|
З А П И С К И В Е Н Е Р О Л О Г А Глава 7
( попытка воспоминаний )
Светлой памяти покойного отца посвящается
Мне кажется, настало время поразмышлять о высшем медицинском образовании в Украине. На мой взгляд, высшее образование вообще и медицинское, в частности, в Украине сейчас полностью развалено и находится просто в ужасающем состоянии, требует немедленных и радикальных реформ.
Высочайшая затратность высшего образования ещё из «раньших», социалистических времён не изжила себя. Для полного покрытия нужд Украины во врачах необходимо, чтобы медвузы страны выпускали в год что-то около 5000 специалистов, медицинские же институты в настоящее время выпускают за это же время – до 15000, т.е. в три раза больше, по меткому выражению одного преподавателя - «пирожков с ничем».
От этого, естественно, в первую очередь страдает качество медобразования. Кроме того, многие специалисты-медики не находят работу, остальные же получают мизерную зарплату, не позволяющую нормально жить самим врачам и прокормить свои семьи. Нет стимула для учёбы, получения знаний. В медвузах, практическом здравоохранении процветает коррупция, взяточничество. В государстве из 25 областей, почти все 25 имеют свои медицинские институты или медицинские факультеты университетов.
Куда, для кого все эти высшие учебные заведения выпускают врачей? Для сравнения, я здесь посчитал: 4 университета Израиля, имеющие медицинские факультеты, в год выпускают всего около 380 врачей и это на чуть более, чем на 7 млн. населения в стране. Как говорит известный педиатр, профессор Л. Рошаль и, безусловно, он прав:
«Хотелось бы знать: сколько государству, для нормального функционирования, необходимо врачей? Сколько терапевтов? Сколько педиатров? Сколько врачей других специальностей и т.д.?»
Я уверен, половину высших медицинских учреждений Украины не только можно, но и нужно закрыть. Просто необходимо наполовину сократить количество практикующих в стране врачей. Остальным же работающим докторам на ту же половину повысить заработную плату. Это, на мой взгляд, улучшило бы качество здравоохранения в многострадальной Украине.
 |
| |
Преподавание в медвузах не выдерживает никакой критики. Уровень профессионализма профессоров, доцентов, преподавателей медицинских институтов страшно низок. Ну, чему, скажите, может научить своих студентов, к примеру, всё тот же «профессор» Радионов? Как торговать «палёной» водкой, брать взятки или покупать диссертации?
Вот, пример: за несколько месяцев до моего отъезда за границу, мне на смену, в кожный кабинет 2-й гор. больницы, взяли дерматологом «девушку», недавно закончившую Луганский медуниверситет и прошедшую интернатуру по дерматовенерологии. Она с помощью своего свёкра-бизнесмена, купила себе ставку дерматолога в больнице и я, несколько месяцев работая с ней рядом, мог оценить качество её подготовки и уровень её квалификации.
