Бизнес за решеткой. ДНЕВНИК ЖЕНЫ

Сегодня, 12 марта, день работника ФСИН. И сегодня же День без цензуры в интернете. Надо же, как переплелось всё затейливо.

Вот только-только вернулась с зоны, долго там была. Привезла дневник мужа. Расшифрую его в выходные и опубликую. Познакомилась с видными представителями коллектива областного УФСИН, причем по их инициативе. Произвели сильнейшее впечатление. Пообщалась с таджикским криминалитетом – не тем, что гастарбайтеры, а настоящие такие, басмачи. Очарована и околдована начальником зоны, Прекрасным Петровичем. Жаль, что его нет на Facebook, записалась бы в поклонники. Обнаружен также колониальный банкомат и потрясающая по силе воздействия живопись местных умельцев-заключенных, агитационно-воспитательного характера. Оставила благодарственную запись в местной жалобной книге. Привезла подарок от зеков: картину маслом под названием «Весна опять пришла» с соответствующими лесными ручейками и вербами. Потрясена и раздавлена.

8 МАРТА

Ехала злая, даром, что в ночь на 8 марта. Приехала в Богом Забытый Областной Центр под утро, сунулась на рынок – ну да, этого и следовало ожидать: одни гвоздики. А жаль, там обычно полно невиданных москвичами деликатесов и по весьма сходной цене – особо продвинутые гурманы совершенно справедливо называют эти места русским Лионом. Что ж делать, подалась в местный филиал «Ленты» и не сильно дополнительно расстроилась: там оказалась такая кулинария, что «Азбуке вкуса» стоило бы с позором удавиться. В общем, – сложилось, однако ж злобность не сильно утихла, поскольку рассуждала я логически: вот припрусь я в зону, что в 550 км от родного дома, а на дворе – Международный женский день, будь он неладен. Мне ж надо с ней, с зоной, официально оформить отношения: выписать разрешение, пойти с ним в бухгалтерию, выписать ордер, пройти с ним в кассу и т.д. А какой ордер, какая бухгалтерия 8 марта? Прямо скажем, в лучшем случае – никакая.

Доехала до наших дремучих мест, уже совершенно мне родных. Конечно, административное здание пустует. Но – ба! – что это там светится у входа и подмигивает мне веселым зеленым глазом? Ей-богу, банкомат. Вот ведь новинка. Так и есть, Сбербанк России. Сунула карточку, какую не сильно жалко, – работает! Правда, координаты службы технической поддержки обнаружить не удалось, так что рисковать и просить денег не стала, ограничилась грустным балансом. Зато тщательно переписала объявление, прилепленное на банкомате (видимо, вместо телефона техподдержки):

Управление внутренних дел предупреждает!

Прежде, чем перечислить денежные средства на незнакомый абонентский номер сотового телефона или интернет-кошелька, внимательно подумайте  – возможно, Вы являетесь жертвой мошенников!

Я ничего никому перечислять не собиралась, однако, следуя совету Управления внутренних дел, внимательно задумалась: а с какого такого перепуга работник ФСИН будет перечислять денежные средства на незнакомый номер или неизвестный науке интернет-кошелек? Разные пришли в голову варианты ответов, и все они мне искренне понравились. В общем, давно пора заводить интернет-кошелек, XXI век же, очень удобно. То есть не себе, понятное дело, заводить. Тут зона через 3 метра. А вот для мужа завести надо, раз уж такие удобства.

Все мы тут мошенники и их жертвы, и поди, разбери, ху из ху.

ЕВРОРЕМОНТ

А на зону, кстати, пропустили без проблем, и очень быстро. Служба одного окна: сюда и заявление пишешь, и передачу передаешь, и оплачиваешь пребывание на зоне. Куда как все быстрее получилось и лучше, чем при работающей бухгалтерии и кассе. Опять внимательно задумалась: если без них лучше, то зачем они?

