Молитва - это не инструмент макроэкономической политики

Я в 1998 году участвовал в программе борьбы с инфляцией, где мы, в частности, использовали молитву. В середине 2000-х годов, я не буду говорить, какая конкретно была техногенная авария, там была реальная ситуация, когда мы тоже использовали молитву, и в общем получилось, но это не является инструментом макроэкономической политики, – возможно, к сожалению.

Государство имеет огромное количество разных возможностей. В чем правы либералы – в том, что государство всегда работает на троечку. В чем либералы не правы – это в том, что государство всегда работает. Когда государство ставит себе какую-то задачу, то оно по своей природе эту задачу выполняет.

Мы умудрились четверть века прожить в государстве, не задав себе вопроса о том, какую задачу выполняет это государство, и рассказывая ему о том, как ему лучше развивать экономику, совершенно не задумываясь о том, что перед ним такой задачи не стоит.

Четверть века назад это государство, еще в недрах Советского Союза, – это моя гипотеза, я подчеркиваю, – создавалось как инструмент разграбления советского наследства в целях его легализации в качестве личного богатства фешенебельных стран. Машинка была сделана по-советски добросовестно, она работает до сих пор. Грабить в основном уже нечего, с легализацией тоже есть определенные трудности, хотя они преувеличиваются нашей агитацией и пропагандой, но, тем не менее, машинка работает.

Когда люди рассказывают министру экономики, или председателю Банка России, или разного рода вице-премьерам о том, как хорошо развивать экономику, то они не слышат встречной реакции. Зачем? Функционал другой. Вы приходите, условно говоря, на мусоросжигательный завод и разговариваете о том, что из мусора можно сделать столы. Это интересная тема, но функционал мусоросжигательного завода другой, функционал завода в том, чтобы сжечь. Вот этот функционал, он сохраняется. Неужели вы думаете, что кто-то в правительстве Российской Федерации не знает, как в Европе стимулируют малый, средний и, стыдно сказать, крупный бизнес? Неужели вы думаете, что кто-то в Банке России не знает, как работают федеральные резервы Соединенных Штатов Америки, а также Евробанк, а также Китайский национальный банк, а также Национальный банк Японии и дальше по полному списку?

Если кто-то из них чего-то не знает, они могут зайти в Яндекс...

Проблема в том, что у нашего государства другая задача, эта задача несовместима с жизнью, не только с жизнью здесь присутствующих, но и жизнью самого этого государства. Проблема не ближайшего года, но ближайших трех лет, а если нам очень сильно повезет, то ближайших пяти лет, заключается в том, как эта проблема будет решаться. Она может быть решена путем уничтожения страны и переформатирования ее заново, она может быть решена путем структурных реформ, она может быть решена просто путем уничтожения страны и освоения данного пространства другими, соседними государствами, которые более вменяемые государства. Но когда мы говорим про то, как заниматься стратегией выхода из кризиса, – коллеги, модернизация инфраструктуры, ограничение коррупции, ограничение произвола монополии, разумный протекционизм. Это всё есть в учебниках. Здесь кто-то плакал по поводу отсутствия проектов. Но мы в ВТО вступали не для того, чтобы здесь были проекты, а для того, чтобы здесь не было проектов, чтобы глобальный бизнес мог нас осваивать как хочет. Проекты не растут на деревьях. Господин Греф лично поставил эксперимент в 2004 году, он сказал: «Я хочу инвестировать деньги в проекты». Выяснилось, что на разработку инвестиционного проекта нужен год. Товарищ открыл это для себя лично, но открыл-то для себя 10 лет назад, а мы до сих пор переживаем, что у нас нет проектов. И не будет, ведь другой функционал.

Если у нас 20 млн человек имеют доходы ниже прожиточного минимума, и это нормально, и это не концлагерь, а процветающее, развитое государство, тогда о чем мы говорим? У нас просто другой функционал, и задача экономической политики заключается не в том, чтобы что-то развивать, а в том, чтобы менять функцию государства.

Михаил Геннадьевич Делягин,

директор Института проблем глобализации