Честно говоря, мне было не по себе. Этот молодой специалист совершенно не знала дерматовенерологии, несмотря на 3-х годичную подготовку в интернатуре по специальности. Квалификация этого врача была даже ниже квалификации медсестры, работавшей несколько лет в нашем кабинете. Наша медицинская сестра, в отличие от молодого доктора, могла хотя бы внутримышечные и внутривенные инъекции делать и знала кое-что из ежемесячной и годовой отчётности. Такого, как сейчас в Украине, на Западе нет и быть не может! Подготовке врачей здесь, вообще, и врачей-специалистов, в частности, предают очень большое значение. Студент-медик здесь прежде, чем стать специалистом, учится 6,5 лет, затем ещё 4-5 лет стажируется, проходит через такое количество различных преград, тестов, экзаменов и т.п., что не быть высоким, именно – высоким профессионалом - просто не может. Да и система магистратуры и бакалавриата при получении высшего образования на Западе давно себя оправдала. Но согласитесь, молодого врача-дерматолога, начавшего работать в кожном кабинете 2-й гор. больницы, обвинить в невежестве сложно. Она, может быть, и хотела бы получить профессиональные знания в полном объёме, только учиться ей было не у кого. Ведь, что из себя представляют её учителя – «профессор» Радионов и «доктор меднаук» Романенко, как специалисты-профессионалы, мы уже знаем. Кроме того, недостаток хорошего, качественного образования у теперь уже нескольких поколений начинающих врачей-специалистов ощущается, и в последнее время очень сильно, кроме всего остального из-за того, что у их преподавателей, таких как В.Ради-нов и И.Романенко, отсутствует научно-медицинская, клиническая школа
Но что же такое клиническая школа? Когда говорят о ней, имеют в ввиду воспитание у врача дисциплинирующих в определённом направлении научных взглядов, принципов, а также практических приёмов, методов и системы работы. И, может быть, самая важная отличительная особенность школы, направления и состоит не в стремлении всегда давать готовые ответы, а постоянно ставить новые вопросы, питать воображение и будить мысль.
Как мы знаем из истории древней медицины, медицинские школы существовали уже во времена Гиппократа: 25 веков назад Гиппократом была создана Косская школа и глава её - Гиппократ пользовался огромным авторитетом у своих учеников и в народе.
«Что сказал Гиппократ, то сказал сам бог»,- так написал о нём один историк – благочестивый византийский монах. О Гиппократе писали:
«Он открыл разуму дорогу к истинной медицине».
С тех времён развивались и процветали клинические школы. Это – одно из благотворнейших достижений медицинского дела. Разумеется, школа должна отвечать постулатам подлинной науки. Научно-медицинская школа – это не большие и хорошо оснащённые клинические учреждения, а во главе их совсем не обязательно - маститые учёные и, тем более, не каста с «жреческими» тенденциями, с неоправданным высокомерием, и не цех с узкими ремесленническими, цеховыми интересами. Конечно, нет.
К серьёзной, авторитетной школе и, естественно, к её руководителю предъявляются и серьёзные требования.
Школа – это прежде всего принципы, идеи, порядок, система, а не аппараты и высокая техника. Подлинная школа «наполняет сосуд знаниями» и вместе с тем «зажигает факел» идей и принципов. Разумеется, руководитель школы должен сам иметь добротную клиническую (и врачебную) школу, должен пройти её у мастера клинической науки, и не только пройти, но и продолжать связь с серьёзной клинической школой, совершенствовать свои знания, а не устраивать оргии, брать взятки и продавать фальшивую водку.
Создание научной школы – это, несомненно, проявление личной заинтересованности учёного, это – естественное продолжение исследователя во времени, его… вторая и третья жизнь (М. Поповский, 1969г.).
Коллектив, являющийся преемником идей учителя, руководителя школы, продолжает его дело. Это гарантирует полноценное развитие науки и предохраняет от неэкономного «повторения пройденного» самоучками и учениками «кустарями-одиночками». В клинической школе воспитывается подлинная коллегиальность в научно-исследовательской и педагогической работе. Все учатся друг у друга – старые у молодых, учителя у учеников. Страстное внимание ко всему новому, воспитание чувства нового у своих учеников, творческое понимание значения больших и новых проблем, выдвигаемых жизнью, практикой – основная задача в деятельности любой научной школы. Не подлежит никакому сомнению, что многое в успехах становления и развития научной школы зависит от нравственного авторитета учёного. Без преувеличения следует подчеркнуть, что нравственный и научный авторитет руководителя цементирует клиническую школу более всего.
На мой взгляд, таких учёных, профессионалов, преподавателей, руководителей научных и клинических школ сейчас просто нет, их просто «не делают». Как говорил Д.Самойлов:
«…Смежили очи гении…и в опустевшем помещении, где были наши только голоса…
стало всё разрешено…».
