана, а стал поклоняться …

Вот тут самое главное в этом персонаже. Все народы вокруг видели мир как собранный из фрагментов, и каждый фрагмент по отдельности – есть земля и есть небо, есть Луна, есть Солнце, которые функционируют сами по себе, есть своевольные реки, непредсказуемые грозы, есть звери, птицы и рыбы, и пр. И каждым фрагментом кто-то управляет, и каждого управляющего нужно умаслить, чтоб не причинил вреда. Авраам же увидел мир, нет – все мироздание и все живое, включая людей, как нечто целое, единое и нераздельное. Создать же это мироздание могли не отдельные божки, а только тот, кто обладает абсолютным могуществом, абсолютным знанием и неограниченной творческой фантазией - единый, всемогущий Бог-Творец. И этот Творец, посчитав, что созданный им мир хорош, дал людям принципы общежития. Он сказал им (Тора, Исход):

«5. …Я Господь твой, Бог ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода, тех, которые ненавидят Меня,

6. И творящий милость до тысячных родов любящих Меня и соблюдающих заповеди Мои».

Заповеди эти перечислять не стану, скажу лишь, что направлены они на то, чтоб жили люди в мире друг с другом, не делали зла ближнему своему.

Вся жизнь и поступки Авраама, описанные Торой, создают образ весьма пассивного человека – не велика заслуга, быть избранным и послушно исполнять приказания, даже такое страшное, как убить собственного сына. Но если согласимся с Торой, что Авраам не мифологический персонаж, а действительно существовавшая личность, и оставить Бога хоть на время в покое, то перед нами возникнет фигура человека циклопического масштаба.

Такую картину мира и этику мог создать только человек одаренный огромными потенциалами Творчества и Альтруизма. Да еще и мужество нужно было иметь недюжинное, чтоб в стране языческой покланяться своему Богу и завещать Его своим потомкам.

Но самое поразительное, что вокруг монотеистических идей шумерского иммигранта образовался этнос, названный еврейским народом. Это единственный в истории случай образования этноса вокруг голой идеи. Этнос возник, не имея своей земли, внутри других этносов. Единственная аналогия, но, конечно же, не полная, которая приходит на ум, это образование в Северной Америке нового этноса вокруг протестантов, иммигрировавших из Великобритании.

Через примерно два века после вхождения в Ханаан потомки Авраама спасаясь от голода, вынуждены были откочевать в Египет. Целых 8 веков бесправное еврейское меньшинство, фактически рабы, испытывало ежедневный прессинг египетского языческого большинства, но своего монотеизма не оставили. Впрочем, определенный отпечаток язычества в иудаизме остался до наших дней.

Когда же над евреями нависла угроза быть уничтоженными фараоном, другой величайший человек в истории мира – Моисей, вывел евреев из египетского рабства.

Моисей (Мойша на древнеегипетском) – еще более могучая личность, чем Авраам. Он не только вдохнул мужество в евреев, организовал их на исход из египетского рабства, руководил ими, но и «сиять заставил заново» нравственный завет Авраама. За 8 веков жизни в языческом рабстве завет не мог не утерять каких-то существенных черт и не мог не «обогатиться» чем-то от религии египтян. По сути, Моисей создал его заново. Он дал евреям Тору и заповеди, общим числом не 10, как укоренилось в сознании христиан, а 613. Он дал их от имени Бога, разумеется.

Впервые взял в руки Тору в 70 лет и был потрясен – ничего подобного не доводилось читать во всю мою жизнь. Ясность, простота, лаконизм, изысканная ритмика и достоинство! Вот только самые  первые пять строк

1. Вначале сотворил Бог небо и землю.

2. Земля же была пуста и хаотична, и тьма над бездною; и дух Божий витал над водою.

3.И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

4. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы.

5. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

(«Пять книг Торы», русский перевод Давида Йосифона, Мосад арув Кук, Йерушалаим, 1978)

Великое творение.

Веками еврейское общество делилось на тех, кто настаивал на буквальном исполнении законов Торы – партия саддукеев, и на тех – партия фарисеев, кто «были убеждены, что когда Б-г дал Моисею Тору, Он также сообщил ему устную традицию, точно разъясняющую, как следует выполнять законы. … Фарисеи полагали, что Устный Закон позволяет вносить необходимые толкования в еврейское право и трактовать его в непредвиденных обстоятельствах». («Еврейский мир …» стр. 104)

В 70 году римляне, жестоко подавив Великое восстание евреев против Римской империи, разрушили Храм в Иерусалиме. Строгое выполнение заповедей Торы стало невозможным, и партия саддукеев исчезла естественным образом. В иудаизме утвердились фарисеи и, наряду с Торой, письменно зафиксированный в «Талмуде», Устный Закон. Начался период раввинистского иудаизма.

«Талмуд и раввины ставят себе задачей везде и во всем ограничить своеволие человека предписаниями закона Божия, не оставляя на личный произвол никаких отношений частной и общественной жизни. Они насчитали в Торе 248 положительных предписаний и 365 запрещений, и затем эти 613 законов бесконечно размножили через применение их к всевозможным частным случаям». Это цитата из статьи Владимира Соловьева в августовской книге «Русской Мысли» (1886 г.) под названием «Талмуд».

Такова вкратце история становления иудаизма, как она изложена в Торе. Из книги Зенона Косидовского «Библейские сказания» узнал, что многие эпизоды этой истории получили подтверждение от археологов и гебраистов. А вот профессор истории Тель-Авивского университета Шломо Занд опровергает ряд устоявшихся мнений об истории евреев. Он утверждает, что иудаизм и история евреев тесно переплетены между собой, но все же они не тождественны друг другу. Издание книги на русском только готовится. Постараюсь ею обзавестись и, если смогу, внесу необходимые коррективы.

(Книгой обзавелся, прочитал её внимательно, но ничего нового к сказанному она не добавила)

Дальше собирался вкратце изложить историю становления христианства, взяв в путеводители другую книгу того же Зенона Косидовского «Сказания евангелистов», читанную тому лет 30. Разыскал ее в интернете, перечитал и … от этого намерения отказался. Как следует из этой книги никаких, решительно никаких достоверных данных, начиная с данных о личности Христа, его жизни и смерти на кресте евангелисты потомкам не оставили. Также ничего существенного о Христе и христианстве в сохранившихся с той поры документах не оставили ни евреи, ни римляне, ни греки, ни египтяне. Оперировать такими данными и, тем более, как-то их интерпретировать не стану. На тему Христа и христианства существует огромная, практически необозримая литература всякого рода. Желающие могут «покопаться» в ней самостоятельно.

А вот с этикой христианства разбираться продолжу.

Христианство, как уже было сказано, базируется на двух священных писаниях. На Ветхом и Новом заветах.

Сильно огрубляя, посчитаем Ветхий завет состоящим из двух частей. Одна часть – беллетристическая, в составе разнородных по жанру и таланту новел. Скажем, великолепный поэтический миф о сотворении мира, за которым следует монотонное родословие - кто кого родил, кто на ком был женат и пр. Другая часть, для нас наиважнейшая, - законы общежития людей, всего числом 613, о которых и говорил вышеупомянутый Владимир Соловьев, и которые обобщают одним словом – закон.

Евангелисты в Новом завете сообщают нам, что в своих проповедях Христос заявлял – «Не думайте, что Я пришел нарушить закон, не нарушить пришел Я, а исполнить», и еще определённей – «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюдай заповеди» (Матфей 5:17-18 и 19:17). А вот апостол Павел, в отличие от Христа, рассматривает эти законы общежития как проклятье, ибо исполнить их все надлежайшим образом невозможно. А потому человечество должно освободиться от закона, что возможно лишь через веру во Христа. «Ибо мы считаем, что человек оправдывается верой, независимо от дел закона» (послание Римлянам, 3:28). Именно это положение как топором отрубило христианство от иудаизма и вышибло из-под христианства иудаистскую нравственность. Из Ветхого завета в христианстве осталась лишь беллетристика. А чем же была заменена иудаистская нравственность?

В 4 веке христиане создали «Символ веры». В этом документе, родившемся в многомесячных дискуссиях на двух вселенских соборах – в Никее в 325 и в Константинополе в 381 годах, в двенадцати «членах» изложены основные идеи, принципы христианской веры. Не стану их приводить. В их цитировании нет смысла, ибо среди них нет ни одного члена, обязывающего соблюдать какие-либо нравственные заповеди. Ни единого! Хоть Торы, хоть Нового завета, или каких-либо других нравственных норм. Принцип апостола Павла восторжествовал в христианстве в полной мере.

Для сравнения, «13 принципов веры», созданные в 12 веке авторитетнейшим иудаистским теологом Рамбамом, содержат п.11, гласящий - «Я верю полной верой, что Творец, Чье имя благословенно, воздает добром соблюдающим Его заповеди и наказывает нарушающих Его заповеди».

И все же. Должно же быть в христианстве что-то, что находит отклик в душах людей. Без этого ни одна религия не может быть успешной, а христианская религия представляется успешной, даже с учетом того, что насаждалась силой, а не прорастала в народах свободно, как, скажем, буддизм.

Итак, стержнем христианства является принцип апостола Павла о том, что телесные страдания и смерть Христа на кресте искупают все грехи тех людей, которые верят, что Христос действительно Бог-Сын. И что в конце времен, при конце света, только они, веровавшие во Христа, и даже злодеи, веровавшие в Него, спасутся от страшной казни, и воскреснут вновь для жизни вечной. Ну, а если не веришь в Бога, то гореть тебе после смерти в гиене огненной по любому - грешил ты или жил праведно.

В этом и есть основа основ христианской этики? Здесь и содержится нравственный посыл?

Увы, никакого посыла к нравственной жизни в этом не вижу. Более того, такая позиция аморальна. Не утверждаю, что побуждает к безнравственности, но не побуждает и к нравственной жизни. Она обнуляет нравственность. Мол, хочешь грешить – греши от души. И ничего тебе не будет, если веруешь что Христос это Бог-Сын. В 1521 году Мартин Лютер написал своему другу: «Будь грешником и греши сильно, но еще сильней верь и восхищайся Христом, «…» грех не угрожает нам, если тысячи, тысячи раз в день мы будем прелюбодействовать и убивать». Ничего более отвратительного, чудовищно безнравственного читать не доводилось. Конечно, Лютер не указ католикам и православным, но его видение постулата апостола Павла универсально христианское.

Но, может быть, идея «жизни после смерти», содержит нравственный посыл? Идея не нова, восходит к тому времени (веков эдак 500 до нас), когда гоминиды стали хоронить своих соплеменников.

Все живое на Земле борется за жизнь доступными им средствами. И каким бы ни был способ существования вида, в нем непременно происходит смена поколений. Это универсальный принцип существования всего живого на Земле - ни одна особь, сколь бы сильно не стремилась, не живет вечно, через определенное время отмирает и замещается другой. То же у вида Homo sapiens – каждому индивиду присущ врожденный инстинкт выживания, сохранения жизни, но никто не живет вечно. Однако сознание человека, решительно противясь уходу из жизни, измысливает для себя «жизнь» после смерти. И хоть жизнь природы и человечества не дает ни малейших доказательств, ни единого факта «жизни» после смерти, люди продолжают надеяться на чудо. Что ж, эта надежда в какой-то мере смиряет некоторых с неизбежным уходом, делает смерть в их глазах не такой уж бескомпромиссно бесповоротной.

Идея жизни после смерти присутствует практически в каждой религии. Правда, Тора удивила тем, что полностью ее игнорирует. Взятый же в целом, иудаизм не совсем чтоб чужд идее «жизни» после смерти. Ведь последний пункт из выше упомянутых «13 принципов веры» гласит: «Я верю полной верой, что будет оживление умерших в то время, когда будет на то воля Творца». А в поминальной молитве «Изкор» даже более определенно – «Да вспомянет Господь душу … отошедшего в вечность … да приобщиться душа его к сонму вечно живых … праведников и праведниц, пребывающих в саду Эдена». Сад Эдена можно трактовать как рай. Ада же в иудаизме не обнаружил. И куда деваются души иудейских грешников – не знаю.

А вот в христианстве идея жизни за гробом оказалась стержневой – вынь ее из христианства и оно рассыпеться в прах. Какой, спрашивается, смысл в «спасении души», если души без тела и жизни без тела и вправду нет? А выкован тот стержень из страха. Страх перед муками ада должен удержать человека от совершения безнравственных поступков.

Однако цивилизованное человечество отвергает в принципе угрозу насилия, как средство воздействия на человека. Оно считает такое деяние безнравственным и в законодательстве квалифицирует как уголовно наказуемый шантаж. Оно солидарно с Моисеем, который не стал угрожать нарушителям заповедей жестокими изощренными муками ада. А грозно звучащее в Торе предупреждение «Бог-ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода», если вдуматься, есть лишь напоминание о тривиальной ситуации - люди долго помнят чужие прегрешения и судят потомков грешника по пословице «Яблоко от яблони недалеко падает». По сути, Моисей не запугивает, а взывает к добрым чувствам человека – прежде чем согрешить, подумай о своих детях и внуках, не заставляй их безвинно страдать за твои прегрешения. И предлагает людям не кнут (ад), а пряник – Бог будет помнить и благословлять «до тысячных родов» потомков тех, кто соблюдает Его заповеди. (Обратите внимание – пряника предлагается в тысячи раз больше, чем кнута!)

Идея мучений грешника в аду тесно увязана в христианстве с идеей искупления греха. Последняя есть и в иудаизме. Но содержание этих идей просто несопоставимо.

