|
З А П И С К И В Е Н Е Р О Л О Г А Глава 9
( попытка воспоминаний )
Светлой памяти покойного отца посвящается
«Очень приятно. Ну-с, излагайте».
Я слегка опешил, ведь передо мной стоял зачинатель и основоположник электронной микроскопии как метода в дерматовенерологии, зав. отделом электронной микроскопии ЦКВИ, знаменитый Делекторский. Через секунду, придя в себя, я сбивчиво, но подробно рассказал о своей научной работе, о целях и задачах моего научного труда и роли ультраструктурных изменений кожи, которые, как мне казалось, необходимо исследовать при изучаемой мной кожной патологии.
Владимир Владимирович внимательно выслушал меня и спросил:
«А как же вы собираетесь всё это выполнять? Ведь, там же работы на целую диссертацию».
На следующий год я взял путёвку в облздравотделе в ЦОЛИУВ, на курсы усовершенствования врачей, на 4 месяца, отпуск за 2 года, законсервированные кусочки кожи больных с изучаемой мной дерматологической патологией и выехал в Москву.
В Москве, с помощью Ю.К.Скрипкина, директора ЦКВИ, остановился в общежитии Центрального института усовершенствования учителей, располагавшемся за забором Центрального НИИ дерматовенерологии.
Каждое утро, к 8 утра, перемахнув через этот забор, разделявший кожный институт и общежитие, я раньше всех сотрудников был в маленькой церквушке на территории ЦКВИ, в которой размещалась лаборатория электронной микроскопии, руководимая профессором Делекторским. Мне было необходимо за полгода набрать материал для главы диссертации по ультраструктуре кожи, при исследуемой мной кожной патологии.
Я работал с 8 утра до 10-11 вечера, дневал и ночевал в церкви, «как раб на галерах». В общежитие я приходил только на ночлег. Помню, было очень тяжело, я сильно уставал, но усталость была какая-то лёгкая, радостная, как в молодости, раннем студенчестве, когда я с утра до ночи зубрил анатомию в анатомичке и латынь. Также неимоверно уставал, но и получал от этого большое удовлетворение. С огромным удовольствием и признательностью сейчас вспоминаю посиделки за большущим обеденным столом на 2-м этаже церквушки, где за чаем обсуждались научные проблемы лаборатории, темы диссертаций, спорили до экстаза, до потери сознания, обсуждая самые разные темы.
Во главе этого обеденного стола обычно сидел Владимир Владимирович Делекторский в качестве, так сказать, председателя, мэтра и, успокаивая нас, произносил, как положено мэтру, заключительное слово. Здесь, за этим столом, встречались молодые научные работники, аспиранты «со всех уголков нашей необъятной Родины». Здесь я познакомился с тогда молодыми и начинающими кандидатами наук, а теперь авторитетными и известными, каждый в своей области науки, докторами наук, профессорами Г.А.Дмитриевым, С.Масюковой, Н.А.Антоньевой, Х.Шадыевым, Сосо Джалагания и многими другими, которые во многом мне помогли во время моей работы в ЦКВИ, и я им за это несказанно благодарен! Кроме того, все это были очень интересные, эрудированные, во многом одаренные люди. С ними было очень интересно просто общаться. Я постараюсь об этих людях впоследствие рассказать более подробно, думаю, это заинтересует читателя.
Через месяц я принёс В.В.Делекторскому первые негативы ультраструктурных срезов кожи моих больных. Владимир Владимирович, сидя за своим рабочим столом, стал разглядывать негативы на свет настольной лампы и, рассматривая стёклышки негативов по одному, по одному же, как-то спокойно и небрежно, выбрасывал мои, с таким трудом добытые снимки в мусорное ведро, приговаривая при этом:
«Такого не может быть, потому что не может быть никогда».
У меня, как вы понимаете, сердце кровью обливалось, глядя на всё это, - я почти все свои негативы увидел в мусорной корзине. Мне страшно хотелось броситься к мусорному ведру и тут же собрать свои стёклышки. Профессор Делекторский из 60-70 моих снимков оставил только 6-7 и, насвистывая себе под нос какую-то мелодию, не глядя на меня, спокойно произнёс:
«Ну, что ж продолжайте, работайте дальше».
Я чуть не потерял сознание от нахлынувшей на меня обиды, мне было жалко себя, своей работы.