Именно такие профессора, руководители или даже продолжатели научных школ в дерматовенерологии, исчезли в Луганске, на кафедре дерматологии, начиная с 70-х годов прошлого столетия, с приходом к руководству кафедрой профессора Кул-ги. Я думаю, что с этого же времени стали разваливаться многие, если не все научные школы в Украине, да и в России тоже. Это, вероятно, было связано с развалом экономики, разрушением традиций и, вообще, системы образования в стране. Помните: «Инфляция морали…». Тогда же, как известно, начался распад СССР.
Многие считают, что на периферии трудно создать научную школу, но это не так. К счастью, обычно школы создаются и крепнут вокруг достойных руководителей, они десятилетиями управляли своими клиническими школами, и от этого только выигрывала наука, дело воспитания молодёжи…
Всем указанным выше постулатам для создания фундаментальных научных школ в области медицины отвечали наши корифеи, выдающиеся врачи и учёные – И.П.Павлов, С.П. Боткин, И.И. Мечников, Н.Н. Бурденко, Д.Д. Плетнёв, Н.Д. Стражеско, Г.Ф. Ланг, А.Л. Мясников и др. Из дерматовенерологов – это А.Г. Полотебнов, Т.П. Павлов, М.Г. Мгебров, С.Т. Павлов, О.К. Шапошников, О.Н. Подвысоцкая, Л.А. Штейнлухт, П.В. Кожевников, П.С. Григорьев, М.М. Желтаков, Б.М. Пашков, Л.Н. Машкиллейсон, А.Л. Машкиллейсон, Р.С. Бабаянц, А.И. Картамышев, В.Я. Арутюнов, Б.А. Беренбейн, Н.С. Смелов, А.М. Ариевич, Н.Д. Шеклаков, А.А. Студницин, Н.М. Овчинников, Н.М. Туранов, Ю.К .Скрипкин, А.А. Каламкарян, М.В. Милич, В.В. Делекторский, Г.А. Дмитриев, С.А. Масюкова и др.
Подлинный учёный-энтузиаст, даже работая на периферии в небольшой клинике или больнице, может создать отличную, СВОЮ школу. Разве С.С. Юдин не создал в Серпухове хирургическую школу? А Н.А. Торсуев, никогда не работавший в столицах, разве не создал СВОЮ выдающуюся дерматологическую школу?
Огромное влияние на развитие дерматовенерологии, как науки и подготовки учёных, врачей-специалистов, оказали провинциальные (их даже трудно назвать провинциальными) научные школы, в разное время руководимые такими светилами нашей науки, как И.И. Потоцкий и Б.Т. Глухенький в Киеве, А.М. Кричевский, И.С. Попов М.П. Фришман и А.Я. Браиловский в Харькове, П.В. Никольский, Н.А. Торсуев, М.Н. Бухарович, Л.М. Гольдштейн в Ростове-на-Дону, Симферополе, Донецке и Ивано-Франковске, М.П. Батунин и Т.А. Главинская в Горьком или, в настоящее время, - Нижнем-Новгороде, М.М. Пильнов в Казани, А.С. Зенин в Куйбышеве, И.И. Ильин в Челябинске и др. Во времена СССР было большое количество научно-медицинских школ по всей стране – от Бреста до Владивостока и от Архангельска до Ашхабада. Эти школы призваны были играть и играли огромную роль в развитии и прогрессе дела врачевания. К чему же надо приучать врачей? Прежде всего, к системе работы, к системе научного мышления.
Разумеется, эти факторы не рождаются спонтанно, их «программирует» руководитель клиники или руководитель отделения. Отсюда ещё один постулат: они должны сами быть образцами требуемых «систем».
Мне посчастливилось учиться и работать под руководством некоторых, без преувеличения выдающихся дерматологов.
