В России очень много врут сейчас, причем по любому поводу

Где нет здравого смысла — там нет ни правды, ни морали. И потому сообщение о катастрофах любого масштаба вызывает живую человеческую реакцию только у тех, кого они непосредственно коснулись.

В России очень много врут сейчас, причем по любому поводу. О правдоподобии этой лжи давно никто не заботится — малазийский «Боинг» тому пример. Украинская тема вообще породила множество мемов, от распятого мальчика до дедушки с разрезанным ртом (это ему за то, что по-русски разговаривал).

Но, увы, беда не только в пропаганде. Происходящее сегодня в мире не вызывает эмоциональной реакции именно потому, что с концом противостояния двух мировых систем — противостояния идеологического и экономического, то есть хоть сколько-то осмысленного, — в дело вступили более примитивные механизмы, вплоть до пресловутой геополитики.

Интеллектуальный уровень оппонентов значительно просел. Победа Трампа в Америке — лишнее доказательство того, что Россия и Штаты являют собою нечто вроде сиамских близнецов: когда пьянеет или заболевает один — другому против воли приходится переживать все то же самое. А уж после победы Трампа и бесчисленных его художеств критиковать Путина за грубые шутки становится попросту неловко.

Правда, Россия действует еще абсурдней — война с Украиной вообще за гранью здравого смысла. И тут выясняется удивительное. Где нет этого самого здравого смысла — там нет ни правды, ни морали. И потому сообщение о катастрофах любого масштаба вызывает живую человеческую реакцию только у тех, кого они непосредственно коснулись.

У всех остальных давно наступила эмоциональная глухота, которую ничем не пробьешь. Жизнь обесценивается, когда обессмысливается. Смерть и воскрешение Бабченко поставили логическую точку в этом процессе — такой фейк уже не переиродишь.

Какой бы оперативной необходимостью ни диктовалась вся эта провокация — она довела до абсурда главные тенденции, сделалась символом и в каком-то смысле пределом.

Некоторым кажется, что это все из-за слишком затянувшегося мира, потому что война обычно заставляет людей вспоминать о базовых ценностях, чести, взаимовыручке и так далее. Что война предостерегала от милитаристского угара шестидесятников и семидесятников, еще помнивших ее, — это верно; однако нигде столько не врут, как на войне, и никаким напоминанием о вечных истинах Вторая мировая не стала.

Она наглядно показала, чем кончается фашизм, — и, как писал Томас Манн, была нравственно благотворна как пример беспримесного зла. Однако консолидация сил добра оказалась, как всегда, недолгой, а ползучая реабилитация нацизма — пусть официально еще не признанная в мире — происходит в массе стран, и украинские нацисты ничем не лучше российских.

Всякий раз такой ценой заставлять человечество прозревать не просто негуманно, но даже и неэкономно. Приходится признать, что мир утратил вектор развития, в нем не осталось не-скомпрометированных идей, и если только Илон Маск чего-нибудь не придумает — нам предстоит глубже и глубже проваливаться в абсурд, в котором бессмысленны все слова и беспредметны любые дискуссии.

Если завтра Тереза Мэй, не дай бог, отравится «Новичком», Северная Корея попросится на роль 51 штата, а Путин действительно разбомбит Воронеж — никто особенно не удивится даже в Воронеже, и, что самое печальное, послезавтра об этом все забудут.

Ибо главное завоевание человечества на путях информационной революции — это не столько равноправие всех истин, сколько короткая память.

Дмитрий Быков