Сдала паспорт, деньги, телефон, сережки-колечки (так положено, а потому на самом деле не сдала – без них езжу), перетащила свои баулы к проходной. Дальше встречает Дима, старинный уже мой знакомец, он из зеков, заведует нашим общежитием, дневальный зовется, сидит по благородной статье – фальшивомонетчик, очень расторопный и толковый парень, прирожденный мажордом. Сделал бы честь любому европейскому отелю. Может, еще сделает – ему лет 25, от силы. Он хватает мои баулы и мы поднимаемся на второй этаж, в общежитие, оно же – комнаты длительных свиданий. С нами – еще три работника зоны, они должны тщательно меня обыскать и проверить каждую конфету в трех моих баулах, любой из которых откажется поднять порядочный грузчик в продвинутом европейском аэропорту.

Всё проверили, всё развернули, металлоискателем поводили. Меня лично женщина обыскивала – мужики тактично отвернулись к стене, спрашивали: можно уже повернуться? Опять же, в приличных европейских  аэропортах не отворачиваются при таком тщательном шмоне, я даже удивилась: чегой-то они?  Да потом еще и переживали, не протекут ли у меня соленые огурцы после их разворачивания. Нормально, не протекли. Выходя, извинились: мол, работа такая. Вот это в нашей зоне меня всегда насмерть убивает: никак после Бутырки не могу привыкнуть, что полно в этой системе приличных людей.

Ну вот, все ушли, есть время оглядеться: меня здесь не было 4 месяца: сначала был объявлен карантин в связи со свиным гриппом, потом затянулся ремонт, о котором  зеки рассказывали ужасы. Комната моя за 4 месяца ничуть не изменилась и никаких следов ремонта обнаружить не удалось. Выхожу в длинный общий коридор. И не узнаю его.

Сказать, что здесь был ремонт, – это не сказать ничего. Это коридор отеля, который запросто потянет на 3 звезды, если придираться, но можно и 4 натянуть. Это шик, блеск и красота – а 4 месяца назад это была коммуналка послевоенного типа. Сунулась в туалет и умывальную – долго протирала глаза: стоят раковины типа «тюльпан» (привет миру новых русских), но при этом имеется очень стильная крупная сиреневая плитка на стенах, дорогая такая Италия. Под стать всему этому роскошеству кухня, только плитка ярко-салатная. Холодильник новый, двухкамерный, «Индезит», плита рядом – с грилем и 16 режимами духовки. В уголке местные тетки сидят, включить не могут – не привычные. Евроремонт, как есть он! Я даже затосковала сразу по старой кухне: там огроменная антикварная плита стояла, со всей греющей поверхностью на 16 кастрюль в вольном порядке, а в духовку поместился бы средних размеров бык. Нету почтения к старине, это да. Зато есть почтение к родственникам осужденных и к марке «Индезит», да еще какое. Интересно, как долго он здесь протянет.

А комнаты, как выяснилось, ремонтируют по одной. Местные жители утверждают, что будет даже один люкс, с индивидуальными удобствами. Пожалуй, я и не удивлюсь уже.

Отловила в коридоре Диму, спрашиваю: это чего такое тут у вас произошло? Директора строительного рынка приняли? Да нет, говорит, не было таких новых поступлений, вот своими силами справились. Ну, даже и не знаю, что сказать. Мы с мужем три года назад закончили строительство своего дома (который тут же заложили для дачи взятки следствию) – так вот, у нас такая же плитка была, я помню, почем платила.

«ХРОМАЯ ЛОШАДЬ»

Тут как раз и муж пришел, и борщ подоспел. Хороший такой муж, вполне себе розовый и упитанный. Рассказал быстренько про вручение «Оскара»: я-то всю ночь ехала и все пропустила, а он – подготовленный пришел. Говорит, кино жены Кэмерона себе заказал. Но не до «Оскара», когда вокруг такие перемены.

