"Дети не страдают вежливостью, в отличие от взрослых"

1 июня на Дворцовой площади дети будут забираться на башни, строить Китайскую стену, танцевать около Тадж-Махала и играть в театре у Акрополя, а над ними в это время будут кружить петербургские ангелы. Все эти красоты создает художник Александр Райхштейн. Уже много лет он живет и работает в Финляндии, сконцентрировав свое творчество на инсталляциях и выставках для детей. Музей для детей не должен быть скучным, уверен он. Музейные экспонаты должны быть такими, чтобы с ними можно было поиграть, залезть на них, а то и самим их создать. Художник рассказал НЕВСКИМ НОВОСТЯМ, как взрослым творить для детей и как стать к ним ближе.

- Александр, назовите, пожалуйста, Ваши самые интересные проекты для детей Петербурга.

- Первый крупный проект был Bestiarium Construendum, который Василий Панкратов открывал, в 2006 году в рамках детского музейного фестиваля в Музее истории религии. Сейчас этот проект представлен в Москве, в Политехе. Потом была целая череда: была выставка, которая сопровождала выставку Пикассо из парижского музея, в Хельсинки, в Питере, в Москве. Она была основана на одной из картин Пикассо с этой выставки. На ней можно было войти внутрь картины. Потом была выставка «Стихи наощупь» для слабовидящих и всех остальных, интересная и зрячим и незрячим. Потом была выставка «12 месяцев» про смену времен года и систему отсчета времени и календари.


Еще был детский отдел, постоянная экспозиция в музее истории религии. Недавно в рамках фестиваля «Проарте» «Современное искусство в традиционном музее» я сделал инсталляцию на дереве во дворе детского музейного центра исторического воспитания на Болотной. Там такие существа – полунасекомые, полудети, и как насекомые проходят целые этапы своих превращений, так это перенесено на детей. Есть совсем новорожденные детки, запеленатые, как гусенички, с человеческой головой, они ползают по веткам, потом у них отрастают лапки, они входят в такой возраст детсадовский. Бегают по веткам, катаются на качелях, потом учатся читать, некоторые сидят с книжкой, в очках, качаются. Потом у них отрастают крылышки, они становятся молодыми взрослыми, уже мальчики и девочки бегают друг за другом, и кончается это тем, что одна девочка уже летит с довольно ощутимым пузиком, и так как это все проволочное, прозрачное, то видно, что там уже кто-то новый завелся. Некоторый такой жизненный цикл был показан, и это все сопровождается звуком – они шепчутся, плачут, хихикают, на непонятном языке болтают все время. Так что там все время кто-то живой на этом дереве, большом таком каштане

- Вам важно, чтобы Ваши объекты были интерактивными?

- Мне кажется, что ребенку не особо интересно, когда ему на расстоянии предлагают полюбоваться каким-то шедевром. Ему не кажется, что этот шедевр сделан именно для него. А тут надо, чтобы это лично его коснулось и лично его затронуло. Для этого можно использовать разные фокусы. Например, привлечь ребенка самого это построить. Чтобы он сам сделал это, как на выставке Bestiarium Construendum, где дети сами строят скульптуры из фрагментов. Естественно, это становится его произведением. Потому что это не чья-то, пусть и очень прекрасная, выставка, но эта выставка его и получается, что он, ребенок, в главной роли. Все остальное – некоторое оформление его деятельности, он там главный. Дети вдвоем-втроем могут любой кусок поднять и перетащить. Так что это еще и на тему коммуникаций – как они могут между собой договориться, поскольку нужно договориться не только, что мы строим, но и кто кому помогает. Дети часто друг друга не знают, и это прекрасная тема для исследования – как они договариваются между собой. Взрослому иногда стоит поучиться. В большинстве случаев это происходит совершенно бесконфликтно, без драк.

Кстати, вторая такая выставка, Mutatis Mutandis, была в Эрмитаже, в Главном штабе, где можно было не столько строить с нуля, сколько вносить бесконечные изменения. Там такие каменные стеллы или, точнее, кажущиеся каменными, геометрические, на которые можно навешивать бесконечное количество деталей – носы, уши, глаза – и превращать человеческое лицо в какое-нибудь животное, в общем, получалось что-то подобное тотемным столбам, причем это явно что-то серьезное, получалась такая древняя скульптура. Мне почему-то не кажется, что то, что для детей делается, должно быть мультяшное, пестрое, в обязательном порядке веселое. Дети способны испытывать разные чувства, не обязательно все время веселиться. Сильные должны быть впечатления, да, но можно и попугать… Они очень любят бояться.

- Как Вы, взрослый, так точно угадываете, что нравится детям?

