Марафон памяти 2016. Дети и война. Минск.

На модерации Отложенный

Какая-то добрая сила отвела от дома на Коммунистической, где жили мать и сын Щербацевичи, все бомбы. Когда бомбежки кончились, на подступах к Минску загрохотали орудия. Через несколько дней Володя Щербацевич увидел на улице советских военнопленных. Брели они в гимнастерках, без ремней, на головах у многих вместо пилоток грязные, пропитанные кровью повязки.

Вечером к Щербацевичам пришел брат Володиной мамы, Петр Федорович. Вскоре постучались второй брат — Иван и младшая сестра — Надежда. Ольга Федоровна, мама Володи, сразу же предупредила: «Есть о чем потолковать». Она рассказала близким о том, что в здании политехнического института томятся наши военнопленные, умирают от ран. Есть среди них санитарки и медсестры, которые помогут организовать побег…

Петр Федорович покачал головой.
— Допустим, с территории института пленных удастся вывести. А дальше? Очутились люди в городе… Да по их одежде всякий узнает беглецов. Мы выведем людей под вражеские автоматы!
Беседа шла как на военном совете. Говорили о тщательной подготовке. У военнопленных должны быть документы, гражданская одежда, да и подкормить их нужно.

 Ходил Володя по городским окраинам и тихо стучался в окна. Стоило ему произнести несколько условных фраз, и сразу же кто-нибудь выносил узелок. В нем — одежда для новой группы беглецов.

Новый побег военнопленных был назначен в одну из июльских ночей. Володя ждал их в условленном месте возле деревянного моста. Справа из-за кустов послышался тихий голос: «Сюда, товарищи!» Мелькнули пригнувшиеся к земле человеческие тени. Володя бросился из своего укрытия к ним навстречу.
— Заждался? — услышал он голос Петра Федоровича.— Веди, Владимир. Времени у нас в обрез.
Впервые в жизни Володя командовал, да еще взрослыми, военными людьми. Шептал: «Ложись! » — и раненые припадали к земле.

До дома добрались, когда забрезжило утро. А часа через два в коридоре хлопнула дверь. Затопали тяжелые шаги. Потом… у порога появился немец, обер-лейтенант. Подойдя к столу, он взял лампу, поднял ее повыше. Теперь на обер-лейтенанта падал свет. Петр Федорович?! Да, это был дядя Петя.
Пора, товарищи! — коротко бросил он.

Город еще спал. Но теперь, казалось, грузовик разбудит всех: он скрипел, лязгал. В кузове сидело человек двенадцать, бежавших из плена, в одежде лесорубов, в руках у них пилы, топоры.

При выезде из города грузовик затормозил, и Володя увидел впереди на дороге немецких солдат с автоматами.

Со стороны деревянного строения к машине подошел гитлеровский офицер, взял протянутую ему из кабины бумагу. Видимо, сидящий в кабине «обер-лейтенант» запасся всеми нужными справками. Он везет мобилизованных на лесозаготовки людей.

В сентябре фашисты начали ночные облавы, а в домах минчан скрывалось много бежавших из плена раненых. И в доме на Коммунистической их побывало множество. Этот дом стал для них и госпиталем, и убежищем, и отправным пунктом маршрутов, по которым Володя выводил людей за город, в леса, глухие деревни и даже по направлению к линии фронта.

Мать долго не возвращалась, Володя решил выйти на дорогу.
— Стоять! — рявкнул кто-то.
Мальчик услышал за спиной тяжелые шаги. С обеих сторон к нему приближались фашисты, щелкали винтовочными затворами…

Тюремная камера. Допросы и пытки. Пытки и допросы. Тридцать дней! Болит все тело, знобит. Нет сил подняться с холодного каменного пола. Володя понимает, что на следующем допросе будет еще труднее.
… За воротник рубахи стекает ледяная вода, резко пахнет нашатырным спиртом.
Дверь в стене бесшумно раздвигается. В кабинет входит офицер. Следователь отдает ему короткое распоряжение. Через несколько минут в комнату вводят Ольгу Федоровну.
Володе невыносимо трудно смотреть маме в глаза и говорить, что не знает ее, не встречал. 

26 октября 1941 года гитлеровцы казнили Володю и его маму. К месту казни оккупанты согнали жителей, чтобы устрашить их, а из толпы неслось гневное: «Не простим!».
Ни одного дня фашисты не чувствовали себя хозяевами в Минске. Среди бойцов этого фронта был Володя Щербацевич — минский пионер.

Незадолго до его казни 16 августа 1941 года газета «Правда» писала: «Наши дети — героические, великолепные советские дети, с мужеством взрослых, с разумом взрослых борются теперь за Родину. И их борьба — это наиболее убедительная документация нашей правды. Их борьба — это самое страшное обвинение, которое когда-нибудь история предъявит подлому врагу, изучая события наших дней».
И поныне взошедший на эшафот минский парнишка обвиняет зачинщиков войны.