Катынская ложь

В последнее время некоторые люди вновь стали активно поднимать вопрос вины СССр за Катынский расстрел. Обосновывая это официальной позицией правительства РФ. Я никак не могу согласится с такой позицией высшего руководства РФ, поскольку считаю доказанной вину гитлеровских оккупантов.
Все нюансы катынского дела рассматривать в очередной раз смысла не имеет. Я остановлюсь на основных моментах. Которые однозначно снимают «вину» с Советского Союза.

Судебная практика.

Первое судебное рассмотрение Катынского дела было эпизодом в работе Международного военного трибунала, который 1—2 июля 1946 года посвятил слушанию по делу об убийстве польских военнослужащих в Козьих Горах.
Катынский расстрел фигурирует в обвинительном заключении Международного трибунала (МВТ) в Нюрнберге, раздел III «Военные преступления», подраздел С «Убийства и жестокое обращение с военнопленными и другими военнослужащими стран, с которыми Германия находилась в состоянии войны, а также с лицами, находящимися в открытом море», эпизод 17: «В сентябре 1941 года 11000 польских офицеров-военнопленных были убиты в Катынском лесу близ Смоленска».
Основным итогом стало то, что трибунал обвинение не поддержал. Однако, представленный Советским Союзом на рассмотрение Нюрнбергского трибунала «Документ СССР-54» о преступлении нацистов в Катыни из числа доказательств исключен не был. Обвинение по этому эпизоду не было снято.

Затем в 1990 году Главной военной прокуратурой Российской Федерации СССР было начато уголовное расследование обстоятельств гибели польских военнопленных и арестованных граждан. В 2004 году уголовное дело № 159 было прекращено Главной военной прокуратурой РФ на основании пункта 4-го части 1-й статьи 24-й Уголовно-процессуального кодекса РФ (за смертью виновных). 

Родственники погибших польских офицеров не согласились с результатами российского расследования и дважды, в 2007-м и 2009-м годах, обратились с жалобами в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. Заявители ссылались на нарушение статьи 2-й (право на жизнь) Европейской конвенции о защите прав человека. 16 апреля 2012 года Европейский Суд по правам человека в Страсбурге огласил официальное решение по катынскому делу. В ЕСПЧ оно было обозначено так: «Яновец и другие против России». 
Суд не обнаружил каких-либо новых свидетельств или доказательств, по которым можно было бы обязать российские власти возобновить расследование «катынского дела» (пункт 142-й решения). Он также отклонил требования польских истцов о присуждении им компенсации. В то же время Европейский суд признал массовый расстрел польских военнопленных в Катыни военным преступлением, не имеющим срока давности (пункт 118-й). В пункте 136-м решения Суд отметил, что «с учетом современных исторических свидетельств… смерть родственников заявителей произошла в 1940 г.». 

21 октября 2013 года, Большая Палата Европейского Суда по правам человека огласила свое окончательное Постановление по делу «Яновец и другие против России» («Янович и другие против России»; Janowiec and Others v. Russia, жалобы NN 55508/07 и 29520/09). 
Большая Палата ЕСПЧ большинством голосов решила, что Страсбургский Суд не имеет права рассматривать по существу жалобу на нарушение статьи 2 Конвенции в связи с предполагаемой неэффективностью расследования обстоятельств Катынского расстрела.
Большая Палата ЕСПЧ также большинством голосов решила, что в отношении заявителей не было допущено нарушения статьи 3 Конвенции.
Европейский Суд по правам человека не признавал Россию виновной или невиновной в массовом расстреле поляков под Катынью. Страсбургский Суд не рассматривал по существу и вопрос о виновности советских властей в расстреле под Катынью. И не имел права его рассматривать. Однако этот факт называется в Постановлении бесспорным (пункты 152—153).

В отличие от Постановления Палаты ЕСПЧ, Постановление Большой Палаты не содержит утверждения, что Катынский расстрел является военным преступлением. В соответствии с пунктом 1 статьи 44 Конвенции оглашенное сегодня Постановление Большой Палаты Европейского Суда по правам человека является окончательным, т.е. не может быть пересмотрено, отменено или изменено (не считая возможности исправления допущенных в нем ошибок).
Т.Е. Юридически ни в одном суде не признана вина Советского Союза.

