Кирилл Панкратов - доктор философии (Массачусетский технологический институт), автор более 20 статей по геофизике, динамике океана и других сложных систем, нескольких патентов и программных продуктов в области компьютерного видения и распознавания изображения, а также автор более 50 статей на общеполитические темы в Русском Журнале, журнале "The Exile" и других изданиях.
С ним беседует руководитель направления политического анализа аналитической группы Русской Общины Украины Сергей Сибиряков.
С.Сибиряков:
– Кирилл, в своей книге «America: Your Time is Up» («Америка: твое время кончилось») Вы пишете, что «Америке пора наконец честно взглянуть в зеркало. Большая часть мира видит охваченную самообманом, спотыкающуюся империю, полностью запутавшуюся в своей собственной лжи, терпящую крах в войне против слабо организованных и не слишком многочисленных повстанцев в Ираке, и тем не менее претендующую на то, что она может учить и проповедовать остальному миру "свободу и демократию"? Это уже даже не смешно наблюдать».
Такие выводы были сделаны в 2006-м – в период президентства Буше и до потрясшего весь мир финансового кризиса, порожденного эгоистичной потребительской политикой США. А изменилось ли что-то с приходом Обамы на президентскую должность?
К.Панкратов:
– Это, правда, не книга, а статья из "Экзайла", написанная в стиле этого скандального и эпатажного издания. Последнее не означает, что я отказываюсь от выводов, приведённых в цитате, но в другом издании я бы, наверное, выбрал для выводов несколько другие слова. Изменилось ли что-то с приходом Обамы? Да. Само избрание Обамы - свидетельство того, что империя стала давать трещину. Оно было бы невозможно, если бы политика предыдущей администрации не зашла в такой бесславный тупик.
Но это не значит, что Обама может полностью изменить ситуацию. Совокупное могущество США достигло пика около 2000-го года, и с тех пор значительно и необратимо уменьшалось - оно уже не вернётся к прежнему состоянию никогда. Но во всякой империи осознание того, что сила и безнаказанность империи исчерпываются, запаздывает по сравнению с началом сокращения имперских возможностей.
Пик имперского чванства, как правило, случается тогда, когда фундамент империи уже подгнил - но гниль пока еще в глубине, а потому практически не видна. Кризис, начавшийся в 2008 году, обнажил лишь некоторые слабые стороны современной Америки, то есть далеко не все. Очень заметные сигналы об истощении имперских возможностей, впрочем, были и до этого. Самым серьёзным шоком для меня был не финансовый кризис 2008 года, и даже не нападение на Ирак, а катастрофа в Новом Орлеане после урагана «Катрина». Тогда казалось, что власть и общество просто оцепенели в беспомощности. Прошла почти неделя после затопления Нового Орлеана, прежде чем власти начали какие-то осмысленные действия. Причём это происходило не в отдалённом районе африканских джунглей, а в крупном современном городе, перед телекамерами и на глазах у всего мира. В 2000 году Путина обвиняли (в общем-то справедливо) в том, что во время катастрофы «Курска» он катался на водных лыжах. Но то, что случилось в США в начале сентября 2005 года, было в сотни раз хуже. Тогда казалось, что вся страна собралась у телевизоров, все охали, причитали, разводили руками, и... ничего не делали. Не верилось, что такая реальность обрушилась на богатую и развитую страну.
Обама пришёл с программой довольно серьёзных реформ, которую с переменным успехом пытается проводить. Реформы оказались не такими радикальными и последовательными как надеялись его поклонники и боялись его противники. У Обамы, как мне кажется, есть две очень большие стратегические проблемы. Во-первых, подход его администрации к решению проблемы заключается в значительной мере в том, чтобы закидать проблему деньгами, взятыми в долг - такое классическое кейнсианство. Иногда это оправдано, но в долгосрочном плане - всё более и более проблематично. Денег на всё не хватит, и через пять, и тем более через десять и двадцать лет - будет хватать всё меньше.
Вторая проблема - войны Америки. Не он их начал, но теперь это - его собственные войны. Стратегия Обамы состояла в том, чтобы быстро и с приемлемым результатом выйти из «плохой» войны - в Ираке, и сконцентрировать силы для победы в «хорошей» войне - в Афганистане. Сейчас, в середине 2010 года, можно наблюдать как сильно изменилась ситуация за два года (с лета - осени 2008 года) президентской кампании Обамы. Сейчас обе войны – «плохие». Он не может вывести войска из Ирака - там всё едва балансирует на грани нового резкого ухудшения, в то время, как в Афганистане всё просто трещит по швам.
