Судьба германских трофеев Великой Отечественной

С самого начала скажу прямо, чтобы ни у кого никаких сомнений не возникало: возмещение ущерба, нанесенного захватчиками, не подлежит ни малейшему сомнению. И если я в каждом абзаце не буду напоминать о трагедии, постигшей мою страну милостью оккупантов, о потоках бессильных слез, пролитых по их непрощаемой вине, о тех тысячах и тысячах преступлений, совершенных ими на чужой земле (куда их не звали), то это — вовсе не потому, что хочу замолчать и тем паче — оправдать их.

Возмездие, настигшее Гитлера и его соратников, — в высшей степени справедливо и закономерно. Закономерно и справедливо и то, что за своих вождей, за свою армию, за порядок, устанавливаемый ими по всей Европе — отвечать пришлось в том числе и тем, кто сам не убивал, не грабил, не насиловал. И даже — не одобрял этого.

И тем не менее. Оправдывать свои преступления и «ошибки» чужими — никуда не годится. Не проходит. Это надо помнить тоже.

Когда Сталин садился за стол переговоров в Потсдаме, репарационные поставки в СССР уже шли полным ходом. На двенадцатый день конференции генералиссимус вдруг обескуражил союзников неожиданным заявлением: «От золота советская делегация отказывается; что касается акций германских предприятий в западной зоне, то мы от них тоже отказываемся и будем считать, что весь район Западной Германии будет находиться у вас, а то, что касается Восточной Германии, — то находится у нас». И это после длительных обсуждений настойчивых претензий советской стороны на долю репараций из промышленных фондов в зонах оккупации союзников вкупе с Италией!

Собеседники несколько раз переспрашивали, так ли его поняли, и Сталин несколько раз с усмешкой подтвердил, что так оно и есть:

Как планировал Сталин, в разгар конференции вывоз основного промышленного оборудования из Польши должен был завершиться. Нужны ли в таком случае союзники в восточной зоне оккупации? Свидетелей Сталин не любил, а разоблачений не терпел.

Сталинский расчет был прост. В отличие от денежных операций, взимание дани с Германии натурой почти невозможно было проконтролировать, а сам денежный эквивалент приобретал условное значение… К тому же, получение готовой продукции и средств производства для неполноценной советской экономики было значительно важнее и выгоднее, чем обретение валюты, часть которой пошла бы, наверняка, на уплату кредитов тем же союзникам.

Кстати, в результате взаимной неуступчивости «большой тройки» сумма репараций так и не была определена. В общем-то Сталин не огорчился. Это было ему только на руку.

Сколько и чего было вывезено из Германии, до сих пор не известно.

Один, может, и не самый разительный пример, зафиксированный в акте госконтроля о поступлении грузов в адрес конструкторского бюро Наркомата авиапрома.

«Трофейное имущество в июле и в августе 1945 года прибыло в Москву в адрес ЦКБ-17 двумя эшелонами. Одновременно в этих двух эшелонах вместе с промышленным оборудованием было доставлено большое количество материальных ценностей непроизводственного значения. В числе которых: 4 легковые автомашины, 5 мотоциклов, 9 пианино и роялей, 199 радиоприемников, свыше 7700 шт. радиодинамиков, 46 предметов мебели (буфеты, трельяжи, диваны, кресла мягкие и кровати) и др.

Кроме того, работниками Центрального конструкторского бюро № 17, производившими демонтаж и отгрузку трофейного промышленного оборудования, привезено для себя большое количество трофейного имущества. Так, заместитель начальника ЦКБ-17 Малышев В.А. отправил для себя 6 ящиков с 49 наименованиями разного имущества, в том числе: одна швейная ножная машина, 1 аппарат звукозаписи, 10 отрезов — 54,7 метра шерстяных тканей, 2 динамика и 50 кг пшеничной муки.

Начальник цеха 23-го авиазавода Звягельский отгрузил для себя 10 ящиков имущества 130 наименований, его помощник Кондрашов — 58 наименований, сотрудник ВИАМ Авиапрома Троицкий — 81 наименований, немного уступал ему грузовой багаж сотрудников КБ Борового, Овчинникова, Евстигнеева и Фрумкина».

Все это — подчеркну — в «официальные» списки отгруженного не вошло.

