О щуках, яблоках и свиньях…

Вчера сидел я за обедом у любимой тёщи и вспомнил, как катался на свинье, разумеется, что в детстве. Жил у нас в деревне Г. забавный персонаж – Красотьевич. Был он, по нынешним понятиям, заметно накренившимся в сторону от «традиционных ценностей» ©, фриган этот самый. Хотя какой он, к Бениной маме, фриган, если у него хата сгорела? Погорелец он был, прежде всего, и лишь потом фриган, прости, Господи. Кстати, тут немного надо поведать о пожарах. Одно время дома в деревне горели чуть ли не каждую ночь. Бывало, что загорались и днем. Пожарники пока приедут из райцентра за двадцать четыре километра, пока заправятся водой на озере – тушить уже практически нечего. Поэтому мы тушили сами, не дожидаясь пожарных. Помню, когда нашел как-то в тайнике дневник младшего брата – Пашки[1], то там как об обыденном явлении он пишет: «Днем ходили из школы смотреть на пожар». Они просто первые три класса учились в нашей деревне, так как была начальная школа там – три класса одновременно обучались под руководством одной учительницы[2]. Потом начальную школу у нас в деревне закрыли, и им пришлось вместе с нами ездить в школу в деревне А..

Пожары были частым явлением, как вы уже должны были уяснить. Горели, по преимуществу дома на новых улицах. Что характерно, в старой части деревни, еще довоенной, таких пожаров не было, а вот новые эти щитовые домики, обложенные кирпичом, горели как спички. Очень интересно было наблюдать, как взрываются углы домов – с красивым разлетом кирпичей во все стороны. Шифер тоже с немалым количеством осколков трескался от жара. Интересно взрывались газовые баллоны. Баллон сначала взлетает, а потом взрывается. В общем, пока помогаешь взрослым тушить пожар, много интересного можно увидеть. И так продолжалось до тех пор, пока в вымирающей соседней деревне, бывшей нашим сателлитом[3], при очередном пожаре не сгорел мужик. Помнится, когда мы достали полусгоревшее тело, то многих из присутствовавших тошнило. Некоторые потом несколько недель не могли мяса есть – тошнило от запаха жареного их. Бывает. Но после этого случая пожары прекратились.

Возвращаясь к нашему персонажу, Красотьевичу. Обычный бомж старорусского разлива. Хотя и ходил в красной шелковой рубахе, украденной (внимание!) у цыган! Если судить по рубахе, то вообще хипстер какой-то, прости, Господи! К тому же, в отличие от банальных обитателей городского дна, обладал Красотьевич немалой, даже по нынешним временам, даже для людей относительно благополучных, ценностью – свиньей Манькой. Здоровая была животина: метра два длинной и высотой больше метра в холке. Много лет проживала она с ним в построенной в кустарнике хижине (от дома, предложенного ему после пожара, он почему-то отказался). Возможно, даже заменяла жену ему…

Совершенно свободно разгуливала Манька по деревне, пугая незнакомых людей и изредка валя заборы, об которые чесалась. Было нам, с двоюродной сестрой Лариской, тогда лет по двенадцать. А может и по тринадцать – точно не помню[4]. Жили мы, в тот момент, в огромном фруктовом саду. Как-то раз забралась Манька в наш сад. Сад, конечно, только номинально считался нашим, ибо был не огорожен, но через несколько лет, когда я стал окультуривать его, обрезая сухие ветки, прививая, подкармливая и беля деревья, то брать яблоки в саду можно было лишь с моего разрешения. На высказывания недовольства (редкие, правда) предлагал любому желающему выбрать себе деревья и ухаживать за ними. Желающих, как правило, не было. А то натрясут яблок, крупные выберут, и бросают остальные. Ветки при этом ломают, сволочи жадные. А деревенские коровы, идя вечером с поля, ломятся в сад на эти яблоки. Как жрать яблоки так все мастера, а ухаживать за деревьями нет желающих. Свиньи, право слово. А как только кто-то начал ухаживать, так сразу завистливые визги: «Мол, сад себе отжали». А кто тебе не дает, а? Но у русских так не принято.

Зато у меня порядок был в саду! И даже те, кто раньше из райцентра приезжали за яблоками стали теперь вести себя культурно, даже привозили небольшую мзду. То коньяк подгонят, то шоколад, то еще чего. И все были довольны (кроме жадных и завистливых лентяев, для которых сказочный Емеля культовый персонаж, «культурный героей» своего рода).