Америка не распадётся на отдельные части, как это предрекают некоторые российские политологи, и не превратится в обнищавшую страну третьего мира. Но через 20-30 лет её вес в мире по всем параметрам будет намного меньше, чем в начале нынешнего тысячелетия.
С.Сибиряков:
– Наш соотечественник Виктор Фридман, уехавший в США ещё в 91-м году после окончания университета, в книге «11 сентября: вид на убийство», проанализировал противоречия официальной версии 9/11, а недавно издал еще одно произведение - «Социалистические Штаты Америки». Он утверждает, что «самое демократичное государство в мире» правильнее называть «одним из самых тоталитарных». Что Вы можете нам сказать на основе своего опыта, прожив с 1991 года в Массачусетсе в этой же системе?
К.Панкратов:
– Я не разделяю конспирологическое объяснение трагедии 11 сентября, в том числе и предложенное Виктором Фридманом (его книгу я, правда, читал лишь отрывочно). Что касается социализма и тоталитарности: в Америке есть черты, которые можно назвать «тоталитарными», хотя для разных людей они будут разными.
Например, здесь имеет место больший реальный контроль над СМИ, в особенности по отношению к окружающему миру, по сравнению с Россией, в которой, якобы, всё контролируется «путинским режимом». Спектр мнений, дозволенных иметь по отношению к России, Китаю, Израилю, Ирану, Венесуэле и т.д., в действительности более узок, чем в России по отношению к другим странам. Если ваше мнение выходит за пределы этих узких рамок, его практически наверняка не опубликует ни одно массовое издание.
Ещё в начале 90-х на меня произвело сильное впечатление, например, такое явление. Стоит тебе купить в магазине какую-то вещь по кредитной карточке, как тебя начинают заваливать каталогами и проспектами, а в последнее время е-мейлами, навязывающими тебе всё, что имеет малейшее отношение к покупке. Стоит разжалобиться и пожертвовать долларов пятьдесят, скажем, местным пожарникам, как на тебя набрасываются как стервятники, начинают названивать десятки других благотворительных организаций, будто у тебя на лбу написано: «лох, который легко даёт деньги». Выглядит это так, словно любое твоё действие отслеживается неким «большим братом», который пытается направить тебя по колее, в зависимости от твоей предыдущей истории. На самом деле это никакая не секретная полиция, а просто безликая, и часто очень тупая и топорная машина, направленная на выдаивание из тебя прибыли любыми доступными способами.
Но с другой стороны, у США есть очень сильные и прекрасные черты, работающие в сторону реальной свободы. Пожалуй, главное, что отличает американскую деловую и повседневную культуру от той, которая есть в России или на Украине - презумпция доверия к партнёру или просто человеку. Многие важные трансакции можно совершить просто с подписью и простым удостоверением личности (к примеру - водительскими правами). Не нужно типичного российского вороха справок, доказывающих, что ты не верблюд. Что такое печати на документе, трудовая книжка, прописка или платёжка, в которой надо заполнять пятьдесят различных цифр, и попробуй ошибиться хоть в одной - американцы этого просто не знают и не понимают.
С.Сибиряков:
– В рецензии на книгу нашего общего френда по ЖЖ (П.Крупкин: «Россия и современность») Вы отмечаете, что не любите постмодернистскую болтологию. Павел же в своей книге утверждает, что Постмодерн захлебнулся и сейчас мы, хотя и не все, находимся на разных стадиях Модерна, или используя терминологию Крупкина – на стадии Современности. А Россия вообще стремительно катится в архаику. Так Крупкин оценивает ситуацию из Парижа. А как Вы ее оцениваете из Массачусетса?
К.Панкратов:
– Я не согласен с оценкой Павла Крупкина, хотя в своей книге он сделал немало интересных наблюдений. Постмодерн (или Поздний Модерн в терминах Крупкина) не захлебнулся, а переживает трудности роста. В целом, упрощённо можно сказать что Модерн - это культурное проявление эпохи индустриализации и урбанизации, а Постмодерн - эпохи постиндустриальной экономики. Мир вовсе не возвращается от постиндустриальной в индустриальную эпоху, и Постмодерн не возвращается обратно к Модерну.
