16.11.2015 03:00

Книга рецептов Ника и Хигрума

На модерации Отложенный

(Автор - В. БЕЗЫМЯНИН)

Предисловие.

Данное повествование является литературно-культурологическим экспериментом со всеми вытекающими из этого факта последствиями. В книге нашли отражение идеи, имеющие значение для автора и не дающие ему покоя в определённый период времени. Эти идеи приняли форму, которая казалась оптимальной в момент написания текста, форму не вполне обычную, не укладывающуюся в привычные рамки, требующую некоторых мысленных усилий от читателя. Говоря проще, книга получилась не для средних умов. Тем не менее, свою аудиторию книга найдёт и принесёт, на мой взгляд, несомненную пользу тем, кто в состоянии открыть свой ум и своё восприятие для Необычайного и Необъяснимого.

Предварительная справка: Вигилия (от лат. vigilia – ночное бдение) – это слово Э. Т. А. Гофман применил в повести «Золотой горшок» («Der goldne Topf») для обозначения отдельных частей текста, заменив им традиционный термин «глава». Считается, что этот приём является указанием на то, что повесть писалась ночью.

Некоторые события и персонажи этой книги придуманы.
Имена всех действующих лиц изменены.

Вигилия 1

– О Тень Бесплотная, Полуночный Пришелец! – произнес я; импульс, заставивший меня сказать эту фразу, был настолько же внезапным, насколько и непреодолимым. – Зачем явился ты безмолвно, словно тать? Не подобает так входить в жилище. Пусть даже дом – корабль, волной несомый.
К моему удивлению, эти слова возымели действие - туманное облако, медленно пересекавшее каюту, остановилось и начало сгущаться. Через какое-то время этот завораживающе эффектный процесс завершился, и предо мной предстал человек вполне обыкновенной внешности.
– Вы что-то сказали? Я не разобрал слов, но адресованы они были мне, очевидно, – сказал он негромким, но внятным голосом. – Не повторите ли фразу?
Слегка ошарашенный необычностью происходящего, я несколько секунд молчал, приходя в себя. Наконец, дар речи вернулся, и мне удалось кое-как выразить свою мысль о том, что неплохо, дескать, здороваться, когда входишь в занятую кем-нибудь комнату, даже если она – каюта на морском корабле, и время – середина ночи.
– Нет проблем! – ответил мой таинственный собеседник, жизнерадостно улыбаясь, и отвесил лёгкий поклон. – Разрешите поприветствовать вас, уважаемый хозяин, и пожелать вам благоденствия и доброго здоровья!
– Спасибо, и вам того же, – сказал я, даже не пытаясь сравниться с собеседником в искусстве владения изящными манерами. – Не научите ли этому трюку с материализацией? Выглядит здорово.

– Могу ли я обучить вас? – в задумчивости повторил гость, внимательно меня разглядывая. – Это зависит от того, способны ли вы учиться и готовы ли к этому знанию. Например, нельзя научить человека стихосложению, если он не владеет навыками речи или письма. Понимаете? Предварительный период обучения может занять много времени.
– Да. Я и не настаиваю. Просто любопытствую.
– Чтобы выяснить ваши возможности, мне надо разузнать о вас больше, а это требует общения. Если вы не возражаете, то приступить можно прямо сейчас. Впрочем, мы и так уже начали этот процесс, не правда ли? – продолжал незнакомец, беззвучно посмеиваясь. – Моё имя – Хигрум; просто Хигрум, без всяких дополнительных приставок – таких, как “господин”, “доктор”, “полковник”, или, например, “патер”.
– В таком случае, и вы зовите меня просто Ник, – ответил я, и пожал протянутую руку – она была совсем не призрачная, тёплая и сухая.
– Расскажите о том, как вам тут нравится, Ник, – произнося это, Хигрум добродушно улыбнулся и оглянулся вокруг, изучая обстановку. Я пригласил его присесть, но он отказался, заявив, что предпочитает прохаживаться, “ибо жизнь – это движение, а движение – это жизнь”.
– Здесь, в общем, неплохо, а временами просто чудесно, – задумчиво произнёс я, решив поддержать предложенное гостем направление беседы. – “Сан-Элизарио”, на борту которого мы находимся, –великолепный лайнер, прекрасно оснащённый для длительных путешествий; здоровье не доставляет поводов для беспокойства, оно у меня идеальное; я люблю море, и небо, и Солнце, и могу созерцать их долгие часы, мысленно сливаясь с природой и получая массу положительных впечатлений. Мне никогда не бывает скучно. Только одно здесь вызывает у меня непонимание и недоумение.
– И что же это? – подыграл мне Хигрум, мгновенно уловив театральность паузы.
– Люди, – коротко ответил я, внимательно наблюдая за реакцией нежданного собеседника.
– Вот как? – вновь спросил он, безмерно заинтересованный. – И чем же вам не угодили ваши спутники?
– “Не угодили” – это не то выражение, которое я бы применил в данном случае. Я далёк от желания предъявлять претензии к окружающим. Поэтому и хочу уточнить – не раздражение, а именно недоумение возникает у меня при контактах с пассажирами и членами экипажа лайнера; особенно странно ведут себя пассажиры. Странность эта заключается в том, что их поведение редко бывает разумным. Любой разговор с ними может привести к непредсказуемым реакциям и неожиданным последствиям – негативным, как правило.
Скажем, закуривает кто-нибудь из них на палубе сигарету. Из самых лучших побуждений я говорю ему, что курение – смертельно опасное действие, и лучше от него отказаться. Но вместо благодарности за предупреждение курильщик наполняется ненавистью и разражается ругательствами.
И подобная неадекватность реакций может проявиться в любой момент, при любых обстоятельствах, причём у всех окружающих без исключения. Поэтому при каждом контакте с людьми приходится быть крайне осторожным и с предельной тщательностью продумывать свои слова и действия, чтобы избежать каких-либо вспышек негатива. Это похоже на встречу с опасным животным – любая ошибка может привести к неприятностям…

