"ПУТЕШЕСТВИЕ В ДРУГУЮ ЖИЗНЬ" (VI) "ОЗЕРНЫЙ КРАЙ"

Царством лесов Мещеру называют справедливо. Но приезжайте сюда весной, и вы убедитесь, что это еще и царство воды. Глядишь – очнулись от спячки болота. Взбухли и раздались вширь реки. Ручейки, раззадоренные талой водой, превратились в бурные потоки... Близко лежащие озера соткнули берега и стали морями. В такую пору, как говорится, «и царь воды не удержит».

Вешняя вода промывает закисшую за долгую зиму Мещеру, уносит все временное, ненадежное, истлевшее.

Судьба мещеряка во многом зависела от воды. Реки соединяли деревни и торговые села. Озера снабжали рыбой и водоплавающей дичью. Болота поставляли первоклассную ягоду и топливо. Многочисленные ключи утоляли жажду. Все это в какой-то степени опровергало известную пословицу: «Где много воды, там жди беды». Хотя, конечно, вода доставляла не одни только радости. То паводок унесет мельничное колесо, то гиблое болото отнимет заблудившуюся лошадку или поживится беспечным грибником. Разная она бывает вода – и живая и мертвая...

Главная река Мещерского края – темноводная Пра. Она берет начало в озерах и петляет по лугам, болотам и лесам до встречи с Окой. Ее русло непостоянно. Сотни заводей и рукавов могут запутать кого угодно. Но нет, наверное, в европейской части страны реки более девственной и живописной. Труднопроходимые болота, малолюдье спасают реку от загрязнения. Вода в ней чиста как слеза. В былые годы по Пре сплавляли лес. До сих пор на ее дне дремлет немало топляка.

Длина Пры – 167 километров, а если соединить все речки рязанской Мещеры в одну, получим голубой большак длиной 1100 километров.

В среднем течении Пры немало озер, обязанных своим происхождением и самой жизнью замечательной реке, ее спокойному характеру. Все эти водоемы мелководны и проточны. Но, конечно, озера захирели бы, если бы не окрестные болота, «подпирающие» их в засуху.

Об озерах стоит сказать особо. Как драгоценные камни в дорогой зеленой оправе, они разбросаны по всей мещерской стороне. Расположенные большей частью группами, они поражают красотой и разнообразием. Здесь есть озера с голубой, белой, черной и желтой водой. Глубокие и мелкие, с песчаным и затянутым илом дном, огромные и карликовые – на пять весельных взмахов. Скажем здесь лишь о некоторых.

Озера Святое, Имлес, Дубовое, Лихарево, Шагара, Сокорево, Мартынова, Русаново, Белое, Лебединое составляют систему озер реки Пры. В половодье их зеркала сливаются в одно площадью 230 квадратных километров. Это 230 миллионов кубометров воды. Самое красивое и уникальное озеро – Белое у села Белого Клепиковского района. В нем чистая артезианская вода. Оно небольшое, но глубокое – в иных местах свыше 40 метров.

Самое большое озеро Мещерского края – Великое в Клепиковском районе. Площадь его зеркала даже летом составляет 20 квадратных километров. Правда, глубиной оно похвастать не может – метр-полтора. Дно буквально забито сапропелями.

Памятниками природы объявлены озера Ивановское (древнего, ледникового еще происхождения, пристанище водоплавающей птицы), Сокорево, Чебукино, Мартынове, Беленькое, Урцево (здесь селятся бобры, выхухоли, ондатры).

Нельзя не вспомнить и о знаменитых мещерских болотах, хранителях воды, торфа и клюквы, – их что-то около тысячи. Больших и малых, верховых и низинных.

Я ничего еще не сказал о родниках. Но об этом — наш первый рассказ...

Родник

Чтобы почувствовать всю силу российских родников, надо побывать в пустыне. На краю одного такого песчаного царства, именуемого Каракумы, я жил в детстве и хорошо помню, как в наш поселок возили воду на верблюдах. В начищенных пустынными песками флягах вода сильно нагревалась за время перехода, мутнела и дурнела на вкус. Фляги закапывали глубоко в песок. Когда нужна была вода, брали лопату и шли к большой яме в центре поселка. Это называлось «сходить к роднику».

Жесткое южное солнце заставляло людей живо вспомнить прохладу русских лесов и спрятанные под их пологом хрустальные ключи, желаннее которых, казалось тогда, и не было на свете...

Переехав в город, окруженные комфортом, мы позабыли об этих маленьких поильцах. У каждого в доме есть свой, всегда готовый к услугам родник. Открывай кран и бери вдоволь воды. Известно: когда чего-нибудь в избытке – цена тому падает.

Сейчас уже никому не придет в голову идти за несколько километров к спрятавшемуся в лесах или полях роднику, чтобы утолить жажду. Действительно, если только напиться – путешествовать за тридевять земель, может, и не стоит. Хождение к роднику обретает смысл, когда надо утолить жажду душевную.