Что касается России или Украины - они не скатываются в архаику, но общество в этих странах становится более дифференцированным. В нём присутствуют «новые архаические» элементы, иногда вплоть до настоящего мракобесия. Советское общество было гораздо более однородным, а нынешнее общество - намного более гетерогенным. У этого процесса есть и достоинства, и недостатки. С одной стороны, действительно был разрушен научный потенциал, размыт слой советской интеллигенции. С другой стороны, никогда в истории России и Украины не было такого количества людей (а их по меньшей мере несколько миллионов), которые хорошо осведомлены об окружающем мире, понимают процессы, происходящие в нём, конкурентоспособны на мировом уровне и могут легко общаться между собой вне зависимости от места работы и проживания. Разве это архаика?
С.Сибиряков:
– По образованию Вы физик. А чем Вам приходится заниматься в Массачусетсе? Не подумываете ли о возвращении на Родину?
К.Панкратов:
– Я уже давно ушёл из академической науки, почти пятнадцать лет назад. Моей специальностью, по которой я защитил Ph.D. в Массачусетском Технологическом Институте, была океанология - моделирование течений, вихрей, крупномасштабной океанской турбулентности. Я несколько разочаровался в самой науке, в её направлении: в основном за последние два десятилетия она стала ориентирована на модную тему «глобального потепления». В свете недавних «разоблачений», в частности утечек переписки учёных из Университета Восточной Англии, можно было бы покрасоваться и сказать, что я ушёл из науки потому, что не хотел участвовать в грязных политических играх и обмане. Но это не так. Эти утечки не содержат свидетельств прямого обмана, на чём настаивают противники «глобального потепления». Вместе с тем скорость и неизбежность потепления, на чём многие стараются сделать карьеру, тоже не вполне доказана. Я ушёл из науки не потому, что там есть политические игры (они есть везде, это нормально), а потому, что наука превратилась в значительной мере в техническую работу: зачастую она сводится к оптимизации сотен коэффициентов в сложнейших компьютерных моделях. Мне это не очень интересно.
В последние 15 лет я работаю в хайтеке и в корпоративном Research & Development. В основном в области обработки изображений, распознавания образов, экспертных систем и автоматизации. Мне это нравится. Я работаю над очень интересными и практически значимыми задачами. Фундаментальное образование, полученное на физтехе и в MIT, позволяет мне практически в любой команде быстро обрести репутацию «математического гуру», обладающего уникальной и ценной квалификацией.
Хочу ли я вернуться в Россию? Однозначно, да. Мы с женой Жанной (кстати, тоже выпускница физтеха) давно строим планы по возвращению домой. У нас российское гражданство, мы сохраняем квартиру в Москве, бываем в России почти каждый год, стараемся держать в России свободные деньги. Основной фактор, который держит нас в США до сих пор, - плата за обучение сына в американском университете. Эти расходы превышают 40 тыс. дол. США в год чистыми, что соответствует почти 60. тыс. дол. США в год до вычета налогов - а это значительно превышает среднюю американскую зарплату. Раз уж ребёнок вырос в США до совершеннолетия, мы считаем, что не вправе отрывать его из привычной среды. Но мы все это время старались привить сыну интерес и любовь к русскому языку и культуре, Надеемся, что они останутся с ним надолго. Получится ли у нас вернуться в Россию в ближайшие два-три года? Хотелось бы верить.
С.Сибиряков:
– По Вашему ЖЖ видно, что Вы пытаетесь найти ответы на сложные вопросы истории и культуры развития человечества. Скажите, а приходилось ли Вам сталкиваться с ревностным отношением гуманитариев к вмешательству физика в их сферу деятельности?
К.Панкратов:
– Я не вижу сегодня острого конфликта между «физиками» и «лириками», во всяком случае реальные конфликты проходят в основном не по этому признаку. Хоть я и сам по образованию твёрдо принадлежу к лагерю «физиков», меня может в равной степени раздражать как «постмодернистская болтовня», исходящая от гуманитариев, так и попытки излишнего математического формализма для описания явлений, которые ещё плохо понятны на концептуальном уровне. Обилие сложных формул, с частными производными и тройными интегралами, может нередко прикрывать слабую содержательность работы, подобно тому, как продавец может запудривать вам мозги техническим жаргоном, чтобы всучить, к примеру, не очень качественный фотоаппарат. Всё большее число научных областей использует математический аппарат, и это хорошо.
Но математическая сложность описания любого явления не должна отрываться от его фундаментального понимания, которое в целом можно объяснить словами. По мере того как мы лучше понимаем явление, его математическая модель может усложняться, в ней появятся новые параметры.