В иудаизме простить грех может либо Бог, если грех против Бога, либо жертва грешника. При этом грешник обязан искупить грех у жертвы своего греха, а меру и способ искупления определял сангедрин.

Сангедрин – суд в Древней Иудее. В каждом крупном по тем временам городе 23 судьи ежедневно в открытом заседании разбирали гражданские и уголовные дела горожан. При вынесении приговора суд исходил из законов Торы, а так же из решений Великого Сангедрина, заседавшего в Иерусалимском Храме в составе 71 судьи. По сути сангедрин был местом, где закон обретал плоть, зримо входил в повседневную жизнь, где прилюдно творилась справедливость, был школой нравственности еврейского народа.

В христианстве совсем не так. Немного истории. Вместе с гибелью Древней Иудеи окончился и короткий, меньше сорока лет, «оседлый» период христианства на родной земле. Началась «неприкаянность». Чуждая огромному миру язычества и гонимая им, как всегда и везде гонят чужое; чуждая и малочисленным, да еще и рассеянным по миру иудеям-монотеистам; без четких нравственных начал и хоть какой-то идеи для «затравки» нового общества; без территории и национальной идентификации; вопреки всему этому секта христиан не сгинула, не обезлюдила. Ибо во все времена повсюду есть обездоленные, выброшенные на дно общества люди. Им нужно сочувствие, поддержка, надежда на лучшее, на справедливость, наконец. Вот христиане от имени доброго Бога, который сам претерпел смертные муки в своей земной жизни, и утешали. Они умеряли боль, внушали надежду, что за все их страдания при жизни там, за гробом, их ждет покой и безмятежность рая, а их притеснителей – вечные муки ада.

Секта стала как бы тайным обществом взаимоутешения и взаимопомощи. Пастыри в ней избирались по жребию, а значит, были ровней другим сектантам. Так что вполне можно предположить нравственную, альтруистическую атмосферу внутри секты, что не могло не привлекать неофитов. Потому видно и просуществовала секта почти три века в условиях жестокого преследования властей. В этот «катакомбный» период вопрос о прощении грехов был, по всей видимости, совсем не актуален.

В 325 году христианство нежданно «вляпалась во власть» (слоган грубоват, что в духе времени, по сути же верен). Рискну предположить, что не совсем по собственной инициативе. Елена, мать римского императора Константина Великого, дав себе труд ознакомиться с христианством, вероятно, нашла его чрезвычайно полезным для укрепления власти сына. Оно ведь постулирует, что власть – от Бога, а не от воли переменчивой римской гвардии, что христианину надлежит быть смиренным перед властью, терпеть невзгоды, уповать на милость Божью и надеяться, что после смерти за все невзгоды, которые перенес при жизни, его ждет безмятежность рая. К тому же, христианство, в отличие от иудаизма и язычества, национально безлико, т. е. пригодно для всех народов империи и, что не менее важно, не претендует вершить правосудие. А еще такая религия может сплотить римлян со всеми порабощенными народами, повяжет всех в такое множество, в котором каждый сопричастен всем, и каждый станет дорожить своей причастностью к христианству. Император Константин внял доводам своей матери и «вляпал» христианство во власть – «служи, давай!». Он провозгласил христианство государственной религией.

Все рычаги реальной власти, конечно же, остались у монарха. Христианству же была дарована «духовная власть» - обслуживать народ религиозными услугами (кажется, это называют «окормлением верующих»), и кормится от народа. Так этика иудаизма, заключавшая в себе и религию и право, разделилось на этику государственную - продиктованное монархом светское право, и этику религиозную, христианскую. Самодержавие и христианская церковь, поддерживая друг друга, образовали мощный союз, из железных объятий которого Европа освобождалась долго и мучительно.

Отстраненная от судопроизводства и лишенная власти наказывать за грехи, христианская церковь стала прощать грехи. Желая уточнить какой нравственный смысл видят церковь и религиозные философы в услуге «прощение греха», зашел на Google и через 2,6 секунды в моем распоряжении оказались тексты 1 160 000 статей, в которых эта тема как-то обсуждается Такое множество статей свидетельствует, пожалуй, о том, что опция «прощение греха» есть нечто туманное, и каждый автор, в тот туман «заныривая», «выныривает» со своей версией; что единого мнения нет и «вытянуть» его из этой гигантской разноголосицы невозможно. Так что и «заморачиваться» по поводу нравственного смысла услуги нечего.

Но все же грешники приходит к священнику просить о прощении греха. Зачем? Что, прощенного перестанет мучить совесть? Скажем, покаялся бы Борис Годунов в убийстве царевича Дмитрия и «мальчики окровавленные» отстали б от него? Или он пришел подстелить себе соломки - грех, прощенный священником здесь, освобождает от мук ада «там»? Наверное, и то и другое. И в любом случае грешник сможет снова радоваться жизни, быть счастливым! А что же с жертвой грешника? Что скажет священник тому, кого грешник ограбил, или надругался над женой его? Терпи, как Христос, Спаситель наш терпел, и воздастся тебе там, в царстве небесном? И это справедливо, это нравственно?

Вот так, не спросясь у жертвы грешника, за спиной жертвы, не прилюдно, не в сангедрине, а нарочито тайно и единолично (разницу с иудаизмом почувствовали?) священник возвращает грешнику душевный покой и надежду на рай. Если, конечно, грешник искупит грех у церкви, (не у жертвы!) пожертвовав соответствующую тяжести греха сумму на ее добрые дела. Ясно, покупать отпущение греха у церкви приходят те, кто поверил в «жизнь» за гробом, кто боится мук ада и хочет определиться в рай. И церковь грехи отпускает, и не смущается принимать дары, о неправедном происхождении которых ей хорошо известно. Принимая их, церковь соучаствует в грехе, какими бы доводами не оправдывала свое соучастие. Ради денег грешника она становится на сторону грешника, а не жертвы. Церковь становится врагом жертве.

И еще. Всякий, позволивший запугать себя адом, уже пригнулся, втянул голову в плечи, встал на колени перед тем, кто присвоил себе право прощать грехи. Он унизил себя, свое достоинство. Власть над людьми испуганными и униженными обеспечивает церкви и постоянный приток денег, и возможность манипулировать паствой в своих интересах.

Человек, унизивший другого человека, безнравственен. Власть, унижающая людей, безнравственна тысячекратно. Запугать и унизить человека для того, чтоб добиться от него нравственного поведения - идея порочная в принципе. Она бесчеловечна и безнравственна.

Надеюсь, читатель уже понял мой вывод относительно христианской нравственности - «А король-то голый!». К подобному выводу задолго до меня пришли не философы одиночки, а целые народы. Те народы, которые в кровопролитной борьбе с монархами добились права на развитие в условиях демократического общества. Во всех демократических странах религии отделены от государства. Но не запрещены. Отправлены, так сказать, на вольные хлеба. И тем более не уничтожены физически, как то случилось в России в 20-х годах 20 столетия.

А вот мотивы, по которым демократы оставили христианство «на плаву» имеет существенное значение для понимания современного мира и роли в нем христианства.

Потому оставили, во-первых, что народ, свергавший гнет аристократии и церкви, от привычного христианства не отказывался. Вожди революции, хоть и были настроены резко антиклерикально, понимали это и, утверждая демократию, не считали возможным лишать народ права исповедовать христианство.

Во-вторых, и это главное. Сломив абсолютизм, демократия сломала и государственную этику, правовую систему монархии. А для создания новой государственной этики, нового права, необходима и новая сумма базовых принципов. Ведь новая буржуазно-демократическая этика, ни под каким соусом не могла согласиться с оправданием греха верой во Христа и выкупом греха у церкви. Заемщик, не вернувший кредит в срок, должен преследоваться до тех пор, пока не выплатит долг в полной мере. Грех невозврата кредита должен быть наказан здесь и сейчас, а не после смерти недобросовестного заемщика. В связи с этим для построения надлежащих правовых основ свободных рыночных отношений следовало отказаться от принципа апостола Павла о прощении греха верой во Христа.

А какие принципы принять должно? В рамках христианской религии (а никакой другой массовой религии у демократов той поры и у нынешних практически не было, и нет) за базовые принципы можно принять лишь зафиксированные в Ветхом завете этические принципы Моисея. И, прежде всего, принципы возмещения грешником ущерба причиненного жертве и наказания за грех здесь и сейчас. Тот самый пресловутый, тысячекратно охаянный, к месту и без места поминаемый принцип «Око за око», который на самом-то деле никогда, насколько знаю, не понимался и не применялся в иудаизме буквально, а служил исключительно символом возмещения жертве урона, соразмерного причиненному ущербу.

В-третьих. «Монархическое христианство», (это то, которое Константин Великий вляпал во власть) объявило - власть от Бога, воля самодержца есть воля Божья, законы самодержца священны и подлежат безоговорочному исполнению. А что с такими заповедями, как «Не убивай», «Не прелюбодействуй», «Не домогайся дома ближнего твоего; не домогайся жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего»? Властители ограничили ими свою власть? Нисколько! Самодержцы и прочие владетельные персоны ими пренебрегли – и убивали, и прелюбодействовали, и присвоили себе право на все имущество подданных. В любой момент монарх или некий властительный барон мог отобрать имущество у любого из своих подданных, заточить в тюрьму, казнить. Монархическое христианство, обожествив самодержавие, фактически отказалось от десяти заповедей. А буржуазная демократия без освященного Торой принципа неприкосновенности частной собственности - «Не домогайся … ничего, что у ближнего твоего» – функционировать не может.

Вот почему демократия выстроила свою этику на иудаистских принципах Моисея, а не на евангелистских принципах Павла. Демократия согласилась с апостолом Павлом лишь в том, что монотеизм могут исповедовать не только евреи, но не приняла его отказа от законов Торы. Демократия, если угодно, создавая свою этику, создала и свое «демократическое христианство» - своеобразный «коктейль» из принципов Павла, лишивших евреев монополии на монотеизм и позволивших приобщить к монотеизму другие народы, и этических принципов Моисея. В «монархическом христианстве» этические принципы Моисея задействованы не были. Так что запрет христианства означал бы для демократии и отказ от своих основ. Вот почему демократия не запретила христианство, а лишь отделила его от государства.

Вот итог моих размышлений на тему Альтруизм и религиозность.

Никакой нравственной базы у христианства нет. Пытаясь добиться нравственного поведения, оно запугивает верующих адскими муками, чем унижает их достоинство. Условный инстинкт религиозности угнетает Альтруизм. К тому же, христианство ограничивало в прошлом и пытается ограничить сегодня творческие устремления человека. Свежий тому пример - в марте 2008 г. папа римский объявил занятия генной инженерией, исследования стволовых клеток человека, исследования проблем бессмертия человека смертными грехами!

Так что следует признать религиозность совершенно излишним и вредным человеку условным инстинктом. Детей и юношество следовало бы оградить от наработки условного инстинкта религиозности. Только совершеннолетний человек вправе решить – станет он исповедовать какую-либо религию, или будет жить вне религий.

Вместе с тем, безнравственность христианства вовсе не превращает автоматически каждого христианина в безнравственного человека. Каждый человек, не устану повторять это, нравственен от природы, вне зависимости от религии, которую исповедует. Но всех владетельных отцов всех, какие есть в мире христианских церквей, со всеми их причтами считать нравственными не могу. Все они паразитируют, и знают, что паразитируют, на страхе людей перед неизбежной смертью. Тем более, не могу ни под каким видом и соусом причислить к людям нравственным фанатичных приверженцев христианства, типа черносотенцев, как и фанатичных приверженцев любой другой религии, типа шахидов ислама.

Объективности ради отмечу и некоторые иные черты христианства. Прежде всего, следует отблагодарить христианскую церковь за сохранение в ее библиотеках бесценного наследия древних греков и римлян, за создание и сохранение множества величественных храмов наполненных прекраснейшими произведениями искусства. И за благотворительную деятельность тоже. Правда, у меня к ней отношение двойственное. С одной стороны, всяческого уважения достойны люди облегчающие жизнь больным и брошенным детям, беспомощным старикам, увечным, голодным. Но с другой стороны, совершенно несопоставимы объемы той помощи, которую церковь может оказать, и тем объемом помощи, которую своим гражданам реально оказывает современное демократическое социальное государство. То, что Мать Тереза и ее орден смогли сделать в Калькутте, - капля в океане беды. Столбовой же путь для облегчения бед людских не религиозная благотворительность, а глубокие социально-экономические преобразования в бедствующих обществах.

Еще одну положительную сторону деятельности христианской церкви нашел в «Окаянных днях» Ивана Бунина. В его дневниковых записях о жизни в России и, в частности, в Одессе, в 1918 – 1919 годах, в годы большевистского террора, разрухи, бандитизма. Вот фрагмент записи от 20. 06. 1919. «Сейчас опять идем в архиерейский сад, часто теперь туда ходим, Единственное чистое, тихое место во всем городе. Вид оттуда необыкновенно печальный – вполне мертвая страна. …И все-таки в саду чудесно, безлюдно, тишина. Часто заходим в церковь, и всякий раз восторгом до слез охватывает пение, поклоны священнослужителей, каждение, все это благолепие, пристойность, мир всего того благого и милосердного, где с такой нежностью утешается, облегчается всякое земное страдание».

