Россия покорила чукчей не водкой, а табаком и бисером
12 марта 1747 года на берегу реки Майн (Мэйнывээм — по-чукотски «большая река», правый приток Анадыри), совсем близко по северным меркам от Анадырского острога, крупный отряд чукчей, напав на коряков, взял в плен 8 человек и угнал 7 оленьих табунов. Среди угнанных оленей были и предназначенные для прокорма гарнизона Анадырского острога.

В тот же день, узнав о нападении, майор Павлуцкий бросился в погоню. Собирались экстренно, вышли в ночь на 13 марта – 97 русских и 35 коряков на всех собачьих и оленьих упряжках, которые удалось собрать в остроге, пошли по следу чукчей. За ними пешим порядком выступили те, кому не хватило упряжек – 202 солдата и казака под командованием сотника Алексея Котковского.
Чукчей настигли утром 14 марта там, где в Майн впадает речка. Здесь на горе, ныне известной как Юкагирская сопка, отряд Павлуцкого и обнаружил грабителей – их оказалась целая армия, почти 600 чукотских воинов в костяной броне.
Павлуцкий, не смотря на такое неравенство в силах, приказал готовиться к атаке. В русском отряде возник короткий спор – часть казаков и корякские «князцы» просили майора дождаться идущие следом две сотни Котковского, другие считали, что надо атаковать, пока чукчи не ушли и не растворились в бескрайних снегах Чукотки.
Позднейшее расследование Сената Российской империи зафиксировало прозвучавшие в те минуты слова казачьего сотника Семёна Кривогорницына: «Наши казаки воисты дома, а в виду неприятеля трусливы; теперь-то и бить злодеев, пока они в куче, а где их сыщем, когда разбредутся по загорьям?»

Похоже, Павлуцкий и его люди за последние годы устали от многомесячных и бесплодных попыток искать «настоящих людей» посреди безжизненной тундры. Здесь и сейчас противника не надо было искать – основные ударные силы чукотских родов наконец стояли перед ними в полной боевой готовности. И 97 русских атаковали 600 врагов.
Люди Павлуцкого шли вверх по сопке. Сильный ветер бросал в лицо русским колючий весенний снег, «что неприятелю много способствовало». Чукчи атаковали с горы – казаки и солдаты дали залп из ружей и единственной имевшейся при отряде небольшой железной пушки. Уже опытные в боях с русскими чукчи упали в снег, большая часть картечи и пуль просвистели над их головами. На второй залп у русских времени уже не осталось – несшаяся с горы масса костяной брони ударила в их отряд.
Началась рукопашная схватка. Сразу же сказалось численное преимущество чукчей, но опытные бойцы Павлуцкого, уступая противнику в численности минимум в пять раз, дрались умело и упорно. По воспоминаниям выживших, свалка была такой плотной, «что неприятель у россиян ружья, копья, а россиане у неприятеля луки и копья ж отнимали руками и оборонялись ножами».

Русский отряд с боем и большими потерями, включая командира, отступил к подножию Юкагирской сопки, где укрылся от атак чукотских воинов за укреплениями, наспех построенными из саней. Позднее от пленных чукчей узнали подробности гибели майора Павлуцкого – при отступлении отряда он долго отбивался в окружении врагов, рубя саблей костяные наконечники их копий. Чукчи пытались расстреливать его из луков почти в упор, но майор в стальной кольчуге и шлеме был только ранен. С трудом чукчи свалили его арканами и добили ударом костяного копья в горло.

Битва продолжалась, пока на горизонте не появились несколько десятков передовых человек из шедшего следом отряда сотника Котковского. Завидев спешащее к русским подкрепление, чукчи тут же прекратили атаки и на оленьих упряжках скрылись за горизонтом.
Подошедший отряд Котковского не мог их преследовать, так как чукчи угнали у местных коряков почти всех оленей. Русским осталось лишь собрать тела павших и подсчитать потери, которые по меркам Крайнего Севера были чрезвычайно велики: из 97 человек отряда Павлуцкого погибло 41, в том числе командир и два казачьих сотника. Из 35 участвовавших в бою союзных коряков погибло 11. Один казак попал в плен. Потери чукотских воинов остались неизвестными, поскольку они увезли с собой всех своих убитых и раненных.
Достались чукчам и небывало большие трофеи – знамя отряда Павлуцкого, железная пушка, четыре десятка ружей, много холодного оружия и снаряжения. С трупа Дмитрия Павлуцкого чукчи успели снять кольчугу, и если значение добытого в бою знамени они тогда не особо понимали, то этот стальной трофей ценился ими наиболее высоко. Почти полтора следующих века этот наглядный символ победы будет передаваться из поколения в поколение. Лишь в 1870 году один из чукотских старейшин-«тойонов» подарит трофейную кольчугу Павлуцкого в знак мира «колымскому исправнику» барону Гергарду Майделю, руководителю первой научной экспедиции российских представителей на Чукотку.
«Для искоренения немирных чукоч оружейною рукою…»
Рапорт оставшегося старшим в Анадырском остроге сотника Котковского о неудачной «битве на реке Орловой» отправили на собачьей упряжке в Иркутск 3 апреля 1747 года, а в Петербурге его получили лишь в ноябре.
Донесение поступило в Сенат вместе с просьбой «для искоренения оных немирных чукоч оружейною рукою и для охранения здешних острогов прислать драгун 500 человек». Правительство Российской империи посчитало, что для наступления на чукчей надо иметь в Анадырском остроге, как минимум, тысячу солдат и казаков.

