Сказочка про ТМВ

Как ТМВ родилось?

Однажды, в сообществе с красивым названием «Проба пера» встретились люди, которые в разной степени, хорошо или средне, а то и совсем так себе писали стихи и прозу. Так случилось, что начали они друг друга воодушевлять и словами в комментариях, и еще тем, что они часто публиковали свои тексты, взаимно разжигая творческий аппетит. И стало у них получаться все лучше и лучше.

Но однажды понадобился им для чего-то админ «Пробы пера» – а админом была никому не знакомая дама, которая никогда в сообществе не появлялась и никому ничего не делала, ни хорошего, ни плохого. И тут кто-то громко завопил и затребовал админа. Уже не помню, для чего.

Дама- админ месяц спустя все же появилась на призывы - и вместо ожидаемых от нее действий стала прямо намекать нашим поэтам и прозаикам, что ежели она кого поймает на плагиате, то распнет и сожжет на костре. Наши творцы плагиатом не баловались (во всяком случае сознательно) и обиделись ужасно. Так обиделись, что сначала, как настоящая птичья стая, хором завопили – а потом снялись с места и улетели, стремительно создав новое сообщество.

Назвали его «Творческая мастерская «Вдохновение». Был творческий конкурс и все всем предложили множество вариантов, но голосованием выбрали этот. И зажили они все в любви и согласии. Конечно, души тонкие и творческие не могут без драм и трагедий (иногда даже настоящих). И иногда кто-то ссорился, уходил. Умирал по-настоящему .

Уходы – на время или насовсем - переживали и оплакивали вместе. Но вот что характерно – никто и никогда не пытался кусаться или лягаться намеренно, с целью ранить или задеть. А если и задевали – просили прощения. Переживали. Мучились…

И даже правила сообщества они сочинили, стараясь пресечь всякую неотвратимость или непоправимую жесткость. Выбрали право наказывать нарушителей – но без обязанности их карать, ибо творческие натуры имеют право на уклоны во все стороны света и даже временное помрачение сознания и томление духа.

Были у них и творческие взлеты, когда почти каждую ночь у кого-то из «сообщников», сотрясаемых творческим ознобом, случались озарения и прорывы. Тогда наутро появлялись в ТМВ стихи. Или рассказы – и что интересно, эти публикации словно передавали эту лихорадку, и бушевала она от Владивостока до Грозного, От Москвы до Петербурга. От Донецка до Израиля.

И то, что они делали вместе, действительно часто походило на творческую мастерскую. Были среди них весьма образованные филологи, и развернули они что-то вроде литературного ликбеза. И «сообщники» друг друга обучали – конечно же, в художественной форме.

И писали временами дельные рецензии, и предлагали всякие творческие эксперименты. А иногда, в пору спада продуктивности, сообщество работало на взаимную эмоциональную поддержку. Делились тем, что было важно и значимо…

Запрет был, собственно, один: не повреди. Не делай другому больно. Если кто забредал неуклюжий – его или переубеждали не причинять боль, а если он настаивал на своем праве мучить, то выводили вон.

Неумело писать не возбранялось – потому что каждый развивается и растет так, как того требует его природа. Возбранялось мучить и унижать другого под любым предлогом – да хоть и для установления справедливости.

В драчливом и хулиганском Макспарке (и даже в довольно интересном и благостном Гайдпарке!) ТМВ была чем-то вроде райских кущей для блаженных и не ведающих зла аборигенов.

Потерянный рай.

Однако время бежало – и аборигены наши тоже частично разбежались, по самым разным, иногда неотвратимым причинам. Частично – приостановили свое участие, потому что разболелись или закручинились.

Мастерская стала поскрипывать – то отчего-то захотели авторы получать рецензии исключительно в «личку» и есть их в одиночку, а другим не давать, то стали огрызаться на обратную связь заботливых и внимательных читателей… полюбили похвалу… стали падки на комплименты…

Приходили новые люди, и часть из них почти сразу тоже стала аборигенами – так легко вошли они в сообщество и оценили вкус доверительных и поддерживающих отношений. Другие дольше приживались, некоторые так иногда и не решались довериться.

Кто-то пытался просвещать неподатливых в своей лучезарности аборигенов, сурово и непреклонно их наставляя. Но те были готовы только к теплому и полному участия обмену – и совсем не хотели суровых миссионеров на свою пустоватую от творческих полетов голову.

Пришли и другие люди – которым не понравились простодушные отношения и та особая райская среда, которую создали для себя аборигены – и в которой они несколько изнежились. Стали чувствительны и ранимы. В эту среду надо было входить, принимать ее, научиться ее пробовать, ценить и наконец любить. А ведь далеко не все любят сладкое и тропические фрукты.