Бросили мы с ним и борщ – не до него сейчас – пошли вместе осматривать помещения. Он тоже плитку нашу сразу признал. Но пока осматривали, тревога нарастала: слушай, говорю я мужу, опасаюсь я здесь находиться. Вот раньше в коридоре и камера была, и телефон для связи с дежурным, и план эвакуации при пожаре. А сейчас – ничего такого, и запасного выхода не вижу, хоть убей. При этом все окна забраны двойной решеткой, и на ночь все это хозяйство запирается на сто замков и дверей, а зеки есть зеки – курят везде, где ни попадя, и правил противопожарной безопасности не соблюдают. А потолок – пластиковый, и вообще, я в «Хромой лошади» жить не буду, чао. Вот сейчас борща тебе оставлю и поеду от греха, страшно мне – два десятка зеков сгорят, никто не пожалеет. Надо сказать, согласился со мной мой неглупый муж, и поплелись мы с ним к борщу. Пока борщ, второе-третье, компот, выходим на помывку посуды – глядь, а вот огнетушитель в углу поставили, план эвакуации изобразили и запасной выход обозначили через низкое кухонное окно, за которым балкончик. Я, правда, вместе с другими женами тот балкончик кастрюльками заставила, ну да это ничего – в тот «Индезит», который холодильник, они все равно не влезут, тут уж либо кастрюлька, либо эвакуация при пожаре. Но, в общем, к эвакуации уже не придраться. Не зона, а мыслеуловитель. Волшебная лампа Алладина. Сутки я удивлялась чудесам мыслеулавливания, а потом все и разъяснилось.

ЛЕЙЛА И МЕДЖУН

А эти сутки надо было еще прожить. И оказалось, что это не так просто. Потому что существуют на свете… э… социальные страты, разнообразные народные традиции и культура, да... в общем, даже не знаю, что и сказать.

Короче, со своим приездом я немного опоздала, дела задержали судебные. А перед нами свидания были у всей компании мужа – у экономических зеков: у банкира, риэлтора, девелопера и т.д. Кто-то по делу сидит, кто-то – явно заказной, но народ этот понятный, никаких дополнительных разъяснений не требующий. Мы обычно всей компанией и заезжаем. И общежитие проходит легко и непринужденно. А тут я попала в среднеазиатский заезд. Надо сказать, одна семья была прелестной: муж и жена, степенные, как бы в годах (хотя максимум лет под тридцать), с кучей детей. Она все время на кухне, готовит экзотику (очень, кстати, интересно), дети, хоть и маленькие, но смирные и почтительные. Другая семья – смешанный брак, она –  совершенно русопятая, он – восточный мужчина, любовь такая сквозит в каждом их движении, что Лейла и Меджун нервно курят в сторонке. Дети – сущие разбойники. И третьи – я даже не знаю, семья или не семья: суровые мужчины в спортивных костюмах с надписью  Tadjikistan на спине, и парочка женщин – высокие, молодые, худые, очень красивые, страшно суровые и, к моему удивлению, весьма свободно себя ведущие. Куда бы они ни входили – тут же занимали командные высоты, и воздух темнел и начинал ощутимо сгущаться, и проблескивали грозовые молнии. Выражались на таком виртуозном мате вперемежку с таджикскими словами, что биндюжник бы пошел к ним в подмастерья. Они не готовили и не мыли посуду. Их мужчины не готовили и не мыли посуду. Чем они питались, как и чем они живут, осталось для меня загадкой. Не буду даже и предполагать, чем они занимались или занимаются на воле, но словосочетания типа «наркотрафик, серьезные пассажиры» непрошенными лезли в голову. Причем мужчины явно были пожиже девушек.

Уж и не знаю, с какими особенностями это связано, но к обеду коммунальный рай ощутимо сдал позиции. Новенький кафельный  пол покрылся жирными разводами, раковины оказались забиты конфетными фантиками, в дýше валялись окурки, а о туалете лучше было забыть навсегда и ждать смерти от разрыва  мочевого пузыря – все ж менее позорная кончина, нежели та, что неминуемо ждала бы при посещении свежеотремонтированного заведения. Наутро бригада зеков из хозобслуги (очень специфический контингент, ну, вы догадываетесь, не маленькие) всё это тщательно убирает. И к обеду все повторяется. На мой третий день все съехали, поступила новая партия из местных жителей. И стало чисто.

Простите меня. Я не националист. Много уродов есть везде, и сама я – не ангел, у меня нет крыльев. Я не хотела всего этого писать. Но уж задалась целью – все, как было, документально. Вот так и было. Я вот только уверена, что безобразно вел себя именно «таджикский наркотрафик», а не их тихие и опрятные соплеменники.

Спросила у мужа: а у вас в отряде тоже так? Тоже окурки в дýше, тоже безобразие на полу? Да, говорит, тоже. Процентов 90 осужденных, говорит муж, вне зависимости от национальности, ведут себя именно так.

Заставишь убрать – уберут, не заставишь – не уберут, а вот не кидать окурок в душ не могут физиологически.