- В первую очередь, я прекрасно помню, как это было, что интересовало, что нравилось. Я не могу сказать, что я делаю то, что мне нравилось в моем детстве, потому что ничего такого я не видел из того, что я делаю, мне не приходило в голову, что такое может быть. Но те чувства, которые можно испытать от объекта, произведения, я помню. И как говорят, не все мы родители, но мы все дети. Вопрос только в том, насколько мы все это во взрослом состоянии помним.

- Чего Вам хотелось в детстве?

- Мне хотелось, чтобы можно было потрогать, исследовать, залезть и в то же время, чтобы это ни в коем случае не было сопряжено с соревнованиями. Я не люблю соревнования. И так жизнь полна этого, я не могу этого отрицать, вся жизнь – это соревнование, и все должны друг друга расталкивать локтями. Но мне это не нравится, и я не считаю, что выставка для детей – это место для этого. Иногда взрослые педагоги на моих выставках совершают эту ошибку, превращают ее в соревнование. Например, кто быстрее и лучше построит их этих кусков скульптуры какой-то объект. Это приводит к катастрофе, начинается драка за лучшие предметы, слезы и так далее. Это не нужно. Нужно спокойно построить сначала одно, а потом другое. Никакой конкуренции, не надо драться за лучшие куски, надо подождать. Есть способы решения проблем бесконфликтные, я стараюсь ими пользоваться.

- Отличаются ли дети в разных странах?

- Это, в основном, касается стилистики того, что они делают. Среда, в которой они растут, на них, несомненно, действует. Произведения детей финских похожи или сделаны под впечатлением финского дизайна. Русские дети сделают иначе. Но психологически, поведенчески я не вижу отличий больших. Основные проблемы и отличия со взрослыми – с персоналом музея, с педагогами, с родителями. Отличие учителей финских, например, от наших – существенное. Родители склонны совершать две ошибки. Либо они, увидев, что есть музейный педагог, самоустраняются полностью. Они сбрасывают ребенка, будто они машину запарковали здесь и оставили и ушли по своим делам, а с ним должны заниматься. В то время как это же так важно содержательно и интересно вместе с ребенком что-то делать. Помочь и вообще принять в этом участие. И большинство таких мастерских так и устроены, чтобы родители могли вместе с детьми принять участие, но они часто добровольно почему-то от этого отказываются.

Есть те, кто не отказываются, но впадают в другую крайность. Стремятся сделать как можно лучше. Мы же должны во всем быть первыми – здесь тоже есть негативное влияние идеи соревнования. Поэтому ребенка просто отпихивают, и мама и папа – они же знают, как надо сделать лучше – вот они и делают правильно, а не так, как бы ребенок сделал. Мама за него все решает, или он принимает участие как исполнитель – покорно исполняет то, что ему указывают. Ведь он не знает, он все неправильно делает, а надо вот так и так. Нет, он должен сам решить, у него может быть собственное мнение или если его еще нет, то он должен его сформировать. Потому что, если ему указывать и приказывать, то он мнение не сформирует. Поэтому есть эти две крайности, между которыми нужно найти золотую середину. Участвовать и помочь, но не вмешаться и не оттереть. Финские родители просто более опытные, потому что у них много всего такого есть. Но у них и свои минусы есть. Так что ментальность и поведение родителей отличаются больше, чем поведение детей.

- Что Вам важнее в детской выставке: развивающий или развлекательный момент?

- Мои выставки – аттракционы, но не в нынешнем значении, а в смысле «привлекательные», от слова attraction. Там должно быть что-то интересное, причем в равной степени ребенку и взрослому, тогда это будет работать. Как знаете, хорошая детская книжка, которая должна быть интересна и ребенку, и взрослому, а то родитель заснет или будет читать невыразительно. Должно быть интересно обоим, пусть на разных уровнях или в разных смыслах интересно, но зацепить надо обоих, тогда это работает, тогда им интересно вместе.

Мои выставки, как пишет один искусствовед, – развивающий аттракцион. Это увлекательно, привлекательно делать, но там обязательно попутно узнается много интересного по ходу дела. А главное – должно быть что-то удивительное, что-то, производящее сильное впечатление. Человек так устроен, что он из всего извлекает опыт жизненный. А поскольку мои выставки построены в основном на серьезном культурологическом материале – это либо история, либо мифология, астрономия, искусство – то там ничего такого специфически детского-то нету. Это просто так подано, что годится кому угодно – и детям, и взрослым, так что наверняка уходишь, узнав что-то новое. И получаешь удовольствие. Это не значит, что какое-то произведение должно навевать только приятные мысли. Они могут быть довольно серьезными, могут быть печальными, но любая внятно сформулированная мысль, любое осознанное действие, любое произведение, созданное своими руками, доставляет человеку удовольствие, креативное удовольствие от творения. Мне кажется, такое удовольствие надо людям, в том числе и детям доставить.

