Царское Место

В Успенском соборе Московского Кремля, справа, если стоять лицом к алтарю, есть сооруженное в 1551 году Иоанном Васильевичем Грозным царское место в виде узорной кровельной шатровой сени на четырех столбах. "Она поставлена на четырех символических животных, которые должны были изображать таинственный смысл как самого трона, так и особенно смысл царского достоинства и сана…

Один зверь есть лев, имевший и еще два имени лютой и скимент, другой зверь – уена, по азбуквенному – медведица, рысь, а по словарю Беринды – "зверя окрутное, без обернения шыи", два остальных названы оскроганами. Место в надписи названо престолом" (См. Забелин И.Е. "Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях". М., 1990, с. 239). Обыкновение устраивать такие места восходит к временам отдаленным – это тот самый отный злат стол, упоминаемый в "Слове о полку Игореве", образ которого преобразовательно представлен и в Священном Писании: "И сотвори царь престол от костей слоновых велий, и позлати его златом искушенным. Шесть степеней престолу, и образы тельцов престолу созади и верх престола кругл бе создади его, и руце сюду и сюду на престоле седалище, и два лва стояща при руках. И дванадесять львы стояще ту на шести степенях сюду и сюду: не бяше тако во всяком царстве" (Царств III, 10, 18-20). Аналогичным образом устроено было царское место и при византийском дворе, и царские места в Москве в Кремлевских палатах. Однако в Успенском соборе царское место всегда имело особый, совершенно ничем не сравнимый онтологический, государственный и литургический статус. Исследователь "сакрального пространства" Московской Руси Б.А.Успенский писал: "При этом "царское место" в середине церкви, где совершается венчание, коррелирует с "царскими дверями", ведущими в алтарь, перед которыми совершается помазание; следует отметить при этом, что наименование "царские двери" в этот период – в отличие от периода более раннего – соотносится с Христом как Царем славы. Таким образом, два царя – небесный и земной – как бы пространственно противопоставлены в храме; иначе говоря, они находятся в пространственном распределении. Не случайно уже со времени Иоанна IV "царское место" в московском Успенском соборе именуется "престолом" – престол царя земного, расположенный посреди храма, очевидным образом коррелирует, опять-таки, с престолом Царя небесного, находящимся в алтаре". (Б.А.Успенский. "Царь и Патриарх. Харизма власти в России". М., 1998, с. 22). Московские Цари, сначала Рюриковичи, а затем и Романовы, каждое воскресение стояли на этом "царском месте" в главном соборе страны, "слушая божественнаго пения". Пребывание Царя на "царском" месте и Митрополита (а затем Патриарха) в алтаре служило образом "симфонии властей" и "священной сугубицы". С переездом столицы в Санкт-Петербург Императоры покинули Царское место, но при поставлении их на престол все равно поставляемый стоял именно там. Посягательство на Царское место было равнозначно разорению алтаря.

В Смутное время – предположительно в 1611 году – Царское место было разобрано, как предполагает И.Е.Забелин, по указанию Боярской Думы (бывшего "государева верха"), уплачивавшей жалованье охранявшим ее польским войскам за счет продажи вещей из Кремля и царской казны. Это было верхом падения тогдашего "олигархического" правительства, и восшедшие в 1613 году на престол Романовы застали Кремль в полном запустении. Даже в 1619 году при поставлении Филарета Никитича на Патриаршество Царь Михаил Феодорович принимал его в Золотой палате, сидя в малом царском месте, быть может, в обычном кресле. И лишь постепенно Царское место было восстановлено вместе с укреплением новой династии.

"Мир держится на скрепах литургических", – писал о.Павел Флоренский. Именно происходящее во время принесения безкровной жертвы за весь мир за Божественной литургией есть та незримая мировая ось, вокруг которой вращается Вселенная. На самом деле государственное устройство определяется литургией и нерушимо в той степени, в какой нерушима последняя. Это касается и формально не православной власти, поскольку жертва приносится "за всех и за всяческая".

До середины XVII века, то есть, до т.н. "никоно-алексеевской реформы", Божественная литургия совершалась на семи просфорах, причем одна из этих семи приносилась за Царя и весь Царствующий Дом. Так было и в Византии до падения Империи в 1459 году, после заключенной Константинопольским патриархатом т.н. Ферраро-Флорентийской унии с Римо-католической Церковью. Когда Империя пала, приношение за Императора-Царя всех православных прекратилось – что естественно – но оно продолжалось в Русской Церкви, как бы само собой перейдя с Византийских Императоров на Московских Великих Князей и Царей – Царей Третьего Рима. В восточных же Патриархатах ее приносить прекратили и не возобновили даже тогда, когда в ставленнических грамотах первого Московского Патриарха Иова Русское государство было официально именовано Третьим Римом.