Документальные свидетельства.

Существует огромный пласт подлинных документов, относящихся к катынскому делу. Которые подделать не возможно в принципе в силу огромного их числа. Это всякого рода приказы, распоряжения, справки, отчеты, записки и т.д. Рассматривать их сторонники «советской» версии не желают. Просто потому, что там есть слова «перевести», «направить», «отпустить домой» и т.д. А слова «расстрелять» там нет.

Основой расследования ВГК, ЕСПЧ и адептов «советской» версии являются три документа из липового «пакета №1». Смысл липовости вытекает из приказа 28 апреля 2010 года тогда президента РФ Д.А.Медедева Росархиву рассекретить Особую папку №1. Меж тем как этими документами широкая общественность пользуется с начала 90-х.
В этой папке содержались записка Л. Берии с предложением якобы расстрелять более 25 тысяч поляков, а также соответствующее решение Политбюро ЦК ВКП(б). Рассекречена также записка А. Шелепина, адресованная Н. Хрущеву, где речь идет об уничтожении личных дел расстрелянных поляков. 
Если эти документы были до сих пор секретными, то как их копии могли предъявить в 1992 - 1993 годах представители Б. Ельцина в Конституционном суде, рассматривавшем по так называемому делу о запрете КПСС, С. Шахрай и А. Макаров? (См. "Материалы дела о проверке конституционности Указов Президента РФ, касающихся деятельности КПСС и КП РСФСР, а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР", том VI. Издательство "Спарк", Москва, 1999 год, стр. 215 - 219).

Свой основной вывод о расстреле польских офицеров ГВП сделала на основании упомянутой записки Л. Берии 1940 года. Но ее подлинника нет в материалах уголовного дела, она не подвергалась экспертным и иным исследованиям. Большой парадокс: исследование документа не производилось, а выводы сделаны. Вы можете представить, чтобы документ был не доступен следственному отделу ГВП? Только в том случае, если его нет в природе. Представленная ельцинской стороной Конституционному суду записка Л. Берии была судом (из-за возникших сомнений и не исследованности документа) отвергнута, как и попытка обвинить руководство ВКП(б) в санкционировании расстрела польских офицеров.

В распоряжении и ГВП, и ЕСПЧ находился не протокол заседания Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 г. о внесудебном расстреле поляков являются не официальными партийными документами, а выписки из него Которые являлись незаверенными информационными копиями.

Фальшивая записка председателя КГБ при СМ СССР Александра Шелепина Н-632-ш от 3 марта 1959 г. Никите Хрущеву с предложением уничтожить учетные дела расстрелянных поляков. Написание от руки, не почерком Шелепина, не на бланке КГБ, регистрация в 65-м году (написание в 59-м) и многое другое заставляют считать этот «документ» фальшивкой.

В 2010 году заместителю председателя Комитета ГД по конституционному законодательству и государственному строительству Госдумы РФ Виктору Илюхину и экспертам-историкам Сергею Стрыгину и Владиславу Шведу стало известно, как готовилась фальсификация «письма Берии № 794/Б» в Политбюро ВКП (б) от марта 1940 года, в котором предлагалось расстрелять более 20 тыс. польских военнопленных. Илюхин обнародовал информацию о том, что в начале 90-х годов одним из высокопоставленных членов Политбюро ЦК КПСС была создана группа специалистов высокого ранга по подделке архивных документов. Фамилию этого высокопоставленного партийца Илюхин назвал позже, летом того же года – Александр Яковлев, «архитектор перестройки».
«Группа Яковлева» работала в структуре службы безопасности российского президента Бориса Ельцина, территориально размещаясь в поселке Нагорное Московской области (до 1996 года), а потом была перебазирована в другой населённый пункт – Заречье. Оттуда в российские архивы были вброшены сотни фальшивых исторических документов, и ещё столько же было сфальсифицировано путём внесения в них искажённых сведений, а также путём подделки подписей. Илюхин потребовал начать масштабную работу по проверке архивных документов и выявлению фактов дискредитации советского периода отечественной истории.
В ноябре 2010 г. тот же фальсификатор передал Илюхину 5 листов двух черновиков сфальсифицированной записки Берии Сталину, в которой предлагалось расстрелять не 25.700 пленных и арестованных польских граждан, а 56.700. К сожалению, странная и неожиданная смерть Илюхина в марте 2011 г. не позволила раскрыть тайну фальсификации катынских документов. 
Кроме того Ильюхин предъявил журналистам большое количество бланков 40-х годов прошлого века, поддельные оттиски штампов, подписей. 

