Палачи и жертвы: репортаж с Донского кладбища Москвы

На модерации Отложенный

Репортаж с Донского кладбища Москвы, где лежат те, кто расстреливал, и те, кого расстреливали. Для первых - памятники, для вторых - могила невостребованных прахов.

Грузовики с трупами расстрелянных въезжали на кладбище ночью через центральные ворота. И шли прямиком к крематорию, сооруженному в бывшей кладбищенской церкви преподобного Серафима Саровского. Объезжали ее слева, грузовики задом подгоняли к черному входу - так чтобы прямо к расположенным внизу печам. Крематорий открыли в октябре 1927 года - к празднику 10-й годовщины Октябрьской революции, печи установили известной немецкой фирмы J.A. Topf und Söhne (Топф и сыновья) - той, которая позже оснащала печами Освенцим, Бухенвальд, Маутхаузен и т.д. Так что к тридцать седьмому, когда начались массовые расстрелы, за ночь могли «переработать» несколько десятков трупов.

1 ноября 1937 года было расстреляно и в ночь на 2-е кремировано никак не меньше 80 человек. Среди них - мой двоюродный дед, инженер-электромеханик Марк Михайлович Альбац.

Руководил всей операцией - от расстрела до сожжения - комендант НКВД СССР, тогда еще только капитан госбезопасности Василий Блохин: его подпись стоит и на актах о «приведении приговора в исполнение», и на записках в адрес директора крематория о передаче трупов «для немедленной кремации», и на актах об исполнении действа по превращению людей в пепел (фотокопии документов - на стр. 34-35).

Памятник и могила Василия Блохина - он мирно упокоился в 1955 году - находятся прямо у входа на Донское кладбище, слева: участок № 1, аллея 2. Где то, что осталось от Марка Альбаца и многих тысяч других, кого постигла такая же участь, не знает никто.

Палач

«Однажды я зашел на кладбище, постоял у Муромцева - Сергея Андреевича Муромцева, председателя первой (в царской России) Государственной думы, иду по дорожке обратно, смотрю написано: «Блохин Василий Михайлович». Неужели тот самый? Тот. И вот они лежат рядом - символ русской демократии и палач», - рассказывает историк Арсений Рогинский, председатель правления правозащитного общества «Мемориал», человек, который, наверное, больше всех в сегодняшней России знает о том, как, где и почему убивали страну в годы Большого Террора: специально для The New Times он в последний день февраля проводил экскурсию по Донскому кладбищу.

Василий Блохин возглавил расстрельную команду ОГПУ при Совете народных комиссаров СССР (с 1934 года переименовано в НКВД, потом МГБ, с 1954 года - КГБ) еще в 1924 году - именно тогда под актами приведенных в исполнение приговоров появляется его подпись. А последний свой расстрел произвел 2 марта 1953 года - за три дня до смерти Сталина. Тридцать лет - тридцать лет он стрелял людям в затылок. Сколько на его счету? Сотни? Тысячи? Очевидно, рука не дрожала, сомнения не одолевали: по карьерной лестнице продвигался споро. Сын крестьянина-бедняка из села Гавриловское Владимирской области, он в 40 лет, в тридцать пятом, уже был капитаном госбезопасности, что в армейской иерархии соответствовало подполковнику, в сороковом - майор, в сорок пятом - генерал-майор ГБ, два ордена Красного Знамени (получил до войны), потом еще ордена, в том числе и самый высокий - орден Ленина. Счастливо избежал чисток в НКВД: не попал ни когда убирали чекистов Ягоды, ни когда секли обезумевших от крови чекистов Ежова, и при Берии ему было хорошо. И всегда при всех начальниках возглавлял административно-хозяйственное управление Лубянки: отвечал за машины, уборщиц, пропуска, за бесперебойное электро- и водоснабжение главного карательного учреждения СССР. К хозяйственному управлению относилась и расстрельная команда. «Это же хозяйственное дело - расстрел, - объясняет Рогинский. - Человека надо было взять из тюремной камеры, отвезти на место расстрела, потом привести приговор в исполнение, потом с трупом надо что-то делать, да не с одним - 50 человек за ночь... Их надо куда-то отвезти, закопать либо кремировать - как здесь, на Донском. Это большое хозяйственное дело. Поэтому с самого начала, еще с революционных лет, с ВЧК, эта функция возлагалась на комендантов, на которых было все: от лампочек до расстрелов».

*Цитируется по: Н.В. Петров, К.В. Скоркин. «Кто руководил НКВД: 1934-1941» Справочник. Под редакцией Н.Г. Охотина и А.Б. Рогинского, Москва, 1999.

Проблемы у Блохина возникли уже при Хрущеве: в конце 1954 года он был лишен звания генерал-майора «как дискредитировавший себя за время работы в органах»*. А спустя четыре месяца преставился. Почему похоронили там, где под каждой дорожкой - прах убитых им людей? Наверное, такая вышла разнарядка. Памятник поставили скромный - на фотографии он был в штатском. Прошло почти полвека, сменилось пять генсеков и президентов.