Свежепромороженные на просторах Макспарка варяги удивлялись тому особому миру, в который попадали – и далеко не все им нравилось. Аборигены шарахались от пришлых, требующих тех же, что были приняты в среде аборигенов, ласк - или воодушевляющей драки, как было заведено у честных варягов.

Аборигены впадали в недоумение и, бормоча что-то утешающее друг друга, водили хороводы на берегу тут же свежесочиненных тепловатых лагун. А варяги собирались ватагами и хором скандировали требования равенства и братства с аборигенами… При этом зипунов и валенок не снимали и ужасно обижались, что потеют.

Пришла и большая беда. Налетели вихри и торнадо самые настоящие, несущие раздоры и рвущие души и тела в кровь по всей Ойкумене – по всему восточно-славянскому миру. И все это выстуживало, сушило, лишало живительных сил тропический, созданный усилиями наших незадачливых аборигенов, хрупкий мир.

Наверное, все же не хватило им по-настоящему сил, а может и таланта отстоять себя и свой образ мира и жизни. Это ведь далеко не первая в истории башня шаталась и рушилась под действием роковых сил – сколько их уже рухнуло или накренилось…

Тут бы варягам опомниться, встать с аборигенами спина к спине… но что-то все же не задалось. И тогда стали все они гадать, уже совместно с варягами – в чем же загадка. Отчего стихов хороших все меньше, а стычек все больше.

Что делать? Кто виноват? Быть или не быть?

Всем хотелось, чтобы было хорошо. Аборигенам – чтобы было хорошо как раньше. Варягам – чтоб еще лучше. И по старому интернациональному обычаю стали все они искать, в ком все зло.

Сразу нашли. Были среди них издавна совсем сбрендившие человеколюбцы, числом не более пяти, которые прежде, бывало, занимались всяким просвещением – а теперь добровольно взялись прочим напоминать о правиле «не повреди» - и напоминая, временами (очень редко) и вовсе прогоняли вконец зарвавшихся драчунов и ругателей. А иногда только временно затыкали им рот – каким-нибудь подходящим по форме тропическим фруктом. В надежде, что пока ругатель его прожует, то остынет и потеряет интерес к сваре.

Как вы уже поняли, человеколюбцы были все поцарапанные, кто с глазом подбитым, кто в синяках. Потому что ругатели их даже и не думали слушать, а в случае затянувшегося укрощения драчунов зрители подбадривали человеколюбцев пинками.

Поэтому время от времени кто-то из сих альтруистов впадал в тоску, покрывался лишаями и уходил навсегда в джунгли искать истину. А на его место со временем приходил другой идеалист, в надежде славы и добра.

Поскольку пинать человеколюбцев постепенно вошло в обычай, они совсем престали отзываться связно на все еще временами появляющиеся стихи и рассказы. Потому что страшно им было нарваться на тычки и укусы вместо «спасибо». Пугали их и сердитые требования немедленно чему-то обучать желающих по спецзаказу горластых соплеменников …

Так былая мастерская в нашем сильно траченном молью раю выродилась в коллективные воскресные развлечения – импровизации на заданную тему в общем хороводе.

Тогда объединенные силы варягов и аборигенов (тех, кто хоть как-то попривык к варягам и еще не сбежал) решили написать всеобъемлющий Закон – регулирующий в первую очередь поведение человеколюбцев, как естественно отвечающих за весь особо одаренный контингент.

Начали законотворцы продумывать, что именно вменяется человеколюбцам, если они что-то не смогли или не успели – и что особо сурово карается, если они и вовсе не захотели прерывать чересчур болезненное для прочих одаренных поведение какого-либо индивидуума.

Если же возникли накладки и побочные явления по ходу выполнения невыполнимой миссии по наведению райского уюта в довольно-таки языкатой и безжалостной среде все более распаляющихся сообщественников, то да будут человеколюбцы ос`уждены, и заушаемы, и подвергнуты позору и поношению от всего общества без пощады и права на покаяние.

Всеобщий глас недовольных все более депрессивными человеколюбцами толпы был таков: - Сделайте нам порядок, а мы как захотим так сделаем!

Туман и тучи закрыли когда-то блаженный остров, и возможно, как раз сейчас, в ночи, отчасти сохранившие разум и желание быть вместе аборигены и просветленные варяги, все с задатками человеколюбия, вместе потихоньку загружаются на папирусный плот, на манер знаменитого «Ра», чтобы попытаться найти новую землю и если повезет, то и новое небо.

Где можно будет просто ценить друг друга и не гасить искры творчества, а поддерживать даже самое слабое тление светильника в каждой близкой душе. Где каждый понесет свою долю ответственности за общее благо. И никто не бросит в беде собрата – даже если он ушибся сам или случайно. И в радости свершения и успеха – да сопутствуют они друг другу.

Неужели для этого нужно снова и снова уплывать в поисках нового места?