Однажды утром мы добрались до Сынтула – мещерского поселка, известного своим чугунолитейным заводом, а теперь еще и спортивной базой на озере, которую давно приглядели гребцы не то что республиканского, а и международного ранга. Механик базы, Борис Егорович Максимов, и вызвался проводить нас к роднику, о котором ходят по Мещере легенды. Сам он уроженец здешних мест и к роднику бегал еще мальчишкой.

Долго шли лесом, сворачивая то на одну тропинку, то на другую. Тут мы и оценили нашего провожатого: незнающему человеку легко заплутать. Но вот лес расступился, и взору открылись поля, рассеченные оврагами и овражками. В одном из них и притаился Алешинский родник. В старину его объявили святым: зимой он никогда не замерзал, а вода, взятая из него, месяцами стояла в бутылях и не портилась. Чудо? Сейчас, конечно, любой школьник вам объяснит его причину: вода, без сомнения, содержит серебро. Из чуда богова родник превратился в чудо природы.

На дне небольшого оврага, заросшего ивняком и низкорослой березой, мы увидели ветхую деревянную избушку. Прямо из-под ее порога убегал в кусты проворный ручей, в разные стороны расходились нахоженные тропинки. Распахнули низкую дверь и заглянули внутрь избушки. В одном углу расставил короткие ноги стул, в другом возвышался медный светильник. В пол был встроен колодец: следом за деревянной «рубашкой» шла белокаменная кладка. Открыли крышку и увидели близкое песчаное дно. Вода оказалась настолько прозрачной, что глазу ее почти невозможно было заметить. Лишь тонкий солнечный лучик, пробившийся сквозь щель в потолке, блестящим пятачком лежал на самой поверхности, указывая на драгоценную влагу.

Мы напились родниковой воды и сели на пригорке у березы. Помолчали, размышляя о том, какая крепкая связь в этих известных всем нам словах – родник, родное, родина...

Уходя, взяли с собой немного воды из Алешинского родника. Месяца полтора простояла дома бутыль. Однажды я открыл ее и из любопытства сделал осторожный глоток. Сомнения были напрасными – вода надежно хранила серебряную чистоту.

Мы свято чтим родники, подобные Алешинскому: ведь эти самородные ключи – многому начало. Из такого же вот родника рождается великая Волга. И Ока тоже. Многое русское начинается с родника...

Остров

Есть в Мещере свои Венеции. Человек там всю жизнь не расстается с веслом. Рассказывают, что один из жителей Подсвятья появился на свет в лодке: роженицу не успели довезти до берега.

И в последний путь тут уходят тоже по воде – погост на другой стороне реки...

Крученое русло Пры, озера и болота в незапамятные времена родили этот маленький остров – километра три длиной и с полкилометра шириной. На нем и расположилась деревенька Подсвятье.

Вода здесь кругом, и, когда налетает ветер, кажется: поставь только хорошие паруса – тронется, поплывет неведомо куда зеленый остров.

– Так это сколько ж материи надо... – вполне серьезно откликнулся на мою метафорическую догадку дед Алексей, перевозивший нас через реку.

Несмотря на преклонные лета, весло дед держал крепко и был как-то угрюмо спокоен, как старец Харон. Только дело имел он с живыми душами и отчаянно дымил махорочкой.

К острову мы подходили извилистыми коридорами, прорубленными в густой куге, поэтому деревня открылась не сразу. Сначала мелькнули железные крыши, верхушки яблоневых садов, поставленные на кривые жерди антенны. Потом мы увидели избы, а перед ними – крошечные баньки, которые сгрудились у реки, как жеребята в жаркий полдень.

Даже в самое малое половодье деревня стоит в воде, и волна долгожданным гостем стучится прямо в двери. Зимой же река долго не замерзает, лед на ней хрупок и опасен. Но когда уж крепко встанет, про него говорят не иначе, как «мост».

Мал остров, мала и деревня. Чуть больше двадцати дворов, разделенных на три хутора. Кто и зачем делил – неведомо. Видно, жили здесь когда-то три семьи, а от них-то и пошло все Подсвятье. Сейчас вам не скажут, как называется каждый хутор, потому что надобности в особых названиях нет: все рядом, все связано набитыми тропинками, и не угадаешь сразу, где околица одного хутора и начало другого. И живут здесь открыто. Чего ж тут спрячешь от соседских-то глаз! Да и стоит ли прятать?

На острове нас угостили отменными яблоками. Они висели возле каждого дома на коротких и сильных ветках. Яблоки мог рвать любой и в любом месте. Нет в деревне ни сторожевых псов, ни крепких запоров.

Мы приплыли в воскресенье, когда Подсвятье отдыхало от трудов праведных. Мужское население острова с утра промышляло рыбу и чирков: из-за молодого сосняка долетало раскатистое эхо выстрелов. На рыбную ловлю или охоту отправляются почти всегда артелью и плывут, конечно, не на утлых долбленках, а на моторках, не опасаясь шума, к которому, как считают подсвятьевские мужики, привыкли давно рыбы и птицы.

