Код Булгакова

Жертва или герой?

 «Изменник не нуждается в софизмах» Шекспир

 «Сын Божий поднимал глаза. В них снова разгоралась синева. Она настигла ворона» Евгений Чебалин

 «Минута – скорбь, блаженство бесконечно» Шиллер

 Давно замечено, среди завсегдатаев бала сатаны не было не только Пилата, но и Иуды. Что бы значила эта странная избирательность автора?

Ответ церковной братии предугадать нетрудно: ваш Булгаков слишком вольно трактует библейские образы. В целом, Иуда, конечно, предатель, но облагорожен. Ведь где убит? В Гефсиманском саду. Там, где Иисус читал судьбоносную для братии молитву…

А ученики проспали, - восторжествует «совок». - Нет, при Советах было проще. За эти слова никто не грозил анафемой.

И с этим трудно не согласиться. С 1918 по 1988 годы православие ни разу не набирало такой силы, буквально, прессующей всякое инакомыслие. Официальный атеизм нейтрализовал диктаторские поползновения любой из конфессий, и Ирина Галинская всего каких-нибудь 20 лет назад свободно могла предположить, что идеалом Иешуа у Булгакова было, скорее, раннее манихейство. И никто в те годы не клял и не презирал за это автора монографии. А уважаемый товарищ Кураев, являясь ассистентом кафедры научного атеизма, и дерзнуть не мог покритиковать писателя за предпочтение манихейства исторически близкому нам православию. Тогда просто не обращали на это внимание, ибо не было тогда и накрученного фанатизма, а люди, будучи в большей степени реалистами, прощали Булгакову его увлечения.

Да и какие могут быть запросы с высоты наших лет к человеку, писавшему в пик воинствующих тирад «ярославско-губельмановского богоборчества»? Как же быстро мы это забываем и начинаем уничтожать человека с позиций, диаметрально противоположных своим же, но до моды на религию и, конкретно, на православие. Хорошо еще, у православных нет фундаменталистов, да и Булгаков давно умер, а то бы разделил участь Салмана Рушди.

Но вернемся к убийству у масличного жома в Гефсиманском саду. То, что Булгаков послал Иуду, одного из учеников Христа, на смерть именно в Гефсиманском саду, - не есть ли в этом глубочайшая символика? Не хотел ли автор показать, что, если ученики «проспали» своего учителя, то Иуда, который вошел в историю, как изменник, на самом деле, не виноват, а убит и оболган в ходе чужой игры.

Вы реабилитируете Иуду, – не согласен священнослужитель.

А кто его дискредитировал?

Библия, история. То есть, он сам. Библия, история его осудили.

Обе дамы, между нами говоря, очень капризные, тем более что далеко не для всего человечества Библия – серьезный источник. Эзотерический текст - согласен. Но не более.

Для каббалистов Библия - это вообще иное качество общения с вечностью, имеющее 7 слоев смысла, да еще у каждой аллегории – 77 значений, - не преминет отметиться продвинутый полемист.

Даже поверхностный анализ рукописей дает основания утверждать, что взгляды Булгакова на вину Иуды претерпели серьезную эволюцию.

Слова! – упорствует богослов.

- Знаю тебя, Понтий, знаю, - смело сказал Каиафа, - ненавидишь ты народ иудейский и много зла ему причинишь, но вовсе не погубишь его! Нет! Неосторожен ты. - Ну, ладно, - молвил Пилат, и лоб его покрылся малыми капельками. Помолчали. - Да, кстати, священник, агентура, я слышал, у тебя очень хороша, - нараспев заговорил Пилат. - А особенно этот молоденький сыщик Юда Искариот. Ты ж береги его. Он полезный. - Другого наймем, - быстро ответил Каиафа, с полуслова понимавший наместника. - О gens sceleratissima, taeterrima gens! - вскричал Пилат. - О foetor judaicus! {О племя греховнейшее, отвратительнейшее племя! О зловоние иудейское (лат.)} - Если ты еще хоть одно слово оскорбительное произнесешь, всадник, - трясущимися белыми губами откликнулся Каиафа, - уйду, не выйду на гаввафу. Пилат глянул в небо и увидел над головой у себя раскаленный шар. - Пора, первосвященник, полдень. Идем на лифостротон, - сказал он торжественно. И на необъятном каменном помосте стояли и Каиафа, и Пилат, и Иешуа среди легионеров. – Из ранней рукописи.

Хотя дело даже не в Булгакове. Многих людей давно не устраивает классическая трактовка образа Иуды. Понимаю, сколько стрел могу навлечь на свою голову. Нет проще способа стать всеобщей мишенью, чем хотя бы заикнуться о защитe Иуды, его праве на апелляцию. Еще бы? «Предатель, наушник, корыстолюбец». И это на века! Инерция общественного мнения велика, косность масс еще страшнее. Но автор уверен, к этому герою (и не только книги Булгакова) подходят упрощенно.

Иуда - зло и ничтожество, воплощение подлости и измены? Однозначно! И что страшно, без права на апелляцию.

Как жестоки люди: мало уничтожили на века репутацию человека, - любую попытку его защиты или хотя бы анализа действительных событий воспринимают как покушение на самого бога. А поставили бы себя на его место: тебя вдруг нежданно-негаданно оболгали, убили и опорочили на 2 тысячи лет. Каково?

- Будет ли предел богохульству? Вот она - свобода слова!

- Это больше смахивает на свободу поносить, безбоязненно и невозбранно. И кого? Давно умолкшего! И подумайте, какая могла быть апелляция у покойника, да к тому же без малого 20 веков натираемого чесноком и помоями? Легко быть принципиальным и беспощадным, если - как все. Безопасно и для здоровья, и для совести. Иное дело – усомниться. Тут уж перепадет изрядный ком грязи и слюны. Но тем больше подозрения, что что-то в этой истории не так! Что Иуда знал и, возможно, хотел донести нечто такое, за что его, нарочно подставив, не только заставили умолкнуть, но и оклеветали. Да так, чтоб потенциальные правдолюбы и помыслить не смели тронуть того, над кем возводился тысячелетний лепрозорий для всякого, кто дерзнет усомниться.

Конечно, мотивация поступков Иуды Искариота (из Кириафа), как и его уничтожения, не могла не стать предметом спекуляций и даже манипуляций. Версий хватало. Была даже такая, в которой сам Иисус вдохновил его на неблагодарную планиду «предателя» ради вящего торжества светлой идеи. Из последних – уже названная неоднозначная, но лихая спецназовская история супермена Иуды из «Евангелия от Афрания» Кирилла Еськова. Но везде и всегда Иуда – злодей.

Бодаться с архетипической мифологией – не мое правило, - замечает эрудированный читатель. - И грубо, и небезопасно. Мне больше по душе литературные экзерсисы. Особенно, если это подано изящно и книжно. Та же Ирина Львовна Галинская, анализируя источники по альбигойским войнам и, в частности, «Песню об альбигойском крестовом походе» 15 века, выводит вот какую завлекательную конструкцию убийства Иуды у Булгакова. Ее корни она находит в реальном убийстве римского легата де Кастельно «Загадки известных книг»:

Кому, скажите, сильно интересно, откуда списал Булгаков сцену убийства и списал ли именно у альбигойских поэтов? – отреагирует какой-нибудь въедливый скептик. - Кто есть Иуда? За что убит? За что освистан? Вот в чем вопрос.

И есть такое мнение, Булгаков изящно вскрыл щекотливую и табуированную проблему. Вы не задавались вопросом: зачем самый знаменитый из учеников Иисуса в романе Булгакова становится «случайным знакомым», встреченным проповедником у дворца? Но это так - скользящий взрез. Если брать глубже, Булгаков вообще отказывает кому-либо в ученичестве.

- А Левий Матвей?

- Ничтожество. Такого евангелиста Сыну Бога отрядить – голубой сон сатаны.

Наверняка у этого «дружеского скептицизма» личная подоплека. Съевший собаку на «постоянстве» писательской дружбы Булгаков в данном случае усомнился не то что бы в существовании, а в реальной значимости так называемых учеников и сподвижников вообще.

Не секрет, что значимость гения-основоположника возникает «вдруг» - после его ухода, а там уж растет в геометрической прогрессии. Но не всяк заметит, что делается это  собственными стараниями умельцев примазаться и их пиар-агентуры. Кому, как не Булгакову была знакома истинная роль таких друзей и учеников, их способность переврать, извратить и не просто примазаться, но, подчас, и подвинуть учителя? Так отчего ж не допустить, что тот же фокус проделали с рядовым иудеем по имени Иуда?

Зная непосильную тяжесть одиночной борьбы с догмами, Булгаков начинает с булавочных уколов…

Теперь прошу внимания. Вот Несостыковки, которые при маломальском критицизме уже не укладываются в удобную схему «Иуда-доносчик-хапуга».

Во-первых, Понтий Пилат, намекнув Афранию о «замысле» против Иуды, возвращает ему «забытый долг» - кожаный мешочек с незначительной  (ли?) суммой.

Второе, убийцы Иуды упаковывают кошель с запиской в кожу, перекрестив его веревкой.

Третье, Афраний показывает игемону заскорузлый от крови кошель под 2 печатями с якобы 30 тетрадрахмами. Но,

четвертое, кошель передается в руки Пилату отдельно, без пакета, а потом вдруг,

пятое, записка оказывается в пакете.

Согласитесь, здесь у Афрания такое поле для манипуляций, что можно состряпать любой «баккурот». И он в вольную сочиняет: кровь из Иуды хлынула волной. Хотя, ясно, что из сердца много крови не течет, да и кошель никто не окунал в кровь - его забрали до того, как пырнули жертву.

Пилат тоже здорово темнит. Помните, он обещает Левию, что вернет нож в хлебную лавку. В кино, правда, Бортко заставляет прокуратора поменять адресата: нож обещано вернуть Левию.

Но больше всего булгаковских оплошек допущено, скорее сознательно, под личность Иуды. Начнем с того, что 30 сребреников – не 30 тетрадрахм. Сребреники, или шекели, – это внутренняя валюта правоверных иудеев, о чем мы скажем позже. Тетрадрахмы имели хождение практически во всех провинциях Империи. Но Иуде должны были дать только шекели – внутреннюю валюту.

С какой стати?