Сам же перечень наименований занимал более полутора десятков страниц: постельное и нательное белье, женские и мужские костюмы, детская одежда от носков до шубок, обувь различных видов, носовые платки, дамские чулки, меховые манто, ковры, картины с оригинальной живописью, хрустальная посуда, столовые сервизы и… детские игрушки. Велосипеды, мотоциклы, кухонная утварь… Большая часть вещей, увы, — «из бывших в употреблении».

Могли, конечно, и купить. Но могли и не покупать.

Порядок «взимания репараций» был достаточно четко прописан в межгосударственных соглашениях победителей. Дались они нелегко.

Созданная в 1943 году Чрезвычайная государственная комиссия под председательством Н.Шверника сумела выразить сумму материального ущерба, нанесенного Советскому Союзу, назвав сумму в 679 миллиардов рублей с общей расшифровкой ущерба в натуральном выражении. Но кто мог проверить тогда правильность произведенных подсчетов?

И вот Сергей Нарышкин, глава Службы внешней разведки (и, по совместительству, председатель Российского исторического общества) в 2020 году предложил создать «комиссию по изучению преступлений нацистов на территории России»:

«Историкам, конечно, известно, что в годы войны преступления нацистских оккупантов тщательно фиксировались, и в 1942 году для этого был создан специальный орган, его точное название — Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. <…> Я полагаю, что пришло время обратиться к этим документам, чтобы сделать их достоянием широкой общественности…»

Что имел в виду председатель Российского исторического общества, я, признаюсь, не понял. Намерен ли он, наконец, пересчитать нанесенный стране ущерб, чтобы предъявить строгий счет потомкам преступников? Звучит соблазнительно, пусть-ка заплатят! Но значит ли это, что комиссия, возглавляемая членом политбюро Шверником, что-то важное упустила, и настало время недочеты ее исправить? Или просто «пришло время обратиться к этим документам», зачем-то скрывавшимися все эти десятилетия, сделать их «достоянием широкой общественности»?

Приведу примеры.

Недавно был предан гласности приказ Ставки за № 0428сс от 17 ноября 1941 года… «Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 км в глубину от переднего края и на 20-30 км вправо и влево от дорог». При отходе соединений и частей Красной Армии уничтожались промышленные объекты, электростанции, сырье, готовая продукция, дома местных жителей… И куда отнесли ущерб, нанесенный народному хозяйству советскими войсками?

А взорванный по секретному приказу Сталина Днепрогэс? Конечно, «оставить» его немцам было бы неразумно… Но 70 лет тщательно скрывать собственный «подвиг»?

Как известно, немцы (по ряду понятных причин) проводили на нашей земле достаточно лояльную церковную политику. В то же время от Октябрьского переворота и до начала Великой Отечественной войны по воле советской власти в стране было уничтожено частично или полностью около 50 тысяч храмов, часовен и колоколен, изъято «на государственные нужды» сотни тысяч пудов драгоценной церковной утвари и убранства, несметное количество богословских книг и обращено в лом около четверти миллиона колоколов. Поэтому не исключено, что через комиссию Шверника пытались списать и списали часть преступлений советской власти на счет Гитлера.

В 1994 году историк Павел Кнышевский выпустил тоненькую книжечку — «Добыча. Тайны германских репараций». Ума не приложу, как умудрился он добыть и процитировать столько «совершенно секретных», ни до, ни после не воспроизведенных документов (и то — только 1945 года; специально оговорился, что более поздние оказались для него уже закрыты).

Вот несколько — почти наугад взятых из книги Кнышевского фактов и фактиков. Для меня, признаться, неожиданных. Что же мы вывозили из поверженной Германии?

Оказывается, еще в 1943 году на довольствие войск было брошено 125 тысяч трофейных шинелей, 154 тысячи френчей, 102 тысячи шаровар и 109 тысяч пар немецкой обуви. Шутка сказать, больше десяти полнокровных стрелковых дивизий воевало в одежде противника!

А в конце сентября 1945 года начальник Тыла Советской Армии генерал А. Хрулев направил на имя Л.Берии, Г.Маленкова и Н.Вознесенского следующую служебную записку.

«Благоприятный момент» упущен не был.

Правда, где-то в начале 60-х годов производство красителей для военной одежды в рамках «социнтеграции» вернули в ГДР. А с крушением Берлинской стены российская текстильная промышленность по части выполнения военных заказов вернулась, как говорится, к разбитому корыту.

Я намеренно не касаюсь «вывоза» промышленных гигантов — до последнего винтика, часто — вместе с рабочей силой.

Ввозилось имущество торопливо, неряшливо, кое-как.