Считаю, что мне несказанно повезло в моей профессиональной жизни, - я учился у академика РАМН Ю.К. Скрипкина, Заслуженного деятеля науки, профессора Н.А. Торсуева, профессоров М.Н. Бухаровича, Л.М. Гольдштейна, М.П. Фришмана, А.Я. Браиловского, А.А. Антоньева, М.В. Милича, В.Н. Романенко, доцента Н.Н. Зыкова, сотрудничал с профессорами А.А. Каламкаряном, Б.Т. Глухеньким, В.В. Делекторским, В.Н. Мордовцевым, В.А. Самсоновым, Г.А. Дмитриевым, Х. Шадыевым, С.А. Масюковой, Н.А. Антоньевой, был знаком, встречался и общался с профессорами Н.Д. Шеклаковым, А.Л. Машкиллейсоном, В.Н. Бедновой, Г.Ф. Романенко, Б.А. Беренбейном, Н.М. Овчинниковым, В.М. Лещенко, К.К. Борисенко, Б.А. Задорожным, И.И. Мавровым и многими другими.
Эти люди науки были разными по своему характеру, но их объединяло одно – академичность, стремление к системе и строгому порядку. Все они примечательны своей непохожестью, эрудицией, интеллектом, остроумием, наконец. И если они в чём-то схожи, то только в том, что каждый из них был сам собой, т.е. яркой индивидуальностью, Личностью с большой буквы.
Попытаюсь в хронологическом, в первую очередь для меня, порядке рассказать о некоторых из этих учёных. Естественно, это будет во многом субъективное описание некоторых из перечисленных учёных мужей, собственных впечатлений от встреч, общения, сотрудничества с ними.
Николай Александрович Торсуев…Заслуженный деятель науки, эксперт ВОЗ по лепре, профессор, доктор меднаук. Безусловно, жизнеописанию этого крупного учёного, незаурядной личности можно посвятиь отдельную книгу. Впервые я услышал о донецкой дерматологической школе в 60-х годах прошлого столетия от своего отца. Научно-клиническая, дерматовенерологическая торсуевская школа была тогда одной из лучших в Союзе.
Как научный руководитель, Н.А.Торсуев имел огромный вес в бывшем СССР. Многие научные работники, специалисты-дерматологи стремились работать, учиться и защищать диссертации под руководством Н.А.Торсуева. Под научным руководством Николая Александровича защитилось великое множество кандидатских и докторских диссертаций по дерматовенерологии и не только по дерматовенерологии. Многие его ученики работали и работают доцентами, профессорами, заведуют кафедрами, руководят научно- исследовательскими центрами, институтами по всей территории бывшего Советского Союза и за его рубежами. Врачи-дерматологи со всей страны буквально рвались на курсы специализации, усовершенствования на кафедре Н.А.Торсуева, даже создавая очередь.
Я тогда заканчивал мединститут и уже прошёл курс дерматовенерологии. Мой отец в то время выполнял кандидатскую диссертацию в Донецке, под научным руководством профессора Торсуева и много, и восхищённо рассказывал мне о своём научном руководителе. Если быть точным, то впервые я увидел Николая Александровича Торсуева в 1966 г. в Донецке на защите диссертации моего отца.
Внешне это был высокий, прямой, худощавый старик (тогда мне казалось, что это был весьма пожилой человек, хотя ему было в то время всего 64 года, а мне – 20) с гордо поднятой, лысой, крупной головой, черепом правильной формы, высоким, умным лбом, из-под которого светились проницательные, живые с хитринкой, серые глаза. Благородное и, в то же время, волевое лицо профессора, с живой, яркой мимикой, пропорциональными чертами и греческим профилем, как - будто было копировано с античных римских статуй. Щёки и голова Торсуева всегда были гладко выбриты. Он любил повторять, что был бы счастлив, если бы вообще не нужно было стричься и бриться, и волосы на голове и лице совсем не росли. Это был необычайно энергичный и активный человек. Так, в начале 60-х годов профессор самостоятельно, один - одинёшенек, на своей старенькой 21-й «Волге» совершил автопробег через всю Россию, Сибирь, переправился на пароме на о. Сахалин и вернулся обратно, совсем как А.П.Чехов в 19 веке. Профессор Торсуев очень любил и часто путешествовал по всему миру. Одно время он даже вёл на Донецком телевидении «Клуб путешественников».