– Вам не нравится непредсказуемость окружающих? – спросил Хигрум с любопытством. – Люди имеют право на свободное выражение своих чувств.
– Это так. Но ведь негативные эмоции – страшно вредны для здоровья, разве вы не знаете? Мне не по душе быть причиной подобных саморазрушительных выходок.
– Вас так заботит здоровье окружающих?
– От здоровья и душевного состояния окружающих напрямую зависит и моё. Я улавливаю эмоции ближних, я чувствую их так, словно они – мои собственные переживания. Весьма неприятно – ощущать тёмные страсти своих сограждан: страх, гнев, тоску, и т.п. Хотя сама по себе способность эта весьма многообещающая; в науке её называют эмпатией. Вам, вероятно, это известно.
– Хотите рассказать о ней? – поинтересовался Хигрум.
– Может быть позже; ведь мы ещё не окончили разговор о странностях окружающих людей, не так ли?
– О да! – вновь усмехнулся Хигрум. Такого улыбчивого собеседника мне встречать ещё не доводилось. – А вы не опасаетесь, что и я столь же безумен, как и остальные?
– Когда я знакомлюсь с кем-то, то использую принцип презумпции невиновности, или, лучше сказать, презумпции разумности. Пока человек не выказывает признаков сумасшествия, я отношусь к нему, как к разумному существу. Вы пока реагируете адекватно, и мне легко – не надо взвешивать каждое слово, просчитывая возможные последствия.
– Спасибо за откровенность, – ещё раз отвесил поклон Хигрум; сквозившая в этом жесте ирония была беззлобной и не казалась порождением уязвлённого самолюбия. Смешливость собеседника, казалось, происходила от легкого и юмористического восприятия происходящего. – Надеюсь и впредь соответствовать вашим представлениям о вменяемости. Но не слишком ли вы строги к окружающим? Не завышены ли чрезмерно ваши критерии разумности?

– Этот вопрос не раз приходил мне в голову. Попробую изложить своё мнение на этот счёт, – сказал я и задумался. – Каждый из нас по умолчанию считает себя разумным, но реально таковым является лишь время от времени. Осмысленность действий должна проявляться последовательно, а не в виде редких прорывов. Когда большая часть поступков становится продуманными и осознанными, тогда и можно говорить о разумности жизни. Однако такое последовательно разумное поведение мне не встречалось. Я бы даже сказал, что самоназвание нашего вида – homo sapience, или человек разумный – скорее, пожелание, чем констатация.
– Браво! – беззвучно поаплодировал Хигрум, после чего добавил вкрадчиво. – А аргументы?
– Если исходить из того, что стремление к самоуничтожению – это признак безумия, то разумных людей на этой планете найти крайне сложно. Ведь те или иные элементы саморазрушения присутствуют в поведении большинства наших современников.