Расследовавшие комиссии.

Первое описание хода расследования освещалось в вышедшей в 1943 году в Берлине книге «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn», основную часть объема которой занимал отчет патологоанатома доктора  Герхарда Бутца, заведующим кафедрой судебной медицины Бреслауского (Вроцлавского) университета, который долго и с удовольствием рассказывает о своей работе над новой для патологоанатомов темой состояния тел в массовых захоронениях, а в конце делает совершенно замечательный вывод: когда были убиты эти люди, науке неизвестно, время их смерти следует определять на основании других данных. Следует знать, что Г. Бутц также был штурмбанфюрером СС (полковником) и членом национал-социалистической рабочей партии Германии с мая 1933 г.! Доктор Бутц и немецкая комиссия определяли время смерти на основании того, что в карманах пленных не было документов и газет, имевших более позднюю датировку, чем май 1941 года. Это было единственным признаком! Думаю, излишне обсуждать легкость этой фальсификации. Помимо этого, удалось установить факт наличия у Г. Бутца и нацистских экспертов, работавших в Катыни «Списков интернированных в Козельском лагере НКВД». Это подтвердило сообщение из Берлина от 16 июня 1943 г., перепечатанное в газете «Речь» (оккупированный Орел, № 69/ 252, 18.06.1943). В сообщении говорилось, что «как явствует из захваченных в Смоленске документов НКВД, после отправки из Козельска расстрелянных затем в Катыни 12.000 польских офицеров, в козельский лагерь прибыло еще около 2.400 поляков, среди которых было около 1.200 полицейских…».

5 октября 1943 года после освобождения Смоленска начала действовать специальная комиссия из представителей НКВД и НКГБ, которую возглавляли нарком госбезопасности Меркулов и заместитель наркома внутренних дел Берии Круглов по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. Ею было допрошено 95 свидетелей, проверено 17 заявлений, поданных в ЧГК, рассмотрены и изучены различные документы, относящиеся к делу, проведена экспертиза, осмотрено место расположения катынских могил.   В отчете комиссии указано, что к западу от Смоленска находились три лагеря особого назначения для польских военнопленных: ОН-1, ОН-2 и ОН-3. Находившиеся там пленные были заняты на дорожных работах. Летом 1941 г. эти лагеря не успели эвакуировать, и пленные были захвачены немцами. Некоторое время они по-прежнему работали на дорожных работах, но в августе-сентябре 1941 г. были расстреляны. Расстрелы осуществлялись «немецким военным учреждением, скрывающимся под условным наименованием „штаб 537-го строительного батальона“ во главе с обер-лейтенантом Арнесом» и его сотрудниками — обер-лейтенантом Рекстом, лейтенантом Хоттом и др. Штаб его находился на бывшей даче НКВД в Козьих Горах (в Катынском лесу). Следует заметить, что основным обстоятельством, на которое опиралась немецкая защита на Нюренбергском процессе, явилась «физическая невозможность» осуществить столь массовый расстрел силами 537-го строительного батальона.

12 января 1944 года после завершения работы комиссии НКВД-НКГБ была создана «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров». Председателем комиссии был назначен главный хирург Красной Армии, академик Н. Н. Бурденко, перед тем занимавшийся (в качестве члена ЧГК) расследованием нацистских преступлений в Смоленской области. Остальными членами комиссии были писатель А. Н. Толстой, митрополит Николай, председатель Всеславянского комитета генерал А. С. Гундоров, председатель ИК Советских обществ Красного Креста и Красного Полумесяца профессор С. А. Колесников, нарком просвещения академик В. П. Потёмкин, начальник Главного военно-санитарного управления Красной Армии генерал-полковник Е. И. Смирнов и председатель Смоленского облисполкома Р. Е. Мельников.
Исследовав материальные доказательства комиссия однозначно установила, что массовый расстрел выполнен немецкими оккупантами.