Иными словами – только на Руси был Царь, и только Русь за Царя приносила жертву. Так продолжалось до "справы" середины XVII века, когда "седмипросфорие" в Русской Церкви в подражание новому греческому чину заменилось "пятипросфорием" и приношение за Царя было прекращено – без всяких на то оснований. Стремясь овладеть Константинополем и стать Вселенским Императором, каковым он и так на самом деле был ("един есть всем християном царь", по словам священноинока Филофея Псковского), Алексей Михайлович – не без теократического, а, точнее, иерократического влияния Патриарха Никона – "исправив" службу по образу "безцарной" новогреческой Церкви, подрубил корень собственной власти: монархия, не питаемая Божественной Кровью и Духом, начала "умирать" и со всей неизбежностью пала, как падает высохшее дерево. В этом и был смысл пути "от семнадцатого века к семнадцатому году", а вовсе не в том, что "дворяне впали в масонство и западничество, а народ в безбожие, распутство и пьянство", как объясняют "никонианские" историографы – отечественные и зарубежные. Об истинных причинах падения видимой монархии у нас не писали и почти не пишут. И если уже иссыхающее древо внезапно зацвело во второй половине XIX-начале ХХ вв., особенно при последних двух Императорах, в основании царствования которых легла кровь третьего от конца (Александра II), то это было уже закатное цветение.

Одной из великих "антиномий русской истории" (выражение А.А.Блока) XVIII-XIX вв. было то, что полное приношение за Царя и Царствующий Дом совершалось в храмах старообрядцев-поповцев, не только гонимых государством, но и на самом деле (без лукавства) не имевших законного канонического преемства, что делало и само это приношение недействительным. На самом деле только Указ Императора Павла от 1800 г. о введении Единоверия, то есть, допустимости русского обряда в общинах, подчиненных Греко-Российской Церкви, открыл путь к возобновлению евхаристического приношения за Царя и Царствующий Дом, что на самом деле (хотя это происходило и невидимо) и продлило срок правления династии Романовых. Если бы древний чин – как это предполагал сам убитый через год именно после этого (!) Император Павел – вновь стал бы в канонической Церкви (а не в расколе) "всеобдержным", история Царского Дома могла бы сложиться иначе. Однако Священный Синод и при Павле, и особенно после Павла, сделал все, чтобы "локализовать" Единоверие, превратить его в "ловушку для старообрядцев", вместо того, чтобы положить его в основу и церковного, и государственного Возрождения. Будем откровенны: это древняя борьба между "папизмом" и "царством", начавшаяся уже с оклеветания святого Константина (когда он вынужден был покинуть Рим), вспыхнувшая в Европе при Меровингах и Гогенштауфенах, а затем и – косвенно – в России сначала при Иоанне Грозном, а затем при Никоне и Алексее Михайловиче. "Криптопапизм" победил, но это не спасло от народной волны "воинствующего атеизма", как, впрочем, и "народной мести" Царям (за тот же раскол, на самом деле!), как называлась и площадь, на которой до конца 70-х годов стоял "дом Ипатьева", где совершилась Искупительная Жертва Царя-Мученика и его Семьи. За семнадцатый век – Искупительная Жертва.

Не благодаря ли этой Искупительной Жертве произошло самое странное – в отличие от разложившегося и уже тогда смотревшего "одним глазом" на Запад боярства начала XVII века, большевики, воинствующие безбожники и противники монархии – так это, по крайней мере, видимо невооруженным глазом – даже в пору конфискации церковных ценностей не притронулись к Царскому месту, и никто с февраля 1917 года не всходил на него? Все это время и вплоть до сего дня оно остается пустым. Когда в 1918 году большевистское правительство въехало в Москву, государственную и родовую вотчину Рюриковичей и первых Романовых, Ульянов-Бланк первым делом в одиночестве обошел весь Кремль и вернулся в заранее приготовленную для него там квартиру. По всей логике присущей этому человеку кровной ненависти к Романовым он должен был бы Царское место разрушить. Он этого не сделал.

У Николы Клюева в знаменитом стихотворении 1918 года о Ленине со строкой о "Поморских ответах" есть финальные строфы, которые всегда нарочито игнорировало как советское литературоведение, что понятно, так и антисоветское, что, впрочем, тоже понятно:

Спросить бы у тучки, у звезд,
У зорь, что румянят ракиты…
Зловещ и пустынен погост,
Где царские бармы зарыты.

Их ворон-судьба стережет
В глухих преисподних могилах…
О чем же толкует народ
В напевах татарско-унылых?

Революция оказывается абсолютной полночью, точкой nigredo, точкой чернее черной черни. "Нужна жертва, и этой жертвой буду я", – записывал в дневнике Царь-Мученик. В алхимической символике стадию nigredo, умерщвления и согнивания нашего меркурия сопровождает ворон. Как правило, он сидит на гробе. Но сидит для того, чтобы Царственный младенец воскрес и многажды, потенциально до безконечности, преумножил свое царство!