- Вы для каждой страны подбираете своих национальных героев?

- В Тампере я сделал инсталляцию в музее Муми-троллей. В России сделал в Самаре целый отдел музея, посвященный Буратино.

- Вы наблюдаете, как дети принимают Ваши выставки?

- Мне достаточно посмотреть, как дети себя ведут. Они же не страдают вежливостью, в отличие от взрослых. Они не будут улыбаться и вежливо жать руку, и благодарить, потому что так положено. Они совершенно в этом смысле откровенно устроены. Если ему неинтересно – он просто ничего не стал делать и ушел. Или скорчил какую-нибудь гримасу, стал ковырять в носу или стал заниматься чем-то другим. Это все очень легко считывается. Поэтому я всегда имею возможность исправить, подправить, если что-то не работает. В этом смысле с ними проще – получишь честную реакцию и не на кого обижаться.

- Расскажите о своем новом проекте, пожалуйста.

- Ко мне обратились с просьбой придумать концепцию для музея хлеба, в частности для детского зала. Я не хотел дублировать основную экспозицию и просто сделать что-то такое же, только примитивное для детей. Я хотел сделать, чтобы в этом детском отделе было что-то такое, чего нет в других местах. Чтобы там было что-то самое важное, чтобы центр музея был именно там, в детском отделе. Главное, что мне казалось, надо понять детям, да и взрослым тоже – что хлеб живой. Мне это показалось ключевым словом. Что он живой во всех смыслах: что зерно, закопанное в землю, похороненное, там оживает, выпускает из себя во все стороны корни, росток, который через все пробивается, вылезает на свет божий. Оно живое. Потом когда это выросло, сжали, обмолотили, перемололи, замесили – как себя ведет квашня? Это совершенно живое существо. Оно пухнет, лезет куда-то, на месте не стоит. Сам хлеб никак не похож на творение рук человеческих. Он округлый, пухлый, он сделан из разного, для разного, в разных странах и разной культурной среде он использовался не только для еды, но одновременно что-то символизировал. Вся культура вокруг него вертелась. И вся эта история, вся мифология хлеба в этом отделе будет.

Будут огромные булки, чтобы они были равноправным партнером по диалогу. Приходит ребенок, а там булка огромная, как он сам. А если он эту булку обнимет, то она такая мягкая, пышная, и рассказывает ему истории. Какие – мы еще придумаем. Эта информация пока закодирована и ее надо просто извлечь в таком виде, чтобы она была адекватна для детей. Не надо писать длинную подпись к объекту, которую никто не прочтет, но зато если булка взглянет на вас своими прекрасными глазами и обратится к вам со своей прочувствовенной речью, вы послушаете ее.

- Что Вы можете посоветовать тем родителям, чьи дети увлечены компьютерами играми так, что их уже не интересует реальный мир?

- Боюсь, что нет другого способа, кроме как, если детям что-то интересно, то придется родителям уговорить самих себя в том, что им это тоже интересно, иначе они так и будут находится в разных мирах. И если ребенок уже погрузился в эти компьютерные игры, то взрослому тоже придется туда погрузиться. Но, скорее всего, это означает, что на каком-то этапе ему не могли уделить достаточно внимания, не могли сделать так, чтобы ребенок оказался в том мире, который интересен взрослому. Это все понятно – все заняты, работают, время ограничено. Но я думаю, одно другому просто не противоречит. Вообще я считаю, что самое существенное – это ребенка просто слушать. Просто услышать, что он говорит. Причем, это касается и очень маленьких детей, и детей постарше. Это очень трудно, и мало кто владеет этим искусством. Моя супруга изучает детскую речь как филолог, она спрятала магнитофон за занавеской, чтобы записать речь нашего ребенка. Естественно, записались все – и взрослые тоже. Это был шок, потому что мы увидели, что ничего из того, что говорил ребенок, мы не поняли. Мы не ответили на массу вопросов, мы не так поняли реакции. И потом все это прослушиваешь, прокручиваешь и обнаруживаешь, что массу всего я не услышал, не понял, глупо пошутил на серьезную для ребенка тему. С тех пор стараюсь внимательно слушать, что мне говорит человек маленького размера и возраста. Это нелегко, но мне кажется, это главное для установления контакта и обретения общего языка с ребенком своим или чьим-то. Да, мы опытнее, взрослее, но надо понимать, что мы в процессе получения этого опыта многое забыли, многое потеряли и многому разучились, что ребенок делать умеет и делает это лучше нас. Поэтому кое-чему можно запросто у него поучиться.