На базе авторитетных источников установлено, что в Иерусалимском  Храме, точнее — на его внутреннем дворе, в ту пору стояли столы торговцев жертвенными животными и менял. У иудеев существовала практика принесения в жертву за грех небольших животных и птиц (овнов, голубей). Что же касается менял, то и подать на Храм, и вообще любую денежную жертву желательно было заплатить монетами иудейской чеканки, которые выполняли роль сакральной валюты и которых в обращении было сравнительно немного, ибо основу денежной массы того времени составляли мо­неты римской и греческой чеканки.

В Евангелиях постоянно упоминаются динарии (римские деньги), а также греческие — лепты, драхмы, статиры, таланты и мины. Показательно, что в уплату за предательство Христа Иуда получил не динарии и драхмы, а именно 30 сребреников, то есть шекелей, монет иудейской чеканки (см. Мф. 26, 15). Таким образом, «благочестивые в законе» саддукеи (лояльная к римлянам партия иудеев) оценили Бога не в иноземных, а в «чистых» деньгах, отдав за «Бога Божие».

Как бы там ни было, в любом случае это сумма сама по себе приличная. Но не для менялы. Тот за такие деньги рисковать и не почешется. По-моему, исходя из разговора Иешуа и Пилата, легко допустить, что некие тайные агенты (Синедриона? игемона? их альянса?) находят человека, который у храма быстро знакомится с Иешуа, приводит его к себе в дом, провоцирует на политический выпад, а сам зажигает сигнальный семи- или пятисвечник, Иешуа берут с поличным. Вот все, что можно изваять из их беседы.

Но если только допустить, что это Иешуа нарочно так сказал: что, дескать, познакомился случайно… В этом фокусе ситуация меняется: проповедник говорит так, чтоб спасти единомышленника из своей секты (группы приверженцев, общины): не продал, солгав! В таком случае, версия о бродяге-философе рассыпается в пыль.

Еще бы, перед нами не безнадежный идеалист, а знающий толк в конспирации вожак некой организации. Причем, в этой ипостаси Иешуа, говоря неправду, - никак не лжец, а заботливый спаситель своего ученика, единомышленника. Хороший бы он был и учитель, и человек, если бы ради абстрактной правды, сдавал поверивших ему и пошедших за ним.

Теперь рассмотрим вариант «Иуда - случайный знакомый». Вне зависимости от того, кого имел в виду Иешуа на допросе у Пилата, мы не можем доказать, что Иуда, спешащий на встречу с Низой, это тот самый, кто заманил философа и зажег светильники. Когда этот Иуда спешит на свидание, его как бы предостерегают храмовые пятисвечники - предостерегают, как  безвинного. Предостерегает вторично его и факел караула. Чисто психологически, будь Иуда тем, кто предал Иешуа, он бы придал значение и светильникам с факелами (недавний «его» знак группе захвата Иешуа) и караулу (сама группа захвата). Он, между тем, совершенно не увидел связи между этими явлениями.

Почему?

Ибо просто не с чего было - не мог он знать деталей ареста, в котором не был замешан.

Но вы же не будете отрицать, что Иуда из дома сразу зашел во дворец Каифы? Зачем? За деньгами!

Читайте внимательно, тогда увидите, что Иуда, действительно, имел какое-то сношение с двором Каифы, не идентичным дворцу. Но нигде не сказано, что он получил где бы то ни было какую бы то ни было сумму.

Увертки.

У автора еще будет повод припомнить эти добрые слова. Пока же обсудим диалог Иуды с убийцами:

«- Сколько получил сейчас? Говори, если хочешь сохранить жизнь!

Надежда вспыхнула в сердце (!) Иуды. Он отчаянно прокричал:

- 30 тетрадрахм, 30 тетрадрахм. Все, что получил, с собою. Вот деньги! Берите, но отдайте жизнь!»

Понимаете, он мог это кричать, пытаясь обмануть, ставя на величину суммы. И для него эта сумма, по всему видать, внушительна даже в качестве выкупа за жизнь. Он не стал даже разбираться, откуда грабители взяли, что он получил и получил… сейчас! Он просто оперативно отреагировал на смертельную угрозу, в скорой реакции сосредоточилась надежда. Анализировать логику их вопросов некогда. Никто ведь, кстати, и не проверил, сколько там было денег. Легенда же о 30 сребрениках…

Не сребрениках – тетрадрахмах…

…была уже запущена самим приговоренным. Заметьте, в поведении Иуды, человека, по определению Булгакова, с сердцем, ни капли раскаяния. Ему не в чем каяться. Он просто испугался грабителей, но даже мысли у него не мелькнуло, что это не грабеж, а расплата за предательство. Не заметно гнетущей душу глыбы преступления. Иуда не молит, как это делают, заглаживая вину за содеянное, он вполне законно требует: вы забрали все, но жизнь отдайте. Но это опять же в книге. У Бортко, как всегда, самодеятельность. Сравните вышеприведенную цитату из Булгакова с кино-импровизацией из Бортко: «Только жизнь не отнимайте». Он просит, смысл меняется.

Убийца в книге: «Говори, если хочешь сохранить жизнь». Сохранить – слово из лексикона культурных людей. Сохраняют традиции, потомство и т.д. А убийца в фильме: «Говори, если тебе дорога жизнь». Это уже терминология торга, ведь Иуда Пилатом «произведен» в менялы, да и «разбойнички» практикуют лексикон чистогана.

В фильме имя «Низы» умирающий произносит в один «дох», без разрывов и, следовательно, шансов на разночтения. В книге – с разрывами, и тогда, точно подметит внимательный зритель, получим: «Ни… за…»… «ЧТО».

Подгонка. Низа – греческое имя. Иуда мог сказать Ни…за…, но «ЧТО» нет ни в еврейской, ни в греческой транскрипции.

Не забывайте, что Булгаков написал роман на чистом русском языке для русскоговорящего читателя, об иностранной аудитории он не позаботился. Так что это уже забота переводчика с языка оригинала, как донести до еврейского, греческого или немецкого читателя чисто русские смысловые ассоциации, идиомы и жаргонизмы.

От себя дополню: в фильме, сверх прочего, удалено признание Афрания, что Иуда работает в меняльной лавке. После такого пропуска совершенно нелогично звучат слова игемона, неизвестно с какой стати называющего Иуду менялой.

Вы всерьез полагаете, у имени «Низа» есть смысловая нагрузка?

Не знаю. Но каждый имеет право на свои допущения. Если углядеть параллели с русским «низ», то, легко читается, как «низменная, низкая». И русский писатель не мог не оприходовать « в уме» такого совпадения.

С тем же успехом для жителей Иудеи имя «Низа» можно этимологизировать от месяц «нисан», в который все это и случилось. Если же отталкиваться от греческого корня, то получаем: «колышущаяся». Вспомните ее походку, ее дымчатость, ее непостоянство. А еще Низа – Нижний город. И должен же быть мифологический или исторический первокирпичик…

У Цицерона в трактате «О природе богов» упомянута Низа – нимфа, заботившаяся о младенце Дионисе. Она была убита. И все, пожалуй…

Согласно Умберто Эко, язы­ковая артикуляция сама по себе  вынуждает человека, говорящего на определенном языке, видеть мир в определенном этим языком ракурсе, а не иначе. Если упрощенно подверстать под нашу ситуацию, то по-русски имя «Низа» звучит как слово, изначально содержащее мощный подсмысл, подкрепляемый соседними невольными уточнениями – низ, Нижний город, низкий поступок… Как ни жаль, в сериале Бортко линия Иуды и Низы существенно купирована. А сцена обработки Афранием Низы перед заданием сведена на нет. Собственно, видеоряд с Иудой у Бортко почему-то открывается его радостным выходом из дворца. И даже ни намека на ключевое, если строго по роману, прохождение человека с ведром в момент, когда Низа уточняет место встречи в Гефсиманском саду.

Что ключевого в фигуре с ведром?

Если читать внимательно, а не только концептуально, то смысл огромен. И я не премину показать это. Столь же показательна сцена, где прокуратор сам дает аванс… Афранию, чем, собственно, ставит его в положение, за которое покарали Иуду. Позднее игемон платит перстнем, который шеф жандармерии оставляет себе, а его киношный аналог швыряет со ступенек.

Но где Иуда взял деньги? И почему назвал именно 30 тетрадрахм?

Потому что легенда этого требует, а то вы не знаете как делаются легенды, потом становящиеся «истиной». Достаточно произнести слово «30 сребреников», а остальное нарастит молва. Что касается получения денег, Иуда мог их взять: а) в своем доме для покупок, ведь его ждали к трапезе родные, во дворец же он мог войти ради какого-то обряда; б) во дворе (раз уж не во дворце) Каифы.

В ассоциативном и символическом плане тетрадрахмы Иуды – те же доллары Босого, и тому и другому валюта без пользы, ибо в цене сугубо внутренние деньги: для Босого – рубли, для Иуды – шекели, сребреники. Вкладывая в уста героев слово «тетрадрахмы», Булгаков сигнализировал: внимание, это обманка, фальшивка, пустышка. Что понятно посвященному. И тогда, раз доллары и последующие видения Босого – иллюзия, фикция, наваждение, то тетрадрахмы и измена Иуды – если не галлюцинация, то клевета.

Откуда такие сведения, что Иуда мог получить только шекели?

Не знаю, как насчет «мог», но должен был хотеть как правоверный иудей. Повторяю, сребреники – внутренняя валюта, которая имела хождение среди евреев. Остальные монеты тратились на внешнем рынке, отдавались в казну императора, отсюда и знаменитое: «Кесарю кесарево». А вот тайный агент Рима, равно как и космополит-авантюрист, вполне мог удовольствоваться любой иной валютой (но только не иудейскими сребрениками), годной для других провинций империи.

Остается только надеяться, что из всего сказанного скептицизм Пилата стал малость понятнее: 30 тетрадрахм – это, в самом деле, «мало» за настоящее  предательство. И это сомнение сильно колеблет версию Афрания, но игемона устраивает и она. Шаткая конструкция, но, как говорится, за неимением лучшего.

И еще один контраст: одухотворенно прекрасное лицо убитого Иуды, аккуратно зашнурованные им сандалии. Человек все делал обстоятельно, без уколов совести. Зато узнающий о его казни Пилат так и не смог застегнуть обувь! Может, и эти детали Булгаков выписал машинально, без умысла?

Вполне возможно, Иуда ведь большой щеголь.

Тогда мне больше нечего сказать.