Красному знамени большевиков (красный цвет – цвет Воскресения) они сами не соответствовали, в то время как анархисты с их черным флагом и мертвой головой на нем были единственно адекватны "полночи русской истории".

Василий Васильевич Розанов записал в дневнике, что на заставке газеты "Правда" должно было бы стоять не "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!", а "Проходит образ века сего".

Но именно несоответствие большевистской революции собственно "исторической полуночи" ("Быть может, все-таки еще нет?" – записывал по другому поводу Мартин Хайдеггер, смысл слов которого раскрыл в своей последней лекции о философе от 28 марта с.г. Александр Дугин) и было причиной того, что эти бармы остались "зарыты" – они могут вновь явиться лишь в самой этой точке полуночи, точке солнцестояния. Nigris nigrum nigro.

Подтверждением тому является и политико-правовая реальность России ХХ века. Дело в том, что юридически мы по-прежнему живем при монархии. Отречение Императора от Престола от 2 марта (если оно действительно было, что тоже находится под вопросом) не является легитимным с точки зрения Основных Законов Российской Империи: во-первых, оно вообще ими не предусмотрено, во-вторых, Именной Указ об отречении (как считают многие исследователи, это был знак для военного командования) был подписан карандашом, что с точки зрения тех же Основных Законов делает его юридически недействительным. Тем более недействительно "отречение за сына". Это означает, что до убийства Царской Семьи в июле 1918 года Верховная власть по-прежнему юридически находилась в руках находившегося в заточении Николая II. Следовательно, не могут считаться правообразующими актами ни Указ Временного Правительства об объявлении России республикой в сентябре 1917 г., ни созыв Учредительного Собрания, ни его роспуск, равно как и ни один из декретов Советской власти, ни Конституция 1918 года. Нелегитимность этих актов делает нелигитимными и все последующие, вплоть до ельцинской Конституции 1993 года, за которую проголосовало, к тому же, с учетом фактического бойкота референдума, всего около 28% населения (это лишь указание на реальное юридическое положение вещей, а не призыв к нарушению существующего законодательства). С другой стороны, на самом деле можно говорить лишь о фактической легитимности власти после Победы в Отечественной войне 1941-45 гг., подтвержденной референдумом июня 1991 г. о сохранении СССР, попранного Ельциным и демократами уже после 21 августа 1991 г., но и это является в конечном счете "правовой псевдоморфозой", не более.

Для православного сознания очевидно иное: Царская власть, как высохшее дерево, пала: 2 марта 1917 года власть в стране взяла в Свои руки Державная Владычица Земли Русской, явившаяся в этот день в селе Коломенском (родовом владении Романовых) через свою одноименную икону с Царскими регалиями. А значит, Она незримо вела красных богоборцев на защиту единства и целостности Ея удела – Святой Руси – против раздиравших его на части белых армий. И это тоже одна из антиномий русской истории.

Красными войсками в 1918-21 гг. верховодили не русские. Но то, что ее рядовой и младший командный состав был русским, оказалась на самом деле следствием русского раскола XVII века с его вырванными ноздрями и горящими скитами. Не будем забывать: Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), в котором содержались в заключении архиереи "никонианской" Церкви, находился в точности на месте расправы с "соловецкими сидельцами", среди которых находился, по некоторым предположениям, и первый сын Царя Алексея Михайловича (от Рюриковны Марии Милославской) царевич Михаил Алексеевич с семьей – см. об этом Василий Комлев, ""Тайный государь"" и Великий Раскол (Недоказанная гипотеза или отвергнутая правда").

Царское место пусто и ныне. В 1992 году вице-президент Александр Руцкой привел в Успенский Собор юного Георгия Гогенцоллерна-Романова, сына Княгини Марии Владимировны и внука участвовавшего в революции 1917 года Великого Князя Кирилла Владимировича, объявившего себя в 20-е годы "Императором Всероссийским". Вице-президент, взяв за руку Князя Георгия Михайловича, попытался провести его на Царское место, и, когда этому стала противиться пожилая музейная служительница (Собор тогда еще не был передан Церкви), сказал ей: "Это наш будущий Царь". – "Вот когда будет, пусть идет", – ответила женщина. Руцкой ничего на это не ответил, но Царское место осталось нетронутым.

