Почему поименный состав правительства Медведева не важен

М.Максимова―. Давайте перейдем к новому правительству.  Cегодня были озвучены со ссылкой на источники некоторые фамилии, в том числе, Владимир Мединский, Сергей Лавров, Сергей Шойгу сохранят свои посты в новом правительстве. Правда, уйдут: министр транспорта Соколов, глава Минсельхоза Александр Ткачев, Дмитрий Рогозин может возглавить «Роскосмос». Как вот эта структура, смутно обрисовываемая, правительства?

К.Ремчуков― Вы знаете, мне кажется, что даже не так важно, кто будет министрами в этом кабинете, на мой взгляд. Мне кажется, что главное мое расхождение с экономическими гуру правительства состоит в том, и я об этом говорю в течение многих лет – ну, надо, чтобы кто-то чего-то говорил одно и то же, не менял позицию – я абсолютно убежден в том, что долгосрочные предпосылки роста создаются именно микроэкономикой, а не макроэкономикой. А наши власти от Путина до премьер-министра, до всех министров произносят слова «макроэкономика», говорят: у нас великолепная макроэкономическая стабильность, ситуация: низкая инфляция, какие-то золотовалютные запасы.

Но суть и экономическая правда заключаются в том, что макроэкономические факторы не создают долгосрочных предпосылок для развития, они создают краткосрочные предпосылки, поскольку на макроэкономические факторы воздействует огромное количество внешних факторов. И когда кто-то гордится чем-то – говорит: Вот у нас макроэкономические показатели замечательные – только сказал, а тут – раз! – уже Аннушка масло и пролила. Только нефть была 150, и вдруг она – бац! – 40. И вся твоя макроэкономика полетела.

Или, наоборот, спланировали бюджет на 18-й год, по-моему, с дефицитом, по-моему, на 1,7% — это макроэкономика? Это важнейший фактор, как ты будешь финансировать бюджеты. А тут – бац! – американцы Ирану санкции объявляют, и прогноз такой, что цена на нефть будет под 100 долларов.

У нас вдруг неожиданно… вот еще никто ничего не делал, еще правительства нету, а уже сегодня все говорят, что год закончим, и у нас будет профицит бюджета. Это макроэкономические показатели. Значит, макроэкономический показатель от минус 1,7 — в плюс 1,7 без какого либо участия нашего правительства.

Для чего нужно это понимание? Для того, чтобы контролировать эти макроэкономические показатели. Это очень важно. Но понимать, что рост, именно долгосрочные предпосылки, то есть стимулы роста создаются только микроэкономикой. А это: состояние рынков, поддержка предпринимательства, доступ кредитных ресурсов, поддержка инноваций, поддержка подготовки, переподготовки кадров на этих предприятиях. И тогда частный капитал, — а только он в состоянии долгосрочно обеспечивать развитие, — он будет смотреть на эту экономику и говорить: Да, вот здесь хорошо. И ему даже не так важно, какая сегодня цена на нефть, потому что он видит, что правительство в течение ближайших 10 или 15 лет намерено проводить вот эти меры микроэкономического характера.

Поэтому обеспечить развитие при такой микроэкономической ситуации, в которой поддерживается конкуренция, предпринимательство, доступ к финансам и поддержка инноваций, возможно, но тогда нужны деньги для этого. Вот деньги для того, чтобы это развивалось, берутся с рынка. Это долговой характер развития экономики.

А то, что правительство сейчас наметило, все эти прорывы, — у них деньги берутся из бюджета. Это совершенно две принципиальных разницы. Советская модель сейчас останавливается в головах членов правительства, то есть деньги из бюджета – и мы будем как-то развиваться.

А настоящая модель, в которой я бы чувствовал себя спокойно и за себя и за будущее детей, она бы создавалась за счет того, что я знаю, сколько частного капитала придет как национального, так иностранного. Потому что современная модель развития в мире – это долговая модель развития, только используя долг. А что такое долго? Долг – это значит, надо, чтобы тебе не перекрыли кислород, это совсем другое позиционирование в мире.

В США в прошлом месяцев, в апреле произошло историческое событие: долг американцев по потребительным карточкам превысил 1 триллион долларов. Вот Америка, их потребление, оно было бы существенно более скромным, если бы не было вот этой долговой модели: триллион долларов. Это люди еще не заработали, но уже потратили на себя.

Япония. Государственный долг Японии в этом году равен 236% ВВП. ВВП у них – 4,7 триллиона долларов. Это значит, еще 4, 7 триллиона и еще 36% от этого. Вот представьте себе, как развивается. И чтобы ты пришел и увидел, что страна в таком порядке.

И это касается большинства европейский стран. А люди же сравнивают свою жизнь, что они видят. Вот приехал в Чешскую республику, приехал в Японию, приехал в Штаты — смотри, как они хорошо потребляют, а мы потребляем скромнее. Но они — в кредит, в долг, потому что так работает модель, а мы — из наличных денег.

Поэтому мировая долговая экономика предполагает неконфликтный характер включения в эту экономику , чтобы не было санкций, чтобы не было того, что неожиданно прерывает твою возможность рефинансировать свои долги.

И вот это самая главная проблема. Я не вижу источников для прорыва нашей экономики со стороны частного капитала, потому что в основном это частные ресурсы, а они существенно меньше, чем при советской власти.

А главное, поменялись мозги людей, которые не будут потреблять то, что ниже качеством, ниже уровнем, то есть это не сможет стать драйвером.

