ТУЧНАЯ СИЛА СЛОВА

ТУЧНАЯ СИЛА СЛОВА

   Иван Фёдорович, осторожно открыв высокую дворовую калитку друга и соседа Максима Сергеевича, но не зашёл. Нерешительно потоптался, а потом, просунув голову в образовавшуюся щель, внимательно осмотрел двор, засеянный хозяйственными постройками, и застопорил взгляд на объёмной собачьей будке, возле которой, разбросав лапища и положив между ними морду, лежал огромный пёс по кличке Кавказ,

- Нелюдимая и хитрая скотина, - зло бросил Фёдорович. -  Максимыч,- загорланил он, выкладываясь до хрипоты в груди. – Цепь надёжная у твоего живодёра -  живоглота? Железная? Не верёвочная? Ошейник с шипами? На горле?

   Фёдорович  ещё долго и досконально расспрашивал бы, во что  «запряжена» собака, накормил ли Максимыч её  или нет, но Кавказ, увидев его,  вскочил, поднял морду вверх, прижал брюхо к земле, словно попытался ползти, как бы выказывая уважение, но через пару секунд разъяренно залаял и  взметнулся, чуть не сорвав будку. Иван Фёдорович попытался оторвать ноги от земли, чтобы запустить их в работу, но они почему - то не отрывались, словно прикипели.

- О, мать твою, - заголосил он, - что ж  вы, падлы,  не двигаетесь. Хотите, чтоб я без вас остался?

   Ему показалось, что на него мчится смерть, Он слышал о ней с детства. От бабушки, родителей, учителей… Смерть – это дряблая старуха с косой, но в сознании Фёдоровича она  перевоплотилась в огромную пасть, в которую вполне могла поместиться его голова. И поместилась бы, но цепь, переливчато зазвенев, натянулась, и Кавказ заплясал на задних лапах, пытаясь достать передними Фёдоровича, которому удалось, наконец, с величайшим напряжением, отодрать свои ходули от земли и стремительно направить их по безопасному пространству  к порожкам, где сидел сосед, читая толстую книгу.

- Заквасился в книгу, мать твою,  - коршуном налетел он, - а того не видишь, что твой людоед только и ждёт, как бы меня  пополам перекусить. Я его в следующий раз на вилы натяну. В твой двор захожу, как в камеру пыток.

- Фёдорович, - спокойно отреагировал  Максимович. – Не нарушай тишину. Будь уважителен к ней. Ты же видишь, что я   умственно работаю с Великой Книгой с названием «Библия», вывожу свои мозги на более высокий уровень, чтобы к моим обширным, но недостаточно углублённым   знаниям добавить ещё более обширные  и более углублённые и на разные  мелочи не отвлекаюсь.

   Вот так! Клюнул Максимыч, да так клюнул, что «мелочь» со злости плюнула, развела руками и плюхнулась рядом.

   Что поделаешь. Сориться нельзя. Соседи. Иначе огородная межа начнёт колебаться и смещаться то влево, то вправо, а то и в петлю завернётся. Свара закипит. Яблоня на моей земле растёт, а яблоки на твою падают. Так чьи они?  Твои или мои? А компот, сваренный из них? Чей?  Кто им самогон из сахара запивать будет? Докатится дружба до суда и адвокатов, а суд и адвокаты грошей стоят. Так прошерстят по карманам, что через дырку в них, можно будет пятки чесать.

- Что читаем, - спросил Фёдорович, отдышавшись, и попытался облегчённо вздохнуть, но не вздохнул, а матернулся, увидев, что Кавказ вернулся  к будке и залёг, готовясь к новой атаке.

- Весьма серьёзно и трудоёмко  постигаю   тучную силу слова, - внушительно  бросил Максимыч.

- А что это за херня такая? – разнузданный от страха, развязано бросил Фёдорович, выкладывая ногу за ногу.. -  Тучная. Жирна, что ли? Как ты?

- Груб ты, Фёдорович, Не деликатен. К знаниям  нужно подходить вдумчиво, не спеша, - тонко отреагировал Максимыч.

- Если б я подходил не спеша, -  урезал Фёдорович, -  то Кавказ давно сожрал бы меня. Один раз уже завалил, Я после этого стальное кольцо на шею натаскиваю, когда иду к тебе. Видишь.

   Точно. Кольцо, блестящее, плотно облегающее шею. Фёдоровичу  дышать трудновато, но лучше трудно дышать, чем совеем не дышать.

- Поясни, что такое тучная сила слова? – сказал он. – И зачем она?

- Для побуждения к движению, - степенно начал Максимыч, обходя первый вопрос, -  и мысленному рассуждению. Это в общем масштабе. А лично  мне, как человеку, постоянно выживающего на нервах, для отражения атак, чтобы уметь противостоять моей весьма  многоязыкастой и дюже сварливой  Анне Игнатьевне, когда я осаживаю бутыль самогона для поправления моего пошатнувшегося пенсионного  здоровья.

- У него пошатнувшееся здоровье, - всплеснул руками Фёдорович. - Да у тебя его больше, чем у  этого зверя. – Он ткнул в Кавказа. – Подойди к нему и померяйся силой, - поджучил Фёлррович.

