Начало Конституции

По сути, по своему предмету слова «нация» и «гражданское общество» – глубинные синонимы, то есть «они – об одном». Они – более, чем две стороны, или две составляющие. В этом «одном» мы нагружаем их своими аспектами. Говоря «нация», мы выделяем (обращаемся к) качество(-у) «субъектности», то есть обращаем внимание на интересы и смыслы некого сообщества в рамках его истории. Говоря «гражданское общество», мы обращаем внимание на свойство (особенность) «социальной конструкции» для организации и функционирования этого сообщества. И эти аспекты выделяются в одном феномене – феномене конкретно-исторической политической самоорганизации людей на конкретной территории.

Возникая, слово «нация» сопровождается понятием «гражданское сообщество». В нем нет иного реального полного содержания, иного предмета. (Оно может означать и просто «государство»; в этом смысле показательно слово «национализация». Но, как «обобществление», последний термин содержит в себе прежде всего понятие «общества».) «Нация» - очень неудачный термин, провокационный термин. Его провокация – в соединении этнического и политического. Звучанием он как бы связан с национальностью, но по своей причинности и содержанию этой связи не имеет. Это – обман или самообман. И естественно, что в нем путаются причины и следствия. Естественно, что вброшенное это слово не дает до сих пор своего однозначного понимания.

И очень трудно найти ему замену. Оно вбирает в себя целую историческую эпоху, эпоху после Просвещения, эпоху социального творчества на самоценности человека, эпоху суверенитета перед Богом… Оно программирует свою историю… И ещё не осознана задача преодоления нации, задача замены этого слова. Но оно заменится, когда изменятся основы этого мира…

Мы, русские не сделали свое гражданское общество, своё социально-экономическое устройство, своё государство; мы, русские – сейчас не нация; снова – не нация. Это нисколько не умаляет нас, как народ, как культуру. Но это говорит о состоянии отношений власти и народа. Это говорит о состоянии нашего единства, о состоянии единства понимания себя…

И это – только очередная задача снова сформулировать свою государственность. И это совпадает с глобальными вызовами нашего времени по формулированию новой парадигмы и новой идеологии. Оформив свою национальную идентичность через свою социально-экономическую модель, мы можем предложить её и остальным. Да, это будет русская модель, русская цивилизация, русская нация. Но при этом ни один народ не перестанет быть собой. Современная модель требует многообразия и гармонии, в том числе в этом…

И надо понимать крайнюю противоречивость (и даже провокационность; как провокационна любая тавтология, претендующая на истину) известной формулы «Право нации на самоопределение». Она замещает главные, исходные смыслы этноса (о чем дальше). Не выражая правильно процесс, собранная просто из «красивых слов», она является абстрактной, искусственной. И эту свою «мертвенность» она забивает и в головы.

Нация – это уже самоопределившийся этнос (-ы), уже ответивший на вызовы. (Вопрос как раз в том – какие вызовы угрожают этносу?! О чем дальше.) Формула – пуста.

Говорить в этом случае о правах – это поспевать к концу драки с претензией назвать и возглавить «процесс». Этого права нет априори, оно – это исторический факт состоявшейся нации, то есть оформившейся политически ради своего сохранения. И это автоматически не дает права на отделение, так как вступает в права вопрос об исторической принадлежности территории проживания по отношению к другим народам, вопрос о святынях народов. И это не дает этносу гарантии сохранения, так как нагружает его, получившего новую, не свойственную этносу субъектность, государственными, политическими обязанностями, столкновениями, искажающими непосредственное бытие этноса и забирающими силы. Но и выводящими на историческую арену, правда, с непредсказуемыми для него последствиями.

Может ли в одном государстве быть несколько наций? Нет! По определению – нет. «Нация», как термин, однозначно связана с государственностью, с одним государством. Иначе этот термин вообще лишается содержания. И снова появляется путаница «нации» и «национальности». Нация – это политическая форма, которой как бы дополняют (и завершают) генезис этноса. Но «нация» ничего не добавляет этносу, как этносу. Этническое не получает никакого развития, и даже наоборот. «Нация» просто погружает «национальность» в сферу политики. Поэтому с позиции «национальности», в интересах «этничности» - вернуться на новом витке развития и безопасности в свое непосредственное бытийствование…

Если в едином государстве кто-то, упорствуя, называет какой-то народ «нацией», то с этим человеком надо быть осторожным…

И тогда начинать Конституцию по известному образцу можно было бы так: «Мы – одна нация многих народов…»… Но! Но по поводу этого клише возникает резонный вопрос. Ведь за словом «нация» стоит слово «суверенитет». Нация – это суверен. Она возникает, учреждает себя, как суверен. Потому так легко учредилась молодая американская нация в противоположность народам, существующим тысячелетия. У «старых народов» основания бытия глубже просто факта принятия документа под названием Конституция. Их онтология глубже «онтологии Конституции».

Суверенитет – это «самоучреждение», «самопричина», «вещь в себе». А является ли нация «причиной себя»?! (Как минимум – всякая ли нация?) Первична ли она? Или это – часть её мифа? Более того – исходный и подменяющий миф? Ведь нация – это не «онтология», это – конкретно-исторический феномен. А если так, то начало Конституции в виде фразы «мы – единая нация…» превращает её во временный документ! В исторически сиюминутный документ…

Фактом страны (а Конституция – это о стране) является Богоданность. Страна не учреждается, страна утверждается… «Волей Бога и подвижничеством предков утверждена Россия…» – так должна начинаться Конституция.

А надо ли писать в Конституции о роли государство-образующего этноса? Не знаю. Но мне кажется, не всё в умных документах нужно расписывать, как в некоторых инструкциях пользования бытовыми приборами…