В середине XVIII века в Сибири найти и перебросить на Чукотку несколько сотен «служивых» стоило огромных сил и средств. Подкрепления собирали по всему краю, от пограничья с казахскими племенами до Забайкалья. Первые 99 солдат и 49 казаков из сибирских резервов пришли в Анадырский острог только к лету 1750 года.
Пока русские перебрасывали через тысячи вёрст тайги и тундры подкрепления, чукчи активизировали свои набеги. Вынужденные прекратить их на несколько лет под ударами Павлуцкого, они поспешили наверстать упущенное после разгрома страшного майора. Вторгались даже на Камчатку, грабя и убивая камчадалов и коряков.
Поручику Якутского полка Семёну Кекерову, исполнявшему обязанности командующего Анадырским острогом, пришлось провести несколько ответных походов против чукчей, чтобы остановить разграбление «ясачных» подданных Российской империи. Однако проблуждав по тундре несколько тёплых месяцев, русские отряды так и не нашли неприятеля в безлюдных просторах. Только в августе 1750 года на берегу Берингова моря обнаружили покинутый чукчами «острог», укрепление из древесных стволов и коряг, прибитых морем к берегу. Убегавшее из «острога» на байдарках племя тойона Кею удалось лишь обстрелять из ружей.
Следующие несколько лет продолжались такие же бесплодные походы, когда убегающего неприятеля удавалось лишь заметить на горизонте.

В марте 1754 года большой чукотский отряд, около 500 воинов во главе с тойонами Тегрувье, Ихъяином и Мего, вдруг появился под Анадырским острогом, убив нескольких казаков, большое количество местных коряков и вновь угнав оленьи стада. Погоня за грабителями двух сотен казаков на собачьих упряжках продолжалась неделю, пока след чукчей не скрыл снежный ураган.
Постепенно далёкое начальство в Петербурге стало понимать, что военная операция на крайнем северо-востоке империи не только слишком затянулась, но и лишена стратегических перспектив. В острогах от Колымы до Камчатки располагалось почти полторы тысячи «служивых», но если большинство северных гарнизонов насчитывали по нескольку десятков человек, то в Анадырской крепости приходилось содержать почти 600 солдат и казаков. В условиях крайнего Севера содержать такое огромное по чукотским меркам войско было очень дорого.
Архивы сохранили финансовые результаты противостояния на крайнем Севере. С 1710 по 1764 года на содержание Анадырского острога и походы против «чюхчей» потратили 1381007 рублей. То есть расходы на маленький посёлок с «войском» в несколько сотен человек равнялись сумме, которую Российская империя за те же десятилетия потратила на образование, академии и школы в масштабах всей страны. При этом стоимость захваченных или полученных в качестве дани мехов с Чукотки составила всего 29152 рубля. Расходы превышали доходы в 47 раз!

Но от долгой войны устали и чукчи – в редких, но ожесточенных схватках с русскими погибло слишком много мужчин маленького народа. Поэтому неформальные переговоры о мире начались сами собой летом 1756 года.
Впервые со времён резни, устроенной сотником Шипицыным, новый начальник Анадырского острога, майор Ширванского пехотного полка Иван Шмалев встретился с тойонами Тегрувья и Менигытьевым – впервые такая встреча «на высшем уровне» обошлась без боя и убийств. В урочище Красный Яр сошлись 234 русских и более 300 чукотских воинов.

