Марафон памяти 2016... Из воспоминаний моей матери

...А пока что лето 1945 года. Пережили великую радость-окончание войны. Я волнуюсь, сдала обходной лист, уволилась с завода, готовлюсь к отъезду в Ташкент, да и вся семья волнуется, помогает. Отец сделал из фанеры чемодан, с ручкой, наружным замочком (берегу его и сейчас), покрасил в черный цвет. Перешиваем зимнее пальто на осеннее, там ведь тепло - в Ташкенте-то. Наконец, в раннее августовское, ясное утро простилась с отцом и младшим братишкой Сашей. Провожать меня пошла мама и средний брат Вася. Решили идти прямиком пешком до речки Урала, потом на лодке через Урал, а дальше прямиком на станцию Орск. Всего будет 78 км.

       Повезло, на реке лодка была, но на другой стороне у домика охраны железнодорожного моста. Докричались, добрая душа пожалела, да и заработать за переезд неплохо. Уже мы на станции, вот и с мамой и Васей простились. И не знала я, что на долгие годы, что навсегда из семьи уезжала я.

       Так и осталась в памяти картина: ясное, тихое раннее утро. Брат Вася в белой рубашке, несет довольно увесистый чемодан на плече, а я и мама с сумками идем за ним следом по тропинке через луг к реке, плывем на лодке. Мама просит понести чемодан у Васи, а он не отдает. Вот целуемся, прощаемся. И поезд тронулся. И защемило сердце. А на перроне двое - мама и брат, самые дорогие, любимые и я еще не знаю, что оторвала себя уже от них.

        В Оренбурге - пересадка. Закомпостировала билет, подошел поезд Москва - Ташкент. Бегу по перрону вдоль состава, в тамбурах вагонов одни военные, вышли покурить, а огромная толпа пассажиров стала приступом брать вагоны, но  мест нет, вагоны переполнены, набиты до отказа.. я крайняя, в конце толпы, вижу -дохлый номер - не сесть… Что же тогда. Вид расстроенный, растерянный.

-Куда едешь, сестрица - спрашивает молодой улыбчивый военный. К моему стыду, до сих пор не научилась распознавать звания на погонах…

- В Ташкент, учиться…

_       Учиться? Ну ,что, друзья, поможем дивчине?- с этими словами подхватывает меня под руку с одной стороны, кто-то под руку с другой стороны, с обеих сторон подхватили за ноги и через головы толпы, как сноп передали в протянутые в тамбуре руки других военных, и я уже стою в тамбуре и вижу, как чемодан и сумки , таким же благополучным образом, по воздуху через головы толпы переданы и поставлены рядом со мной. Это все произошло так внезапно, стремительно, как во сне, и я стою и не могу опомниться, а военные скромно отошли в сторонку. Но я все же нашлась, чтобы поблагодарить всех, сказав в пространство - большое спасибо - но те и виду не подали, как будто никто не имел к этому никакого отношения.

       Пошла по вагону, приткнуться негде. Средних лет женщина в военной форме разрешила поставить на проходе у своей нижней полки мой чемодан. Поставила и села на чемодан. Пассажиры идут, обходят, сторонясь (неудобно), но никто ничего не говорит. Слава Богу, я успокоилась.

        Поезда тогда шли медленно. Трое суток до Ташкента. Две ночи дремала, сидя на своем чемодане, на проходе. А третью ночь проговорили с Алешей, нечаянно познакомившись. Сидели в тамбуре, свесив ноги со ступенек вагона. Степь, жара, духота - днем дышать нечем в битком набитом вагоне. Верхние полки - сплошные нары, и самые верхние все заняты. А тут ночь, ветерок, повеяло прохладой, свежий воздух.

       Алеша рассказал мне о своей несчастной любви. Ехал он (адъютант) по поручению начальника, своего командира дальше Ташкента. Об Алеше мне тоже хотелось бы написать. Ведь встретился хороший человек, воевавший, разведчик. И переживший горечь разочарования.

       Когда двое любят по настоящему, а вмешивается третий лишний, пусть даже друг - любви не жить! Любви не быть! Алеша узнал, что это третья моя ночь почти без сна. Уже рассвело. Поговорил с военными на своих нарах, все разошлись, а он предложил мне лечь поспать часок-два.  Я не решалась, но женщина - военная сказала - ничего здесь нет неудобного. Когда я проснулась, то увидела Алешу с перевязанной головой. От волнения, воспоминаний у него открылась рана на голове. Потом он показал мне свои фотокарточки в альбоме. Я поблагодарила его, села на свое место.

