Николай Первый: ад для евреев. Кантонисты

Для быстрейшего "уменьшения евреев" в государстве и обращения их в православие правительство Николая решило ввести воинскую повинность‚ от которой евреи до сих пор освобождались, выплачивая взамен особый рекрутский налог.

Двадцать шестого августа 1827 года Николай I подписал указ: "повелеваем обратить евреев к отправлению рекрутской повинности в натуре". Военной службе придавали характер "воспитательной меры" для подавления "фанатизма" не поддающейся влиянию народности. Предполагали заранее‚ что еврейский солдат в казарме‚ оторванный от родной среды и принуждаемый командирами‚ волей-неволей откажется от прежнего образа жизни и в конце концов перейдет в христианство. Указ установил повышенную норму призыва для евреев. Если у христиан брали в армию по семь рекрутов с тысячи человек раз в два года‚ то у евреев стали брать ежегодно – по десять рекрутов с тысячи человек. В отличие от других‚ позволили сдавать евреев в рекруты не с восемнадцати‚ а с двенадцати лет‚ и уважительные причины‚ по которым на призывном пункте отбраковывали рекрутов-христиан, – минимальный вес, рост и объем грудной клетки, – оставались для евреев "без рассмотрения". Совершеннолетних определяли на действительную службу‚ а малолетних – с двенадцати до восемнадцати лет – направляли в батальоны и школы кантонистов "для приготовления к военной службе". Годы пребывания в кантонистах не засчитывали в армейский срок‚ а срок этот был в николаевской армии – двадцать пять бесконечных лет.

При наборе в рекруты страшнее всех была участь детей‚ порой восьми и даже семи лет. Родители расставались с ними навсегда и бежали вслед за этапом многие километры‚ чтобы в последний раз взглянуть на своего ребенка. Разыгрывались ужасающие сцены‚ которые сохранились в памяти очевидцев. "В городе Чигирине‚ – вспоминал местный чиновник‚ – привезен был мальчик лет девяти или десяти‚ полненький‚ розовый‚ очень красивый. Когда мать узнала‚ что он принят‚ то опрометью побежала к реке и бросилась в прорубь". Этих детей‚ вчера еще оторванных навсегда от родительского дома‚ отправляли обыкновенно в отдаленные губернии – Пермскую‚ Вятскую‚ Казанскую‚ где не было еврейского населения. От Украины до Сибири путешествие длилось не менее года‚ и это мученичество детей на долгих этапных переходах‚ а затем в солдатских казармах‚ даже в еврейской‚ богатой трагедиями истории занимает особое место.

Дети страдали в дороге от лихорадки. Их заедали вши. Тела покрывались коростой и кожа зудела от чесотки. Многих рвало от плохой пищи‚ они были изнурены и испуганы‚ а сопровождавшие их солдаты отнимали у них последние гроши и пропивали их. Когда детей вели через еврейские местечки‚ солдаты начинали бить их безо всякой причины‚ чтобы евреи пожалели маленьких единоверцев и умилостивили конвойных денежными подношениями. По ночам дети плакали‚ звали маму‚ а солдаты даже при желании не могли им помочь‚ потому что не понимали их языка. "Мы промокли до костей‚ – вспоминал один из кантонистов‚ – а сушиться было негде; на нас всё прело‚ нас одолевали насекомые; белье мыть было нам не под силу‚ да и мыла не давали; от усталости мы засыпали под лавками‚ на мокром полу‚ так крепко‚ что наутро нельзя было нас добудиться; среди нас развились лихорадки‚ простуды‚ и в каждом городе мы оставляли по нескольку товарищей в госпиталях..." Больных и обессилевших везли на телегах‚ и очевидец вспоминал‚ как возле Нижнего Новгорода он встретил "целый обоз еврейских ребятишек‚ сваленных в кучи на телегах‚ вроде того как возят в Петербург телят... Грустные лица их и теперь еще живы у меня в памяти". В пути дети умирали‚ не в силах перенести утомительные пешие переходы на холоде или на жаре‚ и их закапывали тут же‚ при дороге. Некоторым удавалось порой убежать‚ и за это секли каждого десятого в партии.

В книге "Былое и думы" А. Герцен описал встречу с этими детьми – осенью‚ под холодным дождем‚ на этапе возле города Пермь: "Привели малюток и построили в правильный фронт; это было одно из самых ужасных зрелищ‚ которые я видал, – бедные‚ бедные дети! Мальчики двенадцати‚ тринадцати лет еще кой-как держались‚ но малютки восьми‚ десяти лет... Бледные‚ изнуренные‚ с испуганным видом‚ стояли они в неловких‚ толстых солдатских шинелях со стоячим воротником‚ обращая какой-то беспомощный‚ жалостный взгляд на гарнизонных солдат‚ грубо равнявших их; белые губы‚ синие круги под глазами – показывали лихорадку и озноб. И эти больные дети без уходу‚ без ласки‚ обдуваемые ветром‚ который беспрепятственно дует с Ледовитого моря‚ шли в могилу..."