Через шесть дней сложных переговоров чукотские вожди согласились считаться подданными Российской империи, вернули трёх русских пленных и выдали символический ясак – 98 «красных лисиц» и 45 песцов. Однако, ни заложников-«аманатов», ни присяги на подданство майор Шмалев от чукчей так и не добился.
Обе стороны, ведя переговоры, опасались внезапного нападения – и в ночь на 4 августа 1756 года, когда поднялась сильная буря, караульным чукотского лагеря показалось, что к ним приближаются русские.
Чукчи вскочили в свои байдарки и стремительно уплыли прочь. Когда выяснилось, что тревога была ложной, к русским отправили одного из чукотских «старшин» Харгипина, который и сообщил, что чукчи бежали, вспомнив коварство сотника Шипицына и опасаясь внезапного нападения, но «они де с российскими никогда войны иметь не желают».
Конец Анадырского острога
По итогам незаконченных переговоров с чукчами майор Шмалев отослал начальству в Иркутск и Петербург донесение с предложением добиваться от чукчей мира путём усиления военного давления. Он предлагал построить на Чукотке несколько дополнительных острогов, в частности, в устьях рек Анадырь и Канчалан, а также привести на полуостров почти неизвестное здесь чудо-оружие… лошадей! По замыслу майора Шмалева, большое моральное давление на противника окажут 300 коней, «коих те чукчи уведая, уже российских людей не будут почитать пешими и всегда будут иметь опасение от их походов».
Письмо майора
«Чукоцкая земля, – писал майор Плениснер, – тундровата и камениста и весьма кочковатая и мокрая, тако ж никакого лесу и травы, кроме аленьего корму, то есть моху не имеется... И то их чукоцкое между каменьями житие за неимением лесу временами бывает самое бедное, едва ль в свете где хужее быть может».
Чукотку, по эмоциональному определению Плениснера, «можно назвать последнейшею и беднейшею всего земного круга в последнем краю лежащую между севером и востоком, где не имеется удобностей к житью человеческому».
Вопрос ездовых животных, действительно, стал слишком актуальным для Анадырского острога – долгая война и набеги чукчей почти искоренили оленьи табуны в его окрестностях, а большинство местных коряков из-за набегов «настоящих людей» предпочли откочевать на юг со своими табунами, и гарнизон «Анадырской партии» остался почти без средств передвижения. Однако, перевести через тысячи вёрст тундры несколько сотен лошадей было очень трудно, а главное, безумно дорого – в далёком Петербурге на это не решились.
Напротив, высшие власти Российской империи пришли к выводу о сворачивании необъявленной войны с чукчами. Майору Шмалеву пришёл приказ отныне общаться с чукчами «в пристойном ласкательстве и с оказанием к ним всякого приветствия», не настаивая на присяге, заложниках и внесении пушной подати в полном объёме. Но проявлять «пристойное ласкательство» к чукчам майору Шмалеву не довелось, он умер в 1758 году, не пережив очередную зиму на крайнем Севере.
Новый начальник, прибывший в Анадырский острог лишь через три года, майор Якутского полка Фридрих Плениснер, происходил из «курляндских немцев», и за двадцать с лишним лет до назначения был гвардейским офицером в Петербурге, откуда его, «вместо кнута наказанья», сослали в Сибирь за слишком активное участие в столичной политике. Показательно, что и действующий в то время губернатор Сибири Фёдор Соймонов тоже был ранее политическим заключённым, сосланным в Охотск.
Соймонов с Плениснером и решили судьбу «Анадырской партии», положив конец затянувшимся русско-чукотским войнам. В донесении правительству они обосновали стратегическую и финансовую бесперспективность войны за пустынный и ледяной полуостров, где живет бедный, но «непокорливый чукоцкой народ».
Поскольку финансового смысла в покорении чукчей, не обладающих большими пушными богатствами, нет, то по мнению Соймонова и Плениснера «не для чего быть в Анадырске команде», «и так до сего времени такия великие команды в Анадырске с великими убытками из казны содержаны весьма напрасно…».
В итоге Соймонов и Плениснер предложили уйти с реки Анадырь, оставив её незаселённой ничейной полосой между чукчами и починившимися России «ясачными» аборигенами. «Анадырскую партию» предлагалось упразднить, а находившихся в ней к тому времени 345 казаков и 412 солдат вывести в остроги на Колыму и побережье Охотского моря, где их удобнее и дешевле снабжать провиантом.