…Как же жалко труда людей, которые где-то нашли, привезли, чем-то оплатили, поставили эту итальянскую плитку, это дурацкие «тюльпаны» и «индезиты». Вот котик Максик, любимец всей колонии и всех родственников, коренной житель комнат длительных свиданий, в связи с проделанным ремонтом был отселен в отряд по причине того, что может о свежие обои коготочки поточить, с него станется. Максику, значит, нельзя. А этим и не то можно. И ничего не поделаешь.

РОКОВАЯ КУРИЦА

На вторые сутки нашей странной жизни на зоне случился калейдоскоп ярчайших событий, напрочь перепахавших мою жизнь. Начались они в полдень. Время было обеденное, куча народа толклась на кухне, я мирно запекала курочку и параллельно постигала секреты таджикской кухни под руководством тихой многодетной барышни. В коридоре было заметно серьезное оживление: пришли все наши местные охранники, которые сопровождали каких-то больших чинов во фсиновской форме. В какой-то момент делегация заглянула в кухню, и с порога не местный офицер обратился сразу ко мне, по имени-отчеству. Типа, дорогая вы наша, зайдите-ка после обеда к нам, вас проводят, но сначала обязательно пообедайте.

Моя таджичка уронила ложку. Дневальный, напротив, принял позу вполне любезную и отчасти заискивающую: мол, если что, то он – мой кореш. Из чего я сделала вывод, что ровно половина моих акций здесь позорно рухнула, а другая половина рванула вверх. Разнонаправленное, в общем, получилось движение. «Чего ж, – говорю, – не зайти, зайду». «Мы тут к вам из областного управления». Ну, я ответила честно: я вас знаю. Произвела впечатление. Не стала говорить, что давным-давно все местные уфсиновские сайты знаю наизусть, помню лица, должности и фамилии, программы смотрю местные тематические, что в интернете выкладывают, – кошмарый ужас, отчетно-выборные собрания и слёты передовиков, но уж местная журналистская специфика везде одинаковая.

Вытащила я из духовки свою курочку и в гробовой тишине пошла с ней к мужу. «Слышишь, – говорю, меня тут ваш УФСИН местный к себе вызывает, в смысле, к начальнику, для беседы. Сам понимаешь, о чем. Встреча писателя с благодарными читателями». Беседа таковая была ожидаема, это да. Я вообще люблю беседовать с разнообразным начальством после публикаций в блоге, или еще где. Мы с мужем знали, на что шли, когда начали публикацию бутырского дневника. Его быстро вычислили и поначалу резко ухудшили условия. О чем мы тоже написали. Требовали прекратить, изымали дневники – тоже написали. Потом в ситуацию вмешался замечательный полковник из Московского ФСИН – он беседовал с мужем в тюрьме, и я к нему ездила на Выборгскую для бесед, свидетелей к нему просила съездить. И стало полегче, а потом и в Бутырке сообразили, что от нас проще отстать. От нас и отстали – принялись за Магнитского, а чем это для него кончилось, известно.

На зоне муж с июля прошлого года. Впервые я к нему попала в начале августа, о чем сразу здесь и написала. С тех пор и пишем, уже про зону. Причем старались – хотя и не очень – шифроваться: не называли ни он, ни я не то что зоны, но и области, где все происходит. Вот сегодня назову, по просьбам трудящихся.

У ПЕТРОВИЧА

В общем, констатировали мы с мужем вещь очевидную: возможны теперь два варианта развития событий. Первый – как в Бутырке: начнутся неприятности, мы в ответ начнем теребить прокуратуру, писать в блоге, конечно, тоже будем, и так до бесконечности изведем друг друга в ближайшие лет шесть. Могут быть и посерьёзней проблемы: мне Борщев Валерий Васильевич, член Московской Хельсинской группы, рассказывал, что при желании могут и подкинуть чего на зоне – мне или мужу, и срок дать или добавить, бывали такие случаи, и не один, и очень трудно бывает доказать, что ты не верблюд – но вот разве что заранее соломки подстелить, чем я ровно сейчас и занимаюсь. Второй вариант – это если попадутся нам люди разумные и понимающие, что по закону и по совести оно лучше выходит, нежели без таковых.