Да, церковь способна приносить душам хоть какую-то передышку в окаянные годы бедствий, разрухи, неустроенности. Но сколько таких, что чувствуют столь проникновенно, как Бунин? Много ли жаждущих утешиться в церкви? Вот ведь безлюдно же в саду архиерейском. Доныне безлюдно.

Нет, церковь в наши дни утратила то значение, которое имела для людей еще век-другой назад. Прошло ее время. Для оправдания дальнейшего существования церкви в демократическом социуме не нахожу сколь либо веских доводов. От христианства остались лишь привычки, одни привычки, к праздникам, в основном.

Часть7

Последние пять веков «европейское человечество» болезненно переживало и сейчас еще переживает постоянно нараставший конфликт между научной картиной мира и ветхозаветной. Чем больше наука проясняла реальную картину мира, и чем больше реальная жизнь плодила поводы сомневаться в существовании Бога, тем более слабела вера и в Бога, и в его заповеди, и ширилось множество атеистов. Возникший между верующими и атеистами конфликт не разрешен и сегодня.

Верующие обвиняют атеистов в готовности совершить любое преступление ради достижения своих «бесовских» целей. И даже выдвинули постулат - если Бога нет, то все дозволено. В переводе на повседневный русский язык постулат этот означает, что если человек не верит в существование Бога, не связывает себя Его заповедями, то и моральных тормозов не имеет и потому ему не составит труда совершать греховные поступки. Авторство постулата приписывают православному христианину Достоевскому, почему и именовать его буду «постулатом Достоевского» (хоть и вычитал его у Надежды Мандельштам). Атеисты, такие как крещенный в детстве еврей Карл Маркс (два его деда были раввинами), рожденный в православии и отлично успевавший по «Закону Божьему» русский дворянин Ульянов-Ленин, окончивший духовную семинарию грузин Джугашвили-Сталин, сделали все возможное, чтоб доказать правоту постулата Достоевского. А Ленин так истово ненавидел церковников, что потребовал от ВЧК - «Как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше» (Письмо Ленина и Калинина Дзержинскому от 1 мая 1919 г.). Их в России и расстреляли. Всех, кого изловили.

Да, Ленин и Сталин доставили достаточно фактов в доказательство права на существование постулата Достоевского, но самого Достоевского, борца за христианскую нравственность и за счастье бедных и угнетенных, к числу людей нравственных причислить никак не могу. Как можно считать нравственным человека, который, спустив все деньги в казино, продавал платья жены? И это не единственный и не самый безнравственный поступок в его жизни.

А чего стоит его животная ненависть к евреям. Читал один его антисемитский опус полный бездоказательных обвинений, передержек и подлого вздора (после чтения вымыл руки, с мылом). Ну, разве не подлый вздор его возражение евреям, желающим жить там, где им приглянется, а не только в черте оседлости, - ишь чего еще захотели! Нашим бедным крестьянам не разрешают, а им разрешить?! Видимо считал евреев людьми ранга ниже крестьянского, а ниже крестьянского сословия только скот. За скот и держал евреев «великий моралист», отвергавший счастье, в основании которого слеза ребенка. А счастье на крови евреев, еврейского ребенка, – это можно?

Можно написать сколько-то жалостливых романов и прослыть нравственным человеком. Даже моральным символом, «печальником земли русской», «заступником сирых и убогих». Но чтоб действительно быть таким, нужно жить и поступать нравственно. Нет, не тот человек Достоевский, чтоб учить меня нравственности. Ни единому слову безнравственного человека не верю и ни одну написанную им строку, будь он хоть трижды гениальным писателем, не приемлю.

Но вот однажды сподобился ознакомиться не с «животной» одномерной по Достоевскому ненавистью верующих к атеистам, а с «теоретически» обоснованной. Ежемесячник «Круг», недолго издававшийся в Германии в конце прошлого века, помещал на своих страницах обширные выдержки из книги «Восемь вопросов об иудаизме» двух американских раввинов Дэниса Прейгера и Иосифа Телушкина. Вот цитата из главы «Необходимость предполагать существование Бога».

«Первая ценность, зависящая от постулата существования Бога, - мораль. Если нет Бога, то не существует и трансцендентных понятий «правильного» и «неправильного», не зависящих от личного предпочтения того или иного человека. Если материальный мир, природа – единственная объективная реальность, и если нет нравственной силы помимо природы, «добро» и «зло» не являются объективной реальностью. Представление о нравственности, таким образом, становится чисто субъективным».

Если правильно понял мысль авторов, а изложена она, согласитесь, несколько затейливо, то рядом с объективной, ощущаемой реальностью (живая и мертвая природа) есть хоть и неощущаемая, но, тем не менее, объективная реальность, проявившая себя в моральных заповедях. А исходят заповеди от некой сущности по имени Бог. Отсюда выходит, что и Бог объективная реальность. Без его заповедей люди не в состоянии отличить добро от зла. Ведь в природе нет добра и зла, природа нравственно индифферентна (это истинная правда). А человек часть природы (и это истинная правда) и потому в нем нет нравственного начала (а это чистая ложь!). Вот Бог устами своих пророков и сообщает людям, как им друг с другом обходиться надлежит.

Странное какое-то рассуждение. Авторы, вероятно, тверды во мнении, как все правоверные евреи, что мир возник не миллионы лет назад, а создан Богом всего-то за 5 768 лет до нашего 2007 года. И что за первые 6 дней сотворил всю природу и все живое в невообразимом фантастическом разнообразии, но лишь человека по своему образу и подобию. И по каким-то только ему ведомым причинам не наградил никого, даже свое подобие, хоть самой малой частью своей нравственной силы. А совсем недавно, всего за 4 000 лет до нас спохватился и послал Авраама исправлять свою оплошность – учить людей нравственности. А спустя еще 1 000 лет, поняв, что Авраам не справился со своей задачей, послал еще и Моисея. Да и то лишь в средиземноморье. А в Африку, Азию, Австралию и обе Америки пророков почему-то не послал. Запамятовал? Пришлось христианским миссионерам совсем не по-божески - огнем и мечом, отдуваться за непосланных пророков, внушать язычникам любовь к Богу. Да, странный образ Бога рисуют нам ученые богословы – неважнецкого кадровика, забывчивого и вовсе не все знающего наперед. Но это так, к слову пришлось.

Считаю нелишним напомнить нашим богословам и читателям, что китайцам, что бы отличать добро от зла, никакой бог-творец не понадобился. Его у них и нет. Им вполне хватает смертного Конфуция. Который, кстати, лишь обобщил, систематизировал многовековые традиции народа. И многим народам Азии для этого вполне достало смертного Шакъямуни, прозванного Буддой. Так что приверженцев Конфуция и Будды, вполне можно считать атеистами. Ведь они не бога какого-то почитают, а смертных своих учителей. Интересно, признают ли их людьми нравственными наши ученые богословы?

Вывод из своих теоретических построений Прейгер и Телушкин делают однозначный и жесткий – «Отсутствие морали – врожденное свойство атеизма». Правда, после этого смачного плевка в лицо мне, атеисту, была мне дарована возможность от плевка как бы и увернуться - «Мы признаем, конечно, что существуют «хорошие», порядочные атеисты».

Ну что за невезуха на мою старую еврейскую голову! Всю жизнь обязан был доказывать коммунистической партии и советскому правительству, что «хороший еврей» – что нет у меня родственников за границей, не шпион, не отравитель, не космополит безродный, не сионист. Не верили. Дважды выгоняли с работы за то, что евреем родился. А теперь, выходит, должен или, кривя душой, пристать к хоть какой религии, или доказывать, что «хороший атеист». Где ж мне справочку такую добыть, что не убивал, не крал, не подличал, не прелюбодействовал, родителей любил? И кому же ту справочку предъявить надлежит? Участковому милиционеру, что ли?

Да, подобные «теоретические» выкладки можно было бы не принимать всерьез. Если бы не убежденность широких масс верующих в истинности постулата «Отсутствие морали – врожденное свойство атеизма». И если бы не их всегдашняя готовность принять к «врагам веры, царя и отечества» соответствующие меры – перебить к чертовой матери всех до единого!

Атеисты в свою очередь, и тоже не без веских оснований, обвиняют верующих в неисчислимых преступлениях против мира и человечности. Обоюдные обвинения в безнравственности полностью подкрепляются неопровержимыми фактами. Они общеизвестны, перечислять их не стану. И не стану подсчитывать число человеческих жизней загубленных теми и другими. Ибо нельзя считать более нравственным того, кто загубил меньше душ, чем другой. Да и весов, на которых можно было бы определить массу загубленных душ, нет. Каждая жизнь бесценна, а загубленная жизнь - загубленная вселенная, единственная и неповторимая.

А потому – чума на оба ваши дома!

Нет оправданья ни верующим убийцам, ни убийцам безбожным! И постулат Достоевского - вздорный вымысел безнравственного, хоть и очень религиозного сочинителя.

Но самое ужасное в этом споре - и верующие, и атеисты одарены врожденной нравственностью, Альтруизмом. Или профессор Эфроимсон неправ? Прав профессор, прав. Его доказательство врожденной нравственности человека не вызывает сомнений. А вот делить человечество на верующих и атеистов для возложения на один из лагерей вину за все преступления, совершаемые в мире, за вопиющую безнравственность мира - глупость абсолютная, запредельная. Среди тех и других достаточно как безнравственных фанатиков, готовых весь мир разрушить ради достижения своих безумных целей, так и людей, которым отвратительно любое насилие над человеком, людей честных и отзывчивых на людские беды.

Правда, верующие христиане могут сказать, что у них хотя бы есть этическая система (нравственность которой мы пытаемся оценить), а вот у атеистов нет никакой. «Моральный кодекс строителя коммунизма», так, кажется, называлась совсем не лучшая из придумок Хрущева, эту пустоту заполнить никак не может. Но и атеисты могут возразить – что, мол, с того? А способна ли ваша христианская этика сплотить людей на создание действительно нравственного общества?

Увы, истории не известен ни один случай создания христианами, какого либо нравственного социума. Первое христианское государство Византия, нравственным не было, хотя бы потому, что рабовладение было одним из его устоев. Христиане не упразднили ни рабовладения, ни крепостное право. В средние века христианская церковь имела все возможности отсечь любые попытки кого бы то ни было помешать ей создать нравственное общество. Святая инквизиция и отсекала, и сжигала заживо всех, кого считала своими врагами, кто мог ей в чем-то помешать. Католическая церковь могла при случае и монарха «приструнить».

Не были ей помехой и евреи  - бесправные ремесленники и торговцы, приносившие доход и власти и церкви, и о покарании которых еженедельно во всех приходах возносились молитвы. Их просто-напросто селили в огороженных кварталах - гетто, которые на ночь запирали! Держали как дойное стадо – утром выпустят пастись на лужок, днем подоят, на ночь опять в хлев загонят. И время от времени натравливали на них народ, когда тот очень уж бедствовал. Народ устроит погром, награбит кое-что по мелочи, убьет сколько-то евреев, пар спустит, и князьям с епископами спасибо скажет.

Нет, не создали верующие ни единого нравственного общества. А вот горя и страданий сотворили много. Не зря папа Иоанн Павел II принес извинения человечеству, и евреям в отдельности, за все погубленные жизни, за все горе, за все страдания, причиненные людям католической церковью.

Но, возможно, не так уж и велики были возможности католичества и православия влиять на ход истории, как мне представляется. Возможно, они очень к этому стремились, но обстоятельства к их пользе не сложились. Вполне возможно, впрочем, что никаких стремлений и не было. Может быть, у христиан и цели нет такой - создать нравственное общество? А тогда, какие же цели преследуют христиане? Разбираться в их этике непросто, но необходимо, иначе ничего понять не сможем.

Христианская этика базируется главным образом на двух книгах созданных евреями. На священной для иудеев Торе (она же Пятикнижие Моисея, она же, с натяжкой, Ветхий завет) и на священном для христиан, но не для иудеев, Новом завете, Евангелиях.

Как же так, недоуменно спрашивал себя, – христиане ненавидят евреев, преследуют, унижают всячески, держат как скот, а вместе с тем считают священными тексты, созданные евреями и поклоняются Богу евреев? Как же это случилось, и за что ненавидят?

Без краткого изложения истории того, как возникли иудаизм и христианство тут не обойтись. В путеводители беру книгу вышеупомянутого раввина Телушкина «Еврейский мир. Важнейшие знания о еврейском народе, его истории и религии» (Еврейский университет, Москва, 1992). Более внятного и сжатого изложения не нашел. И еще несколько, включая замечательную книгу Айзека Азимова «Ближний Восток. История десяти тысячелетий» (Центрполиграф, М, 2003).

Итак. Примерно 4 000 лет тому назад великий Шумер, что в междуречье Тигра и Евфрата (они всё еще текут по территории Ирака), доживал последние годы. Его наиболее предусмотрительные жители, сообщает Тора, стали покидать страну (как покидали уже в наше время насиженные места, налаженный бизнес, научную, литературную и другую деятельность, друзей и устоявшийся быт наиболее дальновидные граждане фашистской Германии, а потом и граждане СССР). «И Терах взял Абрама, сына своего, и Лота и Сару, невестку свою … и они отправились из Ура … чтобы идти в землю Ханаанскую». Там Абрам взял имя Авраам и стал поклоняться не богам, которым покланялись шумеры, не богам жителей Ханаана, а стал поклоняться …

Вот тут самое главное в этом персонаже. Все народы вокруг видели мир как собранный из фрагментов, и каждый фрагмент по отдельности – есть земля и есть небо, есть Луна, есть Солнце, которые функционируют сами по себе, есть своевольные реки, непредсказуемые грозы, есть звери, птицы и рыбы, и пр. И каждым фрагментом кто-то управляет, и каждого управляющего нужно умаслить, чтоб не причинил вреда. Авраам же увидел мир, нет – все мироздание и все живое, включая людей, как нечто целое, единое и нераздельное. Создать же это мироздание могли не отдельные божки, а только тот, кто обладает абсолютным могуществом, абсолютным знанием и неограниченной творческой фантазией - единый, всемогущий Бог-Творец. И этот Творец, посчитав, что созданный им мир хорош, дал людям принципы общежития. Он сказал им (Тора, Исход):

«5. …Я Господь твой, Бог ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода, тех, которые ненавидят Меня,

6. И творящий милость до тысячных родов любящих Меня и соблюдающих заповеди Мои».

