Менухин - 1

Посвящение

Германии.

Немцам, которые ещё хотят ими оставаться.

Человечеству.

Автор

Жерар Менухин

Адольф Гитлер

Я не могу сказать точно, когда именно это случилось, но я чувствую, что это произошло в годы моего отрочества. Я не могу найти этому логического объяснения, которое опиралось бы на какой-либо факт из собственного опыта. В какой-то момент времени я приобрёл - в определённой степени посредством косвенного и неизвестного влияния - понимание его как личности, как человеческого существа, а не монстра, и почувствовал в итоге потребность найти подтверждение тому, что мои предположения соответствуют действительности.

Мне было известно, что для воспрепятствования фундаментальной смене парадигмы и кардинальной революции в умах, которая была бы, наверное, подобна Ренессансу или Второму Ватикану, и прежде всего, для исключения возможности поставить под сомнение непогрешимость евреев, решающее значение имело изображения его как чудовищного монстра, и что развенчивание этого фальшивого образа вызовёт истерические приступы гнева - до пены на губах, до вгрызания в половики. Это представление делает совершенно невозможным анализировать его, как принято анализировать нормального человека. Поэтому вполне объяснимо, почему он и его режим часто характеризовались исключительно как воплощение абсолютного зла. Нельзя избавиться от впечатления, что историки и сотрудники средств массовой информации объединились для обучения нас такому толкованию истории, которое напоминает стандартные ультимативные условия Вашего трудового договора с работодателем. Например, они настаивают на том, что если что-то сейчас плохо, то это плохое нужно сравнивать только с этим, предположительно худшим из времён. То, что творится сейчас, пусть это очень плохо, но оно не может быть хуже, чем это было тогда. Эти разработчики общественного мнения предпочитают быть слепыми ко всем иным интерпретациям. И только очень редко мы сталкиваемся со взвешенным и скрупулёзным анализом политики и целей национал-социалистического движения. Ещё реже были попытки реальной оценки Гитлера как личности. Если говорить честно, мир должен попросить у Адольфа Гитлера прощения.

Когда мы говорим о национал-социализме, первостепенное значение имеют различия между предвоенными годами и годами войны. Перед войной национал-социализм объединил народ и заново выстроил в экономическом и общественном смысле, а также психологически униженную и руинированную страну. В ходе войны все эти выдающиеся усилия были разрушены, и Германия снова оказалась в ещё более худшей ситуации, чем в 1918 году.

Мы знаем, что диктатура - это плохо, а демократия - это хорошо. Но как же тогда объяснить тот факт, что Адольфа Гитлера (которого американская газета „Тайм“ избрала в 1938-м году „человеком года“), диктатора со своим собственным видением социализма, понимало большинство немцев, в то время, как в сегодняшних так называемых демократиях большинство граждан отвергают своих избранных представителей? Что же тогда такое - „социализм“?

Имеется множество вариантов социализма, но нет однозначного определения, которое характеризовало бы их все. (Петер Ламб, Й.С.Дочерти, „Исторический словарь социализма“,

Скаректов Пресс, Ланхам, Мэриланд/Англия: Скарпетов Пресс Инкорпорэйшн, 2006 год, стр.1)

* * *

Они отличаются характером общественной собственности, которой они придерживаются, уровнем участия в рыночной или плановой экономике, а также, продуктивностью осуществления организации управления производительными силами и ролью государства в деле построения социализма. (Алек Нове, „Социализм, Новый Пэлгрэйф - словарь экономики“, второе издание, 2008 год. Википедия)