По итогам этого доклада императрица Екатерина II 15 марта 1764 года подписала указ: «Состоящую в Сибири Анадырскую экспедицию отменить и имеющуюся в Анадырске команду всю вывести оттуда...».
Подписанный в Петербурге указ шёл до Анадырского острога год и месяц, его получили 6 мая 1765 года. Постепенная эвакуация гарнизона и населения началась осенью с установлением снежного пути для оленьих и собачьих упряжек.
Из-за трудностей с передвижениями на огромные расстояния крайнего Севера ликвидация «Анадырской партии» растянулась на 6 лет. При этом обитатели острога, болезненно воспринявшие его оставление как признание поражения, методично уничтожили всё, чтобы не оставить никаких трофеев противнику. Часть военных припасов, на случай возможного возвращения, спрятали в тайниках. Церковь заранее аккуратно разобрали и брёвна отправили плыть вниз по реке Анадырь, в ней же утопили колокола и пушки.
3 марта 1771 года сожгли все оставшиеся казённые строения и 75 жилых домов, а также укрепления острога – три башни, три артиллерийские батареи и частокол. В тот же день остатки гарнизона и жителей во главе с прапорщиком Павлом Мордовским на собачьих упряжках двинулись в Гижигинскую крепость, расположенную на северном берегу Охотского моря в 750 верстах к югу от навсегда исчезнувшего Анадырского острога, 122 года верой и правдой служившего самым северо-восточным форпостом Российской империи.
Ярмарка вместо войны, бисер вместо пуль
Ровно через 4 года, уже в окрестностях Гижигинского острога сотня солдат прапорщика Мордовского разгромит отряд в несколько сотен чукчей, пришедших сюда грабить коряков. В том бою, 9 марта 1775 года, погибло 83 чукотских воина, 5 солдат из роты Мордовского и 13 коряков, дравшихся на стороне русских. Исход боя решил удачный выстрел из пушки и залп кремневых ружей, против которых оказались бессильны доспехи из моржовых шкур и китового уса.
Это столкновение стало последней битвой долгой русско-чукотской войны. И тут оказалось, что за век с лишним боёв и стычек чукчи… привыкли к русским. Ведь война оборачивалась не только трупами и пленными, но и торговлей.

Всё это они могли получить только у русских. И вскоре после эвакуации острога с берегов Анадыри, «колымский комиссар» Иван Баннер с удивлением узнал, что воинственные «чюхчи» сами начали искать бывших противников, предлагая менять шкуры лисиц и моржовые клыки на медные котлы и табак.
Российское правительство с ходу оценило перспективы торговли в «приручении» непокорного народа. И в 1794 году на притоке Колымы реке Анюй построили небольшую деревянную крепость специально для «негоциации» с чукчами.
Учитывая боеспособность и агрессивность «настоящих людей», торговля с ними велась почти как военная операция, с соблюдением всех мер предосторожности. Чукчи тоже являлись на торг в доспехах и полном вооружении. Опасаясь и в то же время нуждаясь друг в друге, стороны быстро выработали правила этой специфической коммерции.
Ярмарка, прозванная по имени реки Анюйской, проводилась раз в год, в течении десяти дней марта. По воспоминаниям, на очевидцев производило сильное впечатление множество чукчей, являвшихся в полном вооружении у частокола Анюйского острога с криками «Тарова!» (так они переиначили русское приветствие «Здорово»). В следующие дни пришельцам, в обмен на символический ясак в три десятка лисьих шкур, разрешалось появляться на торге у ворот острога, но только в светлое время суток.

Чукчи торговались не менее упорно, чем воевали. Обмануть их было непросто – например, опытный чукотский охотник, по воспоминаниям очевидцев, мог, подкинув на руке, легко на вес определить нехватку 1–2 фунтов табака в предложенной пачке. Этот товар «настоящие люди» ценили очень высоко, давая за два килограмма махорки одну лисью шкуру. Столько же – одну лисицу – на Анюйской ярмарке стоил железный топор.
В обмен на пару фунтов табака и льняную рубашку чукчи даже соглашались креститься – появление в русской церкви с красочными иконами и торжественными службами они воспринимали как интереснейшее развлечение в их северной жизни. Ещё им очень нравились леденцы и категорически не пришёлся по вкусу привычный русским чай.
Женскую же половину воинственного чукотского народа покорил стеклянный бисер для украшения одежд из оленьих шкур – он был красивее, удобнее и дешевле привычного им костяного. Так что, вопреки расхожим мифам, войну с чукчами прекратила не водка, а табак и бисер.

Русские власти, наоборот, запрещали продавать чукчам алкоголь – пока «настоящие люди» не растеряли свои боевые навыки, в пьяном задоре они казались слишком опасными. Алкоголизация чукчей началась лишь веком позднее, в конце XIX столетия, когда с американских кораблей чукчам стали в обмен на меха активно предлагать «огненную воду».
К тому времени «луораветланы», хотя по слухам и совершали иногда набеги на эскимосов Аляски, свою былую воинственность растеряли. Долгие чукотские войны в бескрайних ледяных просторах навсегда ушли в прошлое.

Источник- https://dv.land/spec/chukot-wars-2
Комментарии