        А познакомились мы спонтанно. Несмотря на то, что мне, единственной севшей в вагон благодаря их помощи (военных), я возмутилась их насмешками над тремя демобилизованными военными девушками с медалями. На их оскорбительное?-«Повесьте медали на место, чем заработали…» и другими.

       Я, стоявшая в коридорчике, услышав это, взорвалась (Я же бык в квадрате) и наговорила военным такого, что и сама не знала, откуда, что и взялось! Они удивились, а потом саркастически: - « Пойдем отсюда.

Какая-то ненормальная…» - удалились. Но насмешки потом прекратились совсем! Насмешники ушли, а я стою у окна, сама не своя, смотрю в окно, а рядом стоит молодой военный и смотрит на меня по-доброму. Что-то сказал мне, чтобы я не расстраивалась или еще что-то. Я ответила. Слово за слово - потом он предложил пойти в тамбур, а сам рассказывает мне об одной девушке на фронте. И так по доброму о ней рассказывает, по человечески.                                   Я и не заметила, что мы сидим на полу в дверях тамбура, свесив ноги на ступеньки.

       Эта девушка Светлана, единственная дочь профессора, студентка института, с первого дня ушла добровольцем не фронт. Была очень красива, умна, начитана. Начальство заметило и быстренько подняло ее наверх поближе, но и быстренько стало опускать все ниже и ниже. Наконец, даже в каком-то незначительном штабе ей даже пришлось чистить нужник! Видно, начальник хоть и небольшой был, но очень сердитый и гордый. Не мог простить опальному «бойцу» несговорчивость и неуступчивость, которая таким образом унизила его мужское достоинство (как и всех прочих до него).

       И вот приезжий корреспондент идет по нужде и видит, как боец надраивает во дворе нужник - прекрасная его знакомая, замечательная Светлана. Удивление, возмущение, обещание помочь перевести или забрать ее с фронта, так как ее отец (известный светило науки) болен. Но нет, она согласилась лишь на перевод на передовую.

     Ее перевели в окопы к солдатам, а там беспроволочный телефон давно уже сработал, и о ней уже была составлена легенда. Солдаты - простые люди, встретили ее по братски, с уважением. Окружили вниманием и заботой. Алеша знал ее, встречался с нею и восхищался ею!

 .........

       Слово - за слово, и как-то незаметно он стал рассказывать о себе. Воевал, больше в разведке. Пропадал безвести, домой родителям было послано четыре известия о его гибели. А он, подобранный другими частями, раненный или контуженый  был не раз отправлен в госпиталь; домой не писал, не хотел расстраивать. Потом, после госпиталя разыскивал свою часть и опять воскресал.

       До войны они дружили втроем - он, друг и Наташа. Наташа выбрала его, Алешу. У них большая, настоящая любовь - а друг - их друг.

Алешу взяли на фронт, а друг сумел остаться по брони. Ни одному извещению о гибели Алеши Наташа не верила, а после четвертого - что-то случилось с ней. Ей стало все равно - апатия, жить не хочется.… А друг начеку, всегда около, всегда рядом. Они поженились. Родился ребенок. И вот, после ранения очередного, после госпиталя, получив отпуск, приехал Алеша и все узнал.

       Подруга Наташина сообщила ей, что приехал Алеша. Наташа качала ребенка, была в коричневом шерстяном платье (он запомнил). Как услышала, метнулась к двери. Без пальто, зима , мороз выбежала из дома и бежала из одного конца города в другой.

Открылась дверь, вбежала Наташа, в одном платье, косы разметались по спине. Глаза безумные. Подбежала к столу, упала на стол на руки и рыдала, рыдала, может час, может два. При виде ее Алеша подошел к окну и так стоял, не повернувшись. Ни слова не сказав, она встала, закрутила волосы и вышла раздетая в стужу, в стынь. Он бросился вслед, чтоб дать пальто, но она побежала все быстрее и быстрее, а он был ранен в голову и после госпиталя не мог бежать.

        Его рассказ меня взволновал. Я стала говорить, что вины ее нет никакой. Все это проклятая война.. Что и друг мешал ей со своей любовью. Что у женщин бывают после долгих напряжений срывы, каким и воспользовался друг. И еще я сказала, что эта их с Наташей любовь была настоящей, что дается она избранным судьбой и что если бы не война…. Другой такой ни у него, ни у Наташи не будет никогда, а будет вечная рана на сердце у обоих. И что если судьба  решит свести их опять вместе, то надо простить все друг другу и будут тогда они счастливы.

         Он удивился, что я так говорю и подумал, что и у меня подобное что-то было. Но я сказала, что мне 20 лет, я еще ни с кем не встречалась и что говорю так, как говорит мне мое сердце. А наутро, как я уже писала выше, у него открылась рана на голове...