«Владимир Владимирович» - дрожащим голосом попытался я возразить – «мне, ведь нужен материал на одну главу, а не на целую диссертацию».
«Идите, идите работайте!» - занимаясь своими делами, сказал профессор Делекторский.
Мне ничего не оставалось, как собрать свои 6-7 негативов и, понурив голову, «идти работать дальше». Потом я понял, Делекторскому нужно было качество снимков и всё, что не подходило под его стандарт, он выбрасывал в корзину. Мне необходимо было добиться хорошего качества негативов, но это сделать было совсем непросто, поскольку работа на электронном микроскопе очень трудоёмкая и требует навыка.
Я работал, «как вол» с утра до вечера 6 месяцев. Почти не ходил на курсы усовершенствования врачей, к профессору Антоньеву. А.А. Антоньев даже жаловался на меня Ю.К.Скрипкину. Юрий Константинович однажды вызвал меня к себе и, поинтересовавшись, как идут мои дела, пожурил:
«Что же вы, батенька, курсы Анатолия Анатольевича (профессора Антоньева) не посещаете?»
«Юрий Константинович», ответил я – «времени не хватает, мне, ведь, кровь из носа, нужно завершить электронную микроскопию».
«Хорошо. Но Вы, хотя бы иногда, приходите к Антоньеву, чтобы он не ворчал» – миролюбиво завершил эту часть беседы академик.
Через полгода, после начала работы в лаборатории электронной микроскопии ЦКВИ, В.В.Делекторский отобрал 10-15 моих негативов, разрешив печатать снимки ультраструктурных изменений кожи при изучаемой дерматологической патологии. Владимир Владимирович пожал мне руку со словами:
«А вы молодец! Знаете, такой объём работы у нас в лаборатории делают за год, а вы управились за 6 месяцев».
«Владимир Владимирович»,- отвечал я – «у меня не было другого выхода. Я должен был успеть сделать всё за полгода, потому что больше времени на эту работу мне взять негде».
После 6 месячного пребывания в Москве, в лаборатории электронной микроскопии, я стал частенько мотаться в столицу для продолжения работы над диссертацией, в среднем – раз в 2-3 месяца. И перед каждой поездкой я запасался «фирменными» донбасско-луганскими сувенирами, ведь неудобно было ехать в столицу нашей Родины с пустыми руками.
Я обычно брал с собой шоколадные торты «Шахтёрские» и шоколадные же конфеты «Планета», для академика Скрипкина и в лабораторию Делекторского, которые, кстати, было очень тяжело, почти невозможно достать в то время в Луганске. Конфеты «Планета» - были большие, круглые, величиной с кулак подростка, обсыпанные тёмным твёрдым шоколадом, шары. И как только я появлялся на втором этаже церкви, в лаборатории Делекторского и заходил в кабинет профессора, он, поздоровавшись со мной, всегда первым делом задавал мне шутливый вопрос:
«Ну что, ты привёз свои «шахтёрские яйца?» - так Владимир Владимирович в шутку называл конфеты «Планета» - «Мы тут без них жить не можем».
Надо сказать, что внешне эти конфеты были, в самом деле, сильно похожи на яички в мошонке быка.
Итак, обговорив со своим научным руководителем, академиком Скрипкиным, дальнейший план работы, мы решили, что я через месяц – другой должен напечатать черновой вариант и вновь приехать в Москву, в ЦКВИ, на предварительную защиту моего научного труда. Это был важный этап на пути к основной защите диссертации.
Я очень серьёзно готовился дома к предварительной защите. Напечатал черновой вариант диссертации, составил доклад, с которым я должен был выступить на предварительной защите и через 2 месяца приехал в Москву. Тогда, в столице, мне здорово помогли подготовиться к защите Г.А. Дмитриев и С. Масюкова. Георгий Александрович успокоил меня:
«Не волнуйся, старик, чем больше тебя будут бить на предварительной защите, тем легче тебе будет потом, на основной защите диссертации. Короче, «тяжело в учении – легко в бою».
На предварительной защите моей диссертации, проходившей в одной из аудиторий ЦКВИ, почему-то было полно народа. Профессора Делекторского не было, зато присутствовала и задавала много каверзных вопросов, доктор биологических наук Петрова – родная сестра академика АМН, Главного иммунолога Союза, автора учебника, по которому мы все в то время учили иммунологию, Рэма Петрова.