Формально рекрутский устав разрешал еврею исповедовать в армии свою веру. Матери умоляли своих детей на прощание: "Сын мой‚ не променяй родную рубашку"‚ – но на деле это было очень трудно выполнить. Для того и брали в рекруты малолетних‚ чтобы легче было сломить. Детей отправляли к месту службы под конвоем‚ и с самого начала сопровождавшие их солдаты‚ унтеры и офицеры старались насильно обратить их в православие. За это даже полагалась награда: чем больше обращенных‚ тем больше и вознаграждение. "Лишь только перевалили в русские губернии‚ – вспоминал один из кантонистов‚ – как начальник партии начал готовить нас к переходу в православие: запрещал молиться‚ надевать тфилин... рвал их и сжигал‚ издеваясь над нашими верованиями". При каждом смотре рекрутской партии начальство вызывало желающих креститься‚ и тех‚ кто соглашался‚ лучше одевали‚ хорошо кормили и реже наказывали.

В батальонах и школах кантонистов еврейские мальчики сразу же попадали в чуждую им и враждебную среду. Там истязали всех без исключения‚ но им доставалось еще и за незнание русского языка‚ за отличие в вере и обычаях‚ которые из них выбивали без пощады. Запрещали переписываться с родителями. Отнимали молитвенники и не разрешали молиться и говорить на родном языке. Не подпускали к ним солдат-евреев‚ чтобы те не укрепили их в вере. Заставляли учить христианские молитвы и ходить в церковь на службу‚ даже если они не желали креститься. Некоторых отправляли в отдаленные деревни‚ на постой в крестьянские дворы‚ где они до восемнадцати лет были бесплатными работниками – крепостными у крепостных. Их заставляли там тяжело работать‚ жестоко наказывали и принуждали к крещению‚ а упорствовавших считали "погаными" и не пускали в избы. Поэтому‚ как вспоминал один из кантонистов‚ они жили "в сенях и предбанниках‚ ели из собачьих и кошачьих плошек остатки скудной хозяйской пищи‚ пили из корыт и помойных ведер". В восемнадцатилетнем возрасте кантонистов рассылали по воинским частям на двадцать пять лет непрерывной службы‚ и каждый из них давал присягу служить "с полным повиновением начальству так же верно‚ как был бы обязан служить для защиты законов земли Израильской".

Попавшие в армию с восемнадцати лет и старше могли отстоять себя и свою веру. Детям же было значительно труднее под непрерывными угрозами и жестокими наказаниями. Их постоянно принуждали к переходу в православие и упорствующих безжалостно истязали: секли без конца‚ пропускали сквозь строй‚ оставляли неодетыми на морозе‚ кормили соленой рыбой и не давали затем пить‚ ставили коленями на горох и на битый кирпич‚ окунали в воду до обмороков и глухоты. "Ефрейтор хватает за голову‚ – вспоминал один из кантонистов‚ – быстро окунает в воду раз десять-пятнадцать подряд: мальчик захлебывается‚ мечется‚ старается вырваться из рук‚ а ему кричат: "Крестись – освобожу!" Подавали щи на свином сале. "Жид‚ отчего щей не ешь?" – кричит ефрейтор. "Не могу‚ пахнет свининой". – "А‚ так ты таков! Стань-ка на колени перед иконой". И держали полтора часа подряд на коленях‚ а потом давали пятнадцать-двадцать розог по голому телу".

Многих детей калечили – случайно или преднамеренно‚ а когда приезжал инспектор‚ изувеченных кантонистов прятали на чердаках и в конюшнях. Пьяные дядьки выбирали себе порой красивых мальчиков‚ развращали их и заражали сифилисом. "Жаловаться было некому‚ – вспоминал бывший кантонист. – Командир батальона... был Бог и царь. К битью сводилось у него всё учение солдатское. И дядьки старались. Встаешь – бьют‚ учишься – бьют‚ обедаешь – бьют‚ спать ложишься – бьют. От такого житья у нас иногда умирало до пятидесяти кантонистов в месяц... Если умрут сразу несколько‚ солдаты-инвалиды выкопают одну яму и в нее бросают до пяти трупиков‚ а так как трупики при этом не кладутся в порядке‚ то инвалид спускается в яму и ногами притаптывает их‚ чтобы больше поместилось".