После окончания мединститута в 1968 году, я в 70-м, с трудом выбив в облздраве направление на курс специализации по дерматовенерологии именно в Донецк, к Торсуеву, 4 месяца безвылазно торчал в жарком, пыльном городе – столице Донецкого края и с огромным интересом и восхищением смотрел и слушал, буквально с открытым ртом, всё то, что показывали и о чём рассказывали на кафедре дерматовенерологии Донецкого мединститута. Очень многое я почерпнул для себя за эти 4 месяца. А главное – я слушал ТОРСУЕВА. Профессор Торсуев был превосходным диагностом. Благодаря своему огромному клиническому опыту и эрудированности врача-дерматолога, он очень редко ошибался при постановке диагноза больным кожными заболеваниями. Хотя, вспоминаю один случай…
В то время, в 70-е годы, профессор, заведующий кафедрой имел право ставить больному диагноз любого заболевания без лабораторного подтверждения, одним «росчерком пера». Так вот, тогда, в начале 70-х, на одной из своих консультаций, профессор Н.А.Торсуев поставил диагноз сифилиса одному инженеру, очень интеллигентному человеку примерно 50 лет. Причём, Николай Александрович был настолько уверен в своей правоте, что даже не счёл необходимым обследовать больного, взять у него кровь на RW и больному начали курс противосифилитического лечения, который уже нельзя было отменить. Но уважаемый профессор ошибся. У инженера, этого интеллигентнейшего человека, ни разу не изменившего своей жене, не было сифилиса, а была банальная, может быть и не столь часто встречающаяся, шанкриформная пиодермия. Представьте себе состояние этого человека, силу психологического удара, шока, который он получил. Этот человек, не сумев справиться с горем, свалившимся на него, покончил жизнь самоубийством, повесился. Такова была цена диагностической ошибки всеми уважаемого профессора…
Необходимо отметить, что Н.А.Торсуев всегда имел собственные и весьма оригинальные взгляды на причины и течение очень многих дерматологических болезней. При этом в лечении этих же кожных заболеваний был весьма традиционен. Не любил новых, не апробированных методов лечения, относился к ним осторожно, особенно если вновь разработанные способы лечения дерматологических больных не соответствовали его собственным взглядам на этиологию и патогенез этих страданий.
В начале 70-х в СССР вошёл в моду способ лечения псориаза голоданием, разработанный в 1-м Московском меде профессором Р.С. Бабаянцем. Н.А. Торсуев, узнав об этом «новом» методе лечения тяжкого кожного заболевания, как-то невзначай бросил фразу, ставшую позднее крылатой, широко известной в дерматологической среде и вполне актуальной до настоящего времени:
«Псориаз можно лечить чем угодно, но ничто не вылечивает псориаз».
И далее, говоря уже о профессоре Р.С.Бабаянце, добавил:
«Вылечит он псориаз или нет, однако денег на этом заработает немало».
Время подтвердило правоту Николая Александровича.