Заповеди эти перечислять не стану, скажу лишь, что направлены они на то, чтоб жили люди в мире друг с другом, не делали зла ближнему своему.

Вся жизнь и поступки Авраама, описанные Торой, создают образ весьма пассивного человека – не велика заслуга, быть избранным и послушно исполнять приказания, даже такое страшное, как убить собственного сына. Но если согласимся с Торой, что Авраам не мифологический персонаж, а действительно существовавшая личность, и оставить Бога хоть на время в покое, то перед нами возникнет фигура человека циклопического масштаба.

Такую картину мира и этику мог создать только человек одаренный огромными потенциалами Творчества и Альтруизма. Да еще и мужество нужно было иметь недюжинное, чтоб в стране языческой покланяться своему Богу и завещать Его своим потомкам.

Но самое поразительное, что вокруг монотеистических идей шумерского иммигранта образовался этнос, названный еврейским народом. Это единственный в истории случай образования этноса вокруг голой идеи. Этнос возник, не имея своей земли, внутри других этносов. Единственная аналогия, но, конечно же, не полная, которая приходит на ум, это образование в Северной Америке нового этноса вокруг протестантов, иммигрировавших из Великобритании.

Через примерно два века после вхождения в Ханаан потомки Авраама спасаясь от голода, вынуждены были откочевать в Египет. Целых 8 веков бесправное еврейское меньшинство, фактически рабы, испытывало ежедневный прессинг египетского языческого большинства, но своего монотеизма не оставили. Впрочем, определенный отпечаток язычества в иудаизме остался до наших дней.

Когда же над евреями нависла угроза быть уничтоженными фараоном, другой величайший человек в истории мира – Моисей, вывел евреев из египетского рабства.

Моисей (Мойша на древнеегипетском) – еще более могучая личность, чем Авраам. Он не только вдохнул мужество в евреев, организовал их на исход из египетского рабства, руководил ими, но и «сиять заставил заново» нравственный завет Авраама. За 8 веков жизни в языческом рабстве завет не мог не утерять каких-то существенных черт и не мог не «обогатиться» чем-то от религии египтян. По сути, Моисей создал его заново. Он дал евреям Тору и заповеди, общим числом не 10, как укоренилось в сознании христиан, а 613. Он дал их от имени Бога, разумеется.

Впервые взял в руки Тору в 70 лет и был потрясен – ничего подобного не доводилось читать во всю мою жизнь. Ясность, простота, лаконизм, изысканная ритмика и достоинство! Вот только самые  первые пять строк

1. Вначале сотворил Бог небо и землю.

2. Земля же была пуста и хаотична, и тьма над бездною; и дух Божий витал над водою.

3.И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

4. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы.

5. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

(«Пять книг Торы», русский перевод Давида Йосифона, Мосад арув Кук, Йерушалаим, 1978)

Великое творение.

Веками еврейское общество делилось на тех, кто настаивал на буквальном исполнении законов Торы – партия саддукеев, и на тех – партия фарисеев, кто «были убеждены, что когда Б-г дал Моисею Тору, Он также сообщил ему устную традицию, точно разъясняющую, как следует выполнять законы. … Фарисеи полагали, что Устный Закон позволяет вносить необходимые толкования в еврейское право и трактовать его в непредвиденных обстоятельствах». («Еврейский мир …» стр. 104)

В 70 году римляне, жестоко подавив Великое восстание евреев против Римской империи, разрушили Храм в Иерусалиме. Строгое выполнение заповедей Торы стало невозможным, и партия саддукеев исчезла естественным образом. В иудаизме утвердились фарисеи и, наряду с Торой, письменно зафиксированный в «Талмуде», Устный Закон. Начался период раввинистского иудаизма.

«Талмуд и раввины ставят себе задачей везде и во всем ограничить своеволие человека предписаниями закона Божия, не оставляя на личный произвол никаких отношений частной и общественной жизни. Они насчитали в Торе 248 положительных предписаний и 365 запрещений, и затем эти 613 законов бесконечно размножили через применение их к всевозможным частным случаям». Это цитата из статьи Владимира Соловьева в августовской книге «Русской Мысли» (1886 г.) под названием «Талмуд».

Такова вкратце история становления иудаизма, как она изложена в Торе. Из книги Зенона Косидовского «Библейские сказания» узнал, что многие эпизоды этой истории получили подтверждение от археологов и гебраистов. А вот профессор истории Тель-Авивского университета Шломо Занд опровергает ряд устоявшихся мнений об истории евреев. Он утверждает, что иудаизм и история евреев тесно переплетены между собой, но все же они не тождественны друг другу. Издание книги на русском только готовится. Постараюсь ею обзавестись и, если смогу, внесу необходимые коррективы.

(Книгой обзавелся, прочитал её внимательно, но ничего нового к сказанному она не добавила)

Дальше собирался вкратце изложить историю становления христианства, взяв в путеводители другую книгу того же Зенона Косидовского «Сказания евангелистов», читанную тому лет 30. Разыскал ее в интернете, перечитал и … от этого намерения отказался. Как следует из этой книги никаких, решительно никаких достоверных данных, начиная с данных о личности Христа, его жизни и смерти на кресте евангелисты потомкам не оставили. Также ничего существенного о Христе и христианстве в сохранившихся с той поры документах не оставили ни евреи, ни римляне, ни греки, ни египтяне. Оперировать такими данными и, тем более, как-то их интерпретировать не стану. На тему Христа и христианства существует огромная, практически необозримая литература всякого рода. Желающие могут «покопаться» в ней самостоятельно.

А вот с этикой христианства разбираться продолжу.

Христианство, как уже было сказано, базируется на двух священных писаниях. На Ветхом и Новом заветах.

Сильно огрубляя, посчитаем Ветхий завет состоящим из двух частей. Одна часть – беллетристическая, в составе разнородных по жанру и таланту новел. Скажем, великолепный поэтический миф о сотворении мира, за которым следует монотонное родословие - кто кого родил, кто на ком был женат и пр. Другая часть, для нас наиважнейшая, - законы общежития людей, всего числом 613, о которых и говорил вышеупомянутый Владимир Соловьев, и которые обобщают одним словом – закон.

Евангелисты в Новом завете сообщают нам, что в своих проповедях Христос заявлял – «Не думайте, что Я пришел нарушить закон, не нарушить пришел Я, а исполнить», и еще определённей – «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюдай заповеди» (Матфей 5:17-18 и 19:17). А вот апостол Павел, в отличие от Христа, рассматривает эти законы общежития как проклятье, ибо исполнить их все надлежайшим образом невозможно. А потому человечество должно освободиться от закона, что возможно лишь через веру во Христа. «Ибо мы считаем, что человек оправдывается верой, независимо от дел закона» (послание Римлянам, 3:28). Именно это положение как топором отрубило христианство от иудаизма и вышибло из-под христианства иудаистскую нравственность. Из Ветхого завета в христианстве осталась лишь беллетристика. А чем же была заменена иудаистская нравственность?

В 4 веке христиане создали «Символ веры». В этом документе, родившемся в многомесячных дискуссиях на двух вселенских соборах – в Никее в 325 и в Константинополе в 381 годах, в двенадцати «членах» изложены основные идеи, принципы христианской веры. Не стану их приводить. В их цитировании нет смысла, ибо среди них нет ни одного члена, обязывающего соблюдать какие-либо нравственные заповеди. Ни единого! Хоть Торы, хоть Нового завета, или каких-либо других нравственных норм. Принцип апостола Павла восторжествовал в христианстве в полной мере.

Для сравнения, «13 принципов веры», созданные в 12 веке авторитетнейшим иудаистским теологом Рамбамом, содержат п.11, гласящий - «Я верю полной верой, что Творец, Чье имя благословенно, воздает добром соблюдающим Его заповеди и наказывает нарушающих Его заповеди».

И все же. Должно же быть в христианстве что-то, что находит отклик в душах людей. Без этого ни одна религия не может быть успешной, а христианская религия представляется успешной, даже с учетом того, что насаждалась силой, а не прорастала в народах свободно, как, скажем, буддизм.

Итак, стержнем христианства является принцип апостола Павла о том, что телесные страдания и смерть Христа на кресте искупают все грехи тех людей, которые верят, что Христос действительно Бог-Сын. И что в конце времен, при конце света, только они, веровавшие во Христа, и даже злодеи, веровавшие в Него, спасутся от страшной казни, и воскреснут вновь для жизни вечной. Ну, а если не веришь в Бога, то гореть тебе после смерти в гиене огненной по любому - грешил ты или жил праведно.

В этом и есть основа основ христианской этики? Здесь и содержится нравственный посыл?

Увы, никакого посыла к нравственной жизни в этом не вижу. Более того, такая позиция аморальна. Не утверждаю, что побуждает к безнравственности, но не побуждает и к нравственной жизни. Она обнуляет нравственность. Мол, хочешь грешить – греши от души. И ничего тебе не будет, если веруешь что Христос это Бог-Сын. В 1521 году Мартин Лютер написал своему другу: «Будь грешником и греши сильно, но еще сильней верь и восхищайся Христом, «…» грех не угрожает нам, если тысячи, тысячи раз в день мы будем прелюбодействовать и убивать». Ничего более отвратительного, чудовищно безнравственного читать не доводилось. Конечно, Лютер не указ католикам и православным, но его видение постулата апостола Павла универсально христианское.

Но, может быть, идея «жизни после смерти», содержит нравственный посыл? Идея не нова, восходит к тому времени (веков эдак 500 до нас), когда гоминиды стали хоронить своих соплеменников.

Все живое на Земле борется за жизнь доступными им средствами. И каким бы ни был способ существования вида, в нем непременно происходит смена поколений. Это универсальный принцип существования всего живого на Земле - ни одна особь, сколь бы сильно не стремилась, не живет вечно, через определенное время отмирает и замещается другой. То же у вида Homo sapiens – каждому индивиду присущ врожденный инстинкт выживания, сохранения жизни, но никто не живет вечно. Однако сознание человека, решительно противясь уходу из жизни, измысливает для себя «жизнь» после смерти. И хоть жизнь природы и человечества не дает ни малейших доказательств, ни единого факта «жизни» после смерти, люди продолжают надеяться на чудо. Что ж, эта надежда в какой-то мере смиряет некоторых с неизбежным уходом, делает смерть в их глазах не такой уж бескомпромиссно бесповоротной.

Идея жизни после смерти присутствует практически в каждой религии. Правда, Тора удивила тем, что полностью ее игнорирует. Взятый же в целом, иудаизм не совсем чтоб чужд идее «жизни» после смерти. Ведь последний пункт из выше упомянутых «13 принципов веры» гласит: «Я верю полной верой, что будет оживление умерших в то время, когда будет на то воля Творца». А в поминальной молитве «Изкор» даже более определенно – «Да вспомянет Господь душу … отошедшего в вечность … да приобщиться душа его к сонму вечно живых … праведников и праведниц, пребывающих в саду Эдена». Сад Эдена можно трактовать как рай. Ада же в иудаизме не обнаружил. И куда деваются души иудейских грешников – не знаю.

А вот в христианстве идея жизни за гробом оказалась стержневой – вынь ее из христианства и оно рассыпеться в прах. Какой, спрашивается, смысл в «спасении души», если души без тела и жизни без тела и вправду нет? А выкован тот стержень из страха. Страх перед муками ада должен удержать человека от совершения безнравственных поступков.

Однако цивилизованное человечество отвергает в принципе угрозу насилия, как средство воздействия на человека. Оно считает такое деяние безнравственным и в законодательстве квалифицирует как уголовно наказуемый шантаж. Оно солидарно с Моисеем, который не стал угрожать нарушителям заповедей жестокими изощренными муками ада. А грозно звучащее в Торе предупреждение «Бог-ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода», если вдуматься, есть лишь напоминание о тривиальной ситуации - люди долго помнят чужие прегрешения и судят потомков грешника по пословице «Яблоко от яблони недалеко падает». По сути, Моисей не запугивает, а взывает к добрым чувствам человека – прежде чем согрешить, подумай о своих детях и внуках, не заставляй их безвинно страдать за твои прегрешения. И предлагает людям не кнут (ад), а пряник – Бог будет помнить и благословлять «до тысячных родов» потомков тех, кто соблюдает Его заповеди. (Обратите внимание – пряника предлагается в тысячи раз больше, чем кнута!)

Идея мучений грешника в аду тесно увязана в христианстве с идеей искупления греха. Последняя есть и в иудаизме. Но содержание этих идей просто несопоставимо.

В иудаизме простить грех может либо Бог, если грех против Бога, либо жертва грешника. При этом грешник обязан искупить грех у жертвы своего греха, а меру и способ искупления определял сангедрин.