Сохранилась масса воспоминаний бывших кантонистов о тех жестоких и бесчеловечных временах‚ когда из детей выбивали их веру. "Нас пригнали из Кронштадта целую партию‚ – писал один из них‚ – загнали в тесную комнату‚ начали бить без всякой милости‚ потом на другой и на третий день повторяли то же самое...

Потом нас загоняли в жарко натопленную баню‚ поддавали пару и с розгами стояли над нами‚ принуждая креститься‚ так что после этого никто не мог выдержать". Очевидно‚ это был один из распространенных способов принуждения‚ и о нем рассказывал другой кантонист: "Густой пар повалил из каменки‚ застилая всё перед глазами. Пот лил ручьем‚ тело мое горело‚ я буквально задыхался и потому бросился вниз. Но этот случай был предусмотрен. У последней скамьи выстроились рядовые с пучками розог в руках и зорко следили за нами. Чуть кто попытается сбежать вниз или просто скатывается кубарем‚ его начинают сечь до тех пор‚ пока он‚ окровавленный‚ с воплем бросится назад на верхний полок‚ избегая этих страшных розог‚ резавших распаренное тело как бритва... Кругом пар‚ крики‚ вопли‚ стоны‚ экзекуция‚ кровь льется‚ голые дети скатываются вниз головами... а внизу секут без пощады. Это был ад кромешный. Только и слышишь охрипшие крики: "Поддавай‚ поддавай‚ жарь‚ жарь их больше! Что‚ согласны‚ собачьи дети?.."

А вот и иные свидетельства‚ которым нет конца: "При первом осмотре нашей партии командир заявил перед всем батальоном‚ что пока он будет жив‚ ни один не выйдет из его батальона евреем‚ – и действительно сдержал свое слово..." – "Старшие кантонисты двенадцати-пятнадцати лет дольше мучились; тех больше били‚ пороли. То и дело передавали‚ что тот или другой из наших товарищей от тяжких побоев умирает..." – "В архангельском батальоне трое кантонистов зарезались‚ двое повесились‚ несколько человек утопились..." – "К началу 1855 года весь батальон был окрещен‚ за исключением одного из первой роты‚ которому было семнадцать или восемнадцать лет. Он сильно упорствовал‚ и за это его ежедневно‚ перед обедом‚ клали на скамейку‚ давали по сто розог и более. Помню‚ один раз я видел‚ как струйка крови текла со скамейки на пол‚ а юноша только охал. После сечения его отправляют в лазарет‚ залечат раны и опять секут".

Устоять против такого давления мало кто мог‚ особенно если кантонистам доставались командиры‚ которые называли себя "истребителями жидов" и изощрялись в самых невероятных истязаниях. Удавалось выстоять детям более старшего возраста‚ а малыши почти поголовно принимали христианство. Но и среди них были такие‚ что держались до конца. "Я и сам не знаю‚ – вспоминал один из кантонистов‚ – что так пламенно удерживало меня в еврействе. Национальный инстинкт‚ слезы матери‚ молившей меня‚ восьмилетнего мальчика‚ остаться евреем‚ или естественное упорство‚ противодействие тем‚ которых я не мог не считать своими врагами..." Известен случай‚ когда двое кантонистов утопились в реке при массовом крещении‚ и этот факт породил популярное еврейское предание. Однажды на Волге‚ возле города Казани‚ собрались в один день окрестить несколько сот еврейских мальчиков-кантонистов. Духовенство в полном облачении расположилось на берегу реки‚ дети стояли стройными рядами‚ – наконец‚ подъехал Николай I и приказал детям войти в воду. "Слушаем‚ ваше императорское величество!" – воскликнули они в один голос и дружно прыгнули в реку. Царь был очень удивлен таким их усердием; вода накрыла детей с головой‚ пошли пузыри‚ но ни один из них не вынырнул на поверхность: все дети добровольно утопились! Очевидно‚ они заранее договорились покончить с жизнью‚ умереть ради своей веры‚ "освящая Имя Его" – "ал кидуш га-Шем".

