Усатый нянь -2 (Русские в Бейруте)

Не такой уж он большой – город Бейрут, и русские в столицу Ливана, конечно,  летают -  по разным,   в основном -    коммерческим  надобностям.  Но все же встретить здесь соотечественника - редкость. Впрочем, дело скорее всего в том, что наш турист-коммерсант курсирует не там, где я его могу повстречать. Честно говоря, я его вовсе и не ищу, - потому, наверное, что живу в Ливане  в гостях, и - временно, так что ностальгия меня пока не мучает.

Все же встречи случаются. То – с армянином,   бывшим гражданином СССР,  разговоримся про замечательную прежнюю дружбу народов,  а то - где-нибудь в Триполи, наблюдая за ловлей кальмаров, вдруг раздастся «Вон! Вон она!», - с родным нижегородским «оканьем»:  оказывается, два русских летчика  привезли сюда бизнесменов  и коротают время в пансионате на берегу моря.

А так, в общем-то, русской речи не слышно. Правда, мы - моя дочь Татьяна, ее сын Джованька и я -  посильно разбавляем местный  арабо-англо-французский языковой фон. Особенно эффектно это получается у Джованьки.

Однажды,  в период развивающегося у него негативизма, когда на большую часть наших предложений он отвечал твердым «не надо!», (что, впрочем, в полном соответствии с законом диалектики не исключало последующего отрицания самого отрицания),  отправились мы с ним на прогулку.

Зашли на территорию  частного детского сада, расположенного неподалеку  от дома,   рядом с теннисно-плавательным клубом. Когда мы проходили мимо  застекленного входа в садик, то увидели, что изнутри нам приветливо машет симпатичная воспитательница.

Я сказал Джованьке: «Посмотри, вон наша знакомая тетя, помаши ей рукой». Джованька помахал,  и -  довольно охотно прошлепал в приоткрытую воспитательницей дверь.

Я,  увидев, как она сняла с него куртку и шапку, решил, что теперь у меня есть несколько свободных минут,  и быстренько пристроился на ступеньку у входа с сигаретой и книжкой хичкоковских ужастиков.

 Но не успел  еще толком угнездиться, как из-за стеклянной стены раздалось «не надо!» -  такой силы, что, услышь его Хичкок, он бы на одном этом возгласе построил сюжет, в основу которого положил бы историю о ребенке, попавшем случайно в клетку к тигру. Крик был такой силы, что я сразу вспомнил визит к ветеринару мальчика из «Ералаша», заявившего, что его собачка неадекватно реагирует на  команды.

Я взглянул на воспитательницу. Вид у нее был неважный, хотя ералашных последствий, к счастью, вроде не было. Джованька спокойно шел в мою сторону и, когда открылась дверь, ласково протянул ко мне руки, произнеся ангельским голоском вместо обычного «не надо» почему-то по-английски «do not».

 
Нас отпустили с богом. По-моему, воспитательница поняла, что обращение с русским (пусть даже наполовину) ребенком требует каких-то специальных навыков.

В другой раз он поставил нас с Татьяной в несколько неловкое положение во время посещения супермаркета. Увидев на витрине шикарные окорока, Джованни вдруг ни с того ни с сего заорал что было мочи «Мясо!!!».

Это было похоже на вопль взбунтовавшегося вегетарианца, коим Джованни вовсе не являлся. Мы с Татьяной улыбнулись всполошившимся было продавцам, давая понять, что все в полном порядке.

Вообще мне стало казаться, что для  двухлетнего Джованьки было совершенно естественным то, что почти каждый человек из его окружения говорит на собственном языке.

И немудрено: мы с Татьяной разговаривали с ним по-русски,  отец – по-итальянски, домработница Мелоди – по-английски, ребята и взрослые на улице – по-арабски, по-английски и по-французски.

В первое после моего приезда в Бейрут  утро я проснулся на диване в спальне Джованьки, где меня разместили на ночь,  и увидел,   что Джо стоит в своей кровати, держась за  «поручни» ограждения и рассматривает меня,  соображая, очевидно,  кто это расположился на его территории,  и пытаясь одновременно припомнить, на каком языке со мной надо разговаривать.

Когда я подошел к нему, он сказал «годан», что, как я позднее сообразил, означало английское «go down» -  что-то в роде «давай вниз»,  - слов, которые произносила каждое утро Мелоди, поднимая его из кровати.

Впрочем, очень быстро при дальнейшем общении со мной он сообразил, что разговаривать с дедом по-английски или по-итальянски бесполезно,  и - легко перешел на русский.

Когда я выразил дочке сомнение в целесообразности  обучения двухлетнего ребенка одновременно пяти языкам, она сказала, что беспокоиться не стоит, поскольку ребенок, похоже, никаких неудобств не испытывает.

Дальнейшая жизнь показала, что Татьяна была, очевидно, права: Джованни, как и Сашка, его младший брат, успешно общались с русскими, французами и итальянцами, а также, с небольшими затруднениями – с англичанами и арабами.

Сложнее было их сверстникам, -  разобраться,  с кем, в лице Джо и Сашки, они имеют дело. Так однажды, когда они гостили у дяди в Генуе и играли во дворе в футбол с местными ребятами, произошел забавный разговор:

-  Вы откуда? – спросили местные, заметив, что братья разговаривают между собой по-французски.

- Из Ливана, - ответил Джо по-итальянски.

- Так вы ливанцы?

- Не совсем: у нас мать – русская.

- Значит, вы русские?

- Нет. Мы учимся в Бейруте во французском колледже.

- А-а, вы французы!

- Нет.

- Так кто же вы?

- Мы итальянцы, - ответили хором Джо и Сашка, имея в виду записи о гражданстве в их паспортах.

- Хватит врать, - обиделись итальянские мальчишки. – Не хотите – не говорите.

 Сейчас в учебе ребята опережают сверстников. Как тут не вспомнить некрасовское:

« .. народу русскому пределы не поставлены: пред ним – широкий путь!»».

Хотелось бы верить.