В общем, обула я валенки и пошла в кабинет к начальнику зоны, к Петровичу. В смысле, меня туда торжественно препроводили, умоляя не поскользнуться.

Захожу – а там собралось блистательное общество, в глазах от звезд рябит. Усадили, чаю-кофе предложили, как вам, спрашивают, зона наша? А чего меня спрашивать – сами же, наверное, читаете? – хорошо мне зона, а мужу – еще лучше: кормят, снабжают, футбол-шахматы обеспечивают, книжек навалом, свежий воздух, деревенские продукты. Да еще и сторожат. И жена особо не пилит, то есть не каждый день, а исключительно по случаю. Опять же и забот никаких, семью содержать не надо, и родственники не беспокоят. А ремонт, спрашивают, как? А замечательно мне ремонт! (на всякий случай еще у начальства поинтересовалась насчет посадки директора строительного рынка – нет такого, сами справились).  А что же, говорят, вы пишите, что всё плохо? Где, спрашиваю, я пишу? А вот на каком-то там «Слоне». Да помилуйте, отчего ж я? Там ни фамилий нет, ни опознавательных знаков, ни даже упоминания области. Да ладно, говорят, вот нам из Москвы распечатку прислали, что вы тут про нас пишете, там всё знают. Так и сказали – это, мол, такая-то, и муж ее.

Тут мне совсем интересно стало. Понятное дело, что у нормального журналиста таких разговоров за месяц с десяток происходит, эка невидаль. Любое начальство желает редактировать и удивляется, отчего это нельзя. Но тут я даже опешила: надо же, читают во ФСИНе, и даже довольно скоро реагируют. И, в общем, правильно делают, для того и пишем. Показали мне на бумажке, в распечатке, вот этот пост, здесь он. Ну, говорят, пишите заявление на имя директора ФСИН России Александра Александровича Реймера, что, мол, ремонт понравился. Чего ж не написать? Да запросто, тем более, что хорош ремонт. И про бунты, говорят, пишите, что не было такого. Так и у меня в блоге, говорю, такого не было, написано же: муж ничего не рассказывает, а по разным доходящим сведениям, то ли так, то ли эдак. Карантин-то с начала декабря, никого не пускают, а на зоне слухи – главный источник информации, поди, разбери, где правда, а где слухи, раскрашенные по дороге до моего уха и другими зеками, и их женами, к тому ж не одну меня не пускают – всех, и люди, конечно, весьма недовольны. Вот меня только в марте на зону пустили, а в последний раз аж в октябре лично была.

А давайте, говорят мне полковники, вы теперь раскроете всё, как есть, про зону. И как называется, и кто начальник – вот, Петрович сидит. Да зачем же, говорю, Петровичу такое несчастье? Начальник он хороший, его в зоне реально любят, всё беспокоятся, как бы он на пенсию не ушел. И тут ему такое приключение, как два писателя, один снаружи, другой внутри? И срока еще 6 лет, между прочим. Оно ему надо?

Надо, говорят мне областные начальники. И вам надо, и нам надо, и системе надо, чтобы она улучшалась. Вот прямо пишите всё, как есть. Так я и про разговор наш напишу, говорю. И правильно. Вот так и напишите: мол, беседовали с вами в кабинете начальника ИК №3 Тамбовской области, Купорева Сергея Петровича, заместитель начальника УФСИН Черемисин И.А. и помощник начальника УФСИН по правам человека Михайлин А.В. (на него довольно много ссылок в интернете, он с докладами по правам заключенных часто выступает, его-то я и узнала на кухне). Так я ж, говорю, буду писать, как есть, а вы потом обижаться будете. И дневник мужа отсюда еще опубликую. Правильно, говорят, публикуйте, нам скрывать нечего, а недостатки мы и сами хотим искоренить. А вообще – пойдемте, говорят они мне, мы вам всю зону покажем, а вы и напишете, как есть. Ух ты! Само собой.

ВОЛШЕБНАЯ СИЛА ИСКУССТВА

И мы тут же пошли по зоне. Зашли в барак – отряд называется, – где муж сидит. И правда, образцовый у него отряд. Чистенько, культурненько, дневальный исправно доложил, чего как, по виду – вылитый малец из «Кабаре», тот, что пел «Tomorrow belongs to me», – такой же боевитый и складный. Койку мне его показали, теперь знаю, где муж живет. А вот его шкафчик, а вот его ячейка с посудой.