И хотя Путин сейчас продолжает говорить: «А давайте ориентироваться на внешний рынок, чтобы повышать качество, потому что не надо на словах…», но политически это слишком рискованно для власти, я так представляю.

Что такое дать развитие частному капиталу? Это значит, следующая итерация развития частного капитала – это позволить частные накопления. Что такое частные накопления? Это возможность распоряжаться полученными деньгами по своему усмотрению, включая за рамками производственной сферы. У меня накопилось 10 миллионов рублей лишних — я могу потратить их на поддержку политического кандидата. У меня накопилось 100 миллионов долларов лишних – я могу потратить их на поддержку какого-нибудь медиа-ресурса просто потому, что я чувствую, что это СМИ лучше выражаем мою потребность. А как власти тогда концентрировать?..

Вот эта ресурсная экономика, не инклюзивная, эксклюзивный характер власти, когда все ресурсы, особенно легкие, природные — в руках у элиты, конечно, никто как экономическая элита при данной политической элите не знают, как легко достаются деньги нефтегазовые. Вот ничего как бы делать не надо. Не запаривайся… Там пирожок продать и то ты запаривашься: он будет с повидлом у тебя или с мясом, или с яйцом, или с капустой? Ты должен думать. А здесь – ничего. Вот нефть идет, газ идет. Тебе все платят. А у тебя бонусы, ты член правления, ты руководитель кампании. У тебя десятки, сотни долларов доходов ни с чего. И в стране так. 

Поэтому, конечно, они понимают, что если вдруг начнется политический процесс, придут другие ребята и точно так же будут кайфовать. И поэтому не давать развиваться несырьевой экономики из страха того, что они политически поменяют власть, — это приводит к тому, что роль сырьевой экономики продолжает оставаться очень высокой. Если бы дали развиваться несырьевым секторам, то очень скоро мы бы увидели… предположим, ВВП России станет 4 триллиона. И тогда мы увидим, какую ничтожную долю в структуре ВВП занимает наша нефтегазовая промышленность. Никто за нее биться не будет, потому что есть возможность на айфонах, на чем-то другом русского производства зарабатывать – на сельском хозяйстве.

И вот эта ловушка – я бы называл это Catch-22 — «Ловушка 22» или «Уловка 22» классического типа. Надо понизить роль нефтегазового сектора – значит, повысит роль несырьевого сектора. Повысить роль несырьевого — значит, дать возможность иметь деньги. Дать возможность иметь деньги – будут поддерживать политические партии – поменяется власть. Давать не будем. А цель по-прежнему ставиться: слезть с нефтяной иглы.

Поэтому вот кто там будет вице-премьером по тому направлению или министром, вообще не имеет значения, оно не решит… Ну, оно имеет всегда… люди что-то значат: кто-то более трудолюбив ,кто-то менее, кто-то пьет больше, кто-то есть меньше – такое бывает, и эти различия иногда бывают существенные. Но, с точки зрения прорыва, с точки зрения создания именно той модели развития, при которой горизонт удлиняется, и люди ощущают себя способными к самореализации в нашей стране – это самое главное. Ведь драйвером просто всегда является самый активный класс. Он так или иначе, связан с молодежью, с молодежным потреблением. Меняется философия этой молодежи.

Это во всем мире. Конкуренция растет. На эти рабочие места — и в Нью-Йорк, Лондон, Францию – приезжают со всего мира: из Индии, Индонезии и Чили. И вот эти люди снижают средний уровень дохода для большинства секторов экономики, и люди перестает думать в терминах, в которых они думали в 50-е, 60-е годы, как американская мечта: свой дома, еще что-то… Текущее потребление начинает доминировать.

В этом потреблении образ жизни является очень важным — поездки по миру, рестораны, велосипедные прогулки – вот всё это такое. А дом да, они могут откладывать деньги на когда-то потом имеется в виду, но, вообще, все арендуют. Машины скоро не будут покупать. Будут всё… Как это называется? – sharing… Тебе нужно куда-то подъехать, ты пойдешь… Это уже все автогиганты мира начинают готовиться к изменению психологии потребления потребителей. Ему не нужна будет новая «Фольксваген» или «Ауди», потому что они пять человек будут использовать.

А как для этой экономики? А ты чего предлагаешь этой частной экономике? Где эта частная инициатива? Мне кажется, это ключевой вызов, который стоит перед правительством. И ответ на эти вопросы, он очень важен. И самое главное – он должен начаться с признания на научном, на теоретическом, на практическом, методологическом уровне, что долгосрочные предпосылки роста экономики создаются только системой мер микроэкономического характера.

А то они сейчас опять начнут радоваться, что нефть подскочит, что у них будет профицит, что им хватит денег на любые военные новации, на социальные программы. А зачем тогда еще чего-то запариваться? Когда сообщат в конце года, что ВВП вырос, дефицит бюджета упал. Но это рост безразличия.

М.Максимова― Так если нефть упадет…

К.Ремчуков― Но пока нет, пока, видимо, мы сами можем быть тайно заинтересованы в том, чтобы Иран прессовать, а потом взяться еще за кого-нибудь, тогда дефицит этой нефти приведет к тому, что наша нефть будет высоко котироваться и наши доходы будут увеличиваться. Поэтому геополитические факторы, они тоже непредсказуемы, но, тем не менее, пока работают в нашу пользу.