ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН КАК ЖАНР ЛИТЕРАТУРНЫЙ И ОБЩЕСТВЕННО ЗНАЧИМЫЙ

Уважение к минувшему - вот черта,
отличающая образованность от дикости.
А.С.Пушкин  

1

Предлагаемая статья есть лишь приглашение к дискуссии и ни в коем случае не претендует на высказывание истин в последней инстанции. Просто, в качестве профессионального писателя, занимавшегося работой над романом-хроникой средневековой Руси "Великая смута" в течение тридцати лет, я внимательно следил за тем, как изменялась издательская политика советско-российских издательств, а также то возникал, то падал интерес читателей к этому жанру, как стремительно осуществлялись качественные изменения в текстах произведений российских авторов о жизни наших давних и не столь далеких предков. Но, прежде чем начать говорить о причинах фактического исчезновения с полок книжных магазинов книг этого некогда архипопулярного жанра, давайте определимся во временных рамках оного в отношении самих писателей, в первую очередь.

Если следовать формальной логике, то под верхней хроникальной границей жанра "исторический роман" следует укладывать описание событий, как минимум, семидесятипятилетней давности (три поколения редко кто переживает, тем паче во взрослом состоянии). Таким образом, "Путешествие дилетантов" Б.Окуджавы надлежит считать историческим романом, а "Тихий Дон" и "Поднятую целину" М.Шолохова - произведениями нового времени о новом времени. Я намеренно противопоставил этих несравниваемых авторов и произведения их, чтобы читателю ясно стало, что формальный подход в определении временных рамок исторического романа невозможен. Нелепость объединения этих произведений очевидна даже выпускнику современной средней школы. Тем не менее, для иного читателя 21 века эти произведения могут почитаться и одинаково "историческими". То есть, формальный подход к настоящей проблеме только запутывает наименее грамотную, а потому наиболее зависимую от предлагаемых издателями штампов часть населения.

Тогда возникает вопрос: может, следует историческим романом почитать произведения, написанные автором, который, в силу своего возраста, не имел возможности быть участником и современником описываемых им событий? Но в этом случае окажется, что И.Лажечников и М.Загоскин - авторы исторических романов, а М.Шолохов - лишь летописец и художник слова. То есть, определение временных рамок обретает плоть и даже кровь? Но опять возникают сомнения: роман Л.Толстого "Война и мир" - исторический или летописание? Ведь большая часть событий, описанных великим яснополянцем, рассказана ему дядюшкой его и другими участниками событий 1805-1812 гг. А написанный Львом Николаевичем на склоне жизни "Хаджи-Мурат", очевидцем событий которого был он сам в ранней молодости, - это произведение историческое или летописное? М.Шевердин, автор романов о боевой юности своей и о борьбе с басмачеством, назвал и "Тени пустыни", и "Семь смертных грехов" романами историческими. Таких примеров в истории русской литературы, в отличие от литературы Запада, великое множество.

И объясняется этот, не побоимся сказать, феномен сугубо русской литературы общинным менталитетом советско-российской общности народов: история была памятью нашей общей о пращурах своих (и даже часто не своих, а совершенно чужих, но все равно пращурах, а потому почтения представителями общинной цивилизации достойных), учащих нас нормам морали и этики поведения, присущих греко-римской и христианской цивилизациям, способам общения в определенных обстоятельствах - всему тому, что регламентирует в обществе именно эпос, легенда, сказка и даже знаменитые "Одиссея" и "Илиада", а также "Библия" и "Сказание о Гильгамеше" - первые, условно говоря, исторические романы человечества - читателю (слушателю, зрителю) в качестве нормативных актов окружающего человека социума. На Западе, где с разрушением общинной цивилизации, начатой с катастрофы Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), сформировалась уже к 1914 году цивилизация индивидуалистического типа, названная М.Горьким "Городом Желтого дьявола", исторический роман приобрел сугубо утилитарные функции, то есть имеет смысл для существования лишь в качестве упростителя передачи исторической информации и развлекателя. Обсуждая же качества сугубо русского исторического романа, важнее отметить, что четкой грани между границами жизни автора и границами времени развития действия романов, авторами которых он является, для определения оных, как произведений исторических, провести невозможно.