Профессор Торсуев был глубоким и очень плодовитым учёным, в своём научном багаже имевшем более 1000 печатных научных работ. Первая из них была опубликована в позапрошлом веке. На кафедре поговаривали, что из более, чем 1000 печатных работ Н.А. Торсуева, только 1 была посвящена гонорее. Безусловно, Николай Александрович прекрасно знал сифилис, но гонореей и другими болезнями, передающимися половым путём, настолько не любил заниматься, что вторым профессором на свою кафедру он взял одного из ведущих в стране сифилидологов и специалистов по вен.заболеваниям, - профессора М.Н. Бухаровича, специально для того, чтобы Михаил Наумович вёл и отвечал за венерические заболевания на кафедре и за венслужбу областного центра и области, если вообще не во всей Украине. Бросалась в глаза огромная, невероятная работоспособность профессора Торсуева. Он много работал сам и был требователен к своим сотрудникам. Николай Александрович мог, например, читать лекции нам, курсантам, по 5-6 часов без перерыва, с 8 утра до часу или 2-х дня. Разрешал перерыв минут на 5-10 только по нашей просьбе и то с явным неудовольствием. Профессор всегда читал нам лекции на кафедре, в своём кабинете, сидя за письменным столом и почти не пользуясь записями. Лекции Торсуева были увлекательными, яркими, поучительными, содержательными, насыщены большим фактическим материалом. Он обладал большой эрудицией, был остроумен и артистичен, и лекции профессора просто захватывали. Ну, что говорить, - живой классик! Необычайно интересны и показательны примеры из его собственной врачебной практики, которые приводились профессором в лекциях. Говоря о сифилисе, например, Н.А.Торсуев вспоминал очень интересные случаи прогрессивного паралича.
«Однажды», - рассказывал профессор – «а дело было после войны, в конце 40-х годов, нам удалось поставить диагноз сифилиса, прогрессивного паралича одному очень крупному инженеру, руководителю большого промышленного предприятия, после того, как этот администратор на торжественном собрании, посвящённом вручению ему государственной награды за трудовые заслуги, после ответной благодарственной речи, отошёл от трибуны и помочился под фикус, стоявший на сцене, на глазах у почтенной публики».
«Следующий пример», - продолжал Николай Александрович, - «примерно в это же время, т.е. после войны, мы обнаружили сифилис и выставили диагноз прогрессивного паралича талантливому и широко известному в то время хирургу сразу после того, как он вышел из дома зимой в одних подштанниках, забыв одеть брюки».
Рукописи этих лекций я храню до сих пор. Скажу вам честно, я никогда не видел на консультациях профессоров, доцентов ни до, ни после, чтобы профессор, за 2-3 часа своей консультации, принимал 25 и более больных. Николай Александрович всегда брал ответственность на себя. Не уходил от ответственности, как это часто делают другие завкафедрами, такие как профессор Кул-га, например, а, наоборот, за всё отвечал сам, естественно, вместе с сотрудниками кафедры, которые также консультировали в отделениях обл.кожвен.диспансера. Организационно он построил работу кафедры таким образом, что все доценты, ассистенты были прикреплены к отделениям гор. и облвендиспансеров Донецка и несли полную ответственность за клиническую работу этих отделений. Заведующий кафедрой, профессора отвечали за заболеваемость кожными и венерическими болезнями в городе и области, за их диагностику и лечение.
Помню, в начале 70-х, когда началась очередная эпидемия сифилиса в Донецкой области – в г.Жданове, как обычно, в портовом городе. Н.А. Торсуев создал из доцентов и ассистентов кафедры бригаду специалистов и эти врачи-венерологи полгода, находясь в Жданове (ныне – это Мариуполь), обследовали на сифилис «декретированные» слои населения города. Сам же профессор Торсуев еженедельно лично отчитывался о состоянии заболеваемости сифилисом в Донецкой области в областном комитете КПУ.
При жизни Николая Александровича ходили упорные слухи о том, что он «голубой». В доказательство этого приводилась история стремительного взлёта Севы Романенко, который из простых, ничем не выделявшихся студентов Донецкого меда, был «вытащен» Торсуевым, устроен к себе на кафедру аспирантом и к 30 годам стал доктором меднаук, и профессором кафедры дерматовенерологии. Когда я спросил об этом профессора Л.М. Гольдштейна, он ответил мне следующим образом:
«Меня не интересует, был ли П.И.Чайковский «голубым» или не был. Меня интересует, какую он сочинял музыку, а музыку он писал превосходную».