Чем же является любая власть в России после убийства Царской Семьи в 1918 году? Ответ на самом деле сколь парадоксален, столь и прост: хранительницей Царского места. Власть может быть ярой, лютой и даже преступной, может быть слабой, зависимой и тоже преступной, но ее возвышения и падения оказываются на первый взгляд абсолютно необъяснимы и иррациональны. Таким на первый взгляд необъяснимым и иррациональным было внезапное истребление "ленинской гвардии" в 1937, таким же необъяснимым был внезапный разворот немецких автоколонн, уже вошедших в никем не защищенную Москву в декабре 1941 года, так без всякого сопротивления (как, впрочем, и в феврале 1917 г.) рухнула власть, почти всеми полагавшаяся готовой стоять века. Что значит эта загадочная фраза: "За три дня Россия слиняла. Заберите шубы" (В.В.Розанов). Столь же иррациональным казалось и утверждение "антинародного режима Ельцина" осенью 1993. Властные фигуры являются ниоткуда – вопреки всем правилам демократической игры – как это было на рубеже тысячелетий. Отсюда идиотский вопрос западных СМИ – Who is Mr. Putin? Ответ на него может означать только одно: власть не есть власть. Но и не власть не есть не власть. "То убьет это", – как писали в средние века знатоки "Великого делания".

Речь на самом деле идет о Великом Переворачивании всего, что началось в мире по крайней мере с середины второго христианского тысячелетия – в Европе раньше, в России позже. Семнадцатый век – не начало, а уже конец. Когда сегодня возникает вопрос о "восстановлении монархии", то говорят лишь о том, чтобы "прикрыть шапкой Мономаха" всю совокупность политических учреждений, форм и идеологий, порожденных антимонархическим и антитрадиционным развитием, начавшимся прежде всего французской и американской революциями XVIII в. – с сохранением доктрины "прав человека", "разделения властей", гражданского общества, банковско-финансовой процентной системы, подчинения России транснациональным корпорациям (ТНК), ставленником которых является один из "претендентов на Русский Престол" британский принц Майкл Кентский, по неумолимой логике действительно находящийся в родстве с Домом Романовых и по неумолимой логике пародии внешне очень похожий на Царя-Мученика и носящий имя Михаила ("Михаилом началось – Михаилом кончится"). Имеющий некоторые формальные права на Русский Престол (при условии принятия им и его семьей Православия – но при какой литургии – без принесения Жертвы за Царский Дом!?), вполне вменяемый, Принц Майкл в то же время оказывается представителем династии, имевшей в 1917 году прямое отношение к свержению Романовых, а далее отказавшейся их принять и тем самым сдавшей екатеринбургским убийцам. Не ради ли присоединения России к Британской Империи была затеяна Англией Первая мировая война, а затем и Февраль? И не планируется ли восхождение "Михаила II" на Русский Престол как реванш атлантического могущества после его неизбежного тотального поражения в нынешних и грядущих антиисламских авантюрах?

Еще одними посягателями на Царское место являются сегодня Гогенцоллерны-Романовы, наследники старого "заговора Великих князей", в котором участвовал в качестве одного из ведущих протагонистов родоначальник этой ветви Великий Князь Кирилл Владимирович, надевший красный бант и приведший верные ему части к присяге Временному Правительству. Его потомок князь Георгий Михайлович Гогенцоллерн, которого прочат на престол более "патриотические", чем прямые атлантисты, круги крупного российского (в конечном счете, все равно компрадорского) капитала, мог бы послужить в качестве "конституционного монарха" еще иным прикрытием "общества спектакля". В случае прихода к власти этой ветви "восстановленной монархии" свелось бы к формальному восстановлению дворянских титулов и символики, имущественным реституциям, очередной смене военной формы и проч. при сохранении в неизменном виде всего того, что складывалось веками, – от процентного рабства до "дегенеративной культуры".

В обоих случаях речь идет о конечной победе тех сил, которые в 1917 году свергли и уничтожили законных Романовых – Николая II, Александру Феодоровну и их детей – о победе двух заговоров: заговора британского посольства и заговора Великих Князей. Речь идет об исполнении подлинных, а не провозглашенных ("народная свобода") целей Февраля, равно как и наследовавшего ему августа 1991.

Но дело не только в этом. До тех пор, пока Русская Церковь не приносит безкровной жертвы за Царя и его Семью – или до тех пор, пока такое канонически обязательное приношение происходит в расколе – ни о каком подлинном восстановлении монархии в России речи быть не может. Прикровение шапкой Мономаха распада и гниения – это не Монархия. Если же говорить о ее восстановлении, то оно может произойти только одновременно с Возвращением Церкви ко всему, что было до середины XVII века. Не о современном, несущем печать "малого народа", старообрядчестве идет речь, а именно о дораскольной полноте.

Если этого не произойдет, Царское место останется пустым. Лучше так, чем пародия.

Романов-на-Мурмане – так назывался до 1917 года город на Кольском полуострове, на крайней северной, полярной точке Российской Империи. Теперь он называется Мурманск (alias Муром).

Недавно Мурманску собирались вернуть его "историческое название". Не вернули.

NeVeRMoRe – "каркнул ворон" Эдгара По. Никогда.

"Быть может, все-таки еще нет?"