А в 1990 году Главная военная прокуратура начала новое расследование. Как мы знаем, с прямо противоположным результатом. Основным источником материалов для расследования стал «рассекреченный» «пакет №1». Как выяснится позднее полностью сфальсифицированный. Однако, ГВП обвинила в фальсификации документов и уничтожении доказательств комиссию Бурденко! Однако выводы основанные на Экспертном заключении от 2 августа 1993 года отечественных учёных-историков ничтожны, ибо не подкреплены результатами эксгумации трупов, чётким обоснованием причин, времени и места смерти именно 21 700 поляков.


Обстоятельства немецкого расследования.

Первое расследование производила «международная» комиссия, состоящая из 12 судебных медиков, в основном из оккупированных или союзных с Германией стран (Бельгии, Голландии, Болгарии, Дании, Финляндии, Венгрии, Италии, Франции, Чехии, Хорватии, Словакии, а также Швейцарии) в апреле-июне 1943-го года. Известно, что международные эксперты прибыли в Катынь 28 апреля 1943 года и уже 30 апреля отбыли в Берлин. За сутки они сумели исследовать лишь несколько специально подготовленных для них трупов. Из-за возникших разногласий эксперты так и не подписали итоговое заключение, обвиняющее СССР. Это заключение члены комиссии были вынуждены подписать в ангаре польского аэродрома Бялой подляски, куда нацисты специально посадили транспортный самолет. Таким образом, у экспертов не было иного выбора. Или завизировать бумагу, или…

В результате нескольких месяцев упорной работы немцам удалось найти 12 свидетелей. Показания семи из них представлены в книге доктора Бутца. Шестеро утверждают, что видели, как поляков привозили на станцию Гнездово и увозили куда-то на грузовиках, — впрочем, этого факта советская сторона и не отрицала. И лишь один — хуторянин Парфен Киселев рассказал, что видел, как в лес привозили людей в закрытых машинах, и слышал выстрелы и крики. И даже этого свидетеля немцам не удалось сохранить для истории.

Перед освобождением Смоленска он ушел в лес и вернулся обратно, лишь когда пришли наши. Свои показания он не отрицал и перед чекистами, более того, подробно рассказал следователям НКГБ, как его обрабатывали в гестапо, требуя, чтобы он сыграл роль свидетеля. После месяца избиений он согласился.
Для сравнения: бригада НКВД-НКГБ по ходу расследования опросила 96 свидетелей. Сторонники «советской» версии выдвигают забавный аргумент: чекисты, мол, «выбивали» нужные показания. Ну, а немцам кто мешал это делать? Что, избиения — не в традициях германской оккупационной администрации, ибо противоречат рыцарской чести?

По ходу работы немецкая комиссия допустила несколько проколов, из которых два — чрезвычайно существенных. 
Первый - польские пленные были убиты из немецкого оружия. Поскольку гильзы из раскопа воровали достаточно интенсивно, в том числе и привозимые на место расстрела «экскурсанты», немцам пришлось этот факт признать. Основным табельным оружием личного состава НКВД являлся наган, из которого и производились расстрелы. Откуда же немецкие гильзы, в том числе от крупнокалиберного оружия, которое в СССР вообще не использовалось?
Второй прокол - гораздо более существенный. Немцы постоянно пишут о том, что  узнавали звания казненных по знакам различия. Между тем, согласно советскому «Положению о военнопленных» 1931 года и секретному положению 1939 года, пленные не имели права носить кокарды и знаки различия — это было одним из отличий нашего «Положения» от Женевской конвенции. Носить все это было разрешено лишь «Положением» от 1 июля 1941 года. И то, что на мундирах казненных присутствовали погоны, а на фуражках — кокарды, доказывает: они были убиты либо после этой даты, либо содержались в плену не у СССР, а у государства, которое соблюдало Женевскую конвенцию. Сей факт объяснению не поддается, поэтому сторонники «советской» версии его попросту замалчивают.

Материальные свидетельства.

Наконец, присутствуют объективные материальные доказательства того, что расстрел был произведен немецкими войсками.