Так может быть, Пилат, говоря о пошлой казни, переживал и за другую казнь?

Нестерпимая пошлость казни – в трусости Пилата, в том, что он открыто не защитил первого, а пошел на комбинации при помощи второго, а в итоге погубил двоих невинных.

И вот еще важная деталь: в минуту убийства Иуды сад «гремел» соловьиным пением. К слову, соловей, в отличие от ласточки, не самая добрая птаха книги. «Соловьем» (так называлась главная опера Игоря Стравинского) «заливался» профессор-психиатр Стравинский, зомбируя Иванушку. «И вот они уж свистят как соловьи весной» - это из сцены бучи Фагота и Бегемота в валютном магазине. Тут показан выпад против «силовых» соловьев – органов правопорядка. Наконец, чего стоит финальный посвист Кота и Коровьева. По силе разрушений сравним разве что с Соловушкой-разбойником.

Вы пыжились изо всех сил реабилитировать книжного Иуду. Но с реальным такой трюк не удастся.

Отчего ж? Апокрифический Иуда – персона хорошо и убедительно разработанная, как в плане теологии, так и историографически.

И тогда Каиафа сказал: Если ты укажешь дорогу и подкупишь человека, о котором говоришь, чтобы схватить Иисуса в тайном месте, то мы дадим тебе сотню Сребреников на подкуп. 22. И Анания сказал: Хорошо. 23. А потом он пошел в Вифанию, нашел двенадцать учеников в доме Симона и, отозвав Иуду в сторону, сказал: 24. Если ты хочешь получить для себя некоторую сумму денег, слушай меня: 25. Первосвященник и другие правители Иерусалима хотят говорить с Иисусом, когда он будет один, чтобы им узнать его свидетельства. 26. И если он докажет, что он Христос, то они встанут за него. 27. Если же ты укажешь дорогу туда, где будет твой учитель этой ночью, чтобы они могли послать священника говорить с ним наедине, священники дадут тебе тридцать Сребреников. 28. И Иуда рассудил сам с собой: Воистину это может быть хорошо, если Господь будет свидетельствовать священникам, когда он совсем один. 29. А если священники захотели бы ему вреда, он властен исчезать и уходить, как он делал это раньше, а тридцать Сребреников - хорошая сумма. 30. И он сказал Анании: Я покажу дорогу, а поцелуем дам знать, который Господь. - Леви X. Доулинг «Евангелие эпохи Водолея».

Более традиционен, хотя и в чем-то оригинален, Петр Успенский: «Иуда бежал с вечери Иисуса и учеников, решив предать Иисуса. Знаменитые тридцать сребреников не играли в этом никакой роли. Иуда действовал под влиянием оскорбления и страха; он хотел разрушит» и уничтожить то, чего не мог понять, то, что превышало и унижало его уже тем, что превышало его понимание. Чтобы почувствовать себя правым, ему нужно было обвинить в  преступлениях Иисуса и учеников. Психология Иуды — это вполне человеческая психология, психология ума, который чернит то, чего не понимает» (П.Д. Успенский «Новая модель вселенной»).

А вот англичанин Лоренс Гарднер выводит исторического Иуду из  высокородных вождей националистов. В книге «Чаша Грааля и потомки Иисуса Христа» он утверждает, что Иуда был выдающимся представителем книжников:

«Под его не­усыпным наблюдением, а также руководством его предше­ственника, неистового Иуды Галилейского, основателя дви­жения зелотов, были созданы "Свитки Мертвого моря". Иуда отличался академической ученостью, он возглавил восточную ветвь рода Манассия и являлся одновременно Военным правителем Кумрана. Римляне наградили его кличкой Сикарий, что значит "головорез" или "наемный убийца" - от латинского "сика" — кривой кинжал убийц. Греческий эквивалент прозвища Сикариотес, постепенно искажаясь, со временем превратился в Искариота… Постоянно помещаемый в конец апостольского списка, Иуда, тем не менее, по старшинству уступал только Симо­ну Зилоту».

А уже знакомые нам Бейджент, Ли и Линкольн в книге «Мессианское наследие» почти 20 лет назад подметили такую особенность: «в Евангелии от Иоанна Иуда характеризу­ется как сын Симона. Между тем в синоптических Евангелиях его постоянное имя — Иуда Искариот. На протяжении многих веков комментаторы Нового Завета, под влиянием греческой традиции, утверждали, что Иуда Искариот означает «Иуда из Кериота». Но, как убедительно доказал профессор Манчестер­ского университета С. Брэндон, «Иуда Искариот» — это, ско­рее всего, искаженное «Иуда Сикариот», сикарий, то есть все тот же зилот».

В последнее время Ватикан сотрясают страсти - уже на уровне источников оспаривается Четвероевангелие, публикуются Евангелия от  Фомы, от Магдалены, от Иуды. В последнем доказывается, что Иуда принял на себя ужасный удел по приказу Иисуса. Удел якобы предателя! И чего ради? - чтобы Иисус через распятие стал Христом.

«Иными словами, бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до его низости, вплоть до мерзости и бездны. Чтобы спасти нас, он мог избрать любую судьбу из тех, кто плетут сложную нить истории; он мог стать Александром, Пифагором, Рюриком или Иисусом; он избрал самую презренную судьбу – он стал Иудой» (Х.Л. Борхес «Три версии предательства Иуды»).

Получается, Богу был нужен Иуда, чтобы обречь Иешуа на распятие своим предательством, а Иисус никак не должен был от распятия отказаться, иначе не состоялась бы его миссия. И здесь возникает страшный вопрос: кто все это задумал??? Бог??? А что, по другому нельзя было?

И разве, вообще-то говоря, была гарантия, что в такой путь искупления кто-то поверит? Не слишком ли малые гарантии для столь больших ставок?

Эта сатанинская ахинея нарочно запущена католиками, чтобы снять вину с евреев, пополнив ими новую паству, чтоб заменить существующую церковь на новую…

А как же! Церковь – на новую, а культ усыхающего на кресте Иисуса - на культ той же Девы Марии, собравшей животворную кровь мудрых сионских царей. А ведь лет за 50 до этого выходил роман на тот же сюжет. И что тогда поднялось против автора? И кто поднял? Отцы в рясах и сутанах…

- Книга – «Христа распинают вновь». Автор – Никос Казандзакис. Год издания – 1950-й. Международная премия Мира (1956). Так что не одни лишь тернии! Второе дыхание роман обрел после фильма «Последнее искушение Христа» Мартина Скорсезе (1988).

- Надо уважать устои религии, уважать священников.

Нет спору: надо уважать устои, но не котурны. Надо уважать религию, честную, допускающую спор на равных, но не инквизиторские приемы. Можно уважать священников умных, но не упрямых фанатиков, поднимающих на пики сегодняшних историков, смеющих усомниться, всего лишь усомниться. Наследники Торквемады, нетерпимых поджигателей библиотек, коварных иезуитов Лойолы – тех, кто убивал и калечил именем Бога, они и сегодня продолжают, если не убивать, то калечить именем Бога - всегда именем Бога. Но калечат модифицировано и модернизировано. Калечат души, тем самым, уводя в сторону необратимой мутации саму идею Бога, ибо дурной селекционер скривит и обезобразит самую прекрасную лозу. Они сильны, когда сворой на одного, который потому уже - еретик.

Но чу! Надо соблюдать меру, ведя бой только с догматиками-фанатиками от христианства, которые ничем, впрочем, не отличаются от отморозков любой конфессии. А вот с искренними, чистыми, бескорыстными, боговдохновенными монахами, старцами, священниками нужно находить лад, согласие, консенсус. Подлинных божьих людей видно сразу, они не орут, не трясутся в истерике, не гвоздят, не костерят и не казнят, как заправские костоломы и бывшие партийные идеологи.

Однако прения вокруг фигуры одной из жертв величайшей легенды затянулись. Не пора ли перейти к самому важному лицу цивилизации за последние 20 веков?

Кем был Иешуа для Булгакова?

Исторически статус вероучителя формируется и определяется его учениками и биографами. Выдающиеся продолжатели и талантливые евангелисты, зачастую, играют в истории роль никак не меньшую, чем сам основоположник учения. Свое авторское отношение к Иешуа Булгаков недвусмысленно экстраполирует через полупародийный образ Левия. Предваряю возражения: мастер и Бездомный – лишь поздние трансляторы древних событий. Левий же - единственный из персонажей Ершалаимского ряда, которому доверена роль ученика и евангелиста.

Альфред Барков первым выступает против отождествления образа Левия Матвея с евангелистом Матфеем. Он справедливо подчеркивает, что «в романе "Мастер и Маргарита" и близко нету того смирения, которое литературоведы приписывают Булгакову. Более того, Левию-биографу в романе позволили полностью увидеть казнь издали для удостоверения правды и написания. Ибо он не ученик. Он верит в злого бога – собственных демонов. Он трусит, что украл нож для перерезания веревок. А Сын Бога никогда не врал».

- Да, Булгаков не видел в Иешуа, а, возможно, и в Иисусе того, кого в нем видят представители конфессии. Это его право. Всего лишь.

- У Булгакова был крайне узкий круг источников о личности Христа. И само имя Иешуа Га-ноцри Учителю присвоено неправомерно.

Это не есть верно. Для создателя художественного произведения у него вполне приличный круг – порядка ста сочинений! Имя каждого героя было продумано с позиций исторической достоверности. И уж тем более не с бухты-барахты взято имя Иешуа Га-ноцри.

В булгаковском архиве сохранились выписки из книги немецкого философа Артура Древса (1865-1935) "Миф о Христе", переведенной на русский в 1924 г., где утверждалось, что по-древнееврейски слово "нацар", или "нацер", означает "отрасль" или "ветвь", а "Иешуа" или "Иошуа" - "помощь Ягве" или "помощь божию". Правда, в другой своей работе, "Отрицание историчности Иисуса в прошлом и настоящем", появившейся на русском в 1930 г. Древе отдавал предпочтение иной этимологии слова "нацер" (еще один вариант - "ноцер") - "страж", "пастух", присоединяясь к мнению британского историка библии Уильяма Смита (1846-1894)о том, что еще до нашей эры среди евреев существовала секта назореев, или назарян, почитавших культового бога Иисуса (Иошуа, Иешуа) "га-ноцри", т.е. "Иисуса-хранителя".