Мы все прекрасно информированы о том, что вредные привязанности приближают смерть, но кто готов от них отказаться? Эти саморазрушительные действия – не что иное, как массовое самоубийство, прикрытое привлекательными масками. Речь идёт не только о курении, пьянстве и других видах наркомании; вредные пищевые привычки и склонность к осуждению, страху и сожалениям тоже относятся к суицидному поведению, да и других безумств можно найти немало. По мнению психиатров, такие люди не относятся к душевнобольным, но с моей точки зрения разумными этих латентных самоубийц назвать никак нельзя.
Обычный самоубийца кончает с собой одномоментно, а латентный – растягивает самоубиение на какое-то время, вот и вся разница. Что характерно, у некоторых из этих бедняг мыслительные способности весьма неплохо развиты, например, у представителей мира науки и культуры. Но разум их всецело подчинён разного рода неразумным желаниям. К примеру, Менделеев пытался оправдать свою склонность к курению тем, что табачный дым убивает вредные микроорганизмы; то, что его собственное тело тоже подвергается отравлению, ему замечать не хотелось. Это довольно-таки распространено – задействовать свой интеллект для поисков разумных оправданий безумным действиям. Например, некоторые говорят, что алкоголь снимает стресс. Но попробуйте предложить таким хитрецам безвредный способ ликвидации стрессов – а он есть – и ваш собеседник уйдёт от ответа. Потому, что так называемое “снятие стресса” – это всего лишь маскировка истинной причины привязанности к алкоголю. Эта истинная причина заключается в том, что пьяницам нравится быть пьяными. Они знают о своём безумии, но пытаются представить его как нечто разумное. Что это значит? – я сделал паузу и взглянул на Хигрума. Тот развёл руками, как бы говоря – “не знаю и жду продолжения”.
– А это значит, что способности разумно мыслить у людей имеются, но используются они не по назначению и нерегулярно. Поясню – разум у человека есть, но поведением человека управляет не он, а другая структура, обосновавшаяся в нашем мыслительном аппарате.