Сангедрин – суд в Древней Иудее. В каждом крупном по тем временам городе 23 судьи ежедневно в открытом заседании разбирали гражданские и уголовные дела горожан. При вынесении приговора суд исходил из законов Торы, а так же из решений Великого Сангедрина, заседавшего в Иерусалимском Храме в составе 71 судьи. По сути сангедрин был местом, где закон обретал плоть, зримо входил в повседневную жизнь, где прилюдно творилась справедливость, был школой нравственности еврейского народа.

В христианстве совсем не так. Немного истории. Вместе с гибелью Древней Иудеи окончился и короткий, меньше сорока лет, «оседлый» период христианства на родной земле. Началась «неприкаянность». Чуждая огромному миру язычества и гонимая им, как всегда и везде гонят чужое; чуждая и малочисленным, да еще и рассеянным по миру иудеям-монотеистам; без четких нравственных начал и хоть какой-то идеи для «затравки» нового общества; без территории и национальной идентификации; вопреки всему этому секта христиан не сгинула, не обезлюдила. Ибо во все времена повсюду есть обездоленные, выброшенные на дно общества люди. Им нужно сочувствие, поддержка, надежда на лучшее, на справедливость, наконец. Вот христиане от имени доброго Бога, который сам претерпел смертные муки в своей земной жизни, и утешали. Они умеряли боль, внушали надежду, что за все их страдания при жизни там, за гробом, их ждет покой и безмятежность рая, а их притеснителей – вечные муки ада.

Секта стала как бы тайным обществом взаимоутешения и взаимопомощи. Пастыри в ней избирались по жребию, а значит, были ровней другим сектантам. Так что вполне можно предположить нравственную, альтруистическую атмосферу внутри секты, что не могло не привлекать неофитов. Потому видно и просуществовала секта почти три века в условиях жестокого преследования властей. В этот «катакомбный» период вопрос о прощении грехов был, по всей видимости, совсем не актуален.

В 325 году христианство нежданно «вляпалась во власть» (слоган грубоват, что в духе времени, по сути же верен). Рискну предположить, что не совсем по собственной инициативе. Елена, мать римского императора Константина Великого, дав себе труд ознакомиться с христианством, вероятно, нашла его чрезвычайно полезным для укрепления власти сына. Оно ведь постулирует, что власть – от Бога, а не от воли переменчивой римской гвардии, что христианину надлежит быть смиренным перед властью, терпеть невзгоды, уповать на милость Божью и надеяться, что после смерти за все невзгоды, которые перенес при жизни, его ждет безмятежность рая. К тому же, христианство, в отличие от иудаизма и язычества, национально безлико, т. е. пригодно для всех народов империи и, что не менее важно, не претендует вершить правосудие. А еще такая религия может сплотить римлян со всеми порабощенными народами, повяжет всех в такое множество, в котором каждый сопричастен всем, и каждый станет дорожить своей причастностью к христианству. Император Константин внял доводам своей матери и «вляпал» христианство во власть – «служи, давай!». Он провозгласил христианство государственной религией.

Все рычаги реальной власти, конечно же, остались у монарха. Христианству же была дарована «духовная власть» - обслуживать народ религиозными услугами (кажется, это называют «окормлением верующих»), и кормится от народа. Так этика иудаизма, заключавшая в себе и религию и право, разделилось на этику государственную - продиктованное монархом светское право, и этику религиозную, христианскую. Самодержавие и христианская церковь, поддерживая друг друга, образовали мощный союз, из железных объятий которого Европа освобождалась долго и мучительно.

Отстраненная от судопроизводства и лишенная власти наказывать за грехи, христианская церковь стала прощать грехи. Желая уточнить какой нравственный смысл видят церковь и религиозные философы в услуге «прощение греха», зашел на Google и через 2,6 секунды в моем распоряжении оказались тексты 1 160 000 статей, в которых эта тема как-то обсуждается Такое множество статей свидетельствует, пожалуй, о том, что опция «прощение греха» есть нечто туманное, и каждый автор, в тот туман «заныривая», «выныривает» со своей версией; что единого мнения нет и «вытянуть» его из этой гигантской разноголосицы невозможно. Так что и «заморачиваться» по поводу нравственного смысла услуги нечего.

Но все же грешники приходит к священнику просить о прощении греха. Зачем? Что, прощенного перестанет мучить совесть? Скажем, покаялся бы Борис Годунов в убийстве царевича Дмитрия и «мальчики окровавленные» отстали б от него? Или он пришел подстелить себе соломки - грех, прощенный священником здесь, освобождает от мук ада «там»? Наверное, и то и другое. И в любом случае грешник сможет снова радоваться жизни, быть счастливым! А что же с жертвой грешника? Что скажет священник тому, кого грешник ограбил, или надругался над женой его? Терпи, как Христос, Спаситель наш терпел, и воздастся тебе там, в царстве небесном? И это справедливо, это нравственно?

Вот так, не спросясь у жертвы грешника, за спиной жертвы, не прилюдно, не в сангедрине, а нарочито тайно и единолично (разницу с иудаизмом почувствовали?) священник возвращает грешнику душевный покой и надежду на рай. Если, конечно, грешник искупит грех у церкви, (не у жертвы!) пожертвовав соответствующую тяжести греха сумму на ее добрые дела. Ясно, покупать отпущение греха у церкви приходят те, кто поверил в «жизнь» за гробом, кто боится мук ада и хочет определиться в рай. И церковь грехи отпускает, и не смущается принимать дары, о неправедном происхождении которых ей хорошо известно. Принимая их, церковь соучаствует в грехе, какими бы доводами не оправдывала свое соучастие. Ради денег грешника она становится на сторону грешника, а не жертвы. Церковь становится врагом жертве.

И еще. Всякий, позволивший запугать себя адом, уже пригнулся, втянул голову в плечи, встал на колени перед тем, кто присвоил себе право прощать грехи. Он унизил себя, свое достоинство. Власть над людьми испуганными и униженными обеспечивает церкви и постоянный приток денег, и возможность манипулировать паствой в своих интересах.

Человек, унизивший другого человека, безнравственен. Власть, унижающая людей, безнравственна тысячекратно. Запугать и унизить человека для того, чтоб добиться от него нравственного поведения - идея порочная в принципе. Она бесчеловечна и безнравственна.

Надеюсь, читатель уже понял мой вывод относительно христианской нравственности - «А король-то голый!». К подобному выводу задолго до меня пришли не философы одиночки, а целые народы. Те народы, которые в кровопролитной борьбе с монархами добились права на развитие в условиях демократического общества. Во всех демократических странах религии отделены от государства. Но не запрещены. Отправлены, так сказать, на вольные хлеба. И тем более не уничтожены физически, как то случилось в России в 20-х годах 20 столетия.

А вот мотивы, по которым демократы оставили христианство «на плаву» имеет существенное значение для понимания современного мира и роли в нем христианства.

Потому оставили, во-первых, что народ, свергавший гнет аристократии и церкви, от привычного христианства не отказывался. Вожди революции, хоть и были настроены резко антиклерикально, понимали это и, утверждая демократию, не считали возможным лишать народ права исповедовать христианство.

Во-вторых, и это главное. Сломив абсолютизм, демократия сломала и государственную этику, правовую систему монархии. А для создания новой государственной этики, нового права, необходима и новая сумма базовых принципов. Ведь новая буржуазно-демократическая этика, ни под каким соусом не могла согласиться с оправданием греха верой во Христа и выкупом греха у церкви. Заемщик, не вернувший кредит в срок, должен преследоваться до тех пор, пока не выплатит долг в полной мере. Грех невозврата кредита должен быть наказан здесь и сейчас, а не после смерти недобросовестного заемщика. В связи с этим для построения надлежащих правовых основ свободных рыночных отношений следовало отказаться от принципа апостола Павла о прощении греха верой во Христа.

А какие принципы принять должно? В рамках христианской религии (а никакой другой массовой религии у демократов той поры и у нынешних практически не было, и нет) за базовые принципы можно принять лишь зафиксированные в Ветхом завете этические принципы Моисея. И, прежде всего, принципы возмещения грешником ущерба причиненного жертве и наказания за грех здесь и сейчас. Тот самый пресловутый, тысячекратно охаянный, к месту и без места поминаемый принцип «Око за око», который на самом-то деле никогда, насколько знаю, не понимался и не применялся в иудаизме буквально, а служил исключительно символом возмещения жертве урона, соразмерного причиненному ущербу.

В-третьих. «Монархическое христианство», (это то, которое Константин Великий вляпал во власть) объявило - власть от Бога, воля самодержца есть воля Божья, законы самодержца священны и подлежат безоговорочному исполнению. А что с такими заповедями, как «Не убивай», «Не прелюбодействуй», «Не домогайся дома ближнего твоего; не домогайся жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего»? Властители ограничили ими свою власть? Нисколько! Самодержцы и прочие владетельные персоны ими пренебрегли – и убивали, и прелюбодействовали, и присвоили себе право на все имущество подданных. В любой момент монарх или некий властительный барон мог отобрать имущество у любого из своих подданных, заточить в тюрьму, казнить. Монархическое христианство, обожествив самодержавие, фактически отказалось от десяти заповедей. А буржуазная демократия без освященного Торой принципа неприкосновенности частной собственности - «Не домогайся … ничего, что у ближнего твоего» – функционировать не может.

Вот почему демократия выстроила свою этику на иудаистских принципах Моисея, а не на евангелистских принципах Павла. Демократия согласилась с апостолом Павлом лишь в том, что монотеизм могут исповедовать не только евреи, но не приняла его отказа от законов Торы. Демократия, если угодно, создавая свою этику, создала и свое «демократическое христианство» - своеобразный «коктейль» из принципов Павла, лишивших евреев монополии на монотеизм и позволивших приобщить к монотеизму другие народы, и этических принципов Моисея. В «монархическом христианстве» этические принципы Моисея задействованы не были. Так что запрет христианства означал бы для демократии и отказ от своих основ. Вот почему демократия не запретила христианство, а лишь отделила его от государства.

Вот итог моих размышлений на тему Альтруизм и религиозность.

Никакой нравственной базы у христианства нет. Пытаясь добиться нравственного поведения, оно запугивает верующих адскими муками, чем унижает их достоинство. Условный инстинкт религиозности угнетает Альтруизм. К тому же, христианство ограничивало в прошлом и пытается ограничить сегодня творческие устремления человека. Свежий тому пример - в марте 2008 г. папа римский объявил занятия генной инженерией, исследования стволовых клеток человека, исследования проблем бессмертия человека смертными грехами!

Так что следует признать религиозность совершенно излишним и вредным человеку условным инстинктом. Детей и юношество следовало бы оградить от наработки условного инстинкта религиозности. Только совершеннолетний человек вправе решить – станет он исповедовать какую-либо религию, или будет жить вне религий.

Вместе с тем, безнравственность христианства вовсе не превращает автоматически каждого христианина в безнравственного человека. Каждый человек, не устану повторять это, нравственен от природы, вне зависимости от религии, которую исповедует. Но всех владетельных отцов всех, какие есть в мире христианских церквей, со всеми их причтами считать нравственными не могу. Все они паразитируют, и знают, что паразитируют, на страхе людей перед неизбежной смертью. Тем более, не могу ни под каким видом и соусом причислить к людям нравственным фанатичных приверженцев христианства, типа черносотенцев, как и фанатичных приверженцев любой другой религии, типа шахидов ислама.

Объективности ради отмечу и некоторые иные черты христианства. Прежде всего, следует отблагодарить христианскую церковь за сохранение в ее библиотеках бесценного наследия древних греков и римлян, за создание и сохранение множества величественных храмов наполненных прекраснейшими произведениями искусства. И за благотворительную деятельность тоже. Правда, у меня к ней отношение двойственное. С одной стороны, всяческого уважения достойны люди облегчающие жизнь больным и брошенным детям, беспомощным старикам, увечным, голодным. Но с другой стороны, совершенно несопоставимы объемы той помощи, которую церковь может оказать, и тем объемом помощи, которую своим гражданам реально оказывает современное демократическое социальное государство. То, что Мать Тереза и ее орден смогли сделать в Калькутте, - капля в океане беды. Столбовой же путь для облегчения бед людских не религиозная благотворительность, а глубокие социально-экономические преобразования в бедствующих обществах.

Еще одну положительную сторону деятельности христианской церкви нашел в «Окаянных днях» Ивана Бунина. В его дневниковых записях о жизни в России и, в частности, в Одессе, в 1918 – 1919 годах, в годы большевистского террора, разрухи, бандитизма. Вот фрагмент записи от 20. 06. 1919. «Сейчас опять идем в архиерейский сад, часто теперь туда ходим, Единственное чистое, тихое место во всем городе. Вид оттуда необыкновенно печальный – вполне мертвая страна. …И все-таки в саду чудесно, безлюдно, тишина. Часто заходим в церковь, и всякий раз восторгом до слез охватывает пение, поклоны священнослужителей, каждение, все это благолепие, пристойность, мир всего того благого и милосердного, где с такой нежностью утешается, облегчается всякое земное страдание».

Да, церковь способна приносить душам хоть какую-то передышку в окаянные годы бедствий, разрухи, неустроенности. Но сколько таких, что чувствуют столь проникновенно, как Бунин? Много ли жаждущих утешиться в церкви? Вот ведь безлюдно же в саду архиерейском. Доныне безлюдно.