В архиве писателя сохранились и выписки из книги английского историка и богослова епископа Фридерика В. Фаррара "Жизнь Иисуса Христа" (1873). Если Древе и другие историки мифологической школы стремились доказать, что прозвище Иисуса Назарей (Га-Ноцри) не носит географического характера и никак не связано с городом Назаретом, который, по их мнению, еще не существовал в евангельские времена, то Фаррар, один из наиболее видных адептов исторической школы, отстаивал традиционную этимологию. - «Булгаковская энциклопедия».

Я бы вообще вывел за скобки обсуждение того неприглядного внешнего облика, который был придан Булгаковым бродячему философу, а по умолчанию – Христу.

Удивительная вещь, до чего быстро забываются Данко и Прометеи. И вот, извольте видеть, уже верховенствуют Савлы, объявившие себя Павлами, торжествуют новомодные толкователи, поменявшие партийные корки на рясы и кресты. Дольче падре, спланируйте с эмпиреев! Это ведь сейчас о Христе ни-ни даже косого взгляда и, тем более, худого намека о его внешности. Во времена воинствующего атеизма, вы уж будьте объективны, все было иначе. Не надо сбрасывать со счетов, что для 1930-х булгаковский портрет Иешуа выглядел не пародией, а, наоборот, шедевром духовной апологетики, а поступок Булгакова был образцом художнической отваги.

Вы вспомните сами, каким откровением стал Иешуа еще 40 лет назад для воспитанников школы марксизма-ленинизма, когда общественное отношение к церкви можно было выразить фразой Бендера: «почем опиум для народа»? И даже в 1980-е прочтение Булгакова и, главное, его Иешуа - это же был великий шаг вперед в реабилитации образа Спасителя. Как же быстро забываем мы заслуги смелого человека. Теперь-то смелы и продвинуты все поголовно, а опередивший всех на 70 лет Булгаков, конечно же, устарел перед скороспелой паствой. Воистину, набожное безверие лучше верующего безбожия. А по поводу непрезентабельной внешности…

Для вас тут кто авторитет: художник Крамской или Ге, а может быть, Иванов с его явлением Мессии? Кстати, о Мессии в фокусе историзма мы еще поговорим. Или вам не известно, что у Булгакова о внешности пророка собрана коллекция мнений авторитетнейших деятелей?

Вот штрихи к портрету Сына Отца из разных источников. Фаррар: «Церковь первых веков христианства (то есть самая современная Иисусу)… принимала за идеал Исаино изображение пораженного и униженного страдальца или восторженное описание Давидом презренного и поносимого людьми человека» (Исх., LIII, 4; Пс., XXI, 7, 8, 16, 18). Климент Александрийский (II-III вв.). «По внешности же Он был худ». Иустин Философ: «Без красоты, без славы, без чести». Ориген: «Тело Его было мало, худо сложено и неблагообразно». Тертуллиан: «Его тело не имело человеческой красоты, тем менее небесного великолепия». А философ II в. Цельс «сделал предание о простоте и неблагообразии Христа основанием для отрицания Его божественного происхождения». 

На кресте Иешуа вообще страшен до неузнаваемости.

В ранних редакциях Булгаков более подробно описывал разбойничьи черты висящего на кресте. Вряд ли это было случайностью. Например, такой вот отрывок:

«Центурион позвал: - Га-Ноцри! Иешуа шевельнулся, втянул в себя воздух и наклонил голову, прижав подбородок к груди. Лицо центуриона было у его живота. Хриплым разбойничьим голосом, со страхом и любопытством, спросил Иешуа центуриона: - Неужели мало мучили меня? Ты зачем подошел? Бородатый же центурион сказал ему: - Пей. И Иешуа сказал: - Да, да, попить. Он прильнул потрескавшимися вспухшими губами к насыщенной губке и, жадно всхлипывая, стал сосать ее. В ту же минуту щелки увеличились, показались немного глаза. И глаза эти стали свежеть с каждым мгновением. И в эту минуту центурион, ловко сбросив губку, молвил страстным шепотом: - Славь великодушного игемона, - нежно кольнул Иешуа в бок, куда-то под мышку левой стороны. Осипший голос с левого креста сказал: - Сволочь. Любимцы завелись у Понтия? Центурион с достоинством ответил: - Молчи. Не полагается на кресте говорить. Иешуа же вымолвил, обвисая на растянутых сухожилиях: - Спасибо, Пилат... Я же говорил, что ты добр... Глаза его стали мутнеть. В этот миг с левого креста послышалось: - Эй, товарищ! А, Иешуа! Послушай! Ты человек большой. За что ж такая несправедливость? Э? Ты бандит, и я бандит... Упроси центуриона, чтоб и мне хоть голени-то перебили... И мне сладко умереть... Эх, не услышит... Помер!.. Но Иешуа еще не умер. Он развел веки, голову повернул в сторону просящего: - Скорее проси, - хрипло сказал он, - и за другого, а иначе не сделаю... Проситель метнулся, сколько позволяли гвозди, и вскричал: - Да! Да! И его! Не забудь! Тут Иешуа совсем разлепил глаза, и левый бандит увидел в них свет. - Обещаю, что прискачет сейчас. Потерпи, сейчас оба пойдете за мною, - молвил Иисус... Кровь из прободенного бока вдруг перестала течь, сознание в нем быстро стало угасать. Черная туча начала застилать мозг Черная туча начала застилать и окрестности Ершалаима. Она шла с востока, и молнии уже кроили ее, в ней погромыхивали, а на западе еще пылал костер и видно было с высоты, как маленькая черная лошадь мчит из Ершалаима к Черепу и скачет на ней второй адъютант. Левый распятый увидал его и испустил победный, ликующий крик - Иешуа! Скачет!! Но Иешуа уже не мог ему ответить. Он обвис совсем, голова его завалилась набок, еще раз он потянул в себя последний земной воздух, произнес уже совсем слабо: - Тетелеостай {Свершилось (греч.).}, - и умер. И был, достоуважаемый Иван Николаевич, час восьмой». Согласитесь, эта сцена в смысловом отношении, в плане четкой акцентуации разительно отличается от окончательного варианта.

Интересное наблюдение. Но Булгаков в последней редакции отказался от этого куска, то есть перечеркнул данную трактовку.

Вот именно. И, слава Богу. Это-то и придало роману привкус загадочности, незавершенности, от автора отвело неизбежный штамп ограниченности и однозначности, а такой вывод при первоначальном варианте возникал наверняка. Но все равно в контексте вышеописанного нельзя не переключиться на щекотливый вопрос: за что распят Иешуа? Кто его мог обречь на распятие и законно ли это сделал? Мог ли Бог сдать своего сына на лютую казнь, а если мог, то почему она оказалась столь короткой в сравнении с заявленным обетом принять на себя муку за все грехи мира?

В полемику опять включается православный клир: «Начнем с того, что распятие было видом казни, установленным за преступление против римских законов, римляне не стали бы посылать на крест человека, принесшего чисто духовную весть, тем более — весть о мире. Иисус был казнен не иудейским синедрионом. В соответствии с иудейским законом, Синедрион мог бы приговорить преступника за такое же преступление к побитию камнями. На распятие Иисуса обрекла римская администрация. Но распятие и крест – это была именно его доля. Для чего? Для того чтобы стать Христом. И не могло быть иначе».

А если бы окрестное человечество вняло, казнь бы отменили и распятие не состоялось?

Сыну Бога не пришлось бы становиться Христом?

Это исключено, ибо все предопределено.

Значит ли это, что бог изначально определил такую греховность и жестокость человеков, их желание распять и потому послал своего сына, чтобы он угодил на крест?

Вы человек начитанный и в узких кругах образованный, но это не дает вам ни права, ни ума судить о том, что выше, глубже и шире.

Тогда я бы, пожалуй, заточил все тот же вопрос по Иуде. Если бы Иуда был последователем Иешуа, должен ли был тот «не солгать» Пилату и выдать ученика ради правды?

Правда и только правда. Истина против лжи.

А где разница? «Разница между истинной и ложной верой подобна разнице между замужней женщиной и старой девой: в случае истинной веры существует факт, к которому она имеет определенное отношение, а в случае ложной — такого факта нет». Это сказал Бертран Рассел.

Мы тоже допустим крамолу усомнения: при своих идеалистических подходах Христос с его проповедями не ступил бы и ста шагов. Его бы сгребли и уничтожили. Если отставить библейские сказки и ступить на тропу исторического правдоподобия, то реалии первых десятилетий новой эры были настолько жестоки и грубы, что не будь у Христа четкой организации соратников и соответствующей конспирации, мы бы никогда не услыхали ни о Христе, ни о его идеях, ни о его учениках.

Иешуа в том виде, какой преподнес Булгаков, - это, в высшей степени, умозрительный чудак, забавный бродяга, которого при его «принципах» не пришлось бы даже судить. За таким бы никто не пошел уже потому, что после первого же допроса, ради «истины», он бы сдал своих учеников. Нравы были крутые, и я боюсь, как бы с ним не сделали чего хуже. Тогда ведь сикарии, чуть что не «по понятиям», пускали в ход свои ножи куда шустрее, чем наши «братки» - стволы.

Ну, и какой же после этого Иешуа пророк новой веры и, тем более, бог, если настолько наивен, а точнее недалёк, что не чует времени под собой? Он же запросто подставит того же Иуду, задумавшись лишь задним числом: «А стоит ли перед властью выдавать, кто и как меня позвал в свой дом?» А, подставив одного, - предаст, может быть, еще сотню других учеников, которых не могло не быть! И не могло не быть в огромном уже количестве, что еще будет доказано.

Если бы не было учеников, которых можно было уберечь только строгой дисциплиной и конспирацией, не было бы новой веры и ее новых распространителей. Иешуа-Иисус ничего бы не посеял ни в чьей душе, веди он себя как оторванный от жизни, витающий в облаках и отказавшийся видеть и учитывать низость окружающих чудик, идеалист, блаженный. Блаженные, и это край, могут обрести славу доброго человека и даже чудотворца, но никогда не дано им прослыть сынами бога и создателями новой веры! Витая, не снизойдя, Иешуа никогда бы не привлек тогдашнюю, фантастически дремучую античную массу к своим идеалам.