Между тем, и в советских, и в российских издательствах бесчисленные редакторы строго придерживались именно вышеназванных двух принципов при определении жанра предлагаемых им авторами произведений, и соответственно этому своему не всегда грамотному осмыслению сюжета, формировали репертуар издательств. В результате, знаменитейший в 19 веке исторический романист В.Лажечников превратился в анахронизм уже в 1960-е годы, а убогая по стилистике и по содержанию "Повесть об Иване Болотникове" Г.Шторма издавался несчетное количество раз массовыми тиражами; превосходный роман С.Злобина "Степан Разин" и одноименный роман одного из величайших стилистов в истории русской литературы А.Чапыгина оказались уже в конце 1970-х годов затертыми черновиком киносценария В.Шукшина "Я пришел дать вам волю"; гениальнейшее в творчестве А.Пушкина прозаическое произведение "История пугачевского бунта" вообще выпало из общественного сознания российских народов, оставшись лишь петитом в сознании школьных учительниц и преподавателей провинциальных педагогических институтов.

Общинная цивилизация вынуждена была самостоятельно, без помощи государства, отстаивать свои ценности, возражая напору рвущейся внутрь границ тогда еще СССР индивидуалистической цивилизации Запада, опираясь лишь на остатки обыденного общественного сознания и на тот хаос литературных произведений, в котором исторической литературе, повествующей о жизни и нормах бытия их предков (то есть основы общинной цивилизации) места практически не оставалось. Обрушившаяся на потерявший нравственную опору внутри себя советский народ перестройка ударила по самому уязвимому месту общинной цивилизации: толпа заорала сама: "Мы все - Иваны, родства непомнящие!" - и тут же породила массу наигорластеньких крикунов, готовых рушить старые идеалы и сооружать кумирни новым божкам, сочинять будто бы новые истории с моральными и нравственными принципами якобы тоже новыми, но фактически просто взятыми из запыленных кладовых соседней цивилизации индивидуализма.

Хлынувшая вслед за "огоньковскими" крикунами на книжные прилавки России культмассовая макулатура на исторические темы оказалась, как этого и следовало изначально ожидать, во-первых, низкокачественной по художественной значимости своей, во-вторых, низкосортной по внутреннему содержанию, в-третьих, выполненной наспех и сугубо по технологиям опять-таки соседней цивилизации, в-четвертых, откровенно ксенофобской. Состряпанные вопреки принципам и требованиям исторической литературы всех общинных цивилизаций, русскоязычные исторические книги 1985-2008 годов стали выходить в свет, как бы и ни русскими, и ни восточными, и ни античными, представляя собой некие новоделы, суррогаты старых историй, беллетризованные, наполненные хламом исторически несвязанных анахронизмов с обилием эротических сцен и с особым смакованием всякого рода человеческих пороков. Имя их авторов - легион, число наименований - великое множество. Всевозможными кооперативами, совместными предприятиями и ООО за последующие после объявления перестройки годы было выпущено столько книг на темы псевдоисторические, что перечитать их и осмыслить у меня лично просто не было ни времени, ни особого желания. Для обзора большинства из них хватало двух-трех минут перелистывания бумажной требухи возле прилавка где-нибудь возле метро, чтобы убедиться в стилистической беспомощности предлагаемых произведений и в совершенном непонимании авторами существа описываемой ими эпохи. А уж о такого рода проблемах, которые вынесены в данной статье в начало, и речи не могло быть - для большинства новорусских авторов они казались заоблачными высями. Порой даже вспоминался Д.Самойлов:

Во главу угла новоявленные авторы такого рода "исторических" романов ставили сюжет, взятый, как правило, из известных анекдотов, вычитанных у остроумных авторов (продолжателей традиций, заложенных графом де Ларошфуко и А.Дюма), на который нанизывались лишенные плоти образы, вступающие между собой в конфликты не согласно логике развития характеров или общественно-значимых процессов, а исключительно по воле авторов.