Это была симпатичная, моложавая женщина, внешне сильно походившая на собственного брата. Академик Скрипкин взял д.б.н. Петрову заведовать, специально для неё созданным в ЦКВИ, отделом иммунологии. Правда, не знаю, существует ли сейчас в Центральном НИИ дерматовенерологии этот отдел или нет. Так вот, задавая мне, как я уже говорил, множество сложных вопросов по иммунологической части моей диссертации, д.б.н. Петрова здорово мне помогла, таким образом подготовив меня к основной защите.
По другим главам диссертации вопросов было не так много. В общем, предварительная защита диссертации завершилась благополучно, с небольшим количеством «чёрных шаров». Я, большинством голосов голосовавших в зале сотрудников института, был допущен к основной защите. Помню, я был тогда в приподнятом настроении, всё-таки, это - моя первая защита собственной научной работы, да ещё в Москве, в ЦКВИ!
Через несколько месяцев после моей предварительной защиты, я, захватив 5 экземпляров отредактированной шефом и начисто отпечатанной диссертации, документы, оформленные художником таблицы, наглядные пособия к моему докладу на официальной защите диссертации, прихватив своего отца и жену для моральной поддержки, прибыл в столицу с твёрдым намерением и решимостью публично защитить свой научный труд. И здесь я хочу подробнее рассказать о своей защите диссертации в ЦКВИ, поскольку, на мой взгляд, некоторые детали этого процесса представляют интерес и, может быть, окажутся полезны для начинающих врачей, мечтающих защищать свои диссертационные работы.
В 80-е годы защиты диссертаций в ЦКВИ проходили в актовом зале в определённый день, сейчас уже не помню - какой, по-моему, в среду. Учёный совет по защите диссертационных работ состоял из 25 членов – докторов наук, профессоров, академиков. Список членов Учёного совета ЦКВИ был очень солидным. В состав его входили такие светила дерматологии, как академик Ю.К. Скрипкин (он был председателем Учёного совета), профессор В.Н. Мордовцев – заместитель директора ЦКВИ по науке, профессора А.А. Каламкарян, А.Л. Машкиллейсон, Н.Д. Шеклаков, Н.М. Овчинников, В.В. Делекторский, А.А. Антоньев, В.Н. Беднова, Г.Ф. Романенко, В.М. Лещенко и др. Учёным секретарём совета ЦКВИ была тогда и, по-моему, остаётся до настоящего времени Н.К. Иванова. Все они были очень авторитетными, весьма известными учёными в области дерматовенерологии Союза. В подтверждение моих слов следует отметить, что это был в то время единственный учёный совет на всём пространстве СССР, где Союзным минздравом и Академией меднаук была разрешена защита докторских диссертаций по дерматовенерологии. Можно представить, как я волновался перед защитой своей научной работы перед таким авторитетным Учёным советом.
Моими официальными оппонентами на защите диссертации были профессор Втюрин – зав. отделом электронной микроскопии института хирургии им. Вишневского и заведующий дерматологическим отделением военного госпиталя им. Бурденко, член Учёного совета ЦКВИ, профессор Ашмарин. И если с профессором Втюриным проблем не было, за несколько дней до защиты я занёс автореферат уважаемому профессору и получил его обещание присутствовать на защите диссертации с заключением официального оппонента, то профессор Ашмарин оказался тогда болен. Время шло, но никакой уверенности в том, что профессор Ашмарин сможет присутствовать на защите не было.
И здесь мне, как я уже говорил, здорово помогла С. Масюкова. Поскольку я был очень занят предзащитными делами, она вызвалась поехать к Ашмарину и уточнить ситуацию. Выяснилось, что из-за болезни профессор Ашмарин не сможет присутствовать и быть официальным оппонентом на защите моей диссертации. Необходимо было срочно найти другого официального оппонента, иначе диссертация не допускалась к защите. По совету моего научного руководителя, мы обратились к профессору А.А.Каламкаряну – зав.дерматологическим отделом ЦКВИ и члену Учёного совета того же института, с нижайшей просьбой – быть официальным оппонентом на защите моей диссертационной работы. К нашему счастью, Амаяк Артёмович согласился.
И здесь я хочу вкратце рассказать об А.А. Каламкаряне, - это была слишком заметная, яркая фигура, чтобы умолчать о ней. То был грузный, в возрасте человек с «кавказской» внешностью, как сейчас говорят (Амаяк Артёмович был армянином по национальности).