Тут нужна была сильнейшая психологическая и пропагандистская машина, редкий талант убеждения, а это все никогда не существует вне конкретики. Конкретикой же, или, как говорил еще один величайший вождь,  «своеобразием момента» римской Иудеи 20-30-х годов были: редкая подлость, грубость, тупость, невежество, кровожадность, в общем, дикость и упёртость населения. Что им мог предложить Иешуа? Красивые и высокие слова? А вы пойдите на наш, российский, рынок и попробуйте готовыми слоганами Иешуа из Булгакова или из Библии увлечь мясника или колбасника? Рискнете? А ведь мы уже в XXI веке, а не в 1-ом!

Булгаковский Иешуа не утрудился даже понять, что, подставив Иуду, то есть последователей, он проявил верх равнодушия и идеализма (если это, конечно, не со зла), которые в данном случае преступны и сродни измене по «невинности» (как в «Оводе» Войнич, помните?). Зная, что за тобой охотятся, что твое учение вызывает политические баталии, склоки, энергию сыска, аресты и даже казни, можно ли так парить над суетой?

С нравственной точки зрения это тот же порок трусости. Это подлость, замаскированная под наивность и под витание в эмпиреях, ввиду гениальности. Если ты веришь в добро людей по причине своего опережения, своей продвинутости, ибо ты не от мира сего, то уже не имеешь право вести за собой пусть недалеких, но живых (!!!) людей именно потому, что это люди, а не овцы, хотя животных тоже жалко.

Но ты, игнорируя осторожность и конспирацию, ведешь на убой всех. Веришь в абстрактное добро? Говори про это! Но не заводи учеников. А коли завел, будь добр - заботься об их безопасности, об их жизни. В противном случае получается не Бог, а Троцкий, что ради цели – мировой революции – жертвует дровишками размером с 1/6 суши. Таков Иешуа Булгакова!

Знание истории и жизненный опыт, заметил в посмертной статье Камил Икрамов, должны были бы подсказать Булгакову, что поведение Га-Ноцри на допросе у Пилата – не что иное, как донос на Левия Матвея:

«Иешуа называет палачам его имя и утверждает, что самые крамольные мысли принадлежат не учителю, а ученику». Кроме того, что Иешуа назвал имя ученика, искажающего его слова, он еще и сообщил Пилату, что Левий Матвей совершил должностное преступление, то есть, будучи податным инспектором, бросил деньги на дорогу и отправился путешествовать с Иешуа. Икрамов обвинил Иешуа в желании понравиться Пилату в сцене, когда Га-Ноцри предлагает игемону прогуляться и сообщает, что с удовольствием сопровождал бы его. Это не что иное, как пошлый союз жертвы с палачом, считает Ирина Галинская: «В черновой рукописи 1932-1934 гг. Булгаков уже, в отличие от рукописи 1928-1929 гг., рассказывает, будто Левий Матвей пишет на своей таблице то, чего Иешуа вовсе не говорил. Иешуа просит Левия Матвея сжечь эту таблицу, но тот вырвал ее у него «из рук и убежал». Этот эпизод сохранился в окончательном тексте романа, только тут уже Левий Матвей пишет на «козлином пергаменте», а не на «таблице». Эпизод восходит, по всей вероятности, к убежденности Э. Ренана в том, что «ни одно из изречений, передаваемых Матфеем, не может считаться буквальным», хотя Logia Матфея - это «подлинные записи живых и непосредственных воспоминаний об учении Иисуса»».

Вам, далеким от церкви, не понять, что добровольное мучение облагораживает Его и паству, что оно оправдывает многое, почти все!

Не верим… И не только мы.

Что мученичество может служить доказательством ис­тины чего-либо, — в этом так мало правды, что я готов от­рицать, чтобы мученик вообще имел какое-нибудь отношение к истине. Уже в тоне, которым мученик навязывает миру то, что считает он истинным, выражается такая низкая степень интеллектуальной честности, такая тупость в вопросе об ис­тине, что он никогда не нуждается в опровержении… Смерти мучеников, мимоходом говоря, были большим не­счастьем в истории: они соблазняли... Умозаключение всех иди­отов, включая сюда женщин и простонародье, таково, что то дело, за которое кто-нибудь идет на смерть (или даже которое порождает эпидемию стремления к смерти, как это было с пер­вым христианством), имеет за себя что-нибудь, — такое умозак­лючение было огромным тормозом исследованию, духу исследования и осмотрительности. Мученики вредили истине. – Фридрих Ницше «Антихрист».

 Вы скабрезные, непрошибаемые материалисты. Вам не понять: это был Бог, а Богу не потребны партии и дисциплины, он воздействует прямым образом на сознание, просветляя и очищая даже самых тупых и непрошибаемых.

Ага. Внушает (или зомбирует?). Тогда зачем же все эти сложные комбинации с арестом, приговором по крику «Распни» из уст той же, уже им «преображенной» толпы? С этим жесточайшим крестным ходом, если Бог мог и умел внушить и перевоспитать словом? Зачем еще 2000 лет мук и страданий, неистовых казней уже со стороны церкви Иисуса?

А в результате? Авторитет христианства в мире не только не возрос, он стремительно падает: и качественно, и, тем более, количественно. Кому же помогла та кровь и пытка на кресте?

Как не поймете, нужна была жертва во имя Бога. Без нее нет очищения.

Богу не нужны жертвы. Жертвы нужны иному персонажу. В «Евангелии Водолея» есть отрывок, который было бы не худо позаимствовать любой из конфессий. 12-летний Иисус говорит с раввином синагоги Назарета, осуждая узость иудейской мысли:

«3. И сказал Иисус: Я не вижу величайшей из десяти заповедей. Я вижу золотую нить, которая проходит через все десять заповедей, связывает их и соединяет воедино. 4. Эта нить - любовь, и она относится к каждому слову всех десяти заповедей. 5. Если человек полон любви, он не может делать ничего иного, как только поклоняться Богу, ибо Бог есть любовь. 6. Если человек полон любви, он не может убить, он не может делать ничего, что бы не славило Бога и человека. 7. Если человек полон любви, он не нуждается ни в каких заповедях. 8. И сказал раввин Барахия: Слова твои созвучны с мудростью вышней…

1. Был большой праздник иудейский, и Иосиф, Мария, сын их и многие из рода их пошли в Иерусалим. Ребенок был десяти лет. 2. Иисус наблюдал, как жрецы убивали агнцев и птиц и сжигали их на алтаре во имя Бога. 3. В любящем Сердце своем он был потрясен такой жестокостью; он спросил служителя: Зачем эта резня зверей и птиц? Почему вы сжигаете их плоть перед Господом? 4. Ответил священник: Это наша жертва за грех. Бог заповедал нам делать это и сказал, что этими жертвами искупятся все грехи наши. 5. И сказал Иисус: Пожалуйста, скажите мне, когда Бог объявил, что грехи искупаются жертвоприношением? 6. Разве не говорил Давид, что Бог не требует жертвы за грех? Что грех приносить перед лицом его жертвы огненные как жертвы за грех? Не говорил ли это же Исаия?»…

Сие евангелие – даже не апокриф, а современная выдумка, духовный симулякр, он ничего не отменяет и не опровергает. Жертва была нужна, и святость ее подкреплена многими святыми символами и чудесами.

Любопытной разновидностью мифа об умирающем боге является Висельник. Наиболее важным примером этой концепции могут служить ритуалы Одина, где Один сам себя подвешивает на девять суток на ветке Мирового Дерева и пронзает свой бок священным копьем. В результате этой великой жертвы Один, подвешенный над глубинами Нифл-хейма, открыл через ме­дитацию руны, или алфавит, посредством которого летописи его народа были сохра­нены. Ввиду этого примечательного опыта. Один иногда изображается сидящим на ви­селице-дереве. Это божество стало патро­ном всех тех, кто угодил в петлю. Эзотери­чески Висельник есть человеческий дух, висящий на протянутой с неба единствен­ной нити... Эта мистерия продолжилась в христианст­ве распятием и смертью Богочеловека — Иисуса Христа. Тайное значение этой ми­ровой трагедии и ее участника — Универсального Мученика — должно быть откры­то заново, если христианство хочет достичь высот, которых достигло язычество и пери­од своего философского господства. Миф об умирающем боге является ключом как к универсальному, так и к индивидуальному искуплению и возрождению. - Мэнли П. Холл «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии».

То, что Христос, его чудеса, страдания и воскрешение – парафраза на мифы других богов – настолько тривиально, что вызывает недоумение только у невежественных фанатиков. Вот лишь некоторые, замеченные вполне богобоязненными исследователями, соответствия и параллели между жизнью Иисуса и более ранними историями великих солнечных богов разных народов.

1) рождение от матери-девственницы; 2) рождение в яслях (пещере или подземном помещении; 3) рож­дение 25 декабря (сразу же после зимнего солнцестояния), коему сопутствовало - 4) появление звезды на востоке (Си­риус) и 5) прибытие волхвов («трех царей»).  Затем: 6) убийство невинных младенцев и бегство в далекую страну (см. миф о Кришне и т.д. «Церковные праздники: 7) Сретение (2 февраля); 8) Великий пост, или начало весны; 9) Пасха, обычно отмечаемая 25 марта, когда солнце проходит через небесный экватор, и 10) нисхож­дение священного огня в храме Гроба Господня в Иерусалиме. Дальнейшие элементы включают 11) распятие и смерть Бога-Агнца в Великую Пятницу, за три дня до Пасхи; 12) прибивание гвоздями к дереву или деревянному кресту; 13) пустая гробни­ца; 14) радостное событие Воскресения (как в мифах об Оси­рисе, Аттисе и др.); 15) двенадцать учеников, или апостолов (знаки Зодиака), и 16) предательство одного из учеников. Далее мы имеем 17) день середины лета, 24 июня, посвященный рож­дению любимого ученика Иоанна; 18) день Успения Богороди­цы (15 августа) и 19) день Рождества Богородицы (8 сентября), соответствующий прохождению солнечного божества через знак Девы, и наконец, тот любопытный факт 20), что церковь посвящает день зимнего солнцестояния (когда каждый вправе усомниться в грядущем возрождении солнца) св. Фоме, усом­нившемуся в истинности Воскрешения (Грэм Хэнкок, Роберт Бьювэл «Власть талисмана»).

Имя Спасителя и дата его рождения вызывают не меньше споров. И хотя автор не большой поклонник теософов, вчистую игнорировать их доводы у нас нет никаких оснований. Во всяком случае, послушать не возбраняется.

