Встречи и расставания: О потерях

Истинная цена жизни определяется не тем, что приобрел, а тем, что потерял. (Из афонаризмов)

Мне не раз приходилось писать о том, что самое интересное в этом мире - это люди. Может именно поэтому я очень неохотно вступаю в дискуссии, где человек представлен лишь как некий довесок к каким-то проблемам, теориям, концепциям, наивно полагая, что он и сам по себе хорош. Более того, я смею думать, что каждый из нас уникален, а с учетом нажитого и внутреннего, то и вовсе можно каждого счесть за отдельную Вселенную, живущую по своим прихотливым и порою совершенно непостижимым законам. Но это т.с. теория, мне же хотелось бы поговорить о тех, кого мы лично знали и кто сумел каким-то образом повлиять на нас при выборе пути, кто дал нам некий импульс, вдохнул в нас силы и энергию, кто просто нас любил и уже этим  делал нас лучше, добрее, терпимее. Я не говорю мудрее, т.к. стал сильно сомневаться в том, что мы способны стать мудрецами и что вообще понимаем, что вкладываем в это понятие.

Если судить по личному опыту (а иной мне и недоступен, за исключением литературного), то таких людей в моей жизни было немного. Я когда-то где-то писал об этих людях под заголовком "Мои воспитатели". И рассказал о четырех людях, которые, на мой взгляд очень сильно повлияли на меня, а некоторые из них и до сегодняшнего дня явлются для меня недосягаемыми образцами. Когда я вспоминаю их, то благодарю судьбу за то, что встретился с ними, что мне повезло не только их знать, но и общаться, наблюдать их на протяжении довольно большого периода времени и даже дружить с ними.

Никого из них уже нет в живых, вот то главное, что я вынес в заголовок этой заметки. Вот что я называю потерями, подразумевая при этом, что уход этих людей невозможно возместить ничем и никогда. Да, вся жизнь состоит из малых и больших потерь, к которым понемногу привыкаешь и даже смиряешься с ними, я же говорю о тех, с которыми невозможно смириться и к которым нельзя привыкнуть.

Я назвал в той давней публикации этих людей воспитателями, т.к. не придумал другого заголовка. Но воспитателями они мне по большому счету не были, меня вообще никто не воспитывал, кроме книг и самой жизни - так уж сложилась моя судьба, и я не берусь судить о том, хорошо это или плохо, т.к. речь не о том. Но вот именно потому, что я "воспитывался" сам, встреча с этими людьми была для меня особенно важна. Каждый из них являлся мне на том отрезке пути, когда мне нужен был некий ориентир, некий эталон, с которым я бы хотел свериться. Все же это очень трудно - образовывать самого себя и опять же лишь на себя в основном полагаться.

Я не буду подробно рассказывать о каждом из них, это я уже сделал когда-то и не хочу повторяться, но все же пару слов о них скажу. Может это поможет и вам вспомнить тех, кого уже нет, но с чьей потерей вы никогда не смиритесь.

Первой я назову свою бабушку, маму моего отца. Фактически она стала мне второй матерью, т.к. с 7 лет я жил с нею. Она была очень властной и авторитетной женщиной, не очень образованной, но умной и обладала  железным и несгибаемым характером. Наполеон в юбке, вот как бы я ее назвал. Но со мной она была совсем другим человеком, и наверное никого на свете она не любила так, как меня, своего первого внука. Мне даже кажется, что на мне ее душенька отдыхала. Она меня не учила, не воспитывала, верила мне во всем, ничего не запрещала, не командовала, доверяла всецело. Она ушла, когда мне было 30 лет, но для меня она жива и поныне, тот запас любви, что она потратила на меня, питает меня и по сей день. Мир праху твоему, баба Настя.

Некоторое время я жил и в семье своей тети, сестры папы, т.е. дочки моей единственной бабушки. Тетя была замечательным человеком, единственным из всей нашей семьи, кто сумел отстоять свою самостоятельноть от моей бабушки. А это было непросто.

