Особая гениальность

 

Он был гением. Но гением – особенным. Нет, несколько его картин в самом деле отмечены печатью большого кинематографического таланта. Поэтому и смотрятся в двадцатый (или в пятидесятый) раз как в первый. "Карнавальная ночь" (первая!), "Берегись автомобиля", "Гусарская баллада", "Ирония судьбы", "Служебный роман"... Это – на века. Как Чаплин (не этот – тот). Ну – почти... Это то, что выше всех премий.

И всё же не талант режиссера определял (так и тянется рука поставить не прошедшее, а настоящее время – "определяет", но – увы - определял) главное в гениальности Рязанова. Главное – поразительное созвучие общественному настроению. По фильмам Рязанова можно изучать нашу психологическую историю – чем дышал народ всю вторую половину 20-го века: чем дышал в 56-м, а чем – в 58-м, а чем – в 64-м, и так далее – вплоть до 2000-го. Причем, это дыхание, этот нерв народной жизни чувствуется не только в сверхталантливых фильмах, но и во вполне средних, по рязановской мерке – слабых, неудачных. Вроде "Человека неоткуда".

Это даже не градусник – это рентген, который просвечивал нашу коллективную душу. Вот уж кто был со своим народом. Там где его народ, к несчастью, был. С самого первого – с "Карнавальной ночи", пенящейся надеждой, что новое счастье будет. И до... Впрочем, об этом чуть позже.

Надежда оттепели, проходя через разные стадии – от "Девушки без адреса" до "Берегись автомобиля" – исчерпала себя к "Старикам-разбойникам". Дальше началась внутренняя эмиграция со слабой попыткой фронды в последние годы "разрядки" ("О бедном гусаре...", "Гараж"), захлопнувшейся с началом Афгана. Потом сдавленное молчание "пятилетки похорон политбюро" – "Вокзал..." и "Жестокий романс", фильмах с Михалковым о так точно увиденной-предсказанной михалковщине. И наконец – невозможность поверить в перестройку "Флейты" (никто не мог поверить, что ЭТО случилось) и тревоги перед племенем молодым-незнакомым "Елены Сергеевны".

И вот 90-е – годы разрухи (не в сортирах – в головах) и снова, в какой уже раз за полвека –  надежды. Постепенно гаснущей: к "Дуралеям" – совсем.

И наконец – "Клячи". Совсем как будто и не рязановский фильм. Прежде всего – по чувству, по мироощущению. Да и по эстетике. И по идеологии. Это что-то совсем другое. Фильм первого года Путина.

Почему он снял "Клячи"? А всё по тому же – по органической созвучности народу. Там где мой народ (теперь уже – к огромному несчастью) был. Народ понесло с горы (по телевизору говорили – вставать с колен), и Рязанова вместе с ним.

А как же иначе? Он так прочно сросся своей душой с душой народа, что иначе быть и не могло: нитка за иголкой.

Но вот дальше происходит самое интересное. Рязанов замолкает. И как режиссер, по большому счету, кончается. "Ключ от спальни", "Тихие омуты" и даже "Андерсен", не говоря уж конечно про автонекролог второй "Карнавальной ночи" – это уже не Рязанов. И дело не в художественном уровне – он и раньше бывал неровным (да и у кого из гениев кино он был ровным). Дело в том, что все эти фильмы уже не были об обществе, даже когда (как в "Карнавальной ночи – 2") он пытался воскресить дар рентгена народной души. Связь разорвалась.

Народ полетел в пропасть, душа народа стала деградировать лавинообразно (это может звучать для кого-то обидно, но это же самоочевидно – достаточно взглянуть на нашу культурную продукцию  за последние пятнадцать лет: в искусстве ли, в науке ли, в образовании, всюду). А душа Рязанова за такой сорвавшейся в пропасть народной душой последовать не смогла. Не тот масштаб. Не... а впрочем, не буду называть имен, их слишком много, чьи души смогли. Вот уже кинорежиссеры зовут бомбить Стамбул, бомбить. "Ядеркой" их! Разные у разных режиссеров души.

Вот так и погас рязановский, уникальный рентген. Там, где почти пятьдесят лет светилась яркая картинка живой души – мечтающей, мучающейся, делающей глупости, иногда наивной, иногда испорченной, иногда даже страшной, но всегда живой – там оказалось просто черное пятно.  Прямая линия на кардиографе. Как в "Забытой мелодии для флейты". Только без любящей спасительницы- воскресительницы. Некому нас воскрешать. Некому крикнуть "Нет!!!".

Но понятно же, что и эта черная картинка, она ведь тоже рентген. Только рентен, фиксирующий весьма печальное событие.

Оно произошло не сегодня. Просто только сегодня мы начинаем сколько-нибудь широко понимать, что случилось с нами шестнадцать лет назад – что показал нам последний рязановский снимок нашей души и что мы так долго не находим смелости увидеть.            

Великий мастер! Которого мы долго будем вспоминать с благодарностью. За то, что он делал и будет продолжать делать – фильмы же остались – нас людьми.

Поэтому и скорби большой нет: потерять нас сегодняшних не такая большая потеря. Для него здесь всё закончилось. И – первое, что приходит на ум – слава богу!

Но для нас-то ничего закончиться не может. И даже черный экран для нас не конец.