Во втором веке, Клемент Александрийский обосновывает серьезный довод, что все, кто верят в Хреста (то есть, «доброго человека»), являются хрестианами и называются ими, то вен., добрыми людьми» (Строматы, кн. II). И Лактанций (кн. IV, гл. VII) говорит, что лишь по неведению люди называют себя христианами, вместо хрестиан. Чтобы понять все это, читатель должен усвоить архаи­ческое значение обоих терминов: Хрестос и Христос. Пер­вый означает гораздо больше, чем «хороший» и «возвышен­ный человек»; последний никогда не принадлежал живому человеку, но только посвященному в минуту его второго рождения и воскресения? Каждый, кто ощущает в себе Христоса и признает его единственным «путем» для себя, становится апостолом Христа, даже если бы он и не был никогда крещен, никогда не встречался с «христианами», не говоря уже о том, что сам не называет себя таковым.

Слово «Хрестос» существовало задолго до того, как услышали о христианстве. В 5 веке до н. э. его используют Геродот, Эсхил и другие греческие классики, причем его значение применялось по отношению как к предметам, так и к людям.

Хрестес, — это тот, кто толковал или объяснял оракулов, «пророк, ясновидя­щий», а хрестериос — это тот, кто принадле­жит или находится на службе у оракула, бога, или «Учите­ля», — вопреки усилиям Фаррара… Невзирая на все свое неудо­вольствие, м-р Фаррар вынужден признать, что название «хри­стианин» было впервые ВЫДУМАНО насмешливыми и язви­тельными антиохийцами в 44 г. н. э., но не получило широкого распространения вплоть до преследований Нерона. «Тацит», — говорит он, — «использует слово христиане с некими апологетическими целями. Хорошо известно, что в Новом Завете оно встречается лишь три раза, и всегда содержит в себе некий оттенок враждебного чувства (Деяния, 11:26, 26:28, как и в 4:16)».  

Совершенно очевидно, что термины «Христос» и «христиане», первоначально произносившиеся «Хрестос» и «хрестиане» были заимствованы непосредственно из храмовой терминологии язычников и имели тот же са­мый смысл. Бог евреев стал теперь заменой оракула и дру­гих богов; родовое название «Хрестос» стало существи­тельным, относимым к одному особому персонажу; и но­вые термины, такие как «хрестианой» и «хрестодоулос», «последователь или слуга Хрестоса», были образованы из старого материала Это показано Филоном Иудеем, несо­мненным монотеистом, уже использовавшим тот же самый термин для монотеистических целей…

Мирское значение слова «Хрестос» проходит по всей греческой классической литературе наравне с тем смыслом, который давался ему в мистериях. Слова Де­мосфена «о Христе» (330, 27) обозначали просто «ты милый человек»…

Слово «Хрестос», как мы уже говорили, — это термин, используемый в различных смыслах. Он может быть при­менен и к божеству, и к человеку. В первом своем значении он используется в Евангелии от Луки (6:35), где он означа­ет «добрый» и «милосердный»…  Таким образом, Иисус, из Назарета ли он или из Луда (маг, побитый камнями и распятый по приговору Синедриона в этом городе за 100 лет до н.э.), был Хрестос столь же бесспорно, как и то, что его никогда не именовали Христосом ни во время его земной жизни, ни при его последнем испытании… Елена Блаватская «Эзотерический характер евангелий».

Дитя, Иудейское имя которого изменено в имя Иисуса, родилось в Палестине на 105 лет ранее принятой даты рож­дения Иисуса Христа, во время консульства Публия Рутилия Руфа и Гнея Маллия Максима. Родители его были бед­ны, но происходили из благородного рода и воспитывали его на еврейских Св. Писаниях. Пламенная религиозность и ранняя серьезность отрока Иисуса побудили его родителей посвятить его религиозной и аскетической жизни. Когда ему исполнилось девятнадцать лет, он вступил в монастырь ессеев, находившийся близ горы Сербал; мона­стырь этот охотно посещался учеными, направлявшимися из Персии и из Индии в Египет...  

Итак, исторический Христос есть высочайшее Сущест­во, принадлежащее к великой духовной Иерархии, которая управляет духовной эволюцией человечества; в течение трех лет он пользовался человеческим телом посвященного уче­ника Иисуса и провел последний год из этих трех, странст­вуя и открыто проповедуя по Самарии и Иудее; Он исцелял болезни и совершал иные замечательные оккультные дейст­вия; Он окружил себя небольшой группой учеников, кото­рых он наставлял в более глубоких истинах духовной жизни; Он привлекал к Себе людей удивительной любовью и неж­ностью, и высокой мудростью, которые излучались из Его Личности; и Он же был предан смерти за кощунство, кото­рое усмотрели в Его утверждении, что Бог живет в Нем, как и во всех людях. Он пришел, чтобы дать новый толчок ду­ховной жизни миру, чтобы вновь ввести сокровенное учение о глубинах жизни духа…

В катакомбах нередко находят изображения Агнца, как символа Иисуса; иногда Агнец изображен ле­жащим на кресте. По этому поводу Уильямсон говорит: «С течением времени Агнца стали изображать на кресте и лишь со времени шестого Константинопольского собора, созванного в 680 году, было постановлено заменить древ­ний символ человеком, распятым на кресте. Постановление это было подтверждено папою Адрианом I». И древний символ Рыб прилагался также к Иисусу, что видим из изо­бражений в катакомбах. - Анна Безант «Эзотерическое христианство, или Малые Мистерии».

Очевидно, самое время предпринять расшифровку термина «Мессия».

В классическом представлении, Мессия – есть помазанник, спаситель, идеальный царь и посредник между людьми и богом, устроитель судеб вечных избранного народа. Он приносит новое, исправленное состояние всего мирового бытия. Мессия - смысловой центр христианской системы, переосмыслившей образ Мессии иудаистов. В истории еврейского народа не раз появлялись деятели, притязавшие на мессианское достоинство. В христианских же представлениях образ Мессии переосмыслен: политико-этические аспекты элиминированы (удалены), предельно обобщены намеченные со времени Исаии универсалистские возможности. Христианский Мессия – это, прежде всего, Искупитель человечества от его грехов вместо иудейского избавителя от врагов избранного народа...

В таком контексте Мессия рисуется всего лишь очень могущественным (и при этом «праведным») вождём своего народа, или, в универ­салистской перспективе Исайи, вож­дём всего человечества, возможно, умиротворяющим его путём завое­ваний. Виднейший представитель раввинистической учёности своего вре­мени рабби Акиба признал Мессией отваж­ного вождя патриотического антирим­ского восстания 132—135 Бар-Кохбу. Предельная точка политизирующего «приземления» образа Мессии, возможная, правда, лишь у предателя своего на­рода,— перенесение Иосифом Флави­ем пророчеств о Мессии на римского импе­ратора Веспасиана.

В противовес этому в талмудиче­ской, и особенно мистико-апокалиптической, литературе выявляется (становящийся в центр системы хрис­тианства) мотив трансцендентного он­тологического статуса Мессии, в частности его предсуществования — то ли в предмирном замысле бога, то ли даже в некой надмирной реальности. Первая, более осторожная версия неодно­кратно повторена в Вавилонском Тал­муде: имя Мессии входит (наряду с Эдемом, Геенной, престолом Яхве и т. п.) в число семи вещей, сотворённых на 2000 лет прежде мироздания («Песа-хим» 54 а; «Недарим» 39 б)...

В качестве «сына человеческого» (Дан.7,13), а в терминологии Филона — «небесного человека», т. е. некой идеальной парадигмы человеческого образа как микрокосма и соотнесённого с этим микрокосмом макрокосма, Мессия сближается с Адамом до грехопадения (сравните в Новом завете доктрину о Христе как  «последнем  Адаме» (Кор.15, 45) и с Адамом Кадмоном каббалистической спекуляции, а за пределами иудаизма может быт сопоставлен с такими персонажами, как Пуруша, Гайомарт, Антропос… В ессейских, отчасти иудео-христианских кругах Мессия по его свойству метаисторической надвременности ассоциировался и с Мельхисе­деком, не имеющим «ни начала дней, ни конца жизни» (Евр. 7, 3). Важно представление, по которому Мессия уже существует, но «скрывается», так что ему предстоит не родиться, но «явить­ся», раскрыть свою тайну. Это пред­ставление не всегда связано с мыслью о небесном предсуществовании; часто утверждается, что он уже родился на земле, но вынужден скрываться из-за грехов народа. В прикреплении момента рождения Мессии к самой чёрной дате, которую могли представить талмудические авторите­ты, выявляется мотив т. н. родовых мук Мессии — бед и страданий неслыхан­ной силы, долженствующих предшест­вовать прорыву мессианского времени…

Однако приносимое Мессией избавление покупается муками не только народа, но и самого Мессии. Страдальческий ха­рактер носит уже невозможность для него явиться и действовать прежде определённого ему срока, его времен­ная связанность и полонённость си­лами зла... Но и тогда, когда срок его ожидания окончится, ему грозит искупительная смерть (ср. Ис. 53, 8), в связи с чем в иудаической традиции возникает даже версия о двух Мессиях — гибнущем и торжествующем... – С.С. Аверинцев «Мессия».

Очень полезный экскурс в свете того, что сегодня более востребована версия о Мессии – вожде народа. И это не политический заказ, а вызов исторических и археологических открытий. Авторы книги «Святая кровь и Святой Грааль» интерпретируют вопрос весьма остро:

«Еще во времена римского владычества в Иудее верховный священник, назначаемый администрацией, также носил титул "Священника-Мессии" или "Священника-Христоса". Для зелотов и для всей оппозиции Риму этот священник, по-видимому, был "лжемессией". Настоящий, ожидаемый Мессия был совсем другим; это был законный "потерянный царь", еще неизвестный потомок Давида, назначенный судьбой спасти свой народ от тирании Рима. Это ожидание достигнет размеров настоящего коллективного бреда при жизни Иисуса и не исчезнет с его смертью, и бунт 66-70 годов, конечно, был облегчен пропагандой и возбуждением, умышленно поддерживаемыми зелотами во имя будущего пришествия Мессии. Причем, как мы видим, ждали именно Мессию-человека, являющегося царем и помазанником, а также, по мнению народа, политическим освободителем.