С.Сибиряков:
– Расскажите кратко о сути Вашей циклической теории развития истории и культуры.
К.Панкратов:
– Около 10 лет назад я серьёзно увлёкся мировой историей, с той позиции, с которой физик мог бы увлечься ей - то есть не коллекцией многочисленных фактоидов и частностей (вовсе не умаляя важности этого), а исторической динамикой, попыткой найти внутренние ритмы и взаимосвязь, корреляцию по времени между различными компонентами общественной жизни - демографией, экономикой, военной силой, культурой и т.д. Одной из важнейших задач изучения долгосрочного исторического процесса является объяснение роста и распада государств, расцвета и упадка больших регионов. Можно ли объяснить или предсказать такие процессы? Какие компоненты лучше других работают в качестве подобных предикторов?
Сейчас я идеологически близок к направлению "клиодинамика" - группе исследователей, изучающих вышеупомянутые проблемы в основном из пост-советского пространства, работающих в разных странах мира, и проводящей ежегодные конференции и семинары в России.
В частности, я очень рад знакомству с Петром Турчиным, на мой взгляд, одним из самых ярких сегодняшних мыслителей в области макро-истории и макро-социологии. Именно он и является автором термина "клиодинамика", который сейчас попал в Википедию и используется другими исследователями. Пётр - сын знаменитого советского физика и диссидента Валентина Турчина (автора нескольких языков программирования и соавтора книги «Физики шутят»), к сожалению, скончавшегося в апреле этого года. Пётр Турчин пришёл в историю из естественных наук, и сейчас он - профессор в Коннектикутском Университете.
Мы познакомились через ЖЖ на почве интереса к исторической динамике, моделированию и выявлению внутренних ритмов мировой истории. Потом оказалось что мы живём не очень далеко друг от друга. У нас сложились прекрасные отношения, мы дружим семьями и нередко бываем друг у друга в гостях.
В различных работах историков XX века было выявлено наличие своеобразных волн истории - периодов роста и расцвета империй и регионов, за которыми следовали периоды распада, внутренних смут, экономического упадка. Оказалось, что подобные такие периоды являются похожими для разных регионов, причем на протяжении тысяч лет, и период подобных циклов составляет обычно 200-250 лет. Турчин, уральский историк Нефёдов и другие «клиодинамисты» развивают модели, помогающие объяснить эти процессы.
Сейчас это направление (в частности, группа моделей под названием структурно-демографическая теория) постепенно складывается в парадигму, в собственную школу, по-моему, очень перспективную. В будущем оно может оказать такое же серьёзное влияние на развитие исторической науки, как, например, французская школа «Анналов» в середине прошлого века, или мир-системная школа последней четверти века.
Мой собственный анализ исторической динамики посвящён жизненному циклу цивилизаций, их взаимодействию, рождению и гибели, общим явлениям для разных цивилизаций. В этом смысле это развитие идей от Данилевского и Шпенглера до Тойнби, Хантингтона и даже Гумилёва. Но я сочетаю тысячелетнюю динамику цивилизаций с клиодинамическими ритмами, в рамках развивающейся структурно-демографической теории, с периодами в 150-250 лет.
Я обнаружил, в частности, парадоксальную закономерность, которая вызвала немалый интерес у моих читателей, в частности в ЖЖ. «Культурный расцвет» в обществе - это всегда хорошо, не так ли? Так вот, на самом деле в истории разных обществ период наибольших культурных достижений почти всегда приходился на эпоху затяжных кризисов и внутренних смут, или экономически застойную эпоху, которая непосредственно предшествует глубоким системным кризисам - я называю такие периоды «богемной эпохой», а саму полосу кризисов и смут – «бандитской эпохой». К примеру, «Золотой век» и «Серебряный век» русской литературы были именно такими «богемными эпохами», предшествовавшими системному кризису и великим потрясениям. Но ещё с древности: например, пик самых великих достижений древнегреческой литературы и философии пришёлся на вторую половину V и первую половину IV века до н.э. - от «богемной эпохи» позднего Перикла до «бандитской эпохи» долгой и братоубийственной Пелопоннесской войны и последующего заката греческой полисной демократии.
С другой стороны, хорошим предиктором долговечности режима (того, что он в ближайшие десятилетия не распадётся, не утонет во внутренних смутах и экономика будет расти), является военная состоятельность данного общества, точнее «воля к победе» - способность довести важный военный конфликт до победного конца, не считаясь с жертвами и затратами.