Старики этой ревущей техники не признают и держатся за старое: каждую весну смолят узкие, почерневшие от воды лодки и на них плавают по своим нуждам – в магазин, за почтой или за сеном для коровы.

Сено здесь плохое. Какие же в Подсвятье луговые угодья! Косят на болотах осоку и сушат ее в стогах, стоящих... на воде. Нет сухого места, так здешние косари нашли неожиданный выход: рубят топором упругую речную кугу и сплетают из нее над водой настил. Чудно... Посмотришь на реку и вдруг увидишь плавающие островерхие стога!

Итак, было воскресенье. Островитянки в этот день, по обыкновению, играли в лото. Они расположились на траве под ракитой, разложив перед собой полинявшие картонные карточки. Почтальон тетя Маша лезла рукой в холщовый мешок, вытаскивала деревянный бочоночек и громко выкрикивала цифру, а остальные прилежно закрывали квадраты разноцветными пуговицами.

Мы присели на скамеечку рядом, где грелась на солнышке бабушка Анастасия. Она не участвовала в игре, потому что было ей не до того, нежданно-негаданно свалились на нее три горя.

Первое заключалось в том, что давно прохудилась крыша и некому ее теперь подправить. Мужиков, способных держать топор, в Подсвятье раз-два и обчелся. Все они на строгом совхозном учете – каждый день находится срочная работа. Хотел по-соседски помочь один дед, да чуть не свалился с крыши, а потом с неделю лежал больной.

Второе горе оказалось связанным с письмом, которое должно было прийти со дня на день, но все не шло. Письмо бабушка Анастасия ждала от дочери. Хотелось узнать, как там внучата.

Было и третье горе.

– Повадились в мой огород зайцы бегать – гибель их сколько, всю капусту общипали, – сокрушалась бабушка Анастасия. – Но я не поддалась. Поставила русалку, они и сбегли. Да боюсь, вернутся...

Оказалось, что «русалкой» в этом озерном краю называют обыкновенное пугало. Его бабушка снарядила из старой поневы, заношенной кофты и шарфа, оставленного несколько лет назад дочерью, приезжавшей в гости. Липовое мочало заплела в косы, полагая, что после этого зайцы окончательно поверят в ее обман.

Древнее бабушки Анастасии на острове никого нет. Она помнит те времена, когда в Подсвятье было много народу, играли свадьбы, а те, кто еще мечтал о суженом, бросали в реку венки: если не утонет – быть счастливой...

Остров долго оберегал себя, пользуясь особым своим положением. Но время шло, и тихо, незаметно растворялись островитяне в обступавшей их со всех сторон новой жизни. Пустели хутора, зарастали сады, и теперь едва ли наберется больше десятка справных усадеб. Остальные забила глухая крапива, под белесыми окнами покосившихся изб буйно разрослась, бесполезно осыпая ягоды, ежевика.

Вот и Сашка Макаров, с которым мы год назад самодельными удочками ловили на зорьке нетерпеливых окуней, подался в чужие края. Он много знал и умел, этот парень: свободно разбирался в тракторах, метко стрелял из старенькой двустволки, с закрытыми глазами мог пройти запутанными протоками к самым рыбным местам, починить колодец, в который, как в холодильник, опускали свежую рыбу в большом поли­этиленовом мешке.

Рядом с его домом протекал малый ручей. Он и сейчас бежит под лопухами, торопясь попасть в Пру. Сашка всячески оберегал его родниковую чистоту.

В большом нашем мире следствие не всегда идет рядом с причиной. И результаты наших дел, плохих или добрых, могут проявить себя не сразу. В стремительном потоке событий мы и вовсе рискуем их не заметить. На острове, если ты сегодня затопчешь ручей, завтра негде будет напиться.

Конечно, Санька не думал о таинственном переплетении причин и следствий. Он брал лопату и чистил безымянный ручей, обкладывал камнями то место, откуда бил тихий родник.

С уходом Саньки остров будто осиротел. Но маленькое Подсвятье верит: грядут для него иные, добрые времена.

...Садилось солнце. Во все глаза смотрели на него из палисадников рыжие подсолнухи. Редко мычали коровы. На другом берегу играла радиола. Кто-то заводил моторку.

Наши знакомые островитянки перебрались на крылечко, где посветлее. Но возвратились с рыбалки мужья, надо было чистить рыбу, и тетя Маша унесла с собой холщовый мешочек с лото. До следующего воскресенья...

Зажглись в избах огни, запахло рыбьими потрохами, заурчали деревенские коты. Скоро и церковь на противоположной стороне Пры, отчетливо видная днем, пропала в вечернем тумане.

Нас принял пахучий сеновал. Внизу под нами возился поросенок, дожевывала осоку корова. Потом стало по-ночному тихо.

Стоя на берегу, движение воды в Пре не заметишь. Но если войти в реку, окунуться в ее темную воду, то сразу почувствуешь упругий, изменчивый поток.

Течение жизни в таких деревеньках, как Подсвятье, тоже трудно приметить со стороны. Надо обязательно войти в реку...

Фото: Юрий Фалерист и  Вадим Тарелкин