Короче говоря, по своему происхождению Иисус звался "Иисусом-Мессией", то есть по-гречески "Иисусом-Христом", и это название, чисто функциональное обозначение, деформировалось и стало именем собственным Иисуса Христа. Известно, что Евангелия писались не во времена Иисуса; по большей части они составлялись между 66-74 и 132-135 годами, то есть между двумя периодами, когда Иудея пыталась реагировать на суровость римской власти. Но их источники явно имели более древнее происхождение: написанные, но исчезнувшие во время всеобщего шквала документы, и особенно устные предания».

Эту тему авторы исторического бестселлера 1982 года продолжили в не менее яркой книге…

Оказывается, в те времена, когда на свет появился Иисус, в Израиле существовало военизированное, хорошо вооруженное движение, оппозиционное Риму, которое возглавил человек, также носивший титул Мессии. Причем он был признан не только своими ближайшими последователями, но и большинством народа. В 66 г. н. э. его сын «возвратился в Иерусалим» и, «облачившись в царские одежды», направился в Храм, чтобы вознести молитвы... Он был, так сказать, временным наместником бога на земле, осуществлявшим непосредственную связь между Богом и человечеством. Итак, хотя термин «Мессия» обозначал всего лишь «помазанник», или «царь», сам объем понятия царства был во времена Иисуса значительно шире и глубже и включал в себе иной смысл, утраченный в наши дни…

Тому, что Ирод почувствовал угрозу, исходящую от недавно родившегося ребенка, можно найти одно-единственное удовле­творительное объяснение: младенец был законным царем, кото­рого, исходя из интересов мира и стабильности, даже Рим мог признать легитимным. Лишь этим можно объяснить беспокой­ство Ирода. Иисус не был сыном бедного плотника, вызвавшим страх у узурпатора, — Он был Мессией, законным царем и пома­занником — личностью, способной по праву рождения получить народную поддержку и если не свергнуть Ирода с престола, то серьезно скомпрометировать его политическую доктрину.

Было бы оши­бочным видеть в Иисусе простого борца за свободу, агитатора или революционера, характерного для наших дней. В те време­на в Святой земле было великое множество борцов за свободу и популярных в народе революционеров, снискавших известность своей деятельностью, но никто из них не мог претендо­вать на звание Мессии. С другой стороны, в Евангелиях можно найти немало свидетельств — крещение в Иордане, например, или Торжественный Вход в Иерусалим, — подтверждающих, что Иисус, если не в течение всей жизни, то хотя бы в период Своего общественного служения, — являл собой пример всена­родно признанного Мессии. Если Он смог заслужить подобное признание, значит, у Него были на то какие-то особые права, которые выделяли Его... Чтобы снискать звание Мессии и всенародное признание, Иисус должен был обладать законными правами на престол. - Бейджент, Ли, Линкольн «Мессианское наследие».

Не так уж это и ново. Вот это было написано, но отчего-то «забыто» еще век назад: «Так же неудачно, как нынешняя версия о предательстве Иуды, придуман и рассказ об аресте Иисуса. Арестуют именно его, который проповедует мирный образ действий. И совершенно не трогают апостолов, обнаживших мечи и пустивших их в действие. Петр, который отсек ухо Малху, последовал даже за служителями, спокойно уселся на дворе у первосвященника и вступил с ними в разговор. Представим себе, что в Берлине кто-нибудь оказывает насильственное сопротивление аресту его товарища, стре­ляет при этом из револьвера, ранит полицейского, а затем любезно сопровождает городовых в участок, чтобы по­греться там и выпить с ними стакан пива. Трудно представить себе более неудачную выдумку. Но именно это показывает, что здесь требовалось что-то скрыть, затушевать во что бы то ни стало. Из действия, вполне естественного и понятного, из стычки, которая, вследствие предательства Иуды, закончилась поражением и арестом вождя, получилось совершенно непонятное, бессмысленное происшествие, которое происходит только для того, чтобы «сбылись писания».

Казнь Иисуса, вполне понятная, если он был бунтов­щиком, оказывается совершенно непонятным актом бессмысленной злобы, которая торжествует, несмотря на сопротивление римского наместника, желающего оправ­дать Иисуса. Это нагромождение нелепостей становится понятным только в том случае, если принять во внимание потребность, возникшую при позднейшей переработке, — затушевать действительный ход событий» (Карл Каутский «Происхождение христианства»).

Вот, кажется, и приспело время для аргумента в пользу стоявшей за реальным Иисусом организации. Известно, что арест Учителя и его учеников осуществила группа римских солдат и иудейский конвой из храма. Но далеко не каждый представляет, какова была численность этой «группы захвата».

Она была ограниченная. Некий отряд…

Ну, не больше МУРа, это точно. Еще вернее - «когорта». Если учесть, что на всю Иудею полагался легион (4,5-6 тысяч солдат), то мирного Учителя брала как минимум 1/10 этой воинской части. Фигурирующее в источниках слово «спейран» представляет собой точный перевод латинского «когорта». В условиях Иудеи это не менее 500 воинов! Даже для наших реалий, особенно чеченских, более чем солидный воинский контингент. Римляне были лучшими воинами той эпохи, и, нетрудно догадаться, что 500 вышколенных головорезов в сравнительно небольшом городе могли быть отправлены на «зачистку» только очень крупной, серьезной, военизированной (говорим аккуратно) «организации». Неслабо?!

Авторы «Мессианского наследия» склонны поиграть с лезвием бритвы. Например, они подвергают сомнению укоренившийся взгляд на секту ессеев, как сугубо мирных и чисто духовных «староверов» по-иудейски. Кроме того, напрямую с этой сектой они железно скрепляют не только самые крутые моменты из жизни Иисуса, но и объяснение логики его поступков, не всегда понятных на уровне библейской «хронологии». Бейджент и Со утверждают, что, следуя Мессианскому уставу ессеев, найденному в Кумране, все мужчины общины должны ждать, пока им не исполнится двадцать лет, прежде чем вступить в брак. По достижении тридцатилетнего возраста они считались вполне зрелыми и принимали посвящение, занимая в секте более высокое положение. Итак, «является ли простым совпадением тот факт, что Иисус, по преданию, вышел на общественное служение именно в возрасте тридцати лет? Сам Иисус, разумеется, не имел намерения учреждать некую новую религию. Не имели таких намерений и Иаков, и вся иерусалимская община назареев. Они, как Иисус, пришли бы в ужас от самой этой идеи, сочтя ее вопиющим кощунством. Как и Ии­сус, они, прежде всего, были набожными иудеями, исполнявши­ми заповеди и возносившими молитвы целиком и полностью в контексте сложившейся иудейской традиции. Если быть совсем точными, они стремились к некоторому обновлению, желали неких реформ и вполне конкретных политических перемен. Кроме того, они стремились очистить свою религию от недавно привнесенных в нее чужеродных напластований и восстановить ее в первозданной, по их мнению, чистоте.

Однако они и не мечтали о создании некой новой религиозной системы, которая могла стать соперником иудаизма и, что еще хуже, его неутомимым преследователем. Иисус буквально следовал по стопам ветхозаветных пророчеств, особенно — в книге Захарии, где живо описан приход Мессии, или, во всяком случае, весьма близко придерживался их. Необходимо отметить, что эти пророчества очень часто диктовали и определяли Его поступки, взгляды и действия. И действительно, преобладающая часть жизни Иисуса после выхода на общественное служение суть не что иное, как воплощение и, так сказать, исполнение в лицах тех или иных пророчеств. Понятно, что чем больше таких пророчеств Он исполнял, тем более весомыми выглядели Его притязания на роль законного Мессии. Формула «да сбудется реченное через пророка» — постоянный рефрен, встречающийся в Новом Завете, рефрен, отражающий триумф полемически подчеркнутой параллели...

По мнению современных ученых, нет никаких сомнений в том, что Иисус прекрасно знал ветхозаветное учение и в особенности те места пророческих книг, ко­торые предуказывали приход Мессии. В Своих действиях Он не полагался на «чудесное совпадение». Напротив, Он тщательно, последовательно, а часто и вполне методично выстраивал Свое поведение и поступки в соответствии с обетованиями древних пророков. Это, вне всякого сомнения, было продуманное поведение и решение исполнить в Своей жизни многочисленные пророчества, вперед прочих Захарии, следуя строго предписанными маршрутами» («Мессианское наследие»).

Уже в самые первые дни возникает воп­рос, становящийся решающим для всей судьбы нового откровения. Иисус и его друзья были иудеями по рождению, однако они не принадлежали к иудейской стране. Здесь, в Иерусалиме, ждали Мес­сию древних священных книг, который должен был прийти лишь для иудейского народа как племенной общности в прежнем смыс­ле. Однако весь прочий арамейский край ожидал освободителя мира, Спасителя и Сына Человеческого всех апокалипсических писаний... В одном случае смерть и воскресение Иисуса были событиями всего лишь местного значения, в другом — они знаменовали собой всемирный поворот. Ибо, в то время как повсюду иудеи стали магической нацией без родины и единства происхождения, в Иерусалиме крепко держатся за племенное пред­ставление. Речь шла не о миссионерстве среди «иудеев» или «языч­ников»: раскол пролегал куда глубже. – Освальд Шпенглер «Закат Европы».  

Что импонирует в науке, так это разнообразие точек зрения. Вот три автора знаменитой версии о царственности Христа и его потомков, конъюнктурно утилизованной Дэном Брауном, только что доказали, что Иисус был непреклонно жесткий вожак военизированной общины с правами на корону Иудеи.

А всему этому послужила ненаучность тогдашней исторической, пардон за тавтологию, науки. Вот и кормятся на этих не совсем полноценных текстах создатели новых мифов, научных сенсаций и эзотерических учений. Но когда читаешь, проникаешься, и еще как! Ведь факт. Листаешь Бейджента, веришь ему. Открываешь Ренана, и на время чтения ты уже его сторонник, а взял в руки Петра Успенского («Новая модель Вселенной», С-Пб., 1993), толкующего то же Четвероевангелие, и тебя уже трудно переубедить, что Христос был великим гуру, учителем-эзотериком из плеяды Заратуштры, Аполлония Тианского либо Будды, который мог на кресте ввести себя в состояние сомати...

Одни уповают на слепую веру и чей-то промысел, другие – на логику и мысль. И часто второе дает единственную возможность снять противоречия, найдя между ними научно обоснованную увязку.