Нет, церковь в наши дни утратила то значение, которое имела для людей еще век-другой назад. Прошло ее время. Для оправдания дальнейшего существования церкви в демократическом социуме не нахожу сколь либо веских доводов. От христианства остались лишь привычки, одни привычки, к праздникам, в основном.

Часть7

Последние пять веков «европейское человечество» болезненно переживало и сейчас еще переживает постоянно нараставший конфликт между научной картиной мира и ветхозаветной. Чем больше наука проясняла реальную картину мира, и чем больше реальная жизнь плодила поводы сомневаться в существовании Бога, тем более слабела вера и в Бога, и в его заповеди, и ширилось множество атеистов. Возникший между верующими и атеистами конфликт не разрешен и сегодня.

Верующие обвиняют атеистов в готовности совершить любое преступление ради достижения своих «бесовских» целей. И даже выдвинули постулат - если Бога нет, то все дозволено. В переводе на повседневный русский язык постулат этот означает, что если человек не верит в существование Бога, не связывает себя Его заповедями, то и моральных тормозов не имеет и потому ему не составит труда совершать греховные поступки. Авторство постулата приписывают православному христианину Достоевскому, почему и именовать его буду «постулатом Достоевского» (хоть и вычитал его у Надежды Мандельштам). Атеисты, такие как крещенный в детстве еврей Карл Маркс (два его деда были раввинами), рожденный в православии и отлично успевавший по «Закону Божьему» русский дворянин Ульянов-Ленин, окончивший духовную семинарию грузин Джугашвили-Сталин, сделали все возможное, чтоб доказать правоту постулата Достоевского. А Ленин так истово ненавидел церковников, что потребовал от ВЧК - «Как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше» (Письмо Ленина и Калинина Дзержинскому от 1 мая 1919 г.). Их в России и расстреляли. Всех, кого изловили.

Да, Ленин и Сталин доставили достаточно фактов в доказательство права на существование постулата Достоевского, но самого Достоевского, борца за христианскую нравственность и за счастье бедных и угнетенных, к числу людей нравственных причислить никак не могу. Как можно считать нравственным человека, который, спустив все деньги в казино, продавал платья жены? И это не единственный и не самый безнравственный поступок в его жизни.

А чего стоит его животная ненависть к евреям. Читал один его антисемитский опус полный бездоказательных обвинений, передержек и подлого вздора (после чтения вымыл руки, с мылом). Ну, разве не подлый вздор его возражение евреям, желающим жить там, где им приглянется, а не только в черте оседлости, - ишь чего еще захотели! Нашим бедным крестьянам не разрешают, а им разрешить?! Видимо считал евреев людьми ранга ниже крестьянского, а ниже крестьянского сословия только скот. За скот и держал евреев «великий моралист», отвергавший счастье, в основании которого слеза ребенка. А счастье на крови евреев, еврейского ребенка, – это можно?

Можно написать сколько-то жалостливых романов и прослыть нравственным человеком. Даже моральным символом, «печальником земли русской», «заступником сирых и убогих». Но чтоб действительно быть таким, нужно жить и поступать нравственно. Нет, не тот человек Достоевский, чтоб учить меня нравственности. Ни единому слову безнравственного человека не верю и ни одну написанную им строку, будь он хоть трижды гениальным писателем, не приемлю.

Но вот однажды сподобился ознакомиться не с «животной» одномерной по Достоевскому ненавистью верующих к атеистам, а с «теоретически» обоснованной. Ежемесячник «Круг», недолго издававшийся в Германии в конце прошлого века, помещал на своих страницах обширные выдержки из книги «Восемь вопросов об иудаизме» двух американских раввинов Дэниса Прейгера и Иосифа Телушкина. Вот цитата из главы «Необходимость предполагать существование Бога».

«Первая ценность, зависящая от постулата существования Бога, - мораль. Если нет Бога, то не существует и трансцендентных понятий «правильного» и «неправильного», не зависящих от личного предпочтения того или иного человека. Если материальный мир, природа – единственная объективная реальность, и если нет нравственной силы помимо природы, «добро» и «зло» не являются объективной реальностью. Представление о нравственности, таким образом, становится чисто субъективным».

Если правильно понял мысль авторов, а изложена она, согласитесь, несколько затейливо, то рядом с объективной, ощущаемой реальностью (живая и мертвая природа) есть хоть и неощущаемая, но, тем не менее, объективная реальность, проявившая себя в моральных заповедях. А исходят заповеди от некой сущности по имени Бог. Отсюда выходит, что и Бог объективная реальность. Без его заповедей люди не в состоянии отличить добро от зла. Ведь в природе нет добра и зла, природа нравственно индифферентна (это истинная правда). А человек часть природы (и это истинная правда) и потому в нем нет нравственного начала (а это чистая ложь!). Вот Бог устами своих пророков и сообщает людям, как им друг с другом обходиться надлежит.

Странное какое-то рассуждение. Авторы, вероятно, тверды во мнении, как все правоверные евреи, что мир возник не миллионы лет назад, а создан Богом всего-то за 5 768 лет до нашего 2007 года. И что за первые 6 дней сотворил всю природу и все живое в невообразимом фантастическом разнообразии, но лишь человека по своему образу и подобию. И по каким-то только ему ведомым причинам не наградил никого, даже свое подобие, хоть самой малой частью своей нравственной силы. А совсем недавно, всего за 4 000 лет до нас спохватился и послал Авраама исправлять свою оплошность – учить людей нравственности. А спустя еще 1 000 лет, поняв, что Авраам не справился со своей задачей, послал еще и Моисея. Да и то лишь в средиземноморье. А в Африку, Азию, Австралию и обе Америки пророков почему-то не послал. Запамятовал? Пришлось христианским миссионерам совсем не по-божески - огнем и мечом, отдуваться за непосланных пророков, внушать язычникам любовь к Богу. Да, странный образ Бога рисуют нам ученые богословы – неважнецкого кадровика, забывчивого и вовсе не все знающего наперед. Но это так, к слову пришлось.

Считаю нелишним напомнить нашим богословам и читателям, что китайцам, что бы отличать добро от зла, никакой бог-творец не понадобился. Его у них и нет. Им вполне хватает смертного Конфуция. Который, кстати, лишь обобщил, систематизировал многовековые традиции народа. И многим народам Азии для этого вполне достало смертного Шакъямуни, прозванного Буддой. Так что приверженцев Конфуция и Будды, вполне можно считать атеистами. Ведь они не бога какого-то почитают, а смертных своих учителей. Интересно, признают ли их людьми нравственными наши ученые богословы?

Вывод из своих теоретических построений Прейгер и Телушкин делают однозначный и жесткий – «Отсутствие морали – врожденное свойство атеизма». Правда, после этого смачного плевка в лицо мне, атеисту, была мне дарована возможность от плевка как бы и увернуться - «Мы признаем, конечно, что существуют «хорошие», порядочные атеисты».

Ну что за невезуха на мою старую еврейскую голову! Всю жизнь обязан был доказывать коммунистической партии и советскому правительству, что «хороший еврей» – что нет у меня родственников за границей, не шпион, не отравитель, не космополит безродный, не сионист. Не верили. Дважды выгоняли с работы за то, что евреем родился. А теперь, выходит, должен или, кривя душой, пристать к хоть какой религии, или доказывать, что «хороший атеист». Где ж мне справочку такую добыть, что не убивал, не крал, не подличал, не прелюбодействовал, родителей любил? И кому же ту справочку предъявить надлежит? Участковому милиционеру, что ли?

Да, подобные «теоретические» выкладки можно было бы не принимать всерьез. Если бы не убежденность широких масс верующих в истинности постулата «Отсутствие морали – врожденное свойство атеизма». И если бы не их всегдашняя готовность принять к «врагам веры, царя и отечества» соответствующие меры – перебить к чертовой матери всех до единого!

Атеисты в свою очередь, и тоже не без веских оснований, обвиняют верующих в неисчислимых преступлениях против мира и человечности. Обоюдные обвинения в безнравственности полностью подкрепляются неопровержимыми фактами. Они общеизвестны, перечислять их не стану. И не стану подсчитывать число человеческих жизней загубленных теми и другими. Ибо нельзя считать более нравственным того, кто загубил меньше душ, чем другой. Да и весов, на которых можно было бы определить массу загубленных душ, нет. Каждая жизнь бесценна, а загубленная жизнь - загубленная вселенная, единственная и неповторимая.

А потому – чума на оба ваши дома!

Нет оправданья ни верующим убийцам, ни убийцам безбожным! И постулат Достоевского - вздорный вымысел безнравственного, хоть и очень религиозного сочинителя.

Но самое ужасное в этом споре - и верующие, и атеисты одарены врожденной нравственностью, Альтруизмом. Или профессор Эфроимсон неправ? Прав профессор, прав. Его доказательство врожденной нравственности человека не вызывает сомнений. А вот делить человечество на верующих и атеистов для возложения на один из лагерей вину за все преступления, совершаемые в мире, за вопиющую безнравственность мира - глупость абсолютная, запредельная. Среди тех и других достаточно как безнравственных фанатиков, готовых весь мир разрушить ради достижения своих безумных целей, так и людей, которым отвратительно любое насилие над человеком, людей честных и отзывчивых на людские беды.

Правда, верующие христиане могут сказать, что у них хотя бы есть этическая система (нравственность которой мы пытаемся оценить), а вот у атеистов нет никакой. «Моральный кодекс строителя коммунизма», так, кажется, называлась совсем не лучшая из придумок Хрущева, эту пустоту заполнить никак не может. Но и атеисты могут возразить – что, мол, с того? А способна ли ваша христианская этика сплотить людей на создание действительно нравственного общества?

Увы, истории не известен ни один случай создания христианами, какого либо нравственного социума. Первое христианское государство Византия, нравственным не было, хотя бы потому, что рабовладение было одним из его устоев. Христиане не упразднили ни рабовладения, ни крепостное право. В средние века христианская церковь имела все возможности отсечь любые попытки кого бы то ни было помешать ей создать нравственное общество. Святая инквизиция и отсекала, и сжигала заживо всех, кого считала своими врагами, кто мог ей в чем-то помешать. Католическая церковь могла при случае и монарха «приструнить».

Не были ей помехой и евреи  - бесправные ремесленники и торговцы, приносившие доход и власти и церкви, и о покарании которых еженедельно во всех приходах возносились молитвы. Их просто-напросто селили в огороженных кварталах - гетто, которые на ночь запирали! Держали как дойное стадо – утром выпустят пастись на лужок, днем подоят, на ночь опять в хлев загонят. И время от времени натравливали на них народ, когда тот очень уж бедствовал. Народ устроит погром, награбит кое-что по мелочи, убьет сколько-то евреев, пар спустит, и князьям с епископами спасибо скажет.

Нет, не создали верующие ни единого нравственного общества. А вот горя и страданий сотворили много. Не зря папа Иоанн Павел II принес извинения человечеству, и евреям в отдельности, за все погубленные жизни, за все горе, за все страдания, причиненные людям католической церковью.

Но, возможно, не так уж и велики были возможности католичества и православия влиять на ход истории, как мне представляется. Возможно, они очень к этому стремились, но обстоятельства к их пользе не сложились. Вполне возможно, впрочем, что никаких стремлений и не было. Может быть, у христиан и цели нет такой - создать нравственное общество? А тогда, какие же цели преследуют христиане? Разбираться в их этике непросто, но необходимо, иначе ничего понять не сможем.

Христианская этика базируется главным образом на двух книгах созданных евреями. На священной для иудеев Торе (она же Пятикнижие Моисея, она же, с натяжкой, Ветхий завет) и на священном для христиан, но не для иудеев, Новом завете, Евангелиях.

Как же так, недоуменно спрашивал себя, – христиане ненавидят евреев, преследуют, унижают всячески, держат как скот, а вместе с тем считают священными тексты, созданные евреями и поклоняются Богу евреев? Как же это случилось, и за что ненавидят?

Без краткого изложения истории того, как возникли иудаизм и христианство тут не обойтись. В путеводители беру книгу вышеупомянутого раввина Телушкина «Еврейский мир. Важнейшие знания о еврейском народе, его истории и религии» (Еврейский университет, Москва, 1992). Более внятного и сжатого изложения не нашел. И еще несколько, включая замечательную книгу Айзека Азимова «Ближний Восток. История десяти тысячелетий» (Центрполиграф, М, 2003).

Итак. Примерно 4 000 лет тому назад великий Шумер, что в междуречье Тигра и Евфрата (они всё еще текут по территории Ирака), доживал последние годы. Его наиболее предусмотрительные жители, сообщает Тора, стали покидать страну (как покидали уже в наше время насиженные места, налаженный бизнес, научную, литературную и другую деятельность, друзей и устоявшийся быт наиболее дальновидные граждане фашистской Германии, а потом и граждане СССР). «И Терах взял Абрама, сына своего, и Лота и Сару, невестку свою … и они отправились из Ура … чтобы идти в землю Ханаанскую». Там Абрам взял имя Авраам и стал поклоняться не богам, которым покланялись шумеры, не богам жителей Ханаана, а стал поклоняться …

Вот тут самое главное в этом персонаже. Все народы вокруг видели мир как собранный из фрагментов, и каждый фрагмент по отдельности – есть земля и есть небо, есть Луна, есть Солнце, которые функционируют сами по себе, есть своевольные реки, непредсказуемые грозы, есть звери, птицы и рыбы, и пр. И каждым фрагментом кто-то управляет, и каждого управляющего нужно умаслить, чтоб не причинил вреда. Авраам же увидел мир, нет – все мироздание и все живое, включая людей, как нечто целое, единое и нераздельное. Создать же это мироздание могли не отдельные божки, а только тот, кто обладает абсолютным могуществом, абсолютным знанием и неограниченной творческой фантазией - единый, всемогущий Бог-Творец. И этот Творец, посчитав, что созданный им мир хорош, дал людям принципы общежития. Он сказал им (Тора, Исход):

«5. …Я Господь твой, Бог ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода, тех, которые ненавидят Меня,

6. И творящий милость до тысячных родов любящих Меня и соблюдающих заповеди Мои».

