Что составляет человеческую индивидуальность?

Я заметила их еще в метро, эти плакаты с броским заголовком «Индивидуальность: восемь комнат, девять жизней», призывающие посетить экспозицию в Wellcome Collection.

Этот музей открылся всего три года назад на основе коллекции, собранной сэром Генри Велкомом, ученым и фанатичным коллекционером всего, что связанно с медициной, основателем фармацевтической компании, из которой позднее возник благотворительный фонд Wellcome Trust (Фонд Велкома).

Как говорит старший куратор Джеймс Пето, Wellcome Collection — это своего рода публичное лицо Фонда.

«Wellcome Trust в течение долгого времени участвовал в различных научных изысканиях, так или иначе связанных с индивидуальными особенностями человека, в частности, с расшифровкой генома человека. А изучение генома человека имеет дело как раз с нашими индивидуальными особенностями, пытается ответить на вопрос, почему мы отличаемся друг от друга, что уникального в каждом из нас», — так пояснил Джеймс Пето идею возникновения нынешней выставки.

В комнате, как в человеке

Устроена выставка очень просто: входишь и первое, что видишь – себя в целой веренице зеркал, полукружьями разделившими выставочное пространство. И еще вопрос на стене, набранный крупными буквами: «КТО ТЫ – ПИН-КОД?»

За многоугольными зеркальными перегородками скрываются такие же странные по форме комнаты, (их действительно восемь, как и обещано на плакате); ты заходишь внутрь и будто заглядываешь внутрь человека, как выразился один из посетителей выставки, тем более что каждой комнате присвоено имя конкретного человека.

Фрэнсис Гальтон пытался создать «усредненный» социальный портрет задолго до «Фотошопа»

«Когда мы ломали голову над тем, как нам обустроить эту выставку, сразу стало ясно, что эта тема распадается на два основных момента. Первый — это индивидуальные особенности с точки зрения каждого из нас, то есть „кто я“ и „каково мое место в этом мире“, — поясняет Джеймс Пето.

„Но есть еще один вопрос, более объективный, что ли: как мы, как общество, как правительство различает нас — с помощью отпечатков пальцев, распознавания радужной оболочки глаза или еще как? То есть, иначе говоря: личность смотрит на мир и мир смотрит на личность, и где эти два основных момента пересекаются“.

Пересекаются эти два момента в личных историях, и именно поэтому каждая из восьми комнат вводит зрителя в какую-то определенную область изучения личности.

Не судите по метрике…

Что определяет нас? Кто-то скажет: имя, но его можно сменить и не однажды, что иллюстрирует комната, посвященная Клоду Кахуну, или лучше было бы сказать Люси Швоб, родившейся в 1894 году во Франции и в двадцатилетнем возрасте взявшей себе псевдоним, по которому не сразу определишь пол.

Люси-Клод увлеклась модным тогда занятием – фотографированием, но снимала в основном себя, и на экспозиции видна трансформация молодой пышноволосой девушки в нечто остроносо-лысо-гермафродитное.

Вот ее снимок в образе Медузы-Горгоны с развевающейся копной волос, а вот попытка фотографического сюрреализма с будто бы „запаянной“ в колбу головой. Рядом цитата: „Бесполый — вот тот единственно настоящий пол, который мне всегда подходил“.

Мы в основном рождаемся мужчинами или женщинами и призваны нести до конца дней своих свое гендерное бремя. Кто-то делает это с удовольствием, не задумываясь о том, в какую колоду положила его Природа; кто-то ропщет, пытаясь вывести свою индивидуальность за оградительные половые рамки, как это сделала Эйприл Эшли, которая, родившись Джорджем Джеймисоном, одна из первых в Британии подверглась операции по смене пола.

Эйприл Эшли пришлось побороться не только за право сменить пол, но и документы

Операция была сделана за границей, в Марокко, но, вернувшись в новой ипостаси на родину, Эйприл моментально столкнулась с неприятием официальных структур ее новой личности: чиновник на паспортном контроле отказался признать, что она — этот тот самый человек, обозначенный в паспорте.

По выложенным на застекленных витринах документам можно наблюдать, как проходило превращение 15-летнего юнги торгового флота Джорджа в диву известного парижского кабаре „Карусель“, после которого последовала длительная борьба за официальное признание нового пола Эйприл, увенчавшаяся полной и сокрушительной победой: принятый в 2004 году Закон о признании пола позволяет менять не только паспорт, но и собственную метрику.

»…В нем женщины, мужчины — все актеры"

Общество требует от нас, чтобы мы были именно такими, какими кажемся, какими зафиксированы на фото в паспорте, но разве наше „я“ — это не выдуманная нами самими роль, которая, как нам кажется, больше всего для нас подходит, а порой и несколько ролей?

Об этом можно поразмышлять в комнате, носящей имя британской актрисы Фионы Шоу, посмотреть фрагменты ее спектаклей, где она исполняет роли шекспировского Ричарда Второго или Мамаши Кураж, послушать запись ее разговора с матерью: их голоса настолько похожи, что порой не различить, кто из них говорит. Но вот Фиона начинает декламировать поэму Элиота, и голос ее невообразимо меняется; это уже не она говорит, а герои „Бесплодной земли“, ты слышишь это моментальное раздвоение, но не видишь шва.

Шевалье Д'Эон много лет играл роль женщины в обычной жизни

Как происходит процесс перевоплощения, в какой точке сходится личность актера и персонажа, как это вообще возможно – запоминать огромные куски чьей-то чужой речи? По мнению Фионы Шоу, прямое заучивание текста по сути невозможно: „Ты не учишь строчки, ты просто живешь в этом определенном воображаемом моменте, и те самые строчки становятся неизбежными в этой конкретной ситуации“.