Как я уже говорил, в то время профессор Каламкарян заведовал дерматологическим отделом ЦКВИ, редактировал журнал «Вестник дерматовенерологии». Это был очень знающий, грамотный дерматолог и, главное, очень честный и принципиальный человек, всегда говоривший и писавший только правду. Он терпеть не мог всяческие неточности и натяжки в описании клинической картины какой-либо болезни, поставленных диагнозах, в результатах научных исследований. После прочтения не понравившейся ему научной статьи, какого-то научного труда он раздражённо махнув рукой, с сильным армянским акцентом всегда произносил свою любимую фразу, ставшую «притчей во языцех»:
«Надуманно всё это!»
Я, честно говоря, побаивался, что Амаяк Артёмович, после его назначения официальным оппонентом на моей защите и после прочтения им моего автореферата диссертации, учитывая его крутой нрав и прямоту, устроит разнос моей научной работы. Но я ошибся. Профессор Каламкарян, прочитав автореферат моей научной работы (читать всю диссертацию у него времени не было), похвалил меня – ему понравилась моя работа, и он дал положительный отзыв официального оппонента, естественно, с некоторыми замечаниями.
Теперь непосредственно о том, как проходила защита диссертации, вероятно, не нужны эти подробности, но, по-моему, это представляет некоторый интерес для «глубокоуважаемой общественности».
Защита, как я уже говорил, проходила в актовом зале ЦКВИ, кажется, в среду. В этот день 1 раз в неделю всегда проходили защиты дисертаций в НИИ. Я защищался зимой, в конце декабря, что-то около, 21, в 1983г.
В этот день проходила защита двух диссертационных работ на присуждение степени кандидата меднаук.
Первой защищала свою научную работу некая Зиннурова – аспирант отдела иммунологии научно-исследовательского института, говорили, что она была толковой «девчонкой», и после неё должен был читать свой доклад я. Кстати, по времени доклад на тему о собственных научных исследованиях должен был быть зачитан в течение 15 минут и не более. Выход за рамки этого времени считался плохим тоном. Меня об этом строго-настрого предупредили Г. Дмитриев и С. Масюкова, и они же за неделю до моей защиты ежедневно контролировали регламент и редактировали содержание доклада, который я читал перед ними «с выражением».
Так вот, в среду, по утру, около 10 часов, все участники этого действа собрались в актовом зале.
Я бывал здесь не единожды и в последний раз – за несколько дней до защиты, в присутствие, опять же, Жоры Дмитриева и Светы Масюковой «прогонял» доклад. Я, естественно, пришёл на место защиты заранее для того, чтобы подготовиться, развесить таблицы, наглядные пособия, освоиться с «местом происшествия». На заседание Учёного совета пришли не все его члены. Присутствовало, кажется, 19 из 25 профессоров. Постоянным председателем Учёного совета НИИ дерматовенерологии был в то время директор института, академик Ю.К.Скрипкин, но он, по положению, не имел права председательствовать на защите диссертации своего ученика, т.е. меня, да и занят он был чем-то в этот день. Председателем Учёного совета на нашей защите был зам. директора ЦКВИ В.Н.Мордовцев.
По протоколу, слово для краткого оглашения биографических данных соискателей председательствовавшим В.Н.Мордовцевым было предоставлено постоянному секретарю Учёного совета ЦКВИ Н.К. Ивановой. Наталья Константиновна коротко зачитала наши биографические данные перед уважаемым Учёным советом, перечислила все наши заслуги в том порядке, в каком они были записаны ею самой. Вопросов к соискателям учёных степеней, от членов Учёного совета не было. Что бросилось в глаза, во всяком случае мне, и что я про себя тут же отметил: зачитывая наши биографии, Н.К. Иванова не огласила 5 графу моей биографии. Я тут же понял, почему она это сделала. Наталья Константиновна не хотела раздражать «достопочтенную публику» моей национальностью. Настроение моё несколько ухудшилось.
Не буду подробно описывать все события того дня, скажу только, что и Зиннурова, и я благополучно защитили свои диссертационные работы. Учёный совет ЦКВИ единогласно проголосовал за присвоение нам степени кандидатов меднаук, не подбросив ни единого «чёрного шара» ни мне, ни претендентке, защищавщейся первой.
