Каким образом в России ловят педофилов

Появилась категория уголовных дел, расследовать которые выгодно в карьерном плане, суды по которым проходят в закрытом режиме, а проверить законность приговора не представляется возможным. Каким образом в России ловят педофилов.

Эпидемия или кампания?

Как уже всем очевидно, на нас напали орды педофилов: каждый день в сводках Следственного комитета с десяток упоминаний об этом, пожалуй, одном из самых мерзких преступлений. Их сажают-сажают, ловят-ловят, а их все больше и больше. Вообще-то, как говорят психиатры, средний процент людей с подобного рода опасным для общества сдвигом особо не меняется с течением времени. Так откуда напасть?

В 90-е и в начале 2000-х педофилов было не меньше, только под суд они попадали редко – слишком толерантен к ним был уголовный кодекс:  само преступление относилось к категории не тяжких, «палки» по этим статья не ценились, а расследуются такие составы тяжело - вот и не связывались.

Но сменился закон – сменились и подходы: то, о чем раньше предпочитали молчать, попало в прайм-тайм и на рабочие совещания первых лиц государства. Формальным поводом к началу кампании, напомню, послужило освобождение в 2009 году пермского депутата от «Единой России» Игоря Пастухова, получившего за изнасилование 6-летнего мальчика всего шесть лет, приезжавшего в колонию на собственном LandRover, а затем вышедшего по УДО. Потом был скандал с питерским педофилом (пять доказанных эпизодов), получившим и вовсе условный срок.

Проблемой озаботился экс-президент Медведев, предложив применять к педофилам химическую кастрацию. Вслед за президентом на особый контроль расследования подобных преступлений взял глава СКР Бастрыкин.

И педофилов начали ловить пачками - по нескольку штук на день, в каждом уголке страны. Региональные СК доставали из архивов пыльные дела и регулярно отчитывались перед Москвой о количестве вновь возбужденных. Судя по заголовкам в СМИ, страну охватила настоящая эпидемия педофилии. РПЦ в лице отца Чаплина находила соответствующий состав преступления даже в книгах Набокова и Маркеса... Короче, запоздавшая на самом деле законодательная инициатива, в итоге превратилась в модный тренд, в «охоту на ведьм».

И помимо реальных преступников, как водится, появились и случайные щепки. На зону по этой страшной статье пошли невиновные (качество следствия, любовь к рапортам, карьерные устремления, прессинг начальства сделали свое дело). Их дела, согласно закону, рассматривались в судах в закрытом режиме; правозащитники и журналисты шарахались от родственников обвиняемых, пытавших найти поддержку, как только выясняли суть обвинения. И напрасны были аргументы, что для невиновного человека, осужденного по этой мерзкой статье, жизнь кончается тут же, даже если ему удастся выжить в тюрьме.

Мы знаем лишь только о нескольких случаях. Например, о деле Владимира Макарова - чиновника минтранса, которого обвиняли в изнасиловании собственной дочери. Доказательства обвинения: первоначальный анализ мочи ребенка (на повторную экспертизу, которая сперматозоидов в моче не обнаружила, следствие внимание не обратило). Или - дело бизнесмена Багдасаряна: в насилии над дочкой его обвинила бывшая супруга, как только он решил с ней расстаться (не установлено даже самого факта изнасилования). Потом - дело музыкального педагога Рябова, поссорившегося с матерью одной из своих учениц: после того, как девочка получила невысокую оценку, профессора обвинили аж в 53 эпизодах домогательств.

Все эти дела объединяет одно – расследование следствие строило, как правило, исключительно на «показаниях потерпевших», и выводах, во-первых, Центра психолого-медико-социального сопровождения «Озон», на непрофессионализм психологов которого указывает центр им. Сербского, а во-вторых, - как бы независимого полиграфолога Игоря Нестернко, и не беда, что на его заключения пишут отрицательные рецензии специалисты из государственных экспертных учреждений.

Пример «доказательства» по делу Макарова был бы смешон: кошачий хвост на детском рисунке, который у эксперта Лейлы Соколовой из «Озона» вызвал ассоциацию  с фаллосом… Но получилось в итоге не смешно, потому что Макаров сначала получил 13 лет лишения свободы, и лишь только вмешательство общественности позволило – нет, не оправдать, а снизить срок до 5 лет. Багдасарян получил 10 лет строгого режима. Анатолия Рябова, слава богу, присяжные оправдали, но прокуратура потребовала отменить приговор. И все это – только в Москве.

Третья ошибка закончилась обвинением

К 26-ти годам жизнь Дениса Галделина начала складываться, несмотря на полное недугов детство: намечалась свадьба, была работа, планировал продолжать учебу. Когда около 9 часов вечера 31 августа прошлого года Денис шел к своей девушке, к нему ринутся двое: женщина выхватит мобильник, а мужчина с криком «поймал педофила» свалит его на землю и начнет бить ногами. Бить будет долго, пока не подъедет наряд ДПС. Дениса доставят в Отдел МВД по Советскому району, там нападавшие – как выяснится, супруги Юлия и Андрей Н. (фамилия редакции известна, но, согласно закону, мы не имеем права ее называть) - напишут на него заявление.