А что происходит с однояйцевыми близнецами? Где происходит разделение их „я“, равнозначны ли они друг другу, являются ли они двойниками?

Три поколения близнецов семьи Хинч бросают вызов традиционному представлению о том, что такое – быть близнецом, где каждое поколение демонстрирует некое новое знание об этом предмете. Но, пожалуй, самым интересным фактом в комнате Шарлоты и Эмили Хинч является тот, что эти сестрички-близняшки родились с интервалом в три…года, что стало возможным благодаря оплодотворению in-vitro.

Ученые, настоящие и не очень

Криминалистика вот уже более ста лет активно пользуется индивидуальной характеристикой личности, которой являются отпечатки пальцев.

Одним из пионеров дактилоскопии был британский ученый Фрэнсис Гальтон, бывший двоюродным братом Чарльза Дарвина.

Видимо, гений старшего по возрасту (и уже признанного) родственника побуждал Гальтона на бесконечный поиск: он пытался как-то систематизировать этот мир, разобрать по отпечаткам пальцев людей на категории, например так: „евреи, баски, краснокожие индейцы, выходцы из Вест-Индии, негры, китайцы… а также студенты, изучающие естественные науки, квакеры, знаменитости разного рода и значительная часть кретинов из Эрлсвудского приюта“.

Френологи думали, что именно так устроена человеческая психика

Бесплодными оказались поиски Гальтона, кстати, автора термина „евгеника“, и по части создания составных фотографий неких „усредненных“ социальных типов. Гальтон задолго до „Фотошопа“ поступал буквально по Гоголю: брал губы Никанора Ивановича да приставлял к носу Ивана Кузьмича, но желаемого результата так и не получил.

А вот другой ученый ХIХ века, немецкий физилог Франц Галль пытался распределить духовные способности человека по его черепной коробке. Он разработал карту мозга и стал родоначальником френологии – псевдонауки, в которую очень долго верили, вплоть до появления Зигмунда Фрейда, впервые спросившего у своих пациентов, что собственно, происходит у них в голове? Самого Фрейда на выставке нет, но за стеклом лежит этрусское зеркало из его знаменитой коллекции археологических находок.

Разобрать человека по составу все-таки удалось уже в наше время британскому ученому сэру Алеку Джеффризу, разработавшему метод генетического фингерпринтинга на основе данных ДНК, который используется в судмедэкспертизе, позволяя идентифицировать личность преступника, или при установлении отцовства и вообще родства.

Сэр Алек помнит рождение своего открытия, как мать появление на свет своего ребенка, с точностью до минуты: „Это произошло в понедельник 10 сентября 1984 года в девять часов пять минут утра и в секунду буквально изменило всю мою жизнь“.

Алек Джеффриз полагает, что ДНК может стать для человечества своеобразной машиной времени и помочь расшифровать генный код древнейшего человека, жившего на Земле.

Как и многие другие ученые, сэр Алек сразу же испробовал свой метод на себе, поскольку его беспокоил вопрос, не является ли он потомком печально известного в английской истории беспощадного судьи Джеффриза, жившего в XVII веке. Анализ ДНК опроверг его страхи.

Отпечатки личной истории

В наш век, когда изменить не только свои имя и метрику, но и внешность, отпечатки пальцев и даже в скором времени ДНК становится все проще и проще, кажется, что возможностей для переделки своего „я“ становится неизмеримо больше, да и поп-психологи постоянно внушают нам мысль, что мы можем стать, кем захотим.

В то же время общество требует от нас неизменности, и внешней и внутренней – чтобы мы выглядели так же, как на предъявленном документе, чтобы заявленные в анкете при приеме на работу „энтузиазм и умение работать в команде“ не оказались филькиной грамотой.

Хотим мы того или нет, но наша индивидуальность рождается и формируется не в изоляции, а в непосредственном соприкосновении с обществом и со множеством других „я“, у каждого из которых не только свои, присущие именно этому индивидууму отпечатки пальцев, но и свои „отпечатки“ личной памяти, своя история, и это как нельзя лучше демонстрирует „дневниковая“ комната, носящая имя знаменитого лондонского летописца ХVII века Самюэля Пипса.

В комнате Сэмюеля Пипса дневники великих людей соседствуют с рядовыми

Любопытно было рассмотреть стенографические закорючки Пипса, сделавшего все возможное, чтобы его дневники нелегко было прочесть досужему человеку, но позаботившегося о том, чтобы они сохранились для потомства, для нашей коллективной памяти.

Чума и лондонский Великий пожар 1666 года соседствуют с описаниями бытовых подробностей личной жизни и даже сокрушением по поводу менструации у жены (эта дневниковая запись Пипса, как и прочие упоминания, связанные с сексом, цензурировались издателями вплоть до 1980-х гг), однако Пипс ни словом ни обмолвился о том, что работал на Адмиралтейство. Была ли то сознательная попытка отмежеваться от всяческого официоза или же Пипс счел этот факт собственной биографии незначительным, не определяющим его сути, недостойным упоминания?

„Дневниковая“ комната изобилует персоналиями: тут и полка с опубликованными личными записями великих людей, и выдержки из хранящихся в Британской библиотеке неопубликованных дневников обычных людей, и видеоклипы с монологами-исповедями из телепрограммы „Большой брат“, и записки суфражисток из Холлоуэйской тюрьмы и упоминание блогосферы, где каждый рассказывает свою историю, будто бы говорящую: я – единичен и ни на кого не похож, и в этом я такой же, как все.