И Леонид Михайлович был прав! Умер Николай Александрович Торсуев в 1979 году, на 78 году жизни, дома, от инфаркта миокарда.
Как я уже говорил, вторым профессором на кафедре Торсуева работал один из ведущих сифилидологов и венерологов Союза, профессор Михаил Наумович Бухарович. Это был внешне некрасивый, среднего роста, полный, лысый, сильно картавящий человек с женоподобной фигурой, но когда этот человек начинал говорить, то сразу же намертво приковывал к себе внимание окружающих. Я много слушал лекции профессора Бухаровича, часто присутствовал на его консультациях и могу подтвердить – это был человек с широкими познаниями, большой эрудиции и не только в дерматовенерологии. Если кратко характеризовать Михаила Наумовича, то здесь вполне применима фраза, сказанная когда-то о Л.Н.Толстом:
«Какая глыба, какой матёрый человечище!»
После знакомства с профессором Бухаровичем как личностью, с его монографиями, научными работами, прослушав его лекции, у меня сложилось впечатление, что Михаил Наумович знает всё. Это был очень эрудированный человек, настоящий интеллектуал. Но, как уже говорилось, его «коньком» были венерические болезни.
В доказательство этого я только скажу, что в конце 70-х, начале 80-х годов профессор Бухарович был научным руководителем, т.е. – наставником научных изысканий, теперь уже доктора меднаук, профессора И.И. Маврова о хламидийных инфекциях, передающихся половым путём. Как известно, эти исследования И.И.Маврова привели в те годы к настоящему перевороту в советской венерологии, хотя известно, что впервые в мире хламидиоз в половых органах человека был обнаружен у Жаклин Кеннеди, жены президента США, в конце 50-х годов.
Ещё М.Н. Бухарович был отличным, можно сказать, выдающимся компилятором. Я считаю это свойство просто необходимым и незаменимым, в условиях СССР, для крупного научного работника, а тем более для научного руководителя, каким был профессор Бухарович. Михаил Наумович мог из любой мало-мальски научной работы оформить серьёзный научный труд, диссертацию. И поэтому тоже, как мне кажется, у М.Н. Бухаровича было огромное количество учеников, под его научным руководством защитилось множество кандитатских и докторских диссертаций.
В середине 90-х профессор Бухарович, вместе со своей дочерью, кстати, также профессором-дерматологом, доктором меднаук, заведовавшей кафедрой дерматологии Черновицкого мединститута, А. Бухарович и двумя внуками, эмигрировал в Соединённые Штаты. Не знаю, как дальше сложилась судьба профессора и его дочери. До меня доходили слухи, что Михаил Наумович в конце 90-х годов умер в США… Всё-таки, он был 19 года рождения.
Доцентом кафедры дерматовенерологии Донецкого мединститута в те годы работал профессор, доктор меднаук Леонид Михайлович Гольдштейн. Это был очень остроумный, всегда имевший про запас анекдот или весёлую историю человек небольшого роста, полный, с копной седых вьющихся волос на голове, из-за плохого зрения всегда носивший очки с толстыми плюсовыми стёклами, делавшими его глаза ещё больше. Внешне Леонид Михайлович сильно походил на Винни Пуха.
Профессор Гольдштейн был однокашником моего отца. Они вместе, в одной группе учились в Харьковском медицинском институте до войны и вместе, со студенческой скамьи, в 41 году пошли на фронт. Леонид Михайлович прошёл всю войну. Начинал младшим врачом пехотного полка и закончил воевать начальником хирургического отделения полевого госпиталя. Был ранен, перенёс контузию. Был награждён двумя орденами и 16 медалями.