 Происходившее Денис помнит не четко - то и дело терял сознание. Даже полицейские осознают всю тяжесть ситуации - из отделения его отправят в больницу. «Сотрясение мозга, ушибленная рана мягких тканей головы, кровоподтеки головы, туловища, перелом костей носа, ушиб грудной клетки», - цитаты из выписки и акта медобследования.

Врачи наложили Денису швы, а конвой приковал наручниками к больничной койке, правда, к обеду – после настойчивых действий родителей и адвоката –наручники и конвой все-таки исчезли. Что это было? Чтобы уточнить, Денис после выписки и направился – сам– в Советское ОМВД.

Из Астрахани мне позвонили его родители. Услышав статью, по которой Денис обвиняется, - «насильственные действия сексуального характера в отношении малолетней», я хотела было тоже отказаться. Ведь следствие утверждает: он покушался на 7-летнюю девочку. Но что-то в рассказе мамы Дениса Натальи зацепило. Родители потерпевшей – супруги Н. – злоумышленника опознали, но потом сообщили, что обознались, а затем – опять передумали… В итоге Галделин – в СИЗО.

- Они даже не придали значение диагнозу: мальчик мой с рождения инвалид – у него эпилепсия, припадки неожиданно случаются. Он такие мучения с самого рождения переживал, я его по врачам таскала, по кружкам, чтобы чувствовал себя, как все, учеба ему трудно давалась, но старался. Мученик он у меня какой-то по жизни получается… 

Ладно, отставим в сторону вполне понятные эмоции родителей (хотя и вряд ли стоит держать инвалида под стражей), что с фактами и доказательствами?

Когда Денис сам придет в отделение, участковый Храмцов расскажет: в середине августа в подъезде дома семьи Н. какой-то отморозок пытался надругаться над их 7-летней дочкой, но не успел - на лестничную клетку, на счастье, вышла соседка. И вот, спустя месяц, супруги Н. увидев из окон машины Галделина, предположили, что это он тот самый отморозок и есть – совпал, как объяснили заявители, по описанию дочки. (Правда, дочки в этот момент в машине не было, а фоторобот нападавшего вообще почему-то никто не составлял). «Да, - добавит еще участковый, - такие предположения они (супруги Н.– В.Ч.) делают в третий раз и избивают уже третьего мужчину, который «совпадает по описанию», третий раз приводят человека в отделение и в третий раз, выясняется, что «ошиблись». В этот раз они тоже признали: ну, обознались.

Собственно, на этом можно было бы и поставить точку, если бы Денис не написал в отношении супругов заявление – по факту избиения и кражи телефона.

И начались неприятности. На работу к Денису (за три дня до его ареста) приходит Юлия Н. - ругается, угрожает расправой (имеются свидетельские показания). Через пару дней заявляется зам начальника уголовного розыска Советского ОМВД господин Гуревич - интересуется, будет ли Денис заводить на супругов дело. Удостоверившись, что дело возбуждать придется, через несколько дней вызывает Дениса в отдел. И Денис идет - вместе с дедушкой. Еще раз: «особо опасный преступник» Галделин, как его теперь называет следствие, будет вместе с дедушкой сам обивать пороги кабинетов, чтобы добиться справедливости.

Там-то и состоится еще одна встреча с владельцем мясных палаток Андреем Н., который скажет: избил по ошибке, «крышу снесло, извини» и чтобы замять всю историю, предложит 50 тысяч рублей. Денис и дедушка откажутся.

А полиция откажется возбуждать уголовное дело по избиению: никакого состава преступления в избиении якобы нет. Единственное, как говорят родители Дениса, на что следователь Гуревич (кстати, по некоторым данным, кум Андрея Н.) потратит усилия, так это на то, чтобы всучить Денису похищенный у него телефон (каким образом мобильник попал к нему, не объяснит).

7 октября 2011 года Дениса приглашают в следственный комитет Астрахани – якобы бы для расспроса по поводу избиения, где и задерживают как педофила. Родители девочки, оказывается, еще раз написали заявление: именно Галделин нападал, он, мерзавец, он.

- Дед, звони родителям. Мне шьют «педофилию»… - успеет крикнуть Денис, когда его будут уводить в наручниках.

- Никто не предполагал, что все так обернется... Хотя нет, чувствовало мое сердце, даже предлагала Денису уехать, но он не захотел, - вспоминает мама Дениса Наталья.

Родители Дениса писали следствию неоднократно: не мог их сын быть в том подъезде, где обнаружился насильник, вечером 14 августа – был на работе, что подтверждают и телефонные биллинги, и коллеги. Бесполезно - следствие завертелось. И ему нужны были более четкие «доказательства».  