1. Найденные на месте расстрела гильзы немецкого производства калибра 6.35 и 7.65 мм (фирм GECO и RWS), свидетельствующие о том, что поляки убиты из немецких пистолетов, поскольку оружие таких калибров на вооружении нашей армии и войск НКВД не стояло. Попытки польской стороны «доказать» закупку в Германии специально для расстрела поляков таких пистолетов являются несостоятельными, поскольку никаких документальных подтверждений этого не существует (и не может существовать, поскольку расстрелы органами НКВД, естественно, всегда проводились из штатного оружия, каковым были Наганы и — только у офицеров — ТТ, оба калибра 7.62 мм).
2. Руки у части расстрелянных офицеров были связаны бумажным шпагатом, который в СССР не производился, что ясно свидетельствует об их иностранном происхождении.
3. Отсутствие в архивах каких-либо документов о приведении приговора в исполнение (именно судебного приговора, а не «решения Политбюро ЦК», которое принимало только политические решения), при том что сохранилось подробное, документированное описание процесса этапирования (доставки) военнопленных поляков в распоряжение УНКВД по Смоленской области (документы были переданы польской стороне в начале 1990-х гг.) является реальным подтверждением того, что скрывать здесь что-либо (кроме факта отправки военнопленных в лагеря под Смоленском на работу) Советскому правительству было нечего, так как, если бы хотели уничтожить все следы, как, якобы, уничтожили «документы об исполнении», уничтожили бы и документацию об этапировании.
4. Найденные на части трупов расстрелянных в Катыни поляков документы (и немцами в ходе эксгумации в феврале-мае 1943 года, и нашей «Комиссией Бурденко» в 1944 году — в частности, паспорта, удостоверения офицеров и другие удостоверяющие личность документы (квитанции, открытки и т. д.) для любого следователя определённо свидетельствуют о нашей непричастности к расстрелу. Во-первых, потому, что НКВД никогда не оставил бы такие документальные улики (равно, как и газеты «именно весны» 1940 г., во множестве «найденные» немцами в могилах), поскольку на этот счёт существовала специальная инструкция; во-вторых, потому, что если бы документы по каким-либо причинам и оставили, то они были бы у всех расстрелянных, а не у «избранного» контингента (напомним, из 4 123 эксгумированных немцами тел документы были только у 2 730).
Здесь же следует особо подчеркнуть тот факт, что из общего числа эксгумированных офицеров было только 2 151 человек, остальные — священники, рядовые или в форме без опознавательных знаков, а также 221 гражданское лицо, о которых в Польше никогда не вспоминают.
Немцы же в 1941 году оставить у расстрелянных документы вполне могли, им тогда бояться чего-либо было незачем: они считали, что пришли навсегда, и ранее (весной — летом 1940 г.) открыто и совершенно не скрываясь, уничтожили около 7000 представителей «польской элиты» (в частности, в Пальмирском лесу под Варшавой — так называемый «Пальмирский расстрел» 1940 г.).
5. Подтверждённые многочисленными свидетельскими показаниями (и нашими, и польскими) свидетельства о присутствии пленных польских офицеров под Смоленском во второй половине 1940 — 1941 году.
6. Наконец, отсутствие реальной «технической» возможности «незаметно» расстрелять там нескольких тысяч человек в 1940 году: урочище «Козьи горы», расположенное недалеко от железнодорожной станции Гнездово, до начала войны было открытым и посещаемым местом (17 км от Смоленска), любимым местом отдыха горожан, районом, где располагались пионерские лагеря, где проходило «много дорожек в лесу» и находилась дача НКВД (сожжённая немцами при отступлении в 1943 г.), расположенная всего в 700 метрах от оживлённого Витебского шоссе, с регулярным — включая автобусное — движением (сами захоронения находятся всего в 200 метрах от шоссе). Что принципиально важно: место никогда не закрывалось для посещения до 1941 года, когда немцы обнесли его колючей проволокой и поставили вооружённую охрану.
7. Следует также особо отметить, что в СССР никогда не производилось массового расстрела иностранных военнопленных (исключая индивидуально осуждённых по закону за преступления тех же поляков в 1939—41 годах, о чём будет сказано ниже). Тем более, офицеров.

Иные факты.