Заповеди эти перечислять не стану, скажу лишь, что направлены они на то, чтоб жили люди в мире друг с другом, не делали зла ближнему своему.

Вся жизнь и поступки Авраама, описанные Торой, создают образ весьма пассивного человека – не велика заслуга, быть избранным и послушно исполнять приказания, даже такое страшное, как убить собственного сына. Но если согласимся с Торой, что Авраам не мифологический персонаж, а действительно существовавшая личность, и оставить Бога хоть на время в покое, то перед нами возникнет фигура человека циклопического масштаба.

Такую картину мира и этику мог создать только человек одаренный огромными потенциалами Творчества и Альтруизма. Да еще и мужество нужно было иметь недюжинное, чтоб в стране языческой покланяться своему Богу и завещать Его своим потомкам.

Но самое поразительное, что вокруг монотеистических идей шумерского иммигранта образовался этнос, названный еврейским народом. Это единственный в истории случай образования этноса вокруг голой идеи. Этнос возник, не имея своей земли, внутри других этносов. Единственная аналогия, но, конечно же, не полная, которая приходит на ум, это образование в Северной Америке нового этноса вокруг протестантов, иммигрировавших из Великобритании.

Через примерно два века после вхождения в Ханаан потомки Авраама спасаясь от голода, вынуждены были откочевать в Египет. Целых 8 веков бесправное еврейское меньшинство, фактически рабы, испытывало ежедневный прессинг египетского языческого большинства, но своего монотеизма не оставили. Впрочем, определенный отпечаток язычества в иудаизме остался до наших дней.

Когда же над евреями нависла угроза быть уничтоженными фараоном, другой величайший человек в истории мира – Моисей, вывел евреев из египетского рабства.

Моисей (Мойша на древнеегипетском) – еще более могучая личность, чем Авраам. Он не только вдохнул мужество в евреев, организовал их на исход из египетского рабства, руководил ими, но и «сиять заставил заново» нравственный завет Авраама. За 8 веков жизни в языческом рабстве завет не мог не утерять каких-то существенных черт и не мог не «обогатиться» чем-то от религии египтян. По сути, Моисей создал его заново. Он дал евреям Тору и заповеди, общим числом не 10, как укоренилось в сознании христиан, а 613. Он дал их от имени Бога, разумеется.

Впервые взял в руки Тору в 70 лет и был потрясен – ничего подобного не доводилось читать во всю мою жизнь. Ясность, простота, лаконизм, изысканная ритмика и достоинство! Вот только самые  первые пять строк

1. Вначале сотворил Бог небо и землю.

2. Земля же была пуста и хаотична, и тьма над бездною; и дух Божий витал над водою.

3.И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

4. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы.

5. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

(«Пять книг Торы», русский перевод Давида Йосифона, Мосад арув Кук, Йерушалаим, 1978)

Великое творение.

Веками еврейское общество делилось на тех, кто настаивал на буквальном исполнении законов Торы – партия саддукеев, и на тех – партия фарисеев, кто «были убеждены, что когда Б-г дал Моисею Тору, Он также сообщил ему устную традицию, точно разъясняющую, как следует выполнять законы. … Фарисеи полагали, что Устный Закон позволяет вносить необходимые толкования в еврейское право и трактовать его в непредвиденных обстоятельствах». («Еврейский мир …» стр. 104)

В 70 году римляне, жестоко подавив Великое восстание евреев против Римской империи, разрушили Храм в Иерусалиме. Строгое выполнение заповедей Торы стало невозможным, и партия саддукеев исчезла естественным образом. В иудаизме утвердились фарисеи и, наряду с Торой, письменно зафиксированный в «Талмуде», Устный Закон. Начался период раввинистского иудаизма.

«Талмуд и раввины ставят себе задачей везде и во всем ограничить своеволие человека предписаниями закона Божия, не оставляя на личный произвол никаких отношений частной и общественной жизни. Они насчитали в Торе 248 положительных предписаний и 365 запрещений, и затем эти 613 законов бесконечно размножили через применение их к всевозможным частным случаям». Это цитата из статьи Владимира Соловьева в августовской книге «Русской Мысли» (1886 г.) под названием «Талмуд».

Такова вкратце история становления иудаизма, как она изложена в Торе. Из книги Зенона Косидовского «Библейские сказания» узнал, что многие эпизоды этой истории получили подтверждение от археологов и гебраистов. А вот профессор истории Тель-Авивского университета Шломо Занд опровергает ряд устоявшихся мнений об истории евреев. Он утверждает, что иудаизм и история евреев тесно переплетены между собой, но все же они не тождественны друг другу. Издание книги на русском только готовится. Постараюсь ею обзавестись и, если смогу, внесу необходимые коррективы.

(Книгой обзавелся, прочитал её внимательно, но ничего нового к сказанному она не добавила)

Дальше собирался вкратце изложить историю становления христианства, взяв в путеводители другую книгу того же Зенона Косидовского «Сказания евангелистов», читанную тому лет 30. Разыскал ее в интернете, перечитал и … от этого намерения отказался. Как следует из этой книги никаких, решительно никаких достоверных данных, начиная с данных о личности Христа, его жизни и смерти на кресте евангелисты потомкам не оставили. Также ничего существенного о Христе и христианстве в сохранившихся с той поры документах не оставили ни евреи, ни римляне, ни греки, ни египтяне. Оперировать такими данными и, тем более, как-то их интерпретировать не стану. На тему Христа и христианства существует огромная, практически необозримая литература всякого рода. Желающие могут «покопаться» в ней самостоятельно.

А вот с этикой христианства разбираться продолжу.

Христианство, как уже было сказано, базируется на двух священных писаниях. На Ветхом и Новом заветах.

Сильно огрубляя, посчитаем Ветхий завет состоящим из двух частей. Одна часть – беллетристическая, в составе разнородных по жанру и таланту новел. Скажем, великолепный поэтический миф о сотворении мира, за которым следует монотонное родословие - кто кого родил, кто на ком был женат и пр. Другая часть, для нас наиважнейшая, - законы общежития людей, всего числом 613, о которых и говорил вышеупомянутый Владимир Соловьев, и которые обобщают одним словом – закон.

Евангелисты в Новом завете сообщают нам, что в своих проповедях Христос заявлял – «Не думайте, что Я пришел нарушить закон, не нарушить пришел Я, а исполнить», и еще определённей – «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюдай заповеди» (Матфей 5:17-18 и 19:17). А вот апостол Павел, в отличие от Христа, рассматривает эти законы общежития как проклятье, ибо исполнить их все надлежайшим образом невозможно. А потому человечество должно освободиться от закона, что возможно лишь через веру во Христа. «Ибо мы считаем, что человек оправдывается верой, независимо от дел закона» (послание Римлянам, 3:28). Именно это положение как топором отрубило христианство от иудаизма и вышибло из-под христианства иудаистскую нравственность. Из Ветхого завета в христианстве осталась лишь беллетристика. А чем же была заменена иудаистская нравственность?

В 4 веке христиане создали «Символ веры». В этом документе, родившемся в многомесячных дискуссиях на двух вселенских соборах – в Никее в 325 и в Константинополе в 381 годах, в двенадцати «членах» изложены основные идеи, принципы христианской веры. Не стану их приводить. В их цитировании нет смысла, ибо среди них нет ни одного члена, обязывающего соблюдать какие-либо нравственные заповеди. Ни единого! Хоть Торы, хоть Нового завета, или каких-либо других нравственных норм. Принцип апостола Павла восторжествовал в христианстве в полной мере.

Для сравнения, «13 принципов веры», созданные в 12 веке авторитетнейшим иудаистским теологом Рамбамом, содержат п.11, гласящий - «Я верю полной верой, что Творец, Чье имя благословенно, воздает добром соблюдающим Его заповеди и наказывает нарушающих Его заповеди».

И все же. Должно же быть в христианстве что-то, что находит отклик в душах людей. Без этого ни одна религия не может быть успешной, а христианская религия представляется успешной, даже с учетом того, что насаждалась силой, а не прорастала в народах свободно, как, скажем, буддизм.

Итак, стержнем христианства является принцип апостола Павла о том, что телесные страдания и смерть Христа на кресте искупают все грехи тех людей, которые верят, что Христос действительно Бог-Сын. И что в конце времен, при конце света, только они, веровавшие во Христа, и даже злодеи, веровавшие в Него, спасутся от страшной казни, и воскреснут вновь для жизни вечной. Ну, а если не веришь в Бога, то гореть тебе после смерти в гиене огненной по любому - грешил ты или жил праведно.

В этом и есть основа основ христианской этики? Здесь и содержится нравственный посыл?

Увы, никакого посыла к нравственной жизни в этом не вижу. Более того, такая позиция аморальна. Не утверждаю, что побуждает к безнравственности, но не побуждает и к нравственной жизни. Она обнуляет нравственность. Мол, хочешь грешить – греши от души. И ничего тебе не будет, если веруешь что Христос это Бог-Сын. В 1521 году Мартин Лютер написал своему другу: «Будь грешником и греши сильно, но еще сильней верь и восхищайся Христом, «…» грех не угрожает нам, если тысячи, тысячи раз в день мы будем прелюбодействовать и убивать». Ничего более отвратительного, чудовищно безнравственного читать не доводилось. Конечно, Лютер не указ католикам и православным, но его видение постулата апостола Павла универсально христианское.

Но, может быть, идея «жизни после смерти», содержит нравственный посыл? Идея не нова, восходит к тому времени (веков эдак 500 до нас), когда гоминиды стали хоронить своих соплеменников.

Все живое на Земле борется за жизнь доступными им средствами. И каким бы ни был способ существования вида, в нем непременно происходит смена поколений. Это универсальный принцип существования всего живого на Земле - ни одна особь, сколь бы сильно не стремилась, не живет вечно, через определенное время отмирает и замещается другой. То же у вида Homo sapiens – каждому индивиду присущ врожденный инстинкт выживания, сохранения жизни, но никто не живет вечно. Однако сознание человека, решительно противясь уходу из жизни, измысливает для себя «жизнь» после смерти. И хоть жизнь природы и человечества не дает ни малейших доказательств, ни единого факта «жизни» после смерти, люди продолжают надеяться на чудо. Что ж, эта надежда в какой-то мере смиряет некоторых с неизбежным уходом, делает смерть в их глазах не такой уж бескомпромиссно бесповоротной.

Идея жизни после смерти присутствует практически в каждой религии. Правда, Тора удивила тем, что полностью ее игнорирует. Взятый же в целом, иудаизм не совсем чтоб чужд идее «жизни» после смерти. Ведь последний пункт из выше упомянутых «13 принципов веры» гласит: «Я верю полной верой, что будет оживление умерших в то время, когда будет на то воля Творца». А в поминальной молитве «Изкор» даже более определенно – «Да вспомянет Господь душу … отошедшего в вечность … да приобщиться душа его к сонму вечно живых … праведников и праведниц, пребывающих в саду Эдена». Сад Эдена можно трактовать как рай. Ада же в иудаизме не обнаружил. И куда деваются души иудейских грешников – не знаю.

А вот в христианстве идея жизни за гробом оказалась стержневой – вынь ее из христианства и оно рассыпеться в прах. Какой, спрашивается, смысл в «спасении души», если души без тела и жизни без тела и вправду нет? А выкован тот стержень из страха. Страх перед муками ада должен удержать человека от совершения безнравственных поступков.

Однако цивилизованное человечество отвергает в принципе угрозу насилия, как средство воздействия на человека. Оно считает такое деяние безнравственным и в законодательстве квалифицирует как уголовно наказуемый шантаж. Оно солидарно с Моисеем, который не стал угрожать нарушителям заповедей жестокими изощренными муками ада. А грозно звучащее в Торе предупреждение «Бог-ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода», если вдуматься, есть лишь напоминание о тривиальной ситуации - люди долго помнят чужие прегрешения и судят потомков грешника по пословице «Яблоко от яблони недалеко падает». По сути, Моисей не запугивает, а взывает к добрым чувствам человека – прежде чем согрешить, подумай о своих детях и внуках, не заставляй их безвинно страдать за твои прегрешения. И предлагает людям не кнут (ад), а пряник – Бог будет помнить и благословлять «до тысячных родов» потомков тех, кто соблюдает Его заповеди. (Обратите внимание – пряника предлагается в тысячи раз больше, чем кнута!)

Идея мучений грешника в аду тесно увязана в христианстве с идеей искупления греха. Последняя есть и в иудаизме. Но содержание этих идей просто несопоставимо.

В иудаизме простить грех может либо Бог, если грех против Бога, либо жертва грешника. При этом грешник обязан искупить грех у жертвы своего греха, а меру и способ искупления определял сангедрин.

