Иваны, не помнящие родства

На модерации Отложенный

Кризис беженцев в Европе интересен не только сам по себе, но  и проявлением новых граней ксенофобии, насаждаемой в России уже, по крайней мере, 2-3 последних года. Ученые неоднократно демонстрировали, что в основании ксенофобии лежит элементарная зависть, что мы и можем сейчас наблюдать: российские СМИ наперебой злорадно обсуждают вечную тему: ага, вы жили хорошо, так вот, теперь, у вас будут проблемы и так хорошо вы жить не будете.

При этом пропутинская пресса, навязывающая гражданам в качестве ругательства выражение «европейские ценности» и при этом тщательно избегающая разговора о том, в чем эти самые ценности состоят, осталась верна себе. А стоило бы написать прямо: все беды, мол, у европейцев из-за того, что они почему-то убеждены, что люди имеют право на достойную жизнь, независимо от цвета кожи и национальности, что у них нет свойственного россиянам стремления оборонять свою «исконную» территорию от «понаехавших». Да и вообще — не в почете в Европе столь навязываемые россиянам властью самоназвания — вспомните хотя бы прокремлевские движения: «Наши», «Местные» и т.п. За версту от этих названий несет побоищами «двор на двор», «улица на улицу» а уж «мочить» приезжих — самое «святое» дело.

Но давайте разберемся в другом. КТО все это говорит?

Это говорят и пишут россияне, чьих соотечественников веками принимали и Европа, и Америка.

Нет, я не беру знаменитых политэмигрантов древнерусского государства — вроде князя Курбского. Не буду я упоминать и печальный опыт Бориса Годунова, который — предвосхитив Петра I — отправил в Европу учиться боярских недорослей. Ни один не вернулся. «Они не вернулись по той простой причине, — писал в 1914 году Осип Мандельштам в статье „Петр Чаадаев“, — что нет пути обратно от бытия к небытию, что в душной Москве задохнулись бы вкусившие бессмертной весны неумирающего Рима.

Я буду писать о другом.

Мало кто знает о том, что еще до знаменитых „волн“ русской эмиграции послеоктябрьского периода за вторую половину XIX и полтора десятилетия XX века Россию покинули более 4 миллионов подданных. Это была чисто экономическая эмиграция. 90% уехавших отправились в США. Всех принимали. Помогали с обустройством, работой.

Настоящей катастрофой для России стал период 1917 — 1922 годов. По разным подсчетам страну вынуждены были покинуть от 1,2 до 1,5 миллионов человек. При этом около 300 тысяч оказалось во Франции, и почти столько же — в  Турции! Да и как это происходило — надо ли напоминать? Вот пример: обреченная крымская армия Врангеля вместе с гражданским населением в 1920 году грузится на корабли. Это было почти 200 тысяч человек, из которых примерно 150 тысяч осталось в Константинополе.

150 тысяч! Русских! Православных! В мусульманской Турции (до начала реформ Ататюрка оставалось еще два года) высаживаются в поисках спасения полторы сотни тысяч русских! Более того — в очень бедной Турции, только что потерпевшей поражение в мировой войне.

Читайте „Бег“ М. Булгакова — как все это было.

Да, конечно, решения принимала британская оккупационная администрация, которая позволила эмигрантам сохранить свои вооруженные формирования в надежде впоследствии использовать их против большевиков. Но  разве могло бы такое количество людей нормально жить и существовать, если бы их  окружали ненависть и ксенофобия местного населения? Конечно, нет.

Представьте себе, что турки прониклись бы современными рассуждениями россиян о „религиозной и культурной несовместимости“ с беженцами. О том, что такое количество беженцев „угрожает национальной идентичности“. О  том, что „экономика не выдержит“...

Более того — сразу же началась развиваться русская культура прибывших беженцев. Тому подтверждение, в частности, — известный „Цареградский цех поэтов“, уже в 1922 году издавший первую поэтическую книгу.

А Франция, приютивщая две сотни тысяч беженцев из России? Да, тут скажут: братья-христиане, давние культурные связи. А вот поставьте себя на их место. Страна — хотя и победитель — также истощена мировой войной, а тут — триста тысяч беженцев. При этом — часть из них — военные. При том, что в стране уже 2,7 миллиона иностранцев — почти 7% от всего населения!

И вот, мало того, что русские принесли с собой свои проблемы, не очень характерные для Франции, — так еще в 1932 году один из них убивает президента страны, сообщая, что это убийство — месть за отказ Франции от объявления войны Советской России!

Мемуары показывают: многие воспитанные на отечественных традициях русские беженцы тогда заперлись в домах, в страхе ожидая русских погромов. Французы очень любили своего президента Думера. И действительно в печати стали появляться отдельные призывы к „принятию мер“: от ограничений прав русских беженцев — до высылки их из Франции.

Но этими публикациями дело и ограничилось.

Всплески ксенофобии в крайне правой прессе, да разовые ее проявления в быту.

Больше ничего.

К сожалению современные россияне, много говорящие о христианстве и „духовных скрепах“, напрочь забыли слова Библии:

„И пришельца не угнетай и не притесняй его, ибо пришельцами были вы в земле египетской“.

Переводя на другой язык: не будьте неблагодарными, ибо было время, когда ваши предки были беженцами — и им давали приют в других странах.