Это, опять же, неполиткорректный взгляд. Современный либеральный дискурс требует осуждения любого «милитаризма» и прославления «цветов культуры». Но макроисторическая статистика говорит о том, что предиктором затяжных кризисов и упадка является как раз «культурный расцвет», а вовсе не «милитаристский дух». Из этого не следует, что если государство будет искусственно накачивать милитаризм и угнетать проявления культуры, оно сможет отвратить кризис. Вышеупомянутое - это глубокие внутренние процессы в обществе, которые в основном неподконтрольны правительству. Искусственное нагнетание военных расходов может наоборот приблизить кризис, а вовсе не повышать естественную «волю к победе» общества.
С.Сибиряков:
– Украинский исследователь, профессор Эдуард Афонин на основе данных мониторинга социетальных изменений утверждает, что украинское общество находится между двумя историческими эпохами – Модерна и Постмодерна. При этом его исследования за период 2002–2009 г.г. показывают положительную динамику роста социетальной идентичности населения, а результаты сравнительного анализа психосоциальных характеристик политико-управленческой элиты и обычных граждан свидетельствуют про отставание элиты в продвижении к новой идентичности эпохи Постмодерна. Как долго, на Ваш взгляд, может просуществовать государство с таким отставанием сознания элиты от общественного сознания?
К.Панкратов:
– Мой ответ будет, наверное, довольно неожиданным. Многие социологические исследования основаны на противопоставлении общества и элиты. Нередко из них следует вывод, что нужно прогнать «плохую» элиту, и заменить её на «хорошую», включающую, конечно же, авторов данной модели. Такой подход присутствует как в марксизме с классовой борьбой, так и в современной выборной демократической модели. Прогоните тех - плохих, и возьмите нас - хороших.
Но мне кажется, это не главное. Интересы элиты и общества всегда отличаются. Иногда разница очень велика, и это плохо. Но это в первую очередь свидетельствует о слабости общества, которое не может структурировать свои интересы в соответствующее поведение элиты. В целом динамика элиты очень важна, но как часть динамики всего общества, а не его противоположность.
Возьмем Российскую Империю XVIII века - начиная с Петра Великого и до Александра I включительно. Пожалуй, никогда в российской истории её элита ни была так далека от народа как в этот период - они даже говорили на разных языках. Но, тем не менее, это был в целом один из самых успешных периодов развития страны за всю тысячелетнюю историю.
Подобный взгляд довольно неполиткорректен. Популистское сознание требует обличения плохих правителей, кровососов-коррупционеров, разоблачения врагов, пятой колонны, и т.д. Но всё это, как правило, симптомы, а не фундаментальные причины. Например, показное элитное потребление может выглядеть противным, но оно само по себе вовсе не свидетельствует о фатальном кризисе системы. Очередная мега-яхта Абрамовича может вызывать оправданное чувство брезгливости (по крайней мере, у меня именно так - не зависти, а брезгливости: как же мелок остался человек при свалившемся на него богатстве). Но не это является важнейшей российской проблемой.
Теперь про Украину. Может быть, элита и отстаёт в формировании новой идентичности. Но государства с большим ментальным разрывом между элитой и обществом в целом, тем не менее, могли существовать очень долго. Более глубокой проблемой Украины является раскол в цивилизационной идентичности самого общества (о чём писал, например, Хантингтон). Потому что цивилизационная идентичность - очень устойчива и консервативна. Характерное время её существования - тысяча лет, тогда как для государственных границ это время - от десятков до сотен лет. Государство Украина состоит, по крайней мере, из двух разных идентичностей: православно-христианской цивилизации (которая фактически погибла в 1917 году, и на её месте возникла новая, советская цивилизация, которая существует и сегодня, несмотря на распад СССР), и католической западно-христианской. Многие украинские националисты любят подчёркивать свою принадлежность к западной цивилизации, более развитой и богатой, чем православная. Но проблема в том, что запад Украины - это глубокая окраина, самая захолустная и неразвитая часть Запада в целом. Украинский запад - это село. Вышиванки, мазанки - это всё мило и красиво, но это не дорога в будущее. Модерн в основном пришёл на Украину с востока. На западе существовали очаги высокоразвитой городской культуры, прежде всего, во Львове. Но этот слой почти полностью погиб в катастрофах первой половины XX века.