Последние не всегда, впрочем, даже осознавали до конца, о чем же они собрались писать и был ли вчера их герой полн, худ, высок, короток, умен, глуп и так далее. Хлам слов произведений-новоделов постсоветского периода задавил даже сами попытки родить самостоятельную мысль авторов - издательства требовали в тот момент толщины томов и пространных произведений с обилием крови, дворцовых интриг и "красивой любви" - того, словом, набора, что требовали их западные коллеги от своих авторов куртуазных романов. Или чем стал особо знаменит в конце правления еще Л.Брежнева "русский Дюма" В.Пикуль. Помнится, в начале 1980-х годов даже бытовало такое определение в научно-исторических кругах: "пикуляризация истории России". Но именно она-то и легла в основу исторической псевдонауки и источниковедения в период перестройки, и существует даже в качестве академической после оной. Вот произведениями такого рода продолжателями инсинуацинного метода осмысления истории В.Пикуля и оказался забит книжный рынок на русском языке.

Но, если оный "русский Дюма" был прирожденным архивариусом и пользовался не всегда проверенными, но всегда скандальными фактами из жизни исторических личностей и народов, то эпигоны его просто высасывали такого рода факты из пальцев и выдавали за реально случившиеся. И, как правило, преследовали одну и ту же цель: стравливать народы бывшего СССР, унижать и опошлять национальную историю каждого из них и, в первую очередь, народа русского, порождать все новые и новые инсинуации с целью дискредитации России в глазах остального человечества.

Публика же российская, осознавшая вслед за огоньковскими брехунами себя родства не помнящей толпой существ лишь жрущих, испражняющихся и совокупляющихся, бросилась потреблять это чтиво в поисках ответа на... вечные общерусские вопросы: о смысле жизни, "откуда взялась земля наша", "кто виноват?" и "что делать?" Публика грамотная, интеллигентная (слово дотоле высокое именно в этот момент стало бранным в России) очень быстро поняла, что писатели-новоделы пытаются народы России надуть - и резко разделилась в своем отношении к новой отечественной исторической литературе. Интеллигенция истинная отшатнулась от всей новорусской литературы; интеллигенция, почитающаяся таковой лишь согласно регламента и штата, набросилась на псевдодетективы, а плебс решил перечитывать "Анжелику" А.и С.Голонн с многочисленными продолжениями, написанными опять-таки современными русскими авторами-новоделами, а также так называемые "костюмно-любовные" романы всевозможных Бенноцци, написанными опять-таки русскими литераторами-прохвостами, не стесняющимися даже воровать друг у друга сюжетные ходы, схемы образов, а порой и передергивающими целые главы дословно. Так в одном из романов якобы-Бенноцци история похищения письма заговорщиков герцога Гиза с целью убийства короля Людовика 14 просто перенесена из романа об Анжелике слово в слово. Подобное отношение "авторов" и новых российских издателей к читателю стало после 1991 года нормой, которая вполне оправдывалась и продолжает оправдываться бесправием последних по отношению к первым и вторым.

