Сталин создал новую социокультуру

Сталин создал новую социокультуру

 

«Сталин вер­нётся» — это метафизическое ощущение сегодня букваль­но разлито в воздухе, прежде всего, как желание преобра­жения страны и нового рус­ского чуда. Чем очевидней беспомощность нынешней власти, тем сильнее интерес людей к великому прошлому.

 

В 1988 г., в разгар гор­бачёвской перестройки, со­циологические опросы по­казывали, что менее одного процента опрошенных по­лагало, что через 20-30 лет о Сталине будут вспоминать как о крупной фигуре совет­ской эпохи. Спустя двадцать лет, в 2008 г., когда по ини­циативе телеканала «Россия» был осуществлен проект «Имя Россия. Исторический выбор 2008», оказалось, что Сталин почти сразу же вышел в ли­деры народного голосования и оставался на первом месте до тех пор, пока организаторы не подкорректировали результаты.

Почему миллионы людей, в том числе молодых и казалось бы, неплохо устро­ившихся в новой России проголосовали в ходе интернет-референдума за Сталина? Почему одновременно никак не иссякнет поток желающих «нанести горы мусора на его могилу»? Призрак Сталина сегодня незримо присутству­ет среди нас. Одни его зовут, другие проклинают, третьи трясутся от страха. К нему об­ращаются, чтобы определить­ся в нынешнем хаосе. Сталин стал активным участником противостояния и важным измерением в жизни боль­шинства населения России, центром одной из систем координат.

Это нельзя объяснить ни групповыми интересами дня сегодняшнего, ни расхож­дениями оценок конкретных решений Сталина 30-40-х годов прошлого века. Дело — в метафизике Сталина, в об­щих установках в отношении бытия нашего народа на вселенском уровне. Время и потрясения по­следних десятилетий стрях­нули с этих установок и ше­луху конъюнктурных мелочей, и горечь трагических стол­кновений на перекрёстках исторических выборов. Оста­лась метафизика — «разговор с Богом» о том, куда мы шли со Сталиным во главе, как на­меревались жить в своей «отдельно взятой стране», с человечеством, с потомками в чём ошиблись и что сохра­нили. Именно этот разговор и разделил нас. Перестройка вскрыла наши уже зажившие раны, сломала наши кости, уже было срощенные. Стон миллионов живых людей и вызвал призрак Сталина из могилы. А ветер истории развеял с неё горы мусора, нанесённые сванидзе и познерами, которые подряди­лись замазать тот главный исторический выбор, кото­рый «создал» Сталина и спло­тил тех, кто этот выбор про­чувствовал. Он заключается в том, что в пределе, в по­следней точке бифуркации всё равно окажется, что есть два вектора — или к Сталину, или к Гитлеру. Личности, гим­ны и знамёна могут меняться, но суть выбора та же. Это вид­но на любом примере. Чехи хотели свободы от радаров советской ПВО? Получайте Получайте в свои садики американские ракеты. Уморили Милоше­вича — получайте косовских наркоторговцев в колледжи своих детей. Отказались мы, пусть и пассивно, сохранить Советский Союз (пошли по пути к Гитлеру) — и вместо улыбки Гагарина над Россией взошла ухмылка Абрамови­ча. Не терпелось пересесть на иномарки — остались без тракторов.

Обрадовались возможности не тянуть лямку на заводе и дома — перестали рождаться дети.

Во время Смут, вроде той, что мы переживаем сейчас в России, все мы начинаем за­даваться вопросом: чем опре­деляется жизнеспособность страны и народа? Почему вдруг гибнут цветущие культу­ры, распадаются государства, великие империи с грозной армией оказываются бессиль­ны перед ордами варваров? Буквально на глазах одного поколения у нас произошло крушение России в форме двух великих мировых империй — сначала как Российской империи в 1917 году, а затем как Советского Союза всего через 70 лет.

Привычные объяснения и марксизма, и либерализма абсолютно несостоятельны. За что брат стрелял в брата, а отец в сына в Гражданскую войну? Сказать, как марк­систы, что братья убивали друг друга «из-за несоот­ветствия производственных отношений производитель­ным силам», — насмешка над здравым смыслом. Ве­рить, что русских людей со­блазнила дюжина жидомасонов, ещё глупее. Сказать, как какой-нибудь Сванидзе, что крестьяне и рабочие позавидовали хозяевам - до­стойно мышления крысы. Тем не менее подобного рода объяснения российская ин­теллигенция пережёвывает вот уже тридцать лет.

Иной взгляд дает пост­модернист и антисталинист Жижек Славой, который пи­шет, что «сталинизм начи­нался как народный взрыв, направленный на эмансипа­цию и равенство».

Именно к этому взрыву и Сталину как символу этого взрыва и ненависть. Поче­му же покатилось из этого пламени «красное колесо»? Врождённый садизм «про­летариев», антигуманность большевизма как идеологии, маниакальная мания величия вождей – всё это прошлые штампы «знатоков». Первая причина в том, что вообще довели дело до взрыва — пере­грели общество. Вторая причина — слож­ность и быстрое развитие России как цивилизации. Она стала ареной столкновения нескольких метафизических проектов, нескольких пред­ставлений о Граде Божьем. Жижек пишет о народном взрыве, но на самом деле произошла серия взрывов.

Буржуазно-либеральный взрыв Февраля — это аналог Великой французской револю­ции в России. Разница в том, что во Франции эта револю­ция смогла огнём и мечом обескровить крестьянскую «Вандею», а в России нашла коса на камень. Во Франции революция выбросила свой взрыв вовне, и её красное ко­лесо прокатилось по Европе, Египту, Малой Азии и докати­лось до Москвы, где и завязло. А у нас взрывы пошли друг на друга, и с ними по стра­не прошлись и махновщина, и всяческие «самостийники». В каждом из этих взры­вов была духовная страсть. Все их Сергей Есенин пред­ставлял как цветы народной души: «Цветы сражалися друг с другом,/И красный цвет был всех бойчей». Конечно, сей­час не до Есенина, в России рулят его антиподы. Но, по­думаем, неужели «русские мальчики» из хороших семей шли в белую гвардию убивать и умирать за то, чтобы сопливые отпрыски «черкизонов» устраивали позорные оргии на швейцарских автостра­дах? Ведь это подлое царство мамоны, которое устроили в России, оскорбляет память белых едва ли не сильнее, чем красных.