До избиения Дениса супруги Н. писали в своих заявлениях, со слов дочки, так: физического воздействия неизвестный мужчина оказать не успел, лишь ударил ее по ноге. После, «со слов дочки», указывали: мужчина «спустил штаны» и пытался совершить развратные действия. И показания девочки симметричны: до избиения Дениса одни, после – другие. Как выглядел обидчик, она поначалу не помнила, после вспомнила, что он похож на Галделина. Хотя в одних показаниях у нападавшего были длинные волосы (Денис коротко стрижен) и голубые глаза, в других – все наоборот. На эти противоречия в показаниях ребенка указали даже эксперты-психологи: «Особенности объяснений девочки могут быть вызваны влиянием на малолетнего ребенка взрослых, прежде всего, ее родителей».

Само опознание, слов Галделиных, проходило так. Психолог спросил девочку: «Этот?», - указав рукой на Дениса. «Да». Вот и все следственное действие.

Конечно, родителей довочки можно понять – осознание того, что над твоим ребенком чудом не надругался какой-то подонок, – невыносимо. Объяснимо и желание мести, и кулаки. Все другое не объяснимо… Не захотели сами отвечать по закону? Мне не удалось задать этот вопрос супругам Н., как, собственно, и никому другому: они тут же начинают жаловаться на угрозы.

 «Я звонила папе девочки, - рассказывает мама Дениса, - пообещала ему, что не буду настаивать на возбуждении дела за избиение сына, но попросила аннулировать лжесвидетельство. Тот растерялся: «мы же не звери, я поговорю с женой». На следующий день трубку взяла его жена – кричит: «Я посажу вашего сына. Хотите, чтобы мой муж сел что ли? Не выйдет».

«Если бы были основания подозревать его, почему в тот же день, как его избили, не проводили никаких следственных действий? – включается в разговор отец Дениса. - Что мешало вцепиться в него уже тогда, а не когда он отказался забирать заявление на супругов? Почему следствие даже не обратило внимание на то, что после задержания Дениса продолжали совершаться нападения на детей?»

Наталья говорит со мной предельно спокойно: ни истерик, ни проклятий. Признается, что большего всего опасается, что с Денисом что-то могут сделать в тюрьме. Пока, говорит, «все всё понимают»: «Ребята, которые с Денисом сидят, не считают его насильником».

Идем в Астраханский областной суд. Процесс закрытый. Ни меня (потому что журналист), ни Наталью (потому что свидетель – разговаривала с Денисом по мобильному в момент нападения Безгодовых) в зал не пускают. Ждем, когда его проведут. Она машет Денису рукой. В суде на сегодня все. Но за день еще надо много успеть: отвести младшую дочку в школу, помочь матери-инвалиду, потом отнести передачу и лекарства в СИЗО, потом встретиться с адвокатами, потом писать очередные письма в следственный комитет, МВД, правительство и проч.. Среди этого прочего – купить длинный парик, чтоб никто не узнал, и отправиться в тот самый дом, в тот самый подъезд, расспросить соседей (те, кого опрашивали, на Дениса не показали).

Забирать заявление против супругов Н. – за избиение и кражу телефона ни Денис, ни его родители так и не стали.

Кстати, девушка Дениса не бросила. Ждет.  

Астрахань – родина педофилов?

Жду Наталью у СИЗО. Она приходит вместе с пожилой женщиной, которая стояла у проходной и плакала. У нее сын тоже сидит - по той же статье: ч.3 ст.135 УК «Насильственные действия сексуального характера». 68-летняя Надежда Михайловна Евтова перечисляет мне стандартный список своих дел: «Купить лекарства для сына… Встретиться с адвокатами… Писать жалобы…».

Ее сыну 33. Поздний ребенок, инвалид - родился со страшным психическим заболеванием. Ей предлагали от него отказаться. Не отказалась. В его деле тоже много странного: Владимир Евтов (по своему психическому развитию остановился на уровне 10-летнего ребенка) подрабатывал тем, что убирался в подъезде. Все его очень хорошо знали. Знали и что дворовая шпана то и дело над ним издевалась. Один из шпаненков где-то спер деньги, кража раскрылась – тот и сказал: деньги дал «псих» Евтов, «за развратные действия» над ним, 14-летним мальчиком. И никаких доказательств - все со слов «потерпевшей стороны».

Следователь по окончании дела получил звание «старшего». А инвалида Евтова, не отдающего себе отчета в происходящем, отправили в общую камеру. И все равно суду с УФСИНом, что эксперты утверждают: ни на зоне, ни в СИЗО держать нельзя - он подлежит наблюдению у психиатра. При этом лекарства передавать запрещают – самые необходимые при таком диагнозе лекарства.

«Как он там без них… - все повторяет Надежда Евтова. – … Пока сыну ничего плохого там не сделали вроде. Но скоро приговор, этап, зона… Я не переживу»…

…Если мы откроем учебник по криминалистике, то прочитаем, что любое преступление всегда влечет за собой прямой ущерб, оставляет улики и следы: будь то пропажа ценностей, сломанное имущество, побои на теле жертвы, а то и труп. Задача следствