Мысли в ночи.

Я стою на балконе своей московской квартиры, как птица на козырьке гнезда, и с одиннадцатого этажа оглядываю великолепную панораму огромного вечернего города.
Всюду светятся блестящие крупинки человеческого разума. Они сверкают, переливаются в многоцветье реклам, прославляющих достижения, силу и могущество человека. И как апофеоз его славы на чёрном бархате неба расцветают букеты цветных искр, затмевающие спокойный блеск древних звёзд.
Но вот салют гордыни отгремел, и людская слава шлейфами дыма растеклась по небу, чуть закоптив выгнутую спинку луны, а звёзды по-прежнему блестят, равнодушно взирая на тщету человека.
Как я рада, что сегодня весь этот парад гордыни меня не касается, и как смешно и больно, что когда-то, мечтая о творчестве, об искусстве, о работе в театре, хотела успеха, людского признания, славы. Хорошо помню тот день, когда появилась эта мечта...
Рига... Мне 10 лет... Второй раз я должна буду пойти в третий класс. Не сдала переэкзаменовку по арифметике. "Я - второгодница, я хуже всех, и мама мне этого никогда не простит, - в отчаянии думаю я. - Может быть, и не стоит идти домой? Может пройти мимо и идти дальше, куда глаза глядят? Кому я нужна такая?!.. Ну, не умею я решать ваши задачки! Не отличаю, путаюсь, когда в них на или в 17 раз больше или меньше!? Не понимаю, как это у вас единица превращается в двойку!? Ведь в задаче - 1 пара сапог, а не две!" Но незаметно для себя оказываюсь дома. Мама спокойно говорит:
- Не сдала, доня? Ничего, не огорчайся. Станешь постарше, и с арифметикой наладится, - обнимая меня, ревущую, успокаивает мама. - Зато ты в другом способная. Хорошо читаешь, пишешь, и с музыкой у тебя получается. Тебе обязательно надо учиться в музыкальной школе. Пойдем завтра на прослушивание?
Детские слезы - летний ливень! Кажется сильная гроза, но с появлением солнышка быстро проходит. Конечно, я сразу успокоилась и на всё была согласна. Музыка лучше арифметики! Это же всем ясно!
После успешного экзамена в музыкальной школе мама радовалась вместе со мной.
- Молодец! - хвалила меня она. - Потом во дворец пионеров пойдем... Там, говорят, есть хороший детский театр. Хочешь в театр?
- Спектакль смотреть!? Пойдем! Когда? Сейчас? - радостно завопила я на всю улицу.
- Нет, - рассмеялась мама, - Когда школа начнётся. Если тебя туда примут, то ты будешь не смотреть спектакли, а сама в них участвовать. Только, боюсь, трудно тебе будет: и школа, и музыка, и театр... Справишься?
- Конечно! - уверенно обещала я. - Я буду уроки быстро-быстро делать!
- И двойки получать? - рассмеялась мама, но, увидев, что я обиделась, успокоила. - Ладно, там видно будет. Если хорошо пойдут школа и музыка, то и театр прибавим. Да?
- Да! Да! Это же интересно и весело! Когда я в школе читала на сцене стихи, то все так смотрели, слушали, потом хлопали! Это же здорово!..
Вот оно, то мгновение, когда слово "театр" стало для меня лучше всех слов в мире! А когда я начала участвовать во всех спектаклях детского театра, играя главные и не главные роли, когда о театре и обо мне стали писать в газетах, я чётко поняла, что мне нужен только театр, и что я буду актрисой!
Конечно, об искусстве как понятии я не думала. Да, и мама это слово не употребляла. К моему увлечению театром она относилась, как мне теперь кажется, снисходительно. Ей очень нравилось, когда я выступала. Она ходила со мной на все спектакли, концерты, переодевала меня, причесывала... Но искусством всё это не считала. Видимо, моя сцена для неё была, как большой стул, на который водружают любимое чадо, чтобы оно с выражением прочитало гостям стихотворение. Мои выступления были для нас общими праздниками, а в будни мама меня учила совсем другому.
Она готовила меня к семейной жизни, рассказывала о предназначении женщины, шептала на ухо о девичьей чести и коварстве мальчиков, учила всему, что так талантливо умела делать сама. Просила не повторить её ошибки и обязательно учиться, получить хорошую профессию, чтобы не зависеть материально от мужа и не попасть, как она, кончившая только несколько классов гимназии, к мужу в рабство. Когда я получала двойки в школе, она спокойно говорила:
- Не учись! Будешь жить, как я.
Это было самым страшным приговором. Я же видела, как папа обижал её, как каждая копейка, данная им на хозяйство, добыта в скандалах и полита мамиными слезами. А то, что она, блестяще ведя хозяйство, каждые его пять копеек "превращала" в двадцать, никем не ценилось...
Но вот уже окончена школа, и я собралась поступать в театральный институт. В Латвии не было русского актёрского отделения, а я не настолько хорошо владела латышским языком, чтобы сдать экзамены. Я хотела поехать в Москву, но мама твёрдо сказала:
- Нет! Поступай на дошкольное отделение педагогического училища, получи нормальную профессию воспитателя или музыкального работника и только тогда можешь отправляться на все четыре стороны.
Что ты такое знала, мамочка, о театре и об искусстве, что заставила меня оттянуть реализацию моей мечты на целых два года?! Опоздала спросить...
Ах, мамочка! Как мне сегодня тебя не хватает! Как хочется с тобой поговорить, поделиться своими догадками о твоей судьбе!.. Но что делать?!.. Нет тебя рядом...
...Мы ходим с мамой вдоль могил старого заброшенного кладбища. Кажется, прошла уже целая вечность, как мы бродим здесь. Я устала, но мама всё не находит себе места для могилы. Вокруг валяются железные кресты, некоторые могилы раскопаны. Мы перебираемся через очередную кучу песка, проходим ещё несколько метров. Мама находит поросший травой холмик.
- Может быть здесь? - спрашивает она у меня.
- Мама! Ну, какая разница, где лежать? - раздражаюсь я. - Здесь, не здесь... Я устала, пошли домой.
- Пойди, открой дверь... Звонят, - просит мама.
Я открываю дверь, выхожу на перрон. И тут только вспоминаю, что должна сесть на поезд, а чемоданы - в хранилище. Мчусь туда, но там огромная толпа народу, я явно не успею... Бегу назад на платформу, чтобы ехать без багажа, и вижу вдали только красные огоньки последнего вагона. Опоздала... Меня охватывает отчаяние, и я горько плачу...
Просыпаюсь вся в слезах... Всё... Теперь мне больше не уснуть. В темноте иду на кухню, думая над странным сном. Может быть, сейчас попробовать?..
"Я - от темечка до носочка - мысль, - говорю я себе, как говорила Чайка у Ричарда Баха. - Я хочу быть сейчас с мамой..."
Закрываю глаза, стою так минут пять, мысленно твердя заклинание. Нет... Не получается. Ведь я не достигла совершенства, как та Чайка.
Ночь... Ставлю на стол цветы, две чашки, зажжённую свечу... Пока варится кофе, раскрываю новую тетрадь для записи и жду маму… Нет, я не сошла с ума! Я знаю, что уже более тридцати лет она покоится в зелёном уголке Риги, на еврейском кладбище в Шмерли. Но что значит разум, когда у человека есть ещё и чувство! А чувство мне говорит, что душа её где-то рядом со мной...
Выйдя на пенсию и прочитав много книг об истории страны, я пыталась понять, как она повлияла на судьбу мамы? А потом, вдруг осознала, что, если я доживу до 2010 года, то между годом рождения мамы и моей кончиной поместится целый век! А если отсчитать время назад от точки рождения мамы, то, возможно, моя бабушка родилась в один год с Ахматовой, а прапрабабушка была современницей Пушкина! Так все события истории последних двух веков стали как бы событиями моей и маминой жизни.
Но, как они повлияли на мамину судьбу, я так и не знаю. Боюсь, мама не ответит мне на этот вопрос. Ведь, говоря об истории страны её времени, до моего появления, придётся говорить о политике, а такой поворот разговора для неё категорически неприемлем. До сих пор помню, как она треснула меня мокрым полотенцем. А что я сделала?! Узнав в Москве о культе личности Сталина, я спросила, почему об этом культе мне она ничего не рассказывала? И вместо ответа - унизительный шлепок и полный ужаса вопль:
- Не смей говорить о политике!!! Ты дура! Наживёшь себе много бед!..
Ах, мамочка!.. Может быть я и дура, но, зная крупинки твоей биографии и сопоставляя их с хроникой исторических событий, к старости кое-какие догадки у меня появились...
Когда ты начала учиться в гимназии? В 1917году? После февральской революции, которая сломала, наконец, царский режим? Рухнул режим, который не только попустительствовал, а иногда и одобрял страшные погромы еврейских домов, приводившие к гибели тысяч людей! Может быть, после очередного погрома твоя мама оказалась у родственников в Америке? Ведь ты родилась в Америке, о чём мне по секрету, но с тайным, гордым лукавством, сама рассказала за несколько лет до кончины. Ты говорила, что родилась смуглой, курчавой, с толстыми губками, была похожа на негритёнка. Твоя мама, оправдывая такое сходство, говорила, что перед родами за ней гнался какой-то негр и очень напугал её. А есть народное поверье, что предродовые впечатления будущей матери - испуг или радость от красоты увиденного - отражаются потом на внешности рождённого ребёнка. Папа твой смеялся над этим поверьем и, шутя, говорил, что негр, видимо, твою маму догнал. Когда и почему вы вернулись в Росс? Не знаю... Вовремя не спросила...
Но в 1917 году вы уже жили в России и вместе со всеми радостно встретили февральскую революцию. Наконец-то!.. Ликуют евреи, ликует город Екатеринослав - центр Екатеринославской губернии - черты оседлости евреев, где Высочайшим повелением дозволено было жить и твоей семье. Теперь евреи свободны! Всюду звучат весёлые еврейские песни, люди с красными бантами на одеждах танцуют "Фрейлехс", "Хаве нагила"...
Воздухом радости дышит и еврейская семилетняя девочка. Она идёт в гимназию. Теперь она тоже имеет право учиться в лучшем учебном заведении без всяких условий со стороны власти!
Но... "не долго музыка играла"... История отобрала у тебя, мамочка, шанс закончить гимназию. Сколько классов ты отучилась? Два? Три?.. Могла ли ты дальше учиться в этом большевистском кошмаре гражданской войны, пришедшей и в Украину?!
Наконец, стрельба на улицах кончилась. Но той радости в душе, которая была в семилетнем возрасте, нет. А вокруг, среди близких людей, - страх, нищета и уныние...
И вновь резкий разворот к, казалось бы, прежней жизни - начало НЭПа. Вновь запахло свободой. Твой папа опять открыл своё дело? Ведь он отличный скорняк. До революции, благодаря отцу, вы жили не бедно, и могли себе позволить держать гувернанток, сначала француженку, а потом немку. Поэтому ты и знала эти языки...
В стране началась новая не только экономическая, но и национальная политика. Власть стала заботиться о развитии национальных культур, в том числе и еврейской. На Украине появились сотни школ, где преподавание велось на идише. В тот же период даже некоторые суды стали работать на идише.
Ты говорила, что твоя мама была адвокатом, защищала рабочих. Она стала адвокатом в этот период? Когда правят не закон, а революционная целесообразность, не нужно юридического образования. Чтобы защитить человека от сумасшедших во власти, нужны мудрость и доброта. Судя по фотографии, твоя мама такой и была.
Ну а ты, мамочка, наверное, пошла в еврейскую школу? Но в какой класс? Опять в 3-й? А тебе ведь уже 14-15 лет... Ты стала девушкой, мечтаешь о любви, а не о профессии. Ворчание отца, резоны матери перечёркиваются разгулом свободы городской молодёжи, чудом спасшейся от огня революции. К чёрту еврейские традиции, тем более, что в городе они с начала ХХ века быстро тают, как снег весной!
Как прекрасна свобода!.. Ты играла с подружкой в знаменитых актрис в это время? Ты была Джина Джинарри, а подружка - Кити Коралли... Незнакомым ребятам вы так и представлялись? Уверена, что ты в этой роли была неотразима! Но... За всё надо расплачиваться... Этот неумолимый закон жизни никто отменить не может...

Чтобы прикрыть грех свободы и спокойно готовиться к материнству, тебе пришлось выйти замуж в 16 лет. Но в 1927 году, накануне рождения девочки, твоя мама, как ты рассказывала, выгнала твоего "нечаянного" мужа: он оказался к тебе не очень внимательным! Да и, был ли он евреем? Интересно, сколько месяцев вы с ним прожили? Как я понимаю, тебя расставание с ним не очень расстроило?.. Теперь уже всем не до твоей профессии и не до твоей работы. Заботы о тебе, о твоей дочери ложатся на плечи родителей...

Время идёт... Опять срезаю нагар со свечи, чтобы не коптила, пишу и жду тебя, мамочка...В каком году ты второй раз вышла замуж? В 1928-м? В этом году начали строить Днепрогэс… В 1929, 1930-м? Муж немец, инженер, иностранный специалист строит Днепрогэс, а ты - его секретарь. Судя по фотографии, муж красив, интеллигентное лицо... Наконец-то, всё в порядке! Может быть, ты надеялась, что после окончания строительства уедешь с ним в Германию?..
Но политика нарушает планы! Твоего мужа расстреливают власти... Смотрю на его фотографию с твоей дочерью... Помню, ты говорила, что дочери здесь пять лет, значит это 1932-й год. А в 1932-м Днепрогэс уже построили, и власти активнее продолжили борьбу со "спецами-вредителями".
Может быть, твой муж был немецкий социал-демократ? Много их тогда приехало в Россию помогать нам строить социализм! А тут 1933-й по Германии вместе с Гитлером шагает...
В это время Гитлер для нас лучше социал-демократов, сорвавших "победный марш пролетарской революции по Европе". По немецким лицензиям мы продолжаем строить у себя военный комплекс и, тайно от мирового сообщества, запретившего Германии после первой мировой войны иметь свой военный арсенал, договариваемся с Гитлером о тренировке его военных лётчиков на наших аэродромах. Кому нужен этот социал-демократ, (твой муж!) противник Гитлера на нашей территории?! Расстрелять "шпиона"!.. И расстреляли... А ты, мамочка, так испугалась, что, видимо, в 1934-м году сбежала из дома в поезд? Ты говорила, что работала проводницей и, что, познакомившись в вагоне с Датико, сошла с ним в Сухуми, оставив свой пост проводника навсегда...
Молодец, мамулька! К чёрту работу, политику, страх! Главное - любовь и новая семья! Ты поменяла свою фамилию на фамилию Датико, а в быту сменила даже имя - (Датико+Аня?) стала Даней, Далилой... Эй, стукач! Найди-ка теперь бывшую жену расстрелянного шпиона!
Какое счастливое у тебя лицо на фотографиях с ним! А на общей семейной фотографии мама твоя тоже, как будто, довольна, а вот отец... Что-то его здорово тревожит... Я разглядела дату этого снимка - 1935-й год... Ты говорила, что отец перед войной умер, простудившись в тамбуре вагона... Странная смерть... Может быть, его арестовали, и он умер в вагоне на этапе? Может быть, он собой заслонил тебя от властей?.. Ты не могла мне этого рассказать, потому что навсегда была напугана политикой? Так?.. Я помню твой рассказ о том, как ты нашлёпала на улице в 1934 году дочку. Она утром бежала домой из школы, радостно, громко, на всю улицу, напевая песенку: "Кирова убили! Школу отменили!"... А потом в 1935-м году она на руках твоей мамы умирает... Дочь жила у твоих родителей в Украине, а ты, счастливая, осталась в Грузии? Хоронила ли ты свою дочь?.. Или страх ареста за мужа-немца, за самовольный уход с работы не дал тебе вернуться домой?
Но вот и страшный 1941-й... Пять лет счастья кончились. Как миллионы женщин страны, ты опять - вдова... Потом появляется мой папа, и ты снова бежишь, бежишь от политики с новым мужем, со мной, с полноценной новой семьей на папину родину, на Запад, в Латвию. Война кончилась! Латвия свободна от фашистов!..
Знали ли вы, что в Латвии, потерявшей независимость, теперь хозяйничает советская Россия с тем же НКВД, от которого ты с 1934 года бегала?.. Знали ли вы, что Рига уже зачищена ими от, неугодных новой власти, жителей, и что спокойно жить частной жизнью не удастся?..
1946-й год... Видимо, после приезда первым это понял папа. Из всей его огромной семьи с девятью родными братьями и сёстрами, с тётями и дядями и их потомством после войны никого в живых не осталось. "Постарались" фашисты, немецкие и латышские, и советские "защитники от фашизма" из НКВД.
1948-й год... Вот-вот образуется новое государство на Земле Обетованной - Израиль. Всем евреям разрешено туда выехать для строительства социалистического государства! Умница Голда Меир! Она сумела убедить в этом Сталина. Туда едет, единственная из всей семьи оставшаяся в живых, двоюродная сестра, Зина. Папа рвётся уехать, но ты не хочешь. Я помню дикие скандалы по этому поводу. Конечно, я не понимала, куда надо ехать и зачем, но почему ты так упорно сопротивлялась? Боялась вновь оказаться в местечковой среде? Ты выросла в семье, давно забывшей Бога Яхве? Поэтому ты не верила в молитву-пожелание о встрече всех евреев рассеяния в Иерусалиме? Ты не верила сионистам?..
И ты победила! Без тебя папа не хотел, не мог уехать. Надеясь как-нибудь договориться с советской властью, имея статус её защитника, (ты - вдова командира полка, папа после битвы под Москвой - инвалид) вы решили остаться.
Кое-как пережив грабительскую денежную реформу 1947 года, папа работает вулканизаторщиком на аэродроме за копеечную зарплату и, конечно, пытается заработать ещё любыми путями. Ведь надо растить меня... Так мы доживаем до 1952 года. Политика вновь пытается разрушить твою, мамочка, семью!.. В стране идёт "война" с космополитизмом, а проще говоря, с евреями.
Пришли арестовывать папу, но его дома не было. Кто-нибудь предупредил? Всю ночь они описывали имущество... А потом был большой фельетон в газете о папе-спекулянте, который, по версии журналиста, так богат, что ему некуда складывать добро, и кресло стоит на шкафу. А где ему было стоять, если мы жили втроём в маленькой комнатке, и кресло доставалось со шкафа только для гостя?..
Папа не появлялся дома примерно неделю, а потом пришёл ночью, но я его не узнала, потому что он сбрил усы. Потом опять куда-то исчез. Скрывался? Но вдруг все волнения кончились. Папа вновь живёт дома, появился братик, который стал сиротой тоже в 1952 году. Его отца, парикмахера еврея, арестовали за то, что он взял за работу чаевые, которые ему сунул в карман клиент-чекист. Тут же прибежали "борзые", и парикмахеру впаяли несколько лет. Как знаком этот почерк провокаторов нам сегодня! А его мама, латышка, так испугалась, что отказалась не только от мужа, но и от ребёнка, сдав его в детский дом...
В день похорон "чудовища" мы переезжаем в новую квартиру. Почему от нас отстали? Потому что сдох "усатый"? Или папе ты и ещё кто-то, как-то, чем-то помогли?..
Вот какая мозаика получилась из стёклышек твоей разбитой жизни... Возрази, оспорь, если что не так!..
Что же ты медлишь, мамочка? Кофе давно сварился и стынет в твоей чашке... Пламя свечи мечется, как от ветерка...
- Кофе?.. Разве это кофе? - слышу я ворчливый голос мамы. - А где молоко, сливки, где булочки? Не купила? Опять живёшь кое-как, как придётся! Плохо это... Живёшь без мужа, без денег, без любви, одна... Нет моей душе покоя...
- Мамочка... - шепчу я, - прости меня. Я всё время думаю о тебе, твоей жизни, прочитала много исторических книг...
- История - это "бобэ майсес"*. Ни один историк не знает всей правды. Всю правду знает лишь Бог.
- Ты Его видела?
Пламя свечи вновь дрогнуло, фитиль закоптил и погас. Я сижу в темноте и реву... Ушла мама... Я опять опоздала задать самый нужный вопрос... О чём она мечтала, глядя на меня, ребёнка, из зрительного зала?..

*Бобэ майсес - бабушкины сказки (идиш)