Перешедшие в православие получали в подарок двадцать пять рублей и некоторые льготы‚ однако первые пять лет после крещения их не продвигали по службе: возможно‚ это был испытательный срок. При крещении кантонистам обычно меняли имена‚ и иногда вся группа окрещенных получала одно имя. Если это случалось‚ к примеру‚ в день рождения великого князя Николая Александровича‚ то все получали имя Николай‚ а если это был день архангела Михаила‚ все становились Михаилами. Донесения о крещениях заполнены этими превращениями: был Йосель Левиков – стал Василий Федоров‚ был Самуил Новосельский – стал Александр Александров‚ Мовша Пейсахович – Григорий Павлов‚ Израиль Петровицкий – Николай Иванов‚ Ицка Корзиневич – Николай Николаев. Многих окрещенных легко выделяли по одинаковым отчеству и фамилии‚ которые они получали по имени крестных отцов: Григорий Петрович Петров‚ Сергей Иванович Иванов‚ Тимофей Степанович Степанов (таким же образом получали имена при крещении и подкидыши разных национальностей). Давали кантонистам и фамилии крестивших их священников или названия церковных приходов: Косминский‚ Воскресенский‚ Преображенский. Давали и обычные русские фамилии – Киселев‚ Орлов‚ Кузнецов‚ а также фамилии от еврейского корня – Руфкин‚ Иткин‚ Гершкин: возможно потому‚ что их владельцы обладали ярко выраженными семитскими чертами.

Николай I лично следил за выполнением этого плана – обратить в христианство как можно больше евреев. Он требовал делать это "со всевозможною осторожностью‚ кротостью и без малейшего притеснения"‚ но местное начальство знало об истинном желании царя и старалось ему угодить. Священникам даже указали‚ что "обращение евреев в православие" привлекает "особенное внимание высшего правительства" и по успехам в этом деле будут судить "о способностях их и усердии". Священники закрывали глаза на жестокие методы принуждения и торопились сообщить начальству: "Евреи-кантонисты... при особенной Божьей помощи‚ просвещены все". Иногда крестили сразу большое количество детей‚ в церкви не хватало купелей для крещения‚ и церемонию проводили в ближайшей реке. "Ко дню празднования сошествия Святого Духа‚ – сообщал епископ из Саратова‚ – Господу Богу угодно было обратить сто тридцать четыре человека евреев-кантонистов‚ и в тот самый день церковь Христова совершила крещение оных с особенным торжеством на реке Волге".

Из Казани сообщали: "В течение 1845 года просветились христианством более трехсот человек евреев", и среди них несколько "самых упорнейших, наконец доведенных до восприятия евангельской веры". В июне 1845 года в Пермь пригнали очередную партию евреев-кантонистов – девяносто пять человек. На другой день "изъявили желание" креститься двадцать три мальчика‚ на третий – восемнадцать‚ на пятый – пятьдесят один‚ а затем к ним присоединились и последние трое. Каким способом выбили из них это согласие – неизвестно‚ но уже через неделю‚ в церкви‚ "при многочисленном стечении народа" их всех окрестили. "Для христианского благочестия‚ – сообщалось в донесении‚ – было поразительное зрелище‚ когда в одно время девять священнослужителей вокруг купелей вели за собой девяносто пять человек крещеных с их восприемниками и восприемницами... при особенно радостном пении двух хоров – архиерейского и батальонного".

Николай I требовал присылать ему ежемесячные рапорты о количестве обращенных в православие‚ хвалил и награждал орденами за усердие в этом деле и порицал отстающих. На прочитанных рапортах он писал свои резолюции: "очень мало"‚ "весьма неуспешно"‚ "недоволен малым успехом обращения в православие". А на докладе о крещении многих кантонистов в Саратовских батальонах царь пометил: "Слава Богу!" Однажды еврейские солдаты пожаловались императору на насильственное крещение‚ и за это всю группу арестовали и в наказание велели прогнать сквозь строй через три тысячи человек. Их бы‚ конечно‚ забили насмерть‚ но Николай I неожиданно умер‚ а новый император отменил экзекуцию.

Полагают, что около тридцати тысяч евреев были обращены в христианство, и подавляющее большинство из них – насильно. Крестившемуся тоже было не сладко. Он долго еще не знал русского языка‚ не знал и христианских молитв. На ежедневной проверке выкликали‚ к примеру‚ Федора Петрова‚ а он не отзывался‚ потому что не помнил своего нового имени. Какой же он Федор Петров‚ когда от рождения его звали Ицкой? За это наказывали‚ как‚ впрочем‚ наказывали и за многое другое. Часто случалось так‚ что крещеному переставали выдавать письма от его родителей‚ чтобы не оказывали на него "вредного" влияния‚ – и связь с семьей обрывалась навсегда. Какой-нибудь Янкель Ривкин становился после крещения Николаем Васильевым‚ и теперь уже "на законном основании" родительское письмо отсылали назад с пометкой: "Янкеля Ривкина в батальоне не имеется".

"Казалось‚ что приняв крещение‚ – вспоминал бывший кантонист‚ – мы должны были сравняться во всех правах с православными‚ но на самом деле этого не было. Бывший еврей в ссоре с солдатом-христианином продолжал выслушивать обычное ругательство: "жид пархатый!" А иногда прибавляли: "жид крещеный‚ что волк кормлёный!"

Феликс Кандель