Зона как зона, в интернете миллион фотографий обычных российских зон, эта –и правда, поухоженней будет, потому что Петрович у нас – настоящий крестьянин с кулацкой жилкой, раньше такая порода называлась «крепкий хозяйственник», и с душой мужик.  В баню сводили, в прачечную, в столовую, в молельный дом. Показали, что едят. Прожить можно, хотя мой муж исключительно посылками питается, но для тех, у кого этого нет, в общем, нормально. Баня – так просто почти что Сандуны, только без бассейна – явно понимают люди в этом деле. Но самое сильное впечатление – наглядная агитация, выполненная местными умельцами-художниками. Попробую уговорить УФСИН, чтобы дали как-нибудь сфотографировать, потому как словами это не описать, это нужно беречь и сдать потом тот бетонный забор, на котором вся эта наскальная живопись изображена, куда-нибудь в музей андеграунда. Особенно неизвестному художнику удалась картина, порицающая употребление наркотиков. Подход был избран нестандартный, а именно непосредственно сам наркотический угар передан: слева тучи с молниями, как будто бы предваряющие страшный суд, справа черный торнадо, в который засасывает домик, девочку, еще каких-то персонажей – в общем, «Волшебник страны Оз» на героине. И все это сопровождается соответствующими назидательными надписями, воспроизвести кои я не в состоянии: там не записала – нечем было, а по памяти такое не вспомнить. В общем, есть, где разгуляться ценителям и собирателям. Зона ждет своих Далей и Третьяковых, надеюсь, в хорошем смысле.

Вернулись в кабинет Петровича. Дали мне книгу жалоб – мол, напишите ваши впечатления. Да чего в книге-то? – вон, я в блоге напишу, хотя мне и в книге жалоб не жалко. Спрашиваю: а чего вы к тому посту-то прицепились? И до него посты про вас были, и после. В «Слоне» с августа подробные истории про вашу зону выходят в блоге, разве не читаете? Да там за каждый пост Петровичу надо орден давать. Как, например, он не пустил прекрасную московскую девушку, хозяйку салона красоты, к мужу на свидание – она по переписке замуж вышла, а он не пустил, девушка рыдала, а уж потом тетки на кухне мне сказали, что жених забыл упомянуть: он не в первый раз по переписке женится, а сидит за изнасилование. И правильно Петрович, вопреки всем инструкциям, не пустил ее, вот здесь я об этом писала. Тут Петрович вскинулся и говорит: да мало того, жених еще забыл упомянуть, что он ВИЧ-инфицированный… Я аж присвистнула, вот этого не знала. Я ж говорю – Петрович у нас с совестью мужик.

Ничего они, оказывается, не читали. Нету у них интернета. Прислали одну распечатку, из середины откуда-то, вот теперь разбирайтесь, полковники. А за все остальное, за хорошее, похвалить?  

Давайте я похвалю душевных тамбовских…даже и не знаю: тюремщиков? Мужиков? Полковников? Ну, не знаю, людей хороших. Ну, и московское начальство тоже – читают, реагируют, беспокоятся. Не иначе, и правда, что-то начало меняться: еще год назад мы об этом и подумать не могли, прошли ведь всю эту систему вдоль и поперек. Хотя – еще до отставок в системе ФСИН именно в тамбовском централе, на пересылке, мужу впервые за год дали молоко и яйца, вот уж он удивлялся – оказывается, положено.

Вот ведь странно: в этих тамбовских лагерях сидели мой дед (58-ая, как у всех), прадед (антоновское  восстание, ага), отец здесь родился, муж вот теперь сидит, тоже раскулаченный, а вот нет обиды никакой на лагеря. Как и 70 лет назад, настоящие враги все те же: следствие и суд. Раньше они сажали и стреляли всех подряд, потому что время было такое, а им самим надо было кушать и жить охота своей мерзкой жизнью, увенчанной в конце повышенной пенсией и почетом от пионерских дружин. А теперь их потомки тупо делают то же само за бабло. Потому что хотят кушать и проживать свою мерзкую жизнь. И стремиться к повышенным пенсиям и пионерским дружинам. И получат ведь, если мы опять все забудем и простим.