– Так, так, так…– оживился Хигрум. – Вы говорите о “чужеродном устройстве”, которое помещено в сознание человека его коварными недругами?
– Об искусственном происхождении этой структуры мне ничего не известно, – признался я. – На данном уровне своих знаний я предполагаю, что она – естественная формация, доставшаяся в наследство человеку от его предшественников. В любом случае, важно не столько её происхождение, сколько осознание реальности её существования, изучение её характерных особенностей и способов взаимодействия с нею.
– У этой структуры есть название?
– Я использую традиционное обозначение – эго. Не фрейдовский термин, а то эго, о котором говорили мастера самосовершенствования прошлого. Правда, в наше время можно обозначить эту структуру с помощью терминов из мира науки. Назвать её, например, базальным комплексом психосоматических реакций, или как-то ещё, в том же духе.
Это, конечно, несколько облегчает её изучение, даёт некую приятную определённость. Когда читаешь старые тексты, посвящённые самосовершенствованию, то не всегда и не вполне ясно, о чём идёт речь; а вот научно обоснованная дефиниция – это совсем другое дело, согласны?
– Отчасти, – немного подумав, ответствовал Хигрум. – Та приятная определённость, о которой вы говорите, основана на упрощении, а упрощение – это, в какой-то степени, искажение.
– Совершенно верно, – сказал я, довольный уровнем своего собеседника. – Но путь познания идёт от простого к сложному. Без упрощения этот процесс не сможет начаться.
– А без усложнения – продолжиться, – подхватил мысль мой гость. – Правда, учителя дзен с нами бы не согласились, но ведь среди нас их, кажется, нет? – и с комичной боязливостью Хигрум обвёл взглядом мою не слишком обширную каюту.
– Не беспокойтесь, – успокоил я его, посмеиваясь. – Оставим истину без слов тем, кто её уже достиг; мои стремления несколько скромнее.
– Да, расскажите о своих целях, будьте так любезны, – с энтузиазмом продолжил разговор Хигрум. – Насколько я понял, безумие окружающих вызывает ваше недоумение и отторжение. Не возникает ли желание замкнуться в себе, порвать все связи с этим сумасшедшим миром?
– Я время от времени прибегаю к этому, чтобы восстановить силы и запас энергии, – не стал изворачиваться я. – Иногда одиночество – единственный способ прийти в себя. Но полный разрыв всех социальных связей – не лучшее решение проблемы несовместимости. Я вижу выход в другом.
Когда приходится жить бок о бок с безумцами, то приходится выбирать – либо ты станешь таким же безумным, либо научишься терпению и управлению собственными эмоциями. Второй вариант труднее, но перспективнее. В любом случае, окружающие – это учителя и экзаменаторы, дающие возможность как-то изменить себя; самих изменений избежать нельзя, но можно направить процесс этого изменения в нужном нам направлении, взять его в свои руки и форсировать. Нам необходимо учиться не пассивному смирению, а активному самосотворению, не простому подчинению обстоятельствам, а осознанному сотрудничеству с ними.
Это первый шаг. Второй начинается тогда, когда означенное управление процессом самосотворения достигает определённой степени мастерства и заключается данный шаг в том, чтобы передать это искусство другим, тем, кто нуждается в этом. Думаю, это единственное решение проблемы, возможное в наших условиях.
Так мы приходим к рецепту излечения нашего мира от свойственного ему безумия: овладев навыком жить разумно, можно научить этому других, а те, в свою очередь, научат следующих, и так до тех пор, пока безумие не будет локализовано и ужато до минимальных величин. Не только глупость заразна, разумность тоже может стать эпидемией.
– Неплохо сказано, – заметил Хигрум. – И много у вас подобных рецептов?
– Есть немножко, – ответил я, не понимая, к чему клонит собеседник.
– Почему бы вам их не начать их записывать? Например, наш диалог так и просится на бумагу.
– Я могу это сделать, но мне кажется, что все ценные мысли уже высказаны и обнародованы. У меня много раз повторялась следующая ситуация: приходит в голову какая-то идея, которая представляется совершенно новой и оригинальной, а через какое-то время я сталкиваюсь с этой же идеей в каком-нибудь тексте – в интернете, или в книге. В результате, сейчас я вслед за Экклезиастом готов повторить – «всё уже было в веках, бывших пред нас».
– Есть и другие высказывания древних, подходящие к вашей ситуации. “Как листья ежегодно сменяются на деревьях, так и слова, прожив свой век, уступают место вновь нарождающимся”, – процитировал Хигрум, и пояснил:
– Квинт Гораций Флакк. Древние мыслители задумывались над теми же вопросами, и находили на них прекрасные ответы. Не бойтесь доверять свои мысли бумаге, даже если эти мысли были высказаны до вас. Вечные истины должны облекаться в новые слова, чтобы оставаться юными и привлекательными. Вспомните и Овидия – “Всё изменяется, ничто не исчезает”.
– Вы умеете убеждать, – улыбнулся я. – Завтра вы найдёте запись нашей беседы на этом столе, если снова заглянете ко мне в гости.
– Не обещаю, что приду завтра, но в ближайшее время навещу обязательно, – я ведь взял обязательство изучить вашу способность к обучению. Должен сказать, обязательства я беру на себя крайне редко. У меня есть правило – взятая задача должна быть выполнена несмотря ни на что. Поэтому мне приходится выбирать их с предельной тщательностью и останавливаться только на самых необходимых, без которых нельзя обойтись. Однако ваш случай – как раз из этого разряда. Я намерен ознакомиться и с другими вашими рецептами; и, быть может, мои собственные смогут вас заинтересовать.
– Они уже меня интересуют, заочно, – ответил я абсолютно искренне.
– Прекрасно! Предчувствую, что со временем наберётся коллекция, которой хватит на книгу. Этот проект можно назвать “Книга рецептов”.
–«Книга рецептов Ника и Хигрума» – так лучше звучит, – предложил я.
– Да будет так! – со слегка ироничной торжественностью возвестил Хигрум и на несколько секунд застыл в молчании и полной неподвижности, словно давая возможность сказанному отзвучать и впечататься в окружающее пространство. – Кстати, должен предупредить, что я и сам обладаю некоторой способностью к эмпатии. И сейчас я, как говорится, нутром чую, что вы утомлены и нуждаетесь во сне. Поэтому разрешите откланяться и пожелать вам спокойной ночи.

Я, сдерживая зевок, пожелал ему здоровья и скорейшего возвращения; помахав рукой в знак прощания, Хигрум развернулся и прошёл сквозь бортовую обшивку, не тратя время на какие-либо трансформации. Вспомнив, что за стеной, сквозь которую прошёл мой гость, находится не каюта, а бездонная толща холодных, тяжёлых вод мирового океана, я подумал, укладываясь спать: “Всё-таки галлюцинация. В самом деле, весёлый, умный, добродушный и знаток хороших манер – это слишком много для одного человека. По отдельности эти качества иногда присутствуют, вместе – никогда. В реальной жизни таких людей не встретишь. Как сказал поэт –
В книгах гений Соловьевых,
Гейне, Гете и Золя,
А вокруг от Ивановых
Содрогается земля…”