Михалков: да, я барин, – как хотите, можете называть...

Несколько вечеров подряд «черный ящик» представлял на всеобщее обозрение шикарную усадьбу известного режиссера и актера Н. Михалкова в Нижегородской губернии, словно возвращая нас в позапрошлый век, когда такими хоромами владели богатые, живущие за счет подневольного труда крепостных. Ну, нынешний хозяин точный слепок произвел с тех самых хором, чем и горд. Тут и гостиная, и спальня, и рабочий кабинет, и комнаты для приезжих, и всякие хозяйственные пристройки, вплоть до конюшни.

И он, не стесняясь того, что нынешний люд доведен в большинстве своем до полной нищеты, являет нам эти ослепительные сверхудобства. Тем самым говорит нам: вот как я со своими дворянскими корнями сегодня оценен, не то что в совковые времена, когда приходилось играть роли рабочих и крестьян, солдат и матросов.

Играл, конечно, и неплохо – в образ вживался, потому что тогда нужно было являть свою близость к трудовому народу, делать вид, что сливаешься с ним, а в душе можно оставаться монархистом, почитателем дворянских фамилий.

Зато теперь скрывать ничего не надо, тем более свою классовую сущность и принадлежность. От этого получаешь сплошные преференции и выгоды, особенно если еще назвать себя доверенным лицом Путина, либерала правого толка. И хотя известный кинодеятель, казалось бы, либералов не очень жалует, но и тех, и других объединяет одно: неприязнь к «постыдному» советскому прошлому. Хотя карьера, профессиональная реализация складывались именно тогда, сегодня предпочтительнее голубовато-розовый царизм с его крепостничеством, деспотизмом и мракобесием – в нем они черпают свои идеалы, объясняясь в любви к поэту А.С. Пушкину, ненавистнику самодержавия. «Тираны мира, трепещите!» – возглашал поэт и мечтал, когда «оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода вас примет радостно у входа, и братья меч вам отдадут».

И уж, конечно, не о мнимой и хромой свободе буржуазной демократии Пушкин мечтал. (Апологетом, кстати, был глава Временного буржуазного правительства Керенский в феврале 1917 г., позднее отменивший и запретивший любые митинги и демонстрации недовольных его политикой и даже разрешивший применять против них оружие. Так и рухнуло это правительство, не сумевшее понять нужды восставшего народа под его напором). Ему ближе, казалось бы, Октябрь и правда большевиков, сколько бы сейчас над ними ни изгалялись новоявленные хулители всех мастей, нынешнее лицедейство которых не знает границ.

Вот и в той передаче, которую ведущий назвал почему-то «закрытым показом» (закрытый показ на всю страну?!), хозяин усадьбы Н. Михалков провозглашает: «Да, я барин, – как хотите, можете называть, – но тот, который в ответе за тех, кто рядом!»

Это как же понимать? Обеспечивает работой по найму в своем богатом подворье бывших рабочих и колхозников, ныне нищих?

Вот Путин и Медведев тоже считают себя «в ответе», хотя вся их политика направлена на ухудшение жизни народа, и с каждым годом, несмотря на красивую риторику, всё больше. Но при незрячей демократии им этого как-то не разглядеть.

А Михалков всё же смекнул, что одной лихо закрученной фразы про «лично в ответе» мало. Надо ее подтвердить делом. И отправился в турне по заброшенным деревням и селам – ну, как в свое время, скажем, Радищев во времена крутого крепостничества, более двух веков назад, отмерил путь из Петербурга в Москву, за что тогда жестоко поплатился.

Ну а Михалкову, разумеется, ничего такого не грозит, потому что и поездка-то была декоративная, или, как сейчас говорят, «для личного прикола». Хотя для пущей наглядности и комментариев он прихватил с собой какого-то мужичка-старожила, что мы и увидели в его фильме. При этом автор фильма, воспроизводя ужасающие картины брошенных земель и домов, выжженных пожаром разбойного рынка, ведет себя так, будто только что свалился с высоты своего красиво обустроенного поместья на землю или открыл, как Колумб, новый материк, о котором раньше и не подозревал. Он только ахает и охает при виде столь грандиозного развала, устроенного перестройщиками-реформаторами, в числе которых немало и его друзей: «Ах, здесь был дом, и, наверное, жили люди, а вот и брошенная одежда, в которую они одевались, когда в поле работали или в город ездили… А сколько других вещей!