Элементы Постмодерна пришли на Украину как с запада так и с востока. Если бы украинские западники действительно были настоящей частью Запада, они бы в сети обсуждали те же проблемы, что обсуждают в Брюсселе, Страсбурге и т.д. Но на самом деле, где их можно найти чаще всего? В кириллическом секторе ЖЖ, сформировавшемся на основе русскоязычного сетевого мира. Проблемы Брюсселя им, как правило, не особенно понятны и не слишком интересны. Когда их зовут на западные тусовки, они зачастую выглядят там диковинками, не более органично, чем негры в шароварах у входа ресторанов украинской кухни в Москве, что было модным несколько лет назад.
Я не могу предсказать, останется ли государство Украина через 50 лет в рамках нынешних границ, на мой взгляд, шансы 50/50. Но в чём я совершенно не сомневаюсь - это в том, что и тогда не будет «единой украинской нации» совершенно отдельной и непохожей на Россию, в том смысле в котором, скажем, сегодняшние Франция и Германия - единые и отдельные друг от друга нации. Потому что, повторяю, цивилизационная идентичность - очень устойчивая и очень долгоживущая, и у Украины она не является единой (тогда как во Франции или Германии она была единой даже ещё до объединения в единую нацию). Это, кстати, вовсе не обязательно должно вредить экономике. Через 50 лет Украина вполне может быть (и я надеюсь, будет) богатым и процветающим государством, по сравнению с сегодняшним днём.
С.Сибиряков:
– Как Вы думаете, почему именно физики (Афонин, Крупкин, Панкратов, Сибиряков) обсуждают социогуманитарные проблемы? Французский философ -постмодернист Делез допускает существование автономных парциальных объектов, минимальных по размеру и похожих на «следы» элементов бессознательного, которые он наделяет корпускулярно-волновой природой. Эта природа якобы и организует неравномерно пульсирующий либидозный поток, порождающий свободную игру частиц в местах, где их множественность и фрагментарность образуют «гетерогенные конъюнкции» и «инклюзивные дизъюнкции». Вы тоже считаете, что природа корпускулярно-волнового дуализма в силу своей универсальности распространяется не только на «чистую» физику? Что Вы скажете о том, что в философии посмодернизма «рулит» «Теоретическая физика», том III Л.Д.Ландау, Е.М. Лифшиц, Квантовая механика (нерелятивистская теория)?
К.Панкратов:
– По первой фразе вопроса. Образование в точных науках даёт важную ментальную дисциплину, чёткую структуру мышления, которая может быть очень полезна в социологии или философии. Очень важно, например, то, что я бы назвал «чувством цифры», которое приходит только с интенсивным опытом работы с численными данными. Это такая интуиция, которая, например, по разнородным фактам позволяет быстро оценить - имеем ли мы дело с чётким трендом или случайным совпадением. Или быстро оценить достоверность каких-то данных по тому, как они сочетаются с другими, оценить необходимость их перепроверки. Физику, научившемуся точным наукам в молодости, потом легче освоить гуманитарные дисциплины, чем наоборот, гуманитарию впоследствии освоить точные науки. Для точных наук важна гибкость и свежесть молодого ума, а для гуманитарных - весьма полезны личный жизненный опыт и некоторая зрелость.
С другой стороны, не нужно доводить это до абсурда. Нередко «физики», рассуждая о социальных процессах, представляют их в виде прямых аналогов физическим явлениям. Если ты - молоток, любая проблема выглядит гвоздём. Но эти аналогии часто хромают, здесь нужен здоровый скептицизм.
По остальной части вопроса: издеваетесь, да?
С.Сибиряков:
– Ну тогда перейдем к Вашему никнейму в ЖЖ «Незнайка на Луне». О чём Вы думаете, когда смотрите на Луну? А вдруг и правда она внутри имеет атмосферу, и там есть жизнь?
К.Панкратов:
– Увы, на Луну посмотреть почти не хватает времени и сил. Можно, пожалуй, сказать и по-другому: на Земле, в общем-то, оказалось интереснее, чем за её пределами. Это, правда, звучит не в духе космической романтики и классической научной фантастики, на которой выросло наше с вами поколение, и я в том числе. Некоторые воспринимают это как трагедию, некоторые - с грустью и ностальгией. Я воспринимаю это достаточно спокойно. Наверное, у меня не очень романтичный характер.
С.Сибиряков:
– Кирилл, огромное спасибо за интересное и содержательное интервью.
Интернет-дневник К.Панкратова: www.neznaika-nalune.livejoumal.com.
Сокращенная версия интервью здесь: ttp://www.win.ru/ideas/5130.phtml
Комментарии