Нужно ли нам право на смерть?

Проблема эвтаназии, она меня волнует очень давно. И то, как движется в нашей стране закон об эвтаназии -   меня совершенно не удовлетворяет, поэтому я и  поднял в одной из публикаций этот вопрос. Общество взорвалось. Это говорит только об одном: проблема ни то чтобы назрела, она настолько остра и болезненна, что люди кричат: «Мы тебя убьем!», - вот они очень большие гуманисты, они защищают увеченных детишек, поэтому они хотят убить меня, осиротить моего ребенка, засудить меня, посадить меня и так далее.  Эта та самая гуманность, которая обращается в свою полную противоположность. Вот те самые «розовые либералы», маниловы, которые витают в облаках и рассуждают об абстрактном гуманизме – они совершенно не слышат криков, которые раздаются снизу: криков боли, разочарования  и так далее. 

Почему я затронул вопрос детей? Почему я начал с  детей разговор об эвтаназии? Потому что, если бы я начал с раковых  больных – никто бы и не почесался.  А дети – это все-таки очень болезненная вещь, дети – это то, что у каждого сидит на сердце. Я рассказывал историю про мальчишку, который умирал от рака, восьмилетний, искусал себе от боли все губы и никто ему не помог, потому что - это незаконно. И ему пришлось домучиваться весь свой короткий век. Я считаю, что это неправильно. Я считаю, что люди все должны иметь право на эвтаназию, причем, любого возраста. Если человек уже стар или лежит в коме, например, и не может высказаться за себя, или только что родился, кто-то должен принять это решение за него. Кто-то – самый близкий человек и самый любящий. Например, жена, которая прожила с этим человеком тридцать лет и знает все о нем, и понимает, что он не хотел бы быть в таком состоянии парализованным, и она должна иметь право сказать: «Слушайте, господа врачи, давайте-ка это дело прекратим, потому что, я его знаю тридцать лет – он бы этого не хотел». Или мать, которая родила ребенка с уродствами несовместимыми с жизнью, либо совместимыми с жизнью, но с такими тяжелыми уродствами, при которых жизнь будет одно сплошное мученье, такое, к сожалению, бывает. 

Мне Дима Быков  рассказывал историю о таком  человеке, он наблюдал его иногда в  парке: старушка везла на каталке сына идиота (идиота – я употребляю слово в клиническом смысле), значит, он пускал слюни, мычал, ничего не соображал, у него был бессмысленный взгляд. И вот она его дорастила лет до 35 или 40, она уже сама состарилась, муж ее наверняка бросил, потому что она гуляла всегда одна, и наверняка каждый день жизни ее посещала мысль: «Зачем? И что будет с ним дальше?». Я вам скажу, что было дальше, Быков знает это – после смерти матери он попал в приют, наш российский, где его там за две недели забили санитары. Мать наверняка знала, что так будет, и знала, и, повторюсь, думала об этом, каждый день своей жизни и тысячи раз себе задавала вопрос: «Не лучше было бы, если бы он умер?».

Вот после этой моей публикации ко мне приходят десятки писем,  в которых рассказываются подобные истории. И одна мать призналась, что: «Да, у меня такой сын, он лыка не вяжет, что называется, я его люблю, конечно, но мне было бы легче, если бы он умер в младенчестве». Именно поэтому, зная про такие истории, я поднял этот вопрос. И то, что общество взорвалось  - вы знаете, мне это может выйти боком, потому что мне хотят пришить дело по 282, якобы разжигание чего-то там, видимо в социальной группе даунов новорожденных, мало ли у нас дебилизмов-то бывает, но я считаю, что я правильно задел эту струну. Обвиняя меня в фашизме, многие забывают, что меры подобные и предлагаемые мной, они осуществлены в разных странах.

Эвтаназия есть в двух, а сейчас уже говорят и в трех штатах Америки. В Швейцарии, в Бельгии, в Голландии. Причем, в Голландии в 2004 году принят так называемый «Гронингенский протокол», согласно которому, медики - вот рождается ребеночек, и они понимают, что он долго жить не будет - ну, год, ну, три. Если скажем синдром Эдвардса  - он проживет до года, максимум, если это амавротическая идиотия Тея—Сакса – он проживет до трех  лет, максимум. Возникает резонный вопрос у всякого нормального человека: «Ну и зачем длить агонию три года?» Он будет жить на уколах, он не будет развиваться умственно, он будет полуслепой, у него будут распадаться, разлагаться нервы, он проживет свои 1200 уколов. Так может быть, 1200 уколов это все-таки хуже, чем тот один укол, который предлагаю я и который сейчас ставят в Голландии – укол седативного. Вопрос, по каким показаниям? Если есть медицинские показания, несовместимость с жизнью и есть согласие родителей, то там этот укол ставят, в Голландии. Это можно сделать и у нас. Вопрос в списке болезней. Вопрос в том, будет ли совпадать список тех дефектов плода, с которыми беременных отправляют на аборт, с тем списком болезней, которые показаны к эвтаназии новорожденного. Я не уверен, что будут. Больше того, я уверен в противоположном: синдром Дауна оттуда будет выведен, и, вообще, дети с синдромом Дауна в наименьшей степени относятся к этой проблеме, поскольку они в наибольшей степени жизнеспособны. Действительно, они вырастают. И вот каков будет  этот закон? Совпадут ли эти списки – зависит не от меня и не от вас, это зависит от всего обществa, которое сейчас бросилось обсуждать этот вопрос. Я уверен, что список на аборт, на любом сроке, он будет гораздо шире, конечно, чем список на эвтаназию, по понятным причинам…