Сангедрин – суд в Древней Иудее. В каждом крупном по тем временам городе 23 судьи ежедневно в открытом заседании разбирали гражданские и уголовные дела горожан. При вынесении приговора суд исходил из законов Торы, а так же из решений Великого Сангедрина, заседавшего в Иерусалимском Храме в составе 71 судьи. По сути сангедрин был местом, где закон обретал плоть, зримо входил в повседневную жизнь, где прилюдно творилась справедливость, был школой нравственности еврейского народа.

В христианстве совсем не так. Немного истории. Вместе с гибелью Древней Иудеи окончился и короткий, меньше сорока лет, «оседлый» период христианства на родной земле. Началась «неприкаянность». Чуждая огромному миру язычества и гонимая им, как всегда и везде гонят чужое; чуждая и малочисленным, да еще и рассеянным по миру иудеям-монотеистам; без четких нравственных начал и хоть какой-то идеи для «затравки» нового общества; без территории и национальной идентификации; вопреки всему этому секта христиан не сгинула, не обезлюдила. Ибо во все времена повсюду есть обездоленные, выброшенные на дно общества люди. Им нужно сочувствие, поддержка, надежда на лучшее, на справедливость, наконец. Вот христиане от имени доброго Бога, который сам претерпел смертные муки в своей земной жизни, и утешали. Они умеряли боль, внушали надежду, что за все их страдания при жизни там, за гробом, их ждет покой и безмятежность рая, а их притеснителей – вечные муки ада.

Секта стала как бы тайным обществом взаимоутешения и взаимопомощи. Пастыри в ней избирались по жребию, а значит, были ровней другим сектантам. Так что вполне можно предположить нравственную, альтруистическую атмосферу внутри секты, что не могло не привлекать неофитов. Потому видно и просуществовала секта почти три века в условиях жестокого преследования властей. В этот «катакомбный» период вопрос о прощении грехов был, по всей видимости, совсем не актуален.

В 325 году христианство нежданно «вляпалась во власть» (слоган грубоват, что в духе времени, по сути же верен). Рискну предположить, что не совсем по собственной инициативе. Елена, мать римского императора Константина Великого, дав себе труд ознакомиться с христианством, вероятно, нашла его чрезвычайно полезным для укрепления власти сына. Оно ведь постулирует, что власть – от Бога, а не от воли переменчивой римской гвардии, что христианину надлежит быть смиренным перед властью, терпеть невзгоды, уповать на милость Божью и надеяться, что после смерти за все невзгоды, которые перенес при жизни, его ждет безмятежность рая. К тому же, христианство, в отличие от иудаизма и язычества, национально безлико, т. е. пригодно для всех народов империи и, что не менее важно, не претендует вершить правосудие. А еще такая религия может сплотить римлян со всеми порабощенными народами, повяжет всех в такое множество, в котором каждый сопричастен всем, и каждый станет дорожить своей причастностью к христианству. Император Константин внял доводам своей матери и «вляпал» христианство во власть – «служи, давай!». Он провозгласил христианство государственной религией.

Все рычаги реальной власти, конечно же, остались у монарха. Христианству же была дарована «духовная власть» - обслуживать народ религиозными услугами (кажется, это называют «окормлением верующих»), и кормится от народа. Так этика иудаизма, заключавшая в себе и религию и право, разделилось на этику государственную - продиктованное монархом светское право, и этику религиозную, христианскую. Самодержавие и христианская церковь, поддерживая друг друга, образовали мощный союз, из железных объятий которого Европа освобождалась долго и мучительно.

Отстраненная от судопроизводства и лишенная власти наказывать за грехи, христианская церковь стала прощать грехи. Желая уточнить какой нравственный смысл видят церковь и религиозные философы в услуге «прощение греха», зашел на Google и через 2,6 секунды в моем распоряжении оказались тексты 1 160 000 статей, в которых эта тема как-то обсуждается Такое множество статей свидетельствует, пожалуй, о том, что опция «прощение греха» есть нечто туманное, и каждый автор, в тот туман «заныривая», «выныривает» со своей версией; что единого мнения нет и «вытянуть» его из этой гигантской разноголосицы невозможно. Так что и «заморачиваться» по поводу нравственного смысла услуги нечего.

Но все же грешники приходит к священнику просить о прощении греха. Зачем? Что, прощенного перестанет мучить совесть? Скажем, покаялся бы Борис Годунов в убийстве царевича Дмитрия и «мальчики окровавленные» отстали б от него? Или он пришел подстелить себе соломки - грех, прощенный священником здесь, освобождает от мук ада «там»? Наверное, и то и другое. И в любом случае грешник сможет снова радоваться жизни, быть счастливым! А что же с жертвой грешника? Что скажет священник тому, кого грешник ограбил, или надругался над женой его? Терпи, как Христос, Спаситель наш терпел, и воздастся тебе там, в царстве небесном? И это справедливо, это нравственно?

Вот так, не спросясь у жертвы грешника, за спиной жертвы, не прилюдно, не в сангедрине, а нарочито тайно и единолично (разницу с иудаизмом почувствовали?) священник возвращает грешнику душевный покой и надежду на рай. Если, конечно, грешник искупит грех у церкви, (не у жертвы!) пожертвовав соответствующую тяжести греха сумму на ее добрые дела. Ясно, покупать отпущение греха у церкви приходят те, кто поверил в «жизнь» за гробом, кто боится мук ада и хочет определиться в рай. И церковь грехи отпускает, и не смущается принимать дары, о неправедном происхождении которых ей хорошо известно. Принимая их, церковь соучаствует в грехе, какими бы доводами не оправдывала свое соучастие. Ради денег грешника она становится на сторону грешника, а не жертвы. Церковь становится врагом жертве.

И еще. Всякий, позволивший запугать себя адом, уже пригнулся, втянул голову в плечи, встал на колени перед тем, кто присвоил себе право прощать грехи. Он унизил себя, свое достоинство. Власть над людьми испуганными и униженными обеспечивает церкви и постоянный приток денег, и возможность манипулировать паствой в своих интересах.

Человек, унизивший другого человека, безнравственен. Власть, унижающая людей, безнравственна тысячекратно. Запугать и унизить человека для того, чтоб добиться от него нравственного поведения - идея порочная в принципе. Она бесчеловечна и безнравственна.

Надеюсь, читатель уже понял мой вывод относительно христианской нравственности - «А король-то голый!». К подобному выводу задолго до меня пришли не философы одиночки, а целые народы. Те народы, которые в кровопролитной борьбе с монархами добились права на развитие в условиях демократического общества. Во всех демократических странах религии отделены от государства. Но не запрещены. Отправлены, так сказать, на вольные хлеба. И тем более не уничтожены физически, как то случилось в России в 20-х годах 20 столетия.

А вот мотивы, по которым демократы оставили христианство «на плаву» имеет существенное значение для понимания современного мира и роли в нем христианства.

Потому оставили, во-первых, что народ, свергавший гнет аристократии и церкви, от привычного христианства не отказывался. Вожди революции, хоть и были настроены резко антиклерикально, понимали это и, утверждая демократию, не считали возможным лишать народ права исповедовать христианство.

Во-вторых, и это главное. Сломив абсолютизм, демократия сломала и государственную этику, правовую систему монархии. А для создания новой государственной этики, нового права, необходима и новая сумма базовых принципов. Ведь новая буржуазно-демократическая этика, ни под каким соусом не могла согласиться с оправданием греха верой во Христа и выкупом греха у церкви. Заемщик, не вернувший кредит в срок, должен преследоваться до тех пор, пока не выплатит долг в полной мере. Грех невозврата кредита должен быть наказан здесь и сейчас, а не после смерти недобросовестного заемщика. В связи с этим для построения надлежащих правовых основ свободных рыночных отношений следовало отказаться от принципа апостола Павла о прощении греха верой во Христа.

А какие принципы принять должно? В рамках христианской религии (а никакой другой массовой религии у демократов той поры и у нынешних практически не было, и нет) за базовые принципы можно принять лишь зафиксированные в Ветхом завете этические принципы Моисея. И, прежде всего, принципы возмещения грешником ущерба причиненного жертве и наказания за грех здесь и сейчас. Тот самый пресловутый, тысячекратно охаянный, к месту и без места поминаемый принцип «Око за око», который на самом-то деле никогда, насколько знаю, не понимался и не применялся в иудаизме буквально, а служил исключительно символом возмещения жертве урона, соразмерного причиненному ущербу.

В-третьих. «Монархическое христианство», (это то, которое Константин Великий вляпал во власть) объявило - власть от Бога, воля самодержца есть воля Божья, законы самодержца священны и подлежат безоговорочному исполнению. А что с такими заповедями, как «Не убивай», «Не прелюбодействуй», «Не домогайся дома ближнего твоего; не домогайся жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего»? Властители ограничили ими свою власть? Нисколько! Самодержцы и прочие владетельные персоны ими пренебрегли – и убивали, и прелюбодействовали, и присвоили себе право на все имущество подданных. В любой момент монарх или некий властительный барон мог отобрать имущество у любого из своих подданных, заточить в тюрьму, казнить. Монархическое христианство, обожествив самодержавие, фактически отказалось от десяти заповедей. А буржуазная демократия без освященного Торой принципа неприкосновенности частной собственности - «Не домогайся … ничего, что у ближнего твоего» – функционировать не может.

Вот почему демократия выстроила свою этику на иудаистских принципах Моисея, а не на евангелистских принципах Павла. Демократия согласилась с апостолом Павлом лишь в том, что монотеизм могут исповедовать не только евреи, но не приняла его отказа от законов Торы. Демократия, если угодно, создавая свою этику, создала и свое «демократическое христианство» - своеобразный «коктейль» из принципов Павла, лишивших евреев монополии на монотеизм и позволивших приобщить к монотеизму другие народы, и этических принципов Моисея. В «монархическом христианстве» этические принципы Моисея задействованы не были. Так что запрет христианства означал бы для демократии и отказ от своих основ. Вот почему демократия не запретила христианство, а лишь отделила его от государства.

Вот итог моих размышлений на тему Альтруизм и религиозность.

Никакой нравственной базы у христианства нет. Пытаясь добиться нравственного поведения, оно запугивает верующих адскими муками, чем унижает их достоинство. Условный инстинкт религиозности угнетает Альтруизм. К тому же, христианство ограничивало в прошлом и пытается ограничить сегодня творческие устремления человека. Свежий тому пример - в марте 2008 г. папа римский объявил занятия генной инженерией, исследования стволовых клеток человека, исследования проблем бессмертия человека смертными грехами!

Так что следует признать религиозность совершенно излишним и вредным человеку условным инстинктом. Детей и юношество следовало бы оградить от наработки условного инстинкта религиозности. Только совершеннолетний человек вправе решить – станет он исповедовать какую-либо религию, или будет жить вне религий.

Вместе с тем, безнравственность христианства вовсе не превращает автоматически каждого христианина в безнравственного человека. Каждый человек, не устану повторять это, нравственен от природы, вне зависимости от религии, которую исповедует. Но всех владетельных отцов всех, какие есть в мире христианских церквей, со всеми их причтами считать нравственными не могу. Все они паразитируют, и знают, что паразитируют, на страхе людей перед неизбежной смертью. Тем более, не могу ни под каким видом и соусом причислить к людям нравственным фанатичных приверженцев христианства, типа черносотенцев, как и фанатичных приверженцев любой другой религии, типа шахидов ислама.

Объективности ради отмечу и некоторые иные черты христианства. Прежде всего, следует отблагодарить христианскую церковь за сохранение в ее библиотеках бесценного наследия древних греков и римлян, за создание и сохранение множества величественных храмов наполненных прекраснейшими произведениями искусства. И за благотворительную деятельность тоже. Правда, у меня к ней отношение двойственное. С одной стороны, всяческого уважения достойны люди облегчающие жизнь больным и брошенным детям, беспомощным старикам, увечным, голодным. Но с другой стороны, совершенно несопоставимы объемы той помощи, которую церковь может оказать, и тем объемом помощи, которую своим гражданам реально оказывает современное демократическое социальное государство. То, что Мать Тереза и ее орден смогли сделать в Калькутте, - капля в океане беды. Столбовой же путь для облегчения бед людских не религиозная благотворительность, а глубокие социально-экономические преобразования в бедствующих обществах.

Еще одну положительную сторону деятельности христианской церкви нашел в «Окаянных днях» Ивана Бунина. В его дневниковых записях о жизни в России и, в частности, в Одессе, в 1918 – 1919 годах, в годы большевистского террора, разрухи, бандитизма. Вот фрагмент записи от 20. 06. 1919. «Сейчас опять идем в архиерейский сад, часто теперь туда ходим, Единственное чистое, тихое место во всем городе. Вид оттуда необыкновенно печальный – вполне мертвая страна. …И все-таки в саду чудесно, безлюдно, тишина. Часто заходим в церковь, и всякий раз восторгом до слез охватывает пение, поклоны священнослужителей, каждение, все это благолепие, пристойность, мир всего того благого и милосердного, где с такой нежностью утешается, облегчается всякое земное страдание».

Да, церковь способна приносить душам хоть какую-то передышку в окаянные годы бедствий, разрухи, неустроенности. Но сколько таких, что чувствуют столь проникновенно, как Бунин? Много ли жаждущих утешиться в церкви? Вот ведь безлюдно же в саду архиерейском. Доныне безлюдно.

Нет, церковь в наши дни утратила то значение, которое имела для людей еще век-другой назад. Прошло ее время. Для оправдания дальнейшего существования церкви в демократическом социуме не нахожу сколь либо веских доводов. От христианства остались лишь привычки, одни привычки, к праздникам, в основном.