- Не перебивай.

 Слушай внимательно и забирай в голову. Пригодится.  «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

 - Ну и что в этих словах такого тучного, - отбрил Фёдорович. - И почему ты их зацепил? – заинтересовался он. – Говори чётко и ясно, а не так, как приезжавший к нам городской лектор. Тараторил, тараторил. Поле лекции к нему подошли мужики, пожали ему руку и сказали: мы не поняли, что ты говорил, но мы полностью согласны со всем тем, что ты сказал.

- Отвечаю чётко и ясно. Эта тучная сила слова отвечает моим тяжёлым индивидуальным и персональным обстоятельствам. Игнатьевна, когда застаёт меня за лечебным употреблением оздоровляющего напитка, сразу за дрючок хватается, а в Великой Книге, что  сказано?

- Да откуда я знаю,- отвинтил Фёдорович. -  что в ней  нацарапано?

- Не нацарапано, а написано. Зачитываю: В начале было Слово. Понимаешь: в начале было  Слово, а не дрючок. А у Игнатьевны наоборот. В начале дрючок, а потом слово. Это я и буду, используя  психологическую тактику и стремительную  стратегию наступления, вводить в её голову.

- А разреши мне, - подъехал по – лисьи  Фёдорович, -  с твоего великого почтения дополнить дальше эту благоразумную и состоятельную мысль, но  с учётом временного изменения прошедших, обветшалых веков, - понесся он. - Так сказать, осовременить её. Вдуть дополнительный, новый дух. Моя жена за дрючок не хватается, а вот жизнь сейчас так хватает, что в голове мысли завариваются, аж пар идёт. Перехожу к осовремениванию.

- Переходи, - благодушно ответил Максимыч. – Я внимательно слушаю.

- Итак, - рубанул Фёдорович. -  В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Так?

- Так.

- Дополняю. Вывожу из застоя и даю новое движение. И Слово было Богом, и Русь была убогой.

   Вот и осовременил. Русь приплёл, а её в то время и в помине не было. Как же ответит на это Максимыч? А так.

- Неправильно мыслишь. – Максимыч сурово посмотрел  на Фёдоровича. - Вношу  существенную поправку в твои слова. И Русь была не убогой, а была  у Бога. Понимаешь?

 - Если бы она была у Бога, то никогда  не была бы  убогой, - припечатал Фёдорович. – А сейчас…

- Ты в моём дворе недостойную и неблагонадёжную  критику не разводи, -  раздражённо перебил Максимыч, -  как моя Анна Игнатьевна, У неё критика вредная: дрючковатая и болезненная. Наносит мне духовный ущерб, потому что не имеет тучной силы слова, как и ты.

- А ты имеешь? – вскипел Фёдорович, тыкая в шейное кольцо. -  Да ты  настоящий террорист со своим Кавказом, -  подсёк он. -  Кто бы в твой двор не заходил, обязательно оказывается в заложниках, если он не соглашается с тобой. Ты что тогда делаешь? Спускаешь Кавказа. А что делают несогласные?  Кто через крышу выбирается, кто через дырки в заборе, кто через окна в доме.

   Максимыч даже поперхнулся от слов лучшего друга. Террорист! Он и Кавказ! Оскорбление.  Такое  Максимыч  не прощает.

   Он  поднимается с порожек, набирает побольше воздуха, по двору, словно раскатывается оглушительный рокот грома.

 -  Тикай, Фёдорович. Кавказ с цепи сорвался. Лезь на дровяной сарай, а то порвёт.

   Такого поворота Иван Фёдорович не ожидал. Сначала он решил сорваться к калитке, но тормознула «арифметика». У Кавказа четыре лапы, а у него?   Так куда? Мгновенный взлёт и Фёдорович на плечах соседа, с которых, он, наступая на голову Максимыча, перебирается на крышу сарая и начинает чихвостить его.

   Максимыч не отвечает и  направляется к будке, Фёдорович понимает дальнейшие действия соседа и кричит: В начале было слово. Сосед не реагирует, отвязывает пса, который подходит к сараю и начинает кругами ходить вокруг него, не спуская глаз с крыши.

- Как же мне теперь слезть, - мечется Фёдорович. – Я же в заложниках оказался. Верни этого живодёра в будку и дырку камнями завали, чтоб он не нанёс мне смертельную рану.

- Сиди на крыше и ищи тучную силу слова,  которое помогло бы тебе слезть. А я пойду маленько посплю.

   Максим Сергеевич уходит. Фёдорович садится и смотрит на пса.

- Ну, что, живоглот Кавказ, - говорит он. -  Животина ненасытная.  Жрёшь вёдрами. Больше, чем наши свиньи. Будка у тебя лучше всех будок наших собак.  А вот подсунет хозяин тебе вместо ведра миску, так ты и цепь порвёшь, и его вместе с женой сожрёшь. Ты же тучную силу слова не знаешь, а оно такое: «В начале было Слово».

   Кавказ облизывается, Фёдорович ложится на спину и ждёт, когда выйдет Максимыч.