Если идея социализма не выросла в собственном народе,

то это не социализм

Адольф Гитлер

Развивающиеся нации Запада болеют в настоящее время „социальной рыночной экономикой“; полуобразованные американцы соревнуются с тем, что они „социализмом“ называют, возможно, путая его с большевистским коммунизмом; сам большевистский коммунизм или еврейский псевдосоциализм, который, судя по всему, является сооружением по заказу теории, сформулированной Карлом Марксом, помог микроскопической группе евреев сделать большой шаг вперёд в направлении их конечной цели - установления мировой диктатуры или нового мирового порядка; бывшая британская премьер-министр Маргарет Тэтчер сказала однажды: „Проблема социализма заключается в том, что к одним перейдут когда-нибудь деньги остальных людей.“ Ни одно из этих определений не подходит национал-социализму. “Социальная рыночная экономика“ - это вводящее в заблуждение обозначение, потому что рынок всемогущ и социальный элемент в этой концепции вообще исчезает. Понятие политики в умах среднестатистического американца ограничивается горстью ключевых слов, к которым подходит и шуточная интерпретация Тэтчер, являющаяся по сути запретом неимущим посягать на собственность богатых. Большевистский коммунизм был по своей концепции и с самого начала сознательным обманом: социально-экономическая система, которая теоретически базировалась на коллективной собственности на средства производства, неизбежно должна была привести к катастрофе.

Коммунизм не имеет ничего, что объединяло бы его с обществом, он означает коммунализм или коллективизацию. Он раскалывает общество, в котором он разжигает „классовую борьбу“. Национал-социализм - это политическая доктрина народного единства, то есть, он объединяет общество. На этом основании считаю уместным привести здесь описание реального национал-социализма, который подвиг в недавнем прошлом бывших левых социалистов (таких, как Хорст Малер и Пауль Расинер) к тому, что они посвятили свои надежды и доверие правому движению:

Шесть постулатов фашистского социализма Бардеша:

Примечание переводчика Михаэля О`Мирэ: если либерализм станет маскировкой „постоянной тирании и анонимной диктатуры денег“, (что является основой еврейского господства), то всё ставится с ног на голову и становится настолько извращенным, что даже само слово „социализм“ уже запятнано и ассоциируется теперь с еврейско-негроидным режимом в Вашингтоне. Поэтому я счёл уместным опубликовать этот текст, чтобы напомнить недалёким читателям, как мы когда-то определили этот термин. Далее последует короткая выдержка из книги Мориса Бардиша „Фашистский социализм“ (Ватерлоо, 1991 год, переводчик: Михаэль О`Мирэ).

„Фашистский социализм“ - это заголовок ессе Дрю ла Рошелля. Во всяком случае, фашистский социализм был в значительной степени символичным, потому что он является скорее идеей, чем итогом фактических достижений.

К известному моменту времени все фашистские движения должны были уступить место социализму. И все дали себя им вдохновиться: гитлеровская партия была Национал-социалистической рабочей партией Германии, Муссолини был школьным учителем социалистической направленности, Хосе Антонио Примо де Ривера был выдающейся фигурой национал-синдикалистского социализма, Железная Гвардия Кодреану была движением студентов и крестьян, Мосли в Англии был даже министром лейбористского правительства, Дорио во Франции был бывшим коммунистом, а его французская народная партия выросла из коммунистической ячейки в Сан-Дени.

С исторической точки зрения фашистские движения были освободительными, боровшиеся

против захвата власти космополитическим капитализмом, а в демократических режимах - против оказавшейся им присущей лживости, систематически отнимающей у народа его право участвовать в управлении государством.

За исключением Аргентины под руководством Перона, обстоятельства всегда препятствовали тому, чтобы фашизм мог исполнить свои социалистические устремления.

Те фашистские движения, которым удалось завоевать власть, были вынуждены санировать разваленную демагогами экономику, восстанавливать подорванный анархией правопорядок, изыскивать средства для прекращения царящего в их странах хаоса или противостоять внешним угрозам. Эти срочно необходимые и ннеизбежные задачи требовали тотальной национальной мобилизации и диктовали определённые приоритеты.

Короче говоря: обстоятельства повсеместно препятствовали фашизму в осуществлении синтеза социализма и национализма, потому что социалистический проект был необходимостью для реализации выживании нации, а всё остальное было ему неизбежно подчинено.

