Чвандарела

 

 

   Из хаты Кузнецовых выметнулся на крыльцо Сергей – тридцатилетний мужик.

   В душе кипит, бурлит.

   Тоска. Безысходность. Злость.

   Раскромсать. Растерзать.

   Он промчался вихрем по двору, ударом ноги снёс штакетную калитку и с ходу со всей силы плюхнулся на лавочку рядом с Макаровичем. Щуплым, низкорослым стариком с живыми не по годам глазами.

- Ты что, мать твою, - оторвавшись от лавочки и ввинтившись в воздух, посыпал разухабистым матом дед, притаранившись на место. - Угнездиться нормально не умеешь. Чвандарела.

- Что за слово, - отрывисто бросил Сергей.

- Не знаю, - отрезал Макарович. – Само выскочило.

-А если не знаешь, зачем говоришь?

- Да это не я, а кто – то придумал, - взбеленился от наезда дед.

- Кто?

- Не знаю.

- На хрена ты тогда восемьдесят лет жил, если не знаешь?

- Душа так хочет.

- У него души нет.

- У кого?

- А оно тебе надо? Я бы его, - Сергей запустил матом.

   Хлёсткий. Убористый. Заполоскал воздух так, что волны пошли.

- У меня сын младший заболел. Нужны деньги для лечения, - понёс Сергей. - У самого денег не хватает. – Затрещала грудь. - Я к брату. Он же раньше в Москве жил. Грошей накопил. Во. – Рука поднялась выше макушки, зависла в воздухе, а потом обрушилась на лысину деда и почесала затылок.

- Ты что очумел, - срывается дед. – Своей макушки мало и затылка.

- Не гони. Вникай дальше. Когда мать умерла, он мотнулся сюда. Она записала хату на меня и его. Доля там моя есть. – Лавка ходуном пошла - чуть Макаровича не сковырнула. - Я за неё ничё не требую. Пусть живёт.

А тут меня с болезнью сына подпёрло. Я к нему. Займи денег. А он мне в ответ знаешь, что сказал.

- А оно мне надо, - отбил дед.

- Надо, - отрубил Сергей. - Ты слушай. Говорит: занять я тебе не могу, а вот долю твою в хате выкуплю. Это что же выходит?

   Сергей с озлобленными глазами ищет, куда бы приложится, но так как приложится кроме Макаровича больше не к кому, он атакует деда, хватает его за грудь и трясёт.

   Макаровича пробивает леденящий пот. Он пытается выбраться из рук Сергея. Да куда там. Клешни.

- Он выплатит и станет полным хозяином. На порог меня не пустит. Давать в долг не хочет. А вот выкупить мою долю готов. Поджечь хату. Мать твою. Пусть в собачьей будке квасится.

- Посадят.

- А вот это видал.

   Левая рука сгибается в локотке, на сгиб ложится правая и целится в деда.

- Да что ты мне показываешь, - взвивается Макарович. – Я то при чём? Прокурору покажешь.

- И покажу, - гвоздит Сергей. – Всем, всем…

   Злость идёт на убыль.

- А ты вот что сделай, - начинает Макарович, ковыряясь в руках Сергея.   – Иди к нему и скажи. Не хочешь мне в долг давать, я тогда с семьёй переезжаю в материну хату, буду жить с тобой, а свою буду сдавать, чтоб деньги на лечение сына накопить. Понял.

- Ну и дед, - покачивая головой, цедит Сергей. – Недаром тебя жизнь восемьдесят лет тянула. Думаешь, согласится.

- А куда ему деваться. То один жил, теперь целый кагал будет. Валяй и говори.

   Сергей срывается, набирает скорость и скрывается в хате.

   Макарович прислушивается. На лице расползается улыбка, когда он видит выходящих на крыльцо обнявшихся братьев.