Поскольку приверженность Иисуса соблюдению закона явно превосходит верность ему Кумранской общи­ны, это имеет очень важное значение для определения времени Тайной вечери. На протяжении многих веков толкователи Библии становились в тупик, читая в раз­ных Евангелиях прямо противоположные свидетельства о времени этого события. Так, в Евангелии от Матфея (Мф. 26, 17—19) Тайная вечеря описана как Пасхальная трапеза, после которой Иисус на следующий день был предан распятию. Однако в четвертом Евангелии — Евангелии от Иоанна (Ин. 13, 1 и Ин. 18, 28) говорится, что она состоялась перед Пасхальной трапезой. Некото­рые ученые пытаются сгладить это противоречие, ут­верждая, что Тайная вечеря на самом деле представляла собой Пасхальную трапезу и вся путаница объясняется тем, что ученики Христовы праздновали праздник Пас­хи в соответствии с другим календарем. Да, такой кален­дарь действительно существовал: это был солнечный ка­лендарь, которым пользовалась Кумранская община, в отличие от лунного календаря, который использовали жрецы Иерусалимского Храма. По этим календарям дата праздника Пасхи приходилась на разные числа, и Иисус, как видно из Евангелия, пользовался тем же календарем, что и члены Кумранской общины.

По всей вероятности, Кумранская община совершала празднование, которое по своим ритуальным характе­ристикам весьма и весьма напоминало Тайную вечерю, как она описана в Евангелиях…

…И если наша гипотеза о браке Христа (с Марией Магдалиной. – В.П.) и Его детях соответствует действительности, это мно­гое объясняет в неожиданном конкордате между Константи­ном и Римской церковью. Сам факт существования где-то на периферии, на дальних окраинах империи, прямых потомков Иисуса или его семейства представлял угрозу для сплоченной церковной иерархии — провозвестницы Павлова христианст­ва. И лучшей защитой от новоявленного мессии из Дома Дави­дова, который мог выступить со своими легионами, являлся го­товый мессия-император, правивший империей, — мессия Пав­лова толка, который сумеет решительно отвергнуть все притя­зания своих соперников-иудеев.

При этом необходимо помнить, что не сохранилось ни одно­го экземпляра полного корпуса текстов Нового Завета, восхо­дящего ко времени до правления Константина. Новый Завет в том виде, в каком мы знаем его сегодня, — это в решающей мере итог Никейского и последующих церковных соборов той эпо­хи. Однако отцы церкви, утвердившие этот состав Нового За­вета, прекрасно знали о существовании других, более ранних и исторически более достоверных версий, и имели доступ к ним. Тогда эти версии еще не были официально провозглашены «неканоническими. - Майкл Бейджент, Ричард Ли «Свитки Мертвого моря».

Если же вернуться к тексту романа, то у Булгакова  рассматривается, в общем-то, не христианская концепция, а еретическая: равности Света и Тьмы, Добра и Зла. Тот же Альфред Барков предполагает, что концепция света и тени, а также покоя, как дара или наказания, является плодом позднейшей придумки Левия  Матвея - вольного интерпретатора проповедей Иешуа. У Га-Ноцри нет ведь ни слова об этих понятиях, есть лишь метафизические упражнения на тему  царства истины и справедливости, мира добрых людей. Барков формулирует единственную логически обоснованную, на его взгляд, гипотезу, которая давала бы выход из противоречий:

«а) суть "козлиного пергамента" Булгаковым все-таки изложена; это — сам "роман в романе", который является пародией на что-то; б) образ Иешуа в свою очередь является пародией на чью-то интерпретацию роли и образа Иисуса Христа.

Ведь на самом деле — каким образом из-под пера (или из уст) сатаны (напомню, соавтором "романа в романе" является Воланд!) может получиться сусально-позитивный, лубочный образ Иисусика, которому исследователи единодушно придают позитивную окраску? И как объяснить то обстоятельство, что Булгаков так настойчиво дистанцирует себя от авторства в создании этого образа, показывая в качестве авторов то сатану, то запутавшегося в своих отношениях с нечистой силой Мастера?.. Утверждать о "ренановском духе" осмысления Булгаковым "исторического Христа" может лишь тот, кто никогда не читал трудов этого самого Ренана, - возмущается Барков и делает авторское резюме. - Совпадение лексики и этических концепций свидетельствует, что "ершалаимские" главы романа "Мастер и Маргарита" пародируют труд Льва Толстого "Соединение и перевод четырех Евангелий"… Совпадение содержащихся в "романе в романе" и "Четвероевангелии" концептуальных положений, как и характерных лексических моментов, дает основание сделать вывод, что так называемое "евангелие от Воланда" является пародией на произведение Л.Н. Толстого, а созданный Булгаковым образ Иешуа — пародией на тот образ Христа, который получился в результате работы великого романиста над евангельскими текстами. Образ, как нельзя более точно охарактеризованный С.А. Ермолинским как "навеянный нашими юродивенькими и блаженными, которых исстари почитали на Руси". Отмечу также, что Булгаковым явно неспроста введен в роман эпизод, в котором Левий Матвей под влиянием учения Иешуа бросил деньги на землю. Поскольку в Евангелиях такой эпизод отсутствует, самая первая ассоциация, возникающая при чтении этих мест в романе, увязывается с отказом Толстого от собственности» (Альфред Барков «Роман Михаила…»).

С другой стороны, в образе Иешуа есть плюсы. Бродячий проповедник не захотел забронзоветь в старой догматической вере и подобно ласточке отвергнул медного истукана, чтобы не превратиться в гниющего правителя мира. Не забыли еще гнилую «репу» старины Тиверия, возникшую на шее Иешуа в момент помутнения Пилата?

В порядке информации. В Лондоне состоялся безрезультатный судебный процесс Ли и Бейджента против Дэна Брауна. Они обвиняли романиста в бессылочной эксплуатации их идеи четвертьвековой давности из книги «Святая кровь и Святой Грааль» - о наследниках Иисуса и Магдалины, давших начало королевской династии Меровингов. Понятно, что победили деньги творца бестселлера.

Однако автору кажется, что оскудение дискутирующих сил не отразилось на их полемическом задоре.

Попробуем подвести ранее озвученные аргументы к мало кем замеченному «знаменателю»:

Уже за 3000 лет до Р.Х. фараон считался сыном Бога, как затем и Иисус. Фараон был одновременно и человеком и божеством, как затем и Иисус. Фараон был посредником между богами и людьми, как затем и Иисус-. Фараон воскресает: как затем и Иисус. Фараон возносится на небеса: как и Иисус… "Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое". Эта молитва находится в египетском тексте, датированном 1000 годом до Р.Х., известном как "Молитва слепого"! В том же самом тексте находится то, что впоследствии станет Благодатью Иисуса. Послушайте меня: вся теология Древнего Царства проявится затем в фигуре Иисуса… Также в Ветхий Завет (600 лет до Р.Х.) введен монотеизм фараона Эхнатона (Аменхотепа IV, 1360 г. до Р.Х.)…

Теогамия (божественный супружеский союз) идет из Египта: царица зачинает от бога нового фараона. Существует один египетский текст, написанный демотическим письмом и датированный 550 г. до Р.Х.", "Миф Сатни", рассказывающий следующее: "Тень бога предстала перед Махитускет (Mahitusket) и объявила: будет у тебя сын и назван он будет Са-Осирис!". Махитускет - "Благодатная"! А Си-Осирис означает "сын Осириса", то есть сын бога…

В египетской мифологии Сет хочет убить младенца Гора и его мать, Исет, вынуждена бежать с ним: так же как Святое семейство бежит в Египет! А золото, ладан и мирра. Египтяне относились к ним как олицетворениям бога Ра: золото было его плотью, ладан - его благоуханием, мирра - его ростками. Изображение доброго пастыря сотни раз встречается в египетских храмах! Обрезание – ритуал, распространенный среди египетских жрецов. В сказании Сатни, 12-летний Си-Осирис спорит с мудрецами из храма. Так же как об Иисусе нам рассказывает потом Евангелие! Крещение. Посмотрите на это изображение священника: он совершает этот обряд над фараоном в водах Нила. Все это находится в старинных папирусах, египетских барельефах и рисунках. Посмотрите на этот, датированный 300 г. до Р.Х.: Птолемей стоит напротив Исет (Исида), а Исет говорит ему: "Я подарю тебе все царства Земли". "В Евангелии Сатана будет искушать Иисуса, повторив эту фразу слово в слово!

Посмотрите на эту роспись скамьи. Она находится в гробнице Пахира (1500 г до Р.Х.), и на ней изображено превращение фараоном воды в вино. То же чудо, что сотворил Иисус на свадьбе в Кане галилейской! А сосчитайте кувшины. Шесть кувшинов. В чуде, сотворенном Иисусом, кувшинов тоже было шесть. Теологи до сих пор спрашивают, почему именно шесть? Потому что они были воспроизведены по египетскому рассказу. Чудо о хлебах и рыбе сделал бог Себек, как об этом рассказывается в "Текстах Пирамид", датированных 3000 годом до Р.Х.! Себек - это бог-крокодил, раздававший рыбу и хлеб людям, жившем в Фаюмском оазисе. И он ходил по воде!

Забавная деталь: исследователями было сделано следующее открытие - в готических росписях со сценами волшебной ловли рыбы апостолами изображенные рыбы - это "tilapias niloticas", разновидность обитающая только в Ниле! Иисус входит триумфально в Иерусалим, как "царь"- и верхом на осле. То есть, как победитель зла: ослом в Египте был Сет, бог, убивший Осириса, сын которого - Гор обращает его в осла и садится верхом.

Тайная Вечеря. Осирис, бог-покровитель посевов, ежегодно умирая давал египтянам возможность есть свою плоть (хлеб). А в "Текстах Пирамид" он также называется "Господином вина". Осирис дает испить своей крови из бокала Исет (Исиде), чтобы та узнала его после смерти!

Воскрешение и вознесение Иисуса: существовал ритуал "воскрешения" мертвого фараона в нем принимали участие женщины, в результате чего правитель "возносился на небеса".

Евангелия были составлены эрудитами-священниками, иудеями и египтянами, из храма Сераписа в Саккаре (Египет), они слово в слово воспроизвели тексты египетских текстов. - Логари Пужол «Иисус родился на 3000 лет раньше Христа».

/Владимир Плотников, «В плену у Воланда или сны Маргариты», часть II, «Свита против Света», Глава 6, «Жертва или герой? » /

http://zapravdu.ru/content/view/112