Мальчик Чарли спасает Гаити, или Инфраструктура милосердия

Я бы вряд ли вернулся к теме трагедии на Гаити, если бы не удивительная история 7-летнего Чарли Симпсона, который увидел по телевизору кадры землетрясения и решил, прокатившись в парке на велосипеде, собрать 500 фунтов для гаитян – такой вот велопробег в рамках обычной детской прогулки. По состоянию на утро среды вместо 500 фунтов на сайте Чарли собрано уже 200 тысяч!

После того, как я написал об особенностях нашего восприятия мира, когда по всей земле, даже в беднейших странах люди отдают чуть ли не последнее для неведомого им острова, размер пожертвований еще вырос на порядок. Американцы вновь повторили тот же прием, что и 11 Сентября, усадив голливудских звезд на сцену в рамках телемарафона, чтобы эти звезды отвечали на платные звонки. Миллионы превращались в десятки миллионов, десятки в сотни – дело к миллиарду идет. Я не стану спорить с Юлией Латыниной, которая написала о том, в какую трубу улетят все эти деньги и как их прожрут правящие жлобы с Гаити и мировая бюрократия – я с коллегой более чем согласен.

Но вот ведь Чарли Симпсон, 7-летний мальчик всего этого не знает. А взрослые люди, которые повсюду поддержали его наивный порыв, может быть, как раз в курсе. Но всё равно собирают деньги. Почему? И почему российский «Красный Крест» (правда, на прошлой неделе) доложил, что в пользу Гаити им не собрано вообще ни рубля?! Ни одного! Бюрократы везде воруют – у них работа такая. А диктаторы везде пьют народную кровь. Но есть простой человеческий порыв, есть потребность помочь тому, кто в беде.

За эти дни я много с кем из знакомых об этом говорил, от слушателей получал смс-ки и звонки. И таких, кому действительно на все наплевать, оказалось не так много, как я думал. Всё равно много, но и тех, кому чье-то горе небезразлично, тоже хватает.

Однако никто из них так ни копейки никуда и не пожертвовал. Почему? Ответов два: не знаю, куда отдать деньги и не верю, что они дойдут до адресата.

Это же не только про Гаити история. В самом деле: в России тоже хватает обездоленных, у нас тоже постоянно что-то горит и рушится. Но даже если у тебя в душе что-то вдруг шевельнется, ты, во-первых, не сможешь найти надежных рук, которым можно доверить деньги, а во-вторых, ты вообще с трудом что-то найдешь. А порыв – он и есть порыв. Когда надо потратить кучу времени на поиск координат, на проверку надежности, на оформление бумаг, на дорогу туда-обратно и на прочую канитель – а времени всегда не хватает – то порыв и притухнуть может.

У нас нет инфраструктуры милосердия. Благотворительность наша спонтанная, спорадическая, ее не всегда легко отличить от надувательства. Настоящей благотворительностью у нас занимаются люди негромкие в своих добрых делах. И вот есть, например, замечательные актрисы Чулпан Хаматова и Дина Корзун, которые столько времени и сил тратят на больных детишек, но многие ли знают об этом? А ведь если бы узнали, может, и сами бы помогли. Зато у нас есть благотворительность принудительная, вроде покупки «яиц Вексельберга». Яйца – это тоже хорошо, но все равно не то. И в этом, кстати, проявляется еще одна из наших особенностей. Мы в массе своей не самостоятельны. Мы ждем команды, указаний, когда кто-то что-то организует. А люди свободные, думающие организуют все сами. Таких людей у нас пока мало. Мало о них известно. А мошенников много. Вот и получается, что захочешь пожертвовать что-то на благое дело и не сможешь найти достойных и надежных, кому доверишь свои пожертвования, махнешь рукой и удовлетворишься тем, что Шойгу на Гаити пошлет.