Профессор Гольдштейн был настоящим интеллектуалом, писал прозу, стихи, им написаны 3 научно-популярных и 2 публицистических книги. Его личные переживания военных будней находили, помимо всего прочего, и поэтическое выражение. Вот стихи из военного блокнота Л.М.Гольдштейна:
ЭТО – ВОЙНА
Счастья и грёз не приносит война –
это война.
Всё – словно в омуте страшного сна –
это война –
Крови и муки хлещет волна -
это война.
Кубок хмельного с ядом вина –
это война.
Грудь разрывается, ноет спина –
это война.
Чаша страданий испита до дна –
это война.
Чувства померкли. Усталость одна –
это – война.
Кондратсхорст, 18.03.1945 г.
СОЛДАТСКИЕ НОГИ
Если взять пути-дороги,
Что прошли бедняги-ноги
По болотам и трясинам,
По высотам и низинам,
По тропинкам неизвестным,
Переулкам длинным, тесным,
Мимо липовых аллей,
Мимо сосен, тополей,
Мимо речек и прудов,
Мимо сёл и городов,
В зной и холод,
В лютый голод,
По ветру и против ветра –
Взять все эти километры,
На шаги их перемножить,
На часы усталой дрожи,
На уныния минуты
(Когда воля почему-то
Ослабеет на мгновенье),
На упрямое терпенье –
Поразмыслив, скажешь: «Бросьте!»
Эти мышцы, эти кости
Не способны на такое,
Чтоб без отдыха, покоя
Всё ходить, ходить, ходить…
Этого не может быть!»
Кенигсберг, 01.06.1945г.
Это, конечно, не стихи поэта-профессионала, но это - стихи врача-профессионала о войне. Л.М.Гольдштейн никогда не был членом КПСС и терпеть не мог коммунистов и систему власти, государственный строй установленный в то время в Союзе. Однажды, когда СССР, при Брежневе, был объявлен страной «развитого» социализма, он, Леонид Михайлович, с иронией спросил меня:
«Так что, раньше социализм был «недоразвитым? – и добавил:
«Это какой-то идиотизм».
«Ты понимаешь,»- распаляясь продолжал профессор – «всё государство построено на вранье. Я разговариваю с человеком. Я ему вру. Он врёт мне. Я вижу, что он мне врёт. Он видит, что я ему вру, оба понимаем, что врём друг другу, и продолжаем врать, глядя друг другу в глаза».
Профессор, безусловно, был прав, но сказать такое во времена «застоя» было большой смелостью.
 |
| Профессор М.П.Фришман (слева), профессор Л.М.Гольдштейн (справа), кандидат меднаук Я.Г.Поэль (в центре). г. Харьков, на всесоюзном Съезде дерматовенерологов, 70-е годы |
Но, и это ради объективности всё же надо отметить, как научный руководитель Леонид Михайлович был не слишком силён. Насколько я знаю, под его руководством не была защищена ни одна кандидатская или докторкая диссертация, а всё, как мне кажется, было в том, что Л.М.Гольдштейн, как научный руководитель, «витал в облаках».
Он был, как бы это точнее сформулировать, - «научным романтиком». Он предлагал темы для научных разработок сами по себе интересные и, может быть актуальные в то время, но их, эти научные темы, практически невозможно было выполнить по той или другой причине.
Так, например, мне Леонид Михайлович в начале 70-х годов предложил научную тему о новых мазевых основах для дерматологических мазей. Я съездил тогда в Харьковский НИИ фармакологии и, поговорив с научными сотрудниками отдела мазевых основ, которые были в курсе всех этих научных исследований, понял, что это тема для научных разработок целого отдела фарм.НИИ на протяжение нескольких лет. Вся эта научная работа закончилось большой обзорной статьёй в «Вестнике дерматологии и венерологии».
Я переписывался с Леонидом Михайловичем вплоть до самой его смерти. Умер Леонид Михайлович Гольдштейн в 2005 году, в Ивано-Франковске, в возрасте 86 лет.
Продолжение следует
|
Комментарии