Вот чайник, прялка, стул…» И так далее… Удивлению нет конца, словно раскопал ценный артефакт. Так и хочется спросить: а где же вы, большой и заметный деятель искусства, доверенное лицо президента, были-жили все эти годы, когда рыночные реформы катками утюжили село, убивали тысячи деревень и сел, которые, как вы показали, ныне на заброшенном пустыре стали памятником с надписью «Бывшей деревне» – символом запустения и грабежа криминального века?

Нет, оказывается, не просто так мотался сюда известный режиссер – снимать спаленные дотла края, а для того, чтобы еще раз напомнить о своем кумире, реформаторе царских времен, министре-капиталисте Столыпине, кому ныне также воздвигнут памятник.

Михалков, как и многие нынешние либералы, убежден, что путь царского реформатора сегодня только и может спасти село. И не смущает почитателя министра-капиталиста, что сеял он не столько благо для крестьян, сколько беду. И это многими историками доказано. А Ельцин без тени сомнения подхватил эти столыпинские идеи как якобы самые спасительные, принеся селу и народу несчастье еще большее.

Жаль, что известный режиссер, считающий себя образованным человеком, пренебрег даже мнением великого гения русской литературы Льва Толстого, который не признавал частной собственности на землю и считал реформы Столыпина неприемлемыми, избирательными для России.

Поражает и то, что в фильме, показывая масштабы разрушения села, Михалков нигде не говорит о том, сколько же колхозов и совхозов уничтожено в этом крае, а ведь именно вокруг них и создавалась, кипела жизнь, возникали новые веси и поселки. И уже доказано, что без них ни один фермер не способен выжить. Об этом автор фильма, конечно, не упоминает, дабы еще раз бросить тень на большевистскую коллективизацию, которая якобы выкосила крестьян. Типичный аргумент завзятых антисоветчиков.

И для убедительности введен кадр: толпы крестьян в 20-е годы с котомками за плечами подались на заработки в город, который должен подтвердить михалковскую матрицу об уничтожении крестьян.

Что тут скажешь! Об этом уже столько написано историками опровержений, как, например, в убедительной статье «Ракетное топливо революций» Нелли Цапуриной в «СР», что и сказать больше нечего. Можно лишь еще раз напомнить, что в те трудные годы разрухи и голода, когда закладывались основы индустриализации, страна особенно остро нуждалась в большом количестве рабочих рук. И пополнение шло от крестьян. Во-первых, потому, что многие семьи, потеряв кормильца в Первую мировую и Гражданскую войны, нуждались в поддержке и отправляли на заработки старших детей. А во-вторых, на фронтах Гражданской полегло немало рабочих, которые и составляли костяк Красной Армии. И надо было растить новое поколение для заводов и фабрик. Одновременно нужно было думать о селе, о создании кооперативов и коллективных хозяйств.

Но все эти факты явно не укладывались в заранее придуманную канву фильма, в котором должен присутствовать лишь один главный герой, призванный спасти и вытащить село из разорения. Это – Столыпин. Ельцинский горе-эксперимент, видно, ничему не научил!

Потрясая своим кумиром, как жупелом, автор сценария как бы для порядка всё же пытается взывать и к неким силам наверху, которые и должны обратить свой взор на всю эту вопиющую картину разорения села. «Может быть, кто-нибудь из верхов это все-таки увидит?» – вопрошает Михалков, словно в никуда, ни к кому конкретно не обращаясь. Хотя далее следует тирада о том, что все-таки есть некто, с рвением заботящийся о том, чтобы на село пришли компьютер и телефон. О ком речь, намек более чем ясен. И всё, что за этим стоит, тоже.

В итоге: в умершей деревне на мертвой стерне возвышается почти совсем добротная телефонная будка-автомат, как ни странно, – действующая!

И режиссер решил похохмить. Он звонит по телефону во все службы – полицию, МЧС, «скорую помощь» – и патетически просит спасти село. Вот такой прикол, на языке юнцов. Да и сам звонящий тут же это признает, соглашается, на чью выходку это смахивает.

Неужели наша высокая интеллигенция со столь же высоким положением на эмоциональные выплески и пассажи такого рода сегодня только и способна? Более значимых, гражданских поступков от нее не дождешься?