В результате, функцию отечественной исторической литературы, имеющую обязанностью своей учить читателя любви к Отчизне и воспитать в нем желание служить Родине, в текущем литературном процессе постсоветского пространства переняла на себя макулатура, выпускаемая под грифами "женские романы", "любовные романы", "страсть" и так далее. Издательства "Воениздат", выпускавшее когда-то серию "Военные приключения", и "Военно-исторический журнал" фактически перестали существовать, издательство "Молодая гвардия" отказалось от серии "Подвиг", оказавшемуся спасенным лишь почившим в бозе журналом "Сельская молодежь", издательство "Детская литература" с его "Миром приключений" и знаменитой "рамкой" вообще превратилось в фикцию.... Перечислять потери русской культуры, случившиеся под эгидой нынешнего телеведущего программы ""Культугная революция", - не перечислишь. Дошло до того, что из школьных библиотек исчезли даже "Капитанская дочка" А.Пушкина, "Петр Первый" А.Н.Толстого и "Князь Серебряный" Толстого А.К., "Емельян Пугачев" В.Шишкова. Ребята, отправляемые новыми хозяевами страны в Чечню, шли туда, как бараны на заклание, и были обречены на поражение и смерть только потому, что понятие Россия оказалось для подростков их поколения (а воевали там именно подростки 18-20 лет) понятием мифическим, ложным - ибо эту мысль им усиленно вбивали с 1985 года все советские, а потом российские СМИ. По менталитету своему полегшие на Кавказе парни были скорее американцы, младшие братья Рэмбо, нежели потомки солдата Соколова из рассказа М.Шолохова "Судьба человека". И не последнюю роль в этой модификации обыденного сознания российской молодежи сыграло административное руководство России, отдавшее книжный рынок на откуп бывшим фарцовщикам и "подпольным миллионерам" советского периода. Оные дельцы просто не знали дела, за которое взялись, "снимали сливки" и не заботились даже о своем будущем, и уж тем более не задумывались о будущем своей страны.

Тут следует обратить внимание на то, что стремление купить книгу не всегда есть свойство высокоорганизованной материи. В советские времена мне довелось попасть в один дом, где подставками для низкой мебели служили красные томищи Александра Дюма, очень дефицитного в то время автора и весьма "почитаемого" хозяевами этого дома за одинаковую толщину книг и яркий цвет. Комментарии, как говорится, излишни... Однако, вопреки расхожему мнению новорусских издателей о главенствующем положении на книжном рынке именно духовного плебса в качестве покупателя книг, именно книжный рынок России в большей мере, чем какой-либо иной, зависит от самой малочисленной части населения страны - истинной интеллигенции.

Плебс, не понимающий ничего ни в книге, ни в литературе, ни в прочих составляющих этого рынка, слепо и покорно в миллионноголовой массе своей следует не за ныне одичавшими до питекантропообразности СМИ России, а за оставшейся в стране интеллигенцией и полуинтеллигенцией, которые имеют мнение даже о том, в чем не разумеют ничего, но о чем обязательно вслух и громко благовестят. Таким образом, был создан когда-то бум вокруг заурядной книги "Бессонница" заурядного советского писателя А.Крона, не говоря уж о первой, переполненной редакторскими небрежностями публикации черновика булгаковского романа-памфлета о Сатане и о писательско-театральной тусовке Москвы 1930-х годов, ставшем с победой мафии в стране классикой новорусской литературы. Многомиллионноголовый плебс РФ и по сию пору легко тратит последние деньги на те самые книги, о которых болтает, не думая о сути своих слов, крохотная кучка интеллигентов, ибо слепо и тупо верит всему, что говорят (а значит, по мнению плебса, и думают) люди, "которым деньги платят за то, что они работают головой, а не руками".

То есть тупо ориентированный именно на плебс постсоветский российский издатель, отвергнув истинного русского интеллигента, как не стоящего его внимания потребителя литературы (в том числе и исторической художественной, ибо первыми новые романы такого рода читают именно истинные интеллигенты), фактически отсек себя и от читающего плебса. Последний же, оказавшись фактически без лоцманов в книжном море и без тех книг, которые могли бы ему помочь разобраться в самом себе, сохранить нити, связующие его с предками своими, вплоть до отцов и матерей, испытал разочарование и в чтении литературы вообще. Именно этой диалектической странностью объясняется нынешнее сокращение числа читателей в России. Совместно с прочими "благами" индивидуалистической цивилизации, привнесенной нам бандами Горбачева-Ельцина, разумеется.

Но вернемся к собственно историческому роману - не к тому, каким он стал усилиями новорусских издателей, а каким он был в течение многих веков и каким быть должен и пока еще может... (продолжение следует)