Но я в данном случае хочу сказать пару слов о ее муже, моем не по крови дяде. Он был врачом, профессором, блестящим хирургом-новатором, известным на весь Союз и за его пределами. В юности он начинал как подающий надежды математик, но ушел в медицину. Он прошел всю войну, еще не закончив мединтститут, оперирующим хирургом в ВП госпиталях, уволился в звании капитана, завершил обучение, быстро защитился. Докторскую ему присвоили по сумме заслуг и работ. Его именем названа одна из улиц Кишинева, две клиники. Умер он в 52 года, когда мне было 20 лет. Более интеллигентного, умного, деликатного и честного человека я за свою жизнь больше не встретил. Эрудиция же его была уникальна, умение мыслить феноменально. В любом обществе, компании, на любом заседании или ученом совете когда он начинал говорить, все замолкали и слушали его как речь папы. Он не был многословен, но если приходилось, то мог говорить довольно долго, и пока он говорил никто и полслова не молвил - настолько это было интересно, значимо, и настолько его уважали все, кто его знал. Я был молод и глуп, но мы иногда общались и он был добр ко мне, он умел выслушать, поддержать, посоветовать. Но не наставлять или порицать. Это особый дар - деликатность.

И еще у меня был учитель, преподаватель психиатрии. Именно встреча с ним и то, что я попал именно в его группу на 5-м курсе, примирила меня с медициной и позволила остаться в ней, выбрав психиатрию в качестве своей профессии. Он был сыном профессора первого призыва, из 2-го Ленинградского мединститута, который в полном составе был переведен в 40-е годы в Кишинев и стал основой Киш. гос. мединститута. Заведовал он кафедрой органической химии и был старым питерским интеллигентом. Его сын, а мой преподаватель, взял все лучшее от своего отца, но и сам не стоял на месте. По уму и степени эрудиции он, пожалуй уступал только моему дяде. Это был кристально честный, добрый и отзывчивый человек, разносторонне развитый, страстный книголюб. Мы вскоре подружились, он стал членом клуба книголюбов, который я возглавлял и часто выступал у нас с разными лекциями, чаще о психологии творчества, о психологической прозе, да о многом и разном, но всегда исключительно интересном и познавательном. Дружба с ним, к сожалению продлилась недолго. Володя умер в возрасте 44 лет от инсульта. Я некоторое время дружил с его дочерью, пока она с семьей не уехала в Израиль и связи наши прервались. Мой учитель и друг очень многое дал мне в плане дисциплины мышления, искусству разговора не только с больными, но и со здоровыми людьми. Он натолкнул меня на некоторых писателей, хотя на этот счет мы всегда спорили и даже иногда понимали друг друга. Встретить такого учителя на своем пути - большое счастье. Мне повезло.

И последним, хотя по времени знакомства он был первым, я назову своего дво- или троюродного деда, т.е. мужа сестры мужа моей бабушки, т.е. моего дедушки, которого я не знал, он умер рано. Дядя Саша был православным священником. Это был человек почти 2-метрового роста, необыкновенно добрый и светлый. Познакомился я с ним, когда приезжал в гости к бабушке в Кишинев, т.к. до 7 лет жил в деревне с родителями. Он полюбил меня с первой встречи и наверное я заменил ему его трагически погибшего в 17 лет сына, а других детей у них не было. Все, что я помню о послевоенном Кишиневе, связано с ним. Он без устали водил меня по самой старой его части, я помню эти прогулки так, словно они состоялись вчера. Он баловал меня, разговаривал со мной как со взрослым, читал мне, хотя я к тому времени читал вполне прилично. Его любовь ко мне я запомнил на всю свою жизнь. Умер он когда мне еще не исполнилось и 6 лет. Воспоминания о нем самые яркие из того, что я помню о том периоде своей жизни.

Говоря об этих людях делюсь с вами самыми дорогими и яркими своими воспоминаниями о тех, с чьим уходом я никогда не примирюсь. Покуда жив.