Эти обстоятельства усугублялись другими проблемами: фашистские движения, как правило,

устрашались действий по разрушению структуры капиталистического общества. Перед лицом фактов, что их врагами были: плутократы, иностранный капитал и узурпаторы национального суверенитета, непосредственая цель этого движения состояла в том, чтобы

поставить национальные интересы выше капиталистических и создание монархического государства, которое было бы в состоянии защитить нацию, что когда-то делали короли

в отношении феодальных государств.

Эта (фашистская) политика сохранения старых структур предполагала коренное изменение господствующего сознания и смещение соотношения властных сил, хотя и не влекла за собой революционного разрушения старого порядка. (Примечание автора: см. речь Гитлера о „консервативной революционной партии“ от 24 февраля 1938 года).

Фашистская ностальгия по древним режимам была и в самом деле так велика, что она и (сегодня) в неофашистских движениях, проявляются внешне чаще в словах, чем в действиях этих национал-революционеров.

Этот феномен яственно прослеживается по всей Европе - в Италии и в Германии, Испании, Франции...

То есть, является ли противоречием неофашизма то, что он оказывается не в состоянии, сохраняя архаичные структуры, характерные для западной цивилизации, связать их со специфичными социалистическими мероприятиями? Или неофашисты просто воплощают собой - скорее всего, неосознанно - невозможность переносить мероприятия, которые претендуют на социальную справедливость, на цивилизацию, которая глубоко чужда их идеалам?...

Вот здесь мы должны привлечь для полной ясности некоторые (центральные) принципы.

Каждое новое видение социальных отношений, которое отвергает максимализм, базируется на определённом числе постулатов, которые на мой взгляд собраны воедино из разных оппозиционных движений.

Первый из них обвиняет политический и экономический либерализм, который является инструментом плутократического господства. Только авторитарный режим может обеспечить приоритет интересов нации.
Второй постулат отвергает классовую борьбу. Классовая борьба - это признак марксизма, она ведёт (неизбежно) к саботажу национальных интересов и к бюрократической диктатуре, в то время как настоящее благосостояние может быть обеспечено только на основе честного продуктивного труда и справедливого распределения.
Третий постулат оберегает национальный капитал ( понимаемый как союз капитала и труда) и включает всех, кто участвует в производственном процессе... То есть, это задача

(фашистского) государства - поддерживать кооперацию труда и капитала, и именно так, чтобы труд не доставлялся капиталу в зависимости от его милости или немилости.

Принимается во внимание тот факт, что экономика нации для обеспечения её независимости сама решает, должна ли она - так же, как и армия и другие национальные институты - быть защищённой от чуждого вмешательства.
Поскольку современные нации превратились в политико-экономические предприятия, чья власть в большей степени зависит от деятелей экономики, нежели от людей, принимающих политические решения, то нация должна как в экономической, так и в политической системе играть ведущую роль.
Интересы нации должны иметь приоритет перед любыми частными интересами...

Во всех этих принципах нет ничего специфически „социалистического“ в том смысле, как это сегодня понимается, потому что современный социализм представляет собой не что иное, как одну из форм социальной войны, неизбежным апогеем которой является господство бюрократической структуры, являющейся якобы защитницей интересов трудящихся (чем служат национальные профсоюзы).

И тем не менее, эти принципы соответствуют другой концепции социализма, а именно: требованию справедливого распределения богатств на всех, участвующих в процессе производства. Хотя это не является основной идеей социализма, но её следствием, на которое

вдохновляют вышеперечисленные постулаты.

„Справедливое распределение, конечно же, никогда не является результатом спорадически разгорающейся борьбы против сегодняшней деградации денег. Его позволяет реализовать прежде всего и исключительно авторитет сильного государства, которое в состоянии диктовать условия, которое считает справедливыми.“ (Морис Бардеш)