В 2000-м президентом стал полковник КГБ СССР в отставке Владимир Путин. А спустя пару лет, где-то в 2003-м, говорит Рогинский, на могиле появился новый памятник: большая дорогая мраморная плита и на фотографии палач с тридцатилетним стажем вновь при погонах - генерал-майора госбезопасности. Время пришло.

«Это он - убийца моего деда?» - спросила я Рогинского. - «В первую очередь убийца твоего деда тот, кто приговорил его к расстрелу. На списке, где фамилия Альбаца, стоит подпись: И. Сталин. Дальше - тот, кто нажал на курок: это мог быть Блохин, а мог быть и его заместитель Яковлев. Но на акте о приведении приговора в исполнение стояла его подпись - Василия Блохина».

Могила Петра Яковлева, заместителя начальника комендантского отдела НКВД-МГБ, тоже здесь же, на Донском, слева от могилы его начальника: черный камень, старая фотография человека в форме и при орденах, надпись «Дорогому любимому мужу и отцу».

Расстрельные списки

На желтом от времени листке бумаги сверху: «Москва-Центр, Московская область, ДТО ГУГБ Московского узла». Это значит, что список подготовлен Центральным управлением НКВД, областным управлением, а также дорожно-транспортным отделом Главного управления госбезопасности. Посередине листа: «Список лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного Суда СССР». Выше - собственноручные подписи: И. Сталин, В. Молотов, К. Ворошилов, А. Микоян. Внизу дата: 21 октября 1937 г. В начале перечня фамилий списка, вверху справа: «1-я категория» - это значит высшая мера. В списке 97 фамилий, но три вычеркнуты черными чернилами - фамилий не прочитать: вероятно, №№ 57, 61 и 64 повезло, их перевели во 2-ю категорию - лагерь или, чаще, тюрьма, 10, 15, потом 25 лет. Марк Альбац значится под № 3.

«За что?» - спросил мой молодой коллега. И действительно. Закончил электротехнический факультет Бауманского института, в 1930-м послали перенимать опыт строительства электрических железных дорог в Америку, потом - закупать оборудование в Италию. Как инженер-электромеханик участвовал в строительстве Ярославской железной дороги, последняя должность - то ли начальник, то ли главный инженер Свердловского железнодорожного узла. Там и взяли. «Железнодорожников и сотрудников военных предприятий в тридцать седьмом забирали в первую очередь», - прокомментировал Рогинский. То есть им занимался тот самый дорожно-транспортный отдел госбезопасности. «Был в Америке, в Италии - ну, тут без вариантов: «шпиён», клиентура центрального аппарата НКВД», - констатирует Рогинский. Членом партии не был - только кандидатом.

Практика так называемых «сталинских списков» - следствие знаменитого Закона от 1 декабря 1934 года «об упрощенном порядке судопроизводства», принятого в день убийства Кирова: этот порядок не требовал участия в судебных заседаниях сторон - обходились без адвокатов, не вызывали свидетелей, приговор не подлежал обжалованию, невозможно было и прошение о помиловании: приговор приводился в исполнение немедленно. До февраля 1937 года приговоры по особо важным процессам утверждались Политбюро ВКП(б), «с февраля 1937 г. и до ноября 1938 г. приговоры утверждаются лично Сталиным и группой его ближайших соратников» - пишет в послесловии к книге-мартирологу «Расстрельные списки. Москва 1935-1953. Донское кладбище» Рогинский. И там же: «Всего таких списков известно 383. Подпись Сталина стоит на 357 из них, Молотова на 372, Кагановича на 188, Ворошилова на 185, Жданова на 176, Ежова на восьми, Микояна также на восьми, С. Косиора на пяти. Визы бывали и более развернутыми: «Приветствую! Каганович!» или «За расстрел всех 138 человек. Сталин». По подсчетам историков «Мемориала», вождь народов лично приговорил около 40 тыс. человек.

Для редакции The New Times эти списки, которые подписывал Сталин, не просто архивные документы - в них фамилии близких нам людей.

Кроме Марка Альбаца - Ян Лесневский, дед издателя The New Times Ирены Лесневской, политкаторжанин, друг Дзержинского, но в ВЧК никогда не работал: он в списке от 22 декабря 1937 года, на котором стоят подписи Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова. Григорий Фридлянд - дед журналиста Зои Световой, до ареста в марте 1936-го - профессор, декан исторического факультета МГУ: он в списке от 22 февраля 1937 года, на титуле написано: «За. Сталин, Молотов, Каганович».

Когда погиб Ян Лесневский - неизвестно: по слухам его забили на допросе в Бутырской тюрьме.

Григорий Фридлянд предстал перед Военной коллегией 7 марта 1937-го, на следующий день расстрелян: его прах тоже где-то на Донском.