На заводе имени К. Либкнехта «большая часть трофейного оборудования занесена снегом. В результате частых перевалок трофейное оборудование находится в нарушенной таре, требует консервации и переупаковки. Из 21 500 ящиков, находящихся на открытых складах, приведено в порядок только 14 200 ящиков… За счет коррозии износ имущества увеличен по станочному и крупному оборудованию на 10 и более процентов. По ролико- и шарикоподшипникам и инструменту — от 10 до 30 процентов, по мелкому инструменту, измерительным приборам — от 30 до 50 процентов и в некоторых случаях больше. Наждачные камни и электроабажуры имеют до 15 процентов боя…»

Никто никогда не считал (а сейчас уже практически и не подсчитать) коэффициент полезного использования «трофейного» оборудования и его потери от бесхозяйственности. Как пока невозможно подсчитать и назвать окончательные показатели германских репараций, поскольку на соответствующие документы советского правительства по-прежнему сохраняется табу. «Особыми поставками» пользовались все без исключения министерства и ведомства, в том числе — ГУЛАГ. Только по двум постановлениям ГКО 16 колоний и лагерей НКВД получили оборудование 32-х германских заводов, фабрик и промпредприятий, а хозяйственному управлению наркомата для обустройства новых гулаговских объектов было передано оборудование лагеря военнопленных «Нарвик» и санитарно-техническое имущество школы СС из города Фолькенбурга.

Из тайной статистики Главного трофейного управления.

Отправлено по распоряжениям ГКО и Совнаркома в Советский Союз за 1945 год:

- 21 834 вагона вещевого и обозно-хозяйственного имущества;

- 73 493 вагона строительных материалов и «квартирного имущества», в том числе: 60 149 роялей, пианино и фисгармоний, 458 612 радиоприемников, 188 071 ковер, 941 605 предметов мебели, 264 441 штука настенных и напольных часов;

- 6 370 вагонов бумаги и 588 вагонов разной посуды, в основном фарфоровой;

- 3 338 348 пар различной гражданской обуви, 1 203 169 женских и мужских пальто, 2 546 919 платьев, 4 618 631предмет белья, 1 052 503 головных убора; 154 вагона мехов, тканей и шерсти;

- 18 217 вагонов с сельскохозяйственным оборудованием в количестве 260 068 единиц;

- 24 вагона музейных ценностей.

В целом за 1945 год трофейные войска отгрузили свыше 400 000 железнодорожных вагонов. Помимо перечисленного, большой объем занимали черные, цветные и прочие металлы в промышленном виде — 447 741 тонна на сумму 1 миллиард 38 миллионов рублей по государственным ценам. Особую группу составляли золото, серебро и платина — 174 151 килограмм. Рекордсменом по сбору драгоценных металлов была 6-я отдельная трофейная рота 50-й армии 3-го Белорусского фронта. На ее счету значилось 20 килограммов золота и полторы тонны серебра.

Отдельная графа — продовольствие и фураж на сумму свыше 30 миллиардов рублей.

Сюда прибавим 20 миллионов литров спирта, «заготовленного» по личному запросу А.Микояна для ликеро-водочной промышленности СССР, и 186 вагонов отборного вина.

В первые мирные годы («как грибы после обильного дождя», пишет Кнышевский) выросли новые союзные научно-исследовательские учреждения и лаборатории на основе германских разработок. Для этого была богатая база — Берлинская государственная патентно-техническая библиотека. Ее содержимое — патенты на изобретения и материалы к ним — было вывезено в Москву по постановлению ГКО № 9780сс от 30 августа 1945 года заместителем начальника Бюро изобретений Госплана П.Сысоевым.

У нас любили комментировать работу в США «творца американских космических успехов», «фашиста» фон Брауна, вывезенного американцами в качестве «трофея». И куда скромнее описывалась работа его коллег, внесших огромный вклад в укрепление «оплота мира и социализма».

Лучшие немецкие ученые вместе с оборудованием, материалами (и семьями) под конвоем переезжали в СССР, продолжали работать по своей тематике, получали здесь советские ордена и звания. До сих пор засекречена работа немецких атомщиков во главе с фон Арденне, получившего две Сталинских премии (!) или Нобелевского лауреата Герца, ракетчиков (остров Городомля; подмосковные Подлипки), химиков.