Одним из интереснейших обстоятельств является то, что среди пленных поляков были молодые офицеры Армии крайовой Войцех Ярузельский и Менахем Бегин – спустя десятилетия они станут соответственно польским лидером и израильским премьером. Ни тот ни другой ни разу и словом не обмолвились о причастности советских руководителей к организации расстрела. Даже ярый антисоветчик Бегин утверждал, что поляков казнили не представители советского НКВД, а германского гестапо. 

13 апреля  1943 года германское радио передало экстренное сообщение, в котором сообщалось, что под Смоленском найдено массовое захоронение расстрелянных НКВД 10 тысяч польских офицеров. Это сообщение стало стартом геббельсовской пропаганды. В частности она пыталсь приписать основную роль в расстреле поляков евреям - руководящим работникам минского отделения НКВД.  18 апреля 1943 г. министр имперской пропаганды III рейха Й. Геббельс утверждал, что Катынское дело «идет почти по программе» (ВИЖ, № 12, 1990). 24 апреля Геббельс заявил, что «участие Советов может быть допущено только в роли обвиняемого».
При этом Геббельс заявил: «Некоторые наши люди должны быть там раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии. Целесообразно было бы избрать одного человека от нас и одного от ОКВ, которые уже теперь подготовили бы в Катыни своего рода поминутную программу» (Из статьи «Бабий Яр под Катынью?» опубликованной в ВИЖ № 12, 1990 1990 ЦГА СССР, ф. 1363, оп. 2, 4, д. 27-29, пер. с нем. Директор Центрального государственного архива СССР; А. С. Сухинин). 27 апреля 1943 г. Геббельс заявил: «...мы должны отражать подозрения, что мы якобы изобрели катынское дело, чтобы вбить клин в неприятельский фронт» (ВИЖ, № 12, 1990).

«В 1943 году Геббельс, пытаясь разрушить антигитлеровскую коалицию и поссорить СССР с США, распространил ложь о том, что Сталин и Берия приказали расстрелять 10 тыс. польских офицеров, - писал Виктор Илюхин. - Эту ложь поддержало польское правительство в эмиграции, которое больше всего руководствовалось чувством злобы на Советский Союз за разгром польской армии в западной Белоруссии и на Украине и присоединение этих территорий к СССР. Небезызвестный Александр Яковлев фактически ратовал за такую компрометацию СССР, чтобы от нашей страны отвернулся весь мир. После этого состоялась величайшая подтасовка и фальсификация архивных документов ЦК КПСС.

Заключение.

Я сознательно обошел один из самых спорных вопросов – сколько же было на самом деле взято в плен и убито поляков? Сколько содержалось в каком лагере?
Дело в том, что к установлению вины количество отношения не имеет. Но все же некая связь есть.

По разным оценкам в результате ввода 17 сентября 1939 года советских войск на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, а также в Виленскую область бывшей Польши было интернировано около 120 тысяч поляков, большая часть из которых была «отпущена на месте» (60 тыс. человек см.: Военно-исторический журнал № 3. 1990. С. 41). Сколько именно установить затруднительно, поскольку учет был налажен только после перемещения оставшихся на территорию СССР. Военнопленными они стали только после октября 1939 года, когда польское эмигрантское правительство осенью того же 1939 года «объявило войну СССР». Далее, в соответствии с советско-немецким соглашением об обмене военнопленными, в октябре и ноябре 1939 года немцам было передано 42,5 тыс. человек (уроженцев территории Польши, отошедшей Германии) и принято от немцев, соответственно, 24,7 тыс. — уроженцев территории, отошедшей Советскому Союзу, подавляющая часть которых была также сразу же освобождена (см.: ВИЖ. № 6. 1990. С. 52—53). Таким образом, путём простых арифметических вычислений, можно вполне уверенно говорить о том, что к декабрю 1939 года у нас осталось не более 23—25 тыс. уже военнопленных поляков, включая около 10 тыс. офицеров (в 1940 г. к ним присоединилось ещё 3 300 военнослужащих бывшей польской армии с территорий вошедших в состав СССР Литвы и Латвии).
Интересен факт, что из общего числа польских военнопленных судьба 14 135 человек (рядового и сержантского состава), занятых в 1939—1941 годах на строительстве дороги Ровно-Львов и содержавшихся в Львовском лагере для военнопленных, хорошо известна и чётко прослеживается по официальным документам: все они «на третий день после нападения Германии на Советский Союз были эвакуированы в Старобельский лагерь, откуда переданы на формирование польской армии (армии Андерса. — А.П.); при этом потери при эвакуации составили 1 834 человека» (из Справки УПВИ НКВД от 5.12.1943 // Быв. ЦГОА. Ф. 1/п. Оп. 01е. Д. 1; цит. по: ВИЖ. № 3. 1990. С. 53). 
Уже одно это лишает всякого основания утверждения о расстреле нами даже 14,5 тыс. (начальные цифры «польских претензий» 1990-х), не говоря уже о цифре в 25 тыс. «убитых НКВД» военнопленных, о которой говорилось.