После защиты диссертации я подошёл к своему шефу, академику Скрипкину, чтобы поблагодарить его за научное руководство, помощь, оказанную мне в подготовке и защите научной работы. Юрий Константинович внимательно выслушал меня и сказал:
«У вас хорошая научная работа»- и с напором, характерным для него, продолжил – «я даю вам 2 месяца на отдых и через 2 месяца надо браться за докторскую диссертацию на тему, разрабатываемую вами в предыдущей диссертационной работе! Я помогу!»- сказал он.
«Да, но, Юрий Константинович», - возразил я – «у меня, ведь нет работы, мне необходимо вначале трудоустроиться…»
«Хорошо»- предложил академик – «я напишу вам рекомедательное письмо профессору Кулаге, может быть у неё есть возможность взять вас ассистентом к себе на кафедру».
Забегая вперёд, скажу, что профессор Кулага, естественно, меня на работу на своей кафедре не взяла.
«А пока» - продолжал Юрий Константинович – «я напишу записку профессору Глухенькому в Киев, езжайте к нему и выпускайте монографию по материалам вашей кандидатской диссертации в издательстве «Здоров*я», он вам поможет».
Я вновь попытался возразить:
«Юрий Константинович, давайте с Вами подготовим книгу на основе моей научной работы».-
«Нет!» - предостерегающе поднял руку он – «у меня полно изданных монографий, я даже не помню, сколько – то ли 20, то ли 22 . Мне это не нужно! Печатайте сами и через 2 месяца, как я сказал, надо браться за докторскую»- на прощание сказал мне академик.
О работе над монографией я расскажу позже, а сейчас я хотел бы завершить повествование о защите моей диссертации. Как я уже говорил, защита состоялась в конце декабря и за оставшиеся 9 дней, а до Нового 84 года оставалось именно 9 дней, я должен был составить, собрать и отпечатать кучу документов, необходимых для сопровождения моей диссертационной работы в различные инстанции, вплоть до ВАКа. Я очень хотел успеть всё это сделать, чтобы встретить Новый год дома, а не в Первопрестольной. И мне это удалось.
31 декабря мы с женой вернулись в Луганск и встретили Новый год дома. Это для нас было громадным облегчением – успешно завершилась большая, трудоёмкая, многолетняя работа.
В завершение хочу сказать, что многие профессора, корифеи нашей науки, за прошедшее время ушли из жизни. Жив, к счастью, мой научный руководитель, академик Ю.К. Скрипкин, успешно трудится, правда, не руководит ЦКВИ. Профессор Г.А. Дмитриев сейчас во главе отдела микробиологии ЦКВИ. С. Масюкова – профессор-консультант дерматологического отдела того же НИИ. Доктор меднаук, профессор Х. Шадыев заведует кафедрой дерматологии Ташкентского педиатрического мединститута.
Профессор А.А.Каламкарян ушёл из жизни в конце 80-х в преклонном возрасте. Профессор В.В.Делекторский, к большому сожалению, скоропостижно скончался от инфаркта в конце 90-х, будучи довольно молодым, ему было, если не ошибаюсь, 65-66 лет. До последнего времени был жив А.А. Антоньев, несмотря на своё регулярное пьянство, может быть, поэтому и жил так долго. Иногда такое бывает с пьющими людьми.
Вспоминая наших профессоров, учителей, на ум невольно приходят строки поэта:
«…Не говори с тоской – их нет,
Но с благодарностию – были…»
Монографию по материалам своей диссертации мне удалось выпустить в свет в соавторстве с профессором Б.Т. Глухеньким, бывшим тогда Главным дерматовенерологом Украины – маленьким, тшедушным, вечно подвыпившим, но, действительно, добрым человеком, который за мои, правда, спонсорские деньги «пробивал» книгу в издательстве «Здоров*я» почти 10 лет, и затем забрал себе почти весь тираж, выделив мне всего 200 экземпляров монографии. Редактировал же материал незабвенный Александр Яковлевич Браиловский. А вот докторскую диссертацию мне так и не удалось написать, так же как и на работу к себе на кафедру профессор Кулага меня так и не взяла, по причине, описанной мной выше, хотя мой отец, уйдя на пенсию, освободил мне место на кафедре дерматологии по «совету» ректора Луганского меда, профессора Ковешникова.
Продолжение следует
Г.Я. Поэль
|
Комментарии