Под руководством генерала технических войск К.Шалькова три батальона химзащиты, два огнеметных батальона и 60 офицеров резерва ГВХУ в полном боевом снаряжении совместно с 20 инженерно-техническими работниками Наркомхимпрома демонтировали и полностью вывезли немецкий военно-химический завод «Оргацид» из Аммендорфа на завод в Чапаевск (сейчас Самарская область — Ред.). Силами Главного трофейного управления и репатриантов было отгружено на химический завод Кинешмы (Ивановская область — Ред.) оборудование и материалы по производству боевых отравляющих веществ с завода «Эргэтан» из Страсфурта, а оборудование по изготовлению фосгена — в город Дзержинск Горьковской области.

Наиболее известная немецкая разработка оружейника Х.Шмайссера в СССР — штурмовая винтовка «StG-44», впоследствии названная «автоматом Калашникова». Шмайссер вместе с немецкими специалистами и документацией на винтовку был принудительно вывезен в Ижевск, где занимался ее доводкой и налаживанием серийного производства.

Но это все было «предусмотрено» соглашениями о репарациях — вывоз оборонных предприятий, «демилитаризация» немецкой промышленности вообще. Отдельная песня — «перемещение» культурных ценностей, строжайше запрещенное международными соглашениями, под которыми стоит подпись Советского Союза.

Осенью 1945 года директор анти-религиозного музея В.Бонч-Бруевич получил ответственное поручение — принять и тайно хранить в подвалах (Казанского) собора коллекцию «трофейной» живописи и скульптуры. Она бесследно исчезла.

Но это, скорее, исключение.

«После вступления Советской Армии в Дрезден 164-й батальон 5-й Гвардейской Армии 1-го Украинского фронта, которым командовал майор Перевощиков, получил задание разыскать спрятанные сокровища искусства и обеспечить их безопасность. В чрезвычайно сложных условиях офицеры, солдаты и включенные в «спасательную команду» искусствоведы, музейные работники, реставраторы и художники отлично справились с этой трудной задачей.

Произведения искусства нашли временное пристанище в музеях Москвы, Киева и Ленинграда, где они были поручены добросовестной заботе наших советских коллег. Несколько лет спустя. В знак благодарности всем, кто участвовал в спасении Дрезденской картинной галереи, орденом Германской Демократической Республики «За заслуги перед Отечеством» были награждены (следует перечисление трех человек). Еще до возвращения сокровищ искусства из Советского Союза советские оккупационные власти уделяли большое внимание развитию гуманистических культурных традиций прошлого и всячески стремились помочь трудящемуся народу в полной мере овладеть этим духовным наследием…»

Это строки из каталога «Дрезденская картинная галерея. Старые мастера», вышедшего в Дрездене в 1982 году. Такие сведения можно без труда отыскать почти в каждом путеводителе по музеям «Флоренции на Эльбе» и в многочисленных собраниях бывшей ГДР.

Но вот что говорят по этому поводу официальные документы. Первый — постановление ГКО № 9256 от 26 июня 1945 года. Совершенно секретно, естественно.

«…Обязать Комитет по делам искусств при СНК СССР (т. Храпченко) вывезти на базы Комитета в г. Москву для пополнения государственных музеев наиболее ценные художественные произведения живописи, скульптуры и предметы прикладного искусства, а также антикварные музейные ценности в количестве не более 2 000 единиц с трофейных складов в г. Дрездене…»

Подписано Сталиным.

Предпринимать дальнейшие конкретные шаги по созданию или расширению музея партийное и государственной руководство все-таки не решилось: выставлять «трофейные» произведения искусства на всеобщее обозрение — значит расписаться в их незаконном присвоении. Но и скрытно удерживать долгое время мировые шедевры было равнозначно тому же. Поэтому в 1955 году Дрезденской галерее вынужденно вернули 1240 предметов искусства, а в 1958 году — якобы «остальное». Судить о полноте передачи ценностей очень сложно, поскольку найти и сверить подробные описи вывезенных и возвращенных вещей возможности нет. Но даже приблизительная прикидка вызывает сомнение в честности возврата. Например, из упомянутых в записке Храпченко 14-ти картин Рембрандта Кнышевский по каталогам галереи насчитал только 12. Ряд неясностей и с полотнами Ван-Дейка. Остальная арифметика — вывоза и наличия — будто бы совпала.