В свое время именно в этом саду я засветил яблоком по голове сестре. Законов подобно Ньютону она после этого не открыла, хотя и пробыла полчаса без сознания. А странности в поведении у нее и до этого были. Скорее всего, этот инцидент никак не сказался на ее мозге.

Вернемся наконец-то к свинье. Забрела она, значится, в наш сад, а из сада в наше обширное подворье. В то время двор со стороны сада был огорожен лишь забором из трех поперечных жердей, в отличие от лицевого фасада, где уже в то время вместо стандартного штакетника вырос нормальный двухметровый забор из доски пятидесятки. А с флангов пока оставался стандартный штакетниковый забор. Помнится, попал баран чужой на огород к нам. Только Пашка, будучи большим любителем животных, стал его гонять по огороду, как тот разгоняется и как вдарит рогами в штакет! Проломил и выбрался с огорода. Но огород порядком успели потоптать, паразиты, что рогатый, что безрогий!

Н-да… Хотели вернуться к свинье, а вернулись к баранам. Впрочем, в России и не такое бывает. Вернемся всё-таки к свинье. В нарушение границы частного владения проникла она к нам во двор и начала нагло чесаться. Даже, я бы сказал, вызывающе чесаться, довольно мерзко похрюкивая при этом. В общем, как и все свиньи, вела себя по-свински. Свиньям двуногим это тоже свойственно – быстро борзеть в отсутствие хозяина.

Подобного надругательства над нравственными устоями мы вынести не могли.

– А что просто прогнать? Давайте прокатимся на ней! – сестра, дитя лукавого города, предложила вместо банального акта эскалации насилия объединить приятное с полезным. – Это она надолго запомнит!

Провели голосование.

– Да загнать ее в сарай и как следует колом постучать по хребту! - Пашка предлагал все-таки просто избить свинью. Ему, при общей внешней хлипкости натуры и запуганности воспитанием, вообще было свойственно излишнее насилие.

– Знаешь, Ларис, а что-то в твоей идее, на удивление, есть, – мне показалось забавным осуществить заезд на свинье. Опять же, особого зла к животине я не питал. – Давайте голосовать, что с ней делать.

В результате открытого голосования, большинством голосов было принято решение использовать оную в качестве транспортного средства. Пока беззастенчивое животное, забыв всякий стыд, подобно поп-звездам предавалось безудержному чесу, мы с Лариской оседлали его. Брат же, с помощью копья предал этому выродившемуся потомку вепрей первоначальный импульс и вектор движения. Далее, в соответствии с непреложными законами физики, которые хотя и не знакомы свиньям, но, тем не менее, действуют, в отличие от российских законов, пошло ускорение. Но вовсе не то, как вы понимаете, что у Горбачева, науськанного внешними и внутренними врагами России: «Ускорение, перестройка, гласность». Хотя гласность эта скотина, несясь по саду, своим визгом обеспечивала еще ту.

Сестре повезло - она свалилась сразу, а меня, крепко вцепившегося в уши, пришедшая в полнейшее неистовство, свинья еще полчаса где-то таскала по кустам и лесопосадке, пока я не свалился с нее. Всего в кровь изодрала. Не зря же иудеи и мусульмане считают нечистыми животными этих бестий. Ох, не зря! Обиженная Манька после того случая перестала посещать окрестности нашего двора, а Красотьеич устроился ночным сторожем на ток, откуда благополучно продавал зерно. Когда же был пойман на этом, то весьма обиделся и сказал:

– Не понимаю такого, что сторожу нельзя воспользоваться тем, что сторожит. Даже в Библии было сказано: не страж я…

По первому разу ему это преступление простили, но когда весной, исполняя обязанности сторожа на совхозной ферме, он стал резать телят на мясо, его уволили. Не посадили его тогда только из жалости к свинье. Так и проживал он на подножном корму, скудном огороде, да редких мелких калымах.

[1] См. роман «Крестьянские дети».

[2] См. повесть «Последняя весна детства».

[3] В той самой, где в последствие советский немец Владимир Шеппе ограбил музей партизанской славы.

[4] Вообще, с каждым годом все эти дни рождения праздновать всё труднее. Когда меня поздравляли с тридцатишестилетием я, помню, так удивился. Я реально думал, что мне тридцать пять лет исполнилось – типа юбилея! А оказывается, уже тридцать шесть! Так обидно стало.