Наиболее достоверные данные содержит «Спецсообщение Л.П.Берии И.В.Сталину о военнопленных поляках и чехах» от 2 ноября 1940 года, где говорится о содержащихся в лагерях (а также во внутренней тюрьме НКВД) 18 297 военнопленных поляков, включая по-фамильно перечисленных генералов и старших офицеров (см.: АП РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 413. Л. 152—157. Подлинник. Машинопись).

Дополнительная информация по следствию по уголовному делу № 159 известна из ответа начальника Управления надзора за исполнением законов о федеральной безопасности ГВП РФ генерал-майора юстиции В. Кондратова председателю правления Международного правозащитного общества «Мемориал» А. Рогинскому от 24.03.2005 г. за № 5у-6818-90: «достоверно установлена гибель в результате исполнения решений "тройки" 1803 польских военнопленных, установлена личность 22 из них. Действия ряда конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР квалифицированы по п. "б" ст. 193-17 УК РСФСР (1926 г.), как превышение власти…».
Из этого следует, что в правовом плане довоенные советские власти могут нести ответственность за подтвержденную гибель лишь 1803 польских военнопленных. В пункте 61-м меморандума Минюста РФ от 19.03.2010 г. сообщается, какие должностные лица превысили власть в отношении польских военнопленных: «…В ходе расследования было установлено, что определенные должностные лица из руководства НКВД СССР превысили полномочия, предоставленные этому учреждению, в результате чего так называемая “тройка” приняла внесудебные решения относительно некоторых польских военнопленных…».

Но в 1939 году и позже «тройки» не могли нести ответственности ни за какие расстрелы. Просто потому, что «тройки», имевшие право осуждать на расстрел — и имевшие должностной, а не персональный состав, — были упразднены ещё в ноябре 1938 года, и в 1940 году таких «расстрельных» троек просто не было. А в то время такие дела могли рассматриваться «Особым совещанием». Но «Особое совещание» при НКВД (ОСО), которое и подразумевается под «особым порядком», могло осуждать максимум на 8 лет исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) — на что, собственно, и были осуждены военнопленные поляки, участвовавшие в 1940—41 годах в строительстве шоссе Москва-Минск — поскольку, повторим, права осуждать на расстрел у Особого совещания не было.

Все вышеизложенное позволяет однозначно возложить вину за Катынское дело на немецко-фашистских оккупантов.

P.S. И еще немного личного. В 1939 году когда остро встала необходимость закрытого размещения большого числа поляков советскому государству было как-то не до них. Оно было занято подготовкой к войне. И у него не было лишней пары рук для строительства лагерей для размещения поляков. Даже самих пленных поляков потом использовали на строительных работах. Поэтому их разместили по нескольку тысяч в нескольких лагерях в наиболее подходящих для этого помещениях: монастырях. Там был кров и наружные стены, которые было легко охранять. В частности в Нило-Столобенской и Оптиной пустыни. Однако места в монастырях было мало даже, если и размещать поляков в несколько слоев. Поэтому там постоянно содержалось гораздо меньшее количество поляков, нежели это утверждается адептами «советской» версии. 
В частности перед входом в Нило-Столобенскую пустынь есть «мемориальная» доска утверждающая шелепинско-интернетное количество в 6311 человек. Оптина пустынь не удостоилась и этого. Несмотря на неразборчивость правительства, развешивающего доски фашистам и белогвардейцам. Однако, встреченный мной житель местной деревни утверждал, что работал там, и более 4500 поляков постоянно там не было.