К сожалению, это не единственное решение Сталина о вывозе сокровищ Дрездена. Еще раньше, 31 мая, в постановлении ГКО № 8894сс было отдано следующее распоряжение:

«…Обязать Наркомфин (т. Зверева) вывезти на базу Управления драгоценных металлов Наркомфина СССР в г. Москву ювелирные изделия, коллекцию монет и медалей из района г. Дрездена…»

Сколько было вывезено и точно принято этого добра в Москве, знал только нарком финансов и служащие Гохрана, но, вероятно, немало, если в завершающей части постановления речь шла о выделении для перевозки ценного груза не «вагона», а «вагонов».

Можно спорить, насколько правомерной была «компенсация» за счет немецких музеев военных потерь Советского Союза. Но какой может быть спор после того, как забранное нашими войсками столько лет скрывалось в глубокой тайне?

Какой может быть спор после всего беззастенчивого вранья?

9 июня 1945 года постановлением ГКО № 9036с Сталин упорядочил раздачу трофеев.

«Разрешить НКО выдать генералам Красной Армии из числа трофейных машин, в собственность, безвозмездно по одной легковой машине каждому.

Выдачу машин произвести распоряжением Военных советов фронтов, военных округов и начальника Тыла Красной Армии, по спискам, представляемым Военными советами армий и начальниками Главных и Центральных управлений НКО…»

Не были обделены и другие категории военнослужащих. Тем же постановлением устанавливалось разрешение на «выдачу бесплатно офицерам действующей армии по одному трофейному мотоциклу или велосипеду, в зависимости от наличия трофейных мотоциклов и велосипедов на каждом фронте». Для генералов действующей армии разрешалась продажа военными советами фронтов «по одному трофейному предмету» за наличный расчет и по фиксированным ценам: пианино или роялей по стоимости от 2 до 3 тысяч рублей, радиоприемников — от 200 до 500 рублей, охотничьих ружей — от 400 до 800 рублей и часов наручных, карманных, настольных — от 200 до 500 рублей за штуку.

Это первая категория товара и покупателей. Вторая категория распространялась уже и на генералов, и на офицеров. Такая же распродажа, за наличный расчет, поштучно, но не ограниченно: ковров, мехов, сервизов, фотоаппаратов.

Отправка посылок могла производиться не более одного раза в месяц в размерах: для рядового и сержантского состава — 5 кг, для офицерского — 10 кг и для генералов — 16 кг.

Согласно отчетным данным, поток посылок был не столь большим, чтобы парализовать военную почту, но достаточным для того, чтобы ее штаты увеличились в несколько раз, а ее транспорт — в пять раз. Каждый день из Германии уходило четыре эшелона по 60 вагонов с посылками. Иногда «выявлялись» случаи, когда солдаты и офицеры отправляли в месяц не одну посылку, как разрешалось, а 3-7. Среди популярных отправок были: ткани, обувь, одежда, сахар, мыло, швейные иголки, гвозди, тетради, карандаши. Посылали и американские сухие пайки — консервы, галеты, яичный порошок, джем, растворимый кофе. Еще очень ценились лечебные препараты союзников — стрептомицин и пенициллин.

Кто получил такую возможность, пользовался ею на все сто процентов — карандашами не ограничивался. Помню, в квартире одноклассника, чей отец, полковник, послужил в оккупационных войсках, я видел мраморную копию «Мальчика, вынимающего занозу», «спасенную» из какого-то замка. В трехкомнатной «хрущобе» скульптура смотрелась диковато.

Сталин после Победы очень ревниво отнесся к мировой славе маршала Жукова. Его подслушивали, выбивали показания из подчиненных. Министр госбезопасности Абакумов провел негласный обыск в московской квартире Георгия Константиновича, а потом и на даче. Результаты обысков ошеломляют: отрезы разнообразного сукна, люстры, сервизы, картины, золото, серебро килограммами.

Надо признать, Жуков был хорошим «слугою партии, Родине и великому Сталину». Из Главкома Сухопутных Сил он тогда слетел до командующего войсками округа, но добивать его Сталин не стал. Вообще, едва ли не на каждого генерала в Германии легко нашлось сколько потребовалось компромата. Замполит Жукова генерал Телегин, руководители оперативных секторов «гэбэшные» генералы Сиднев, Бежанов и Клепов, начальник управления контрразведки генерал Зеленин, генерал Крюков и жена его певица Русланова… Все хватали, сколько могли унести, а могли — много.

Люди из нищей страны, хоть и в генеральских мундирах. Ладно, золото и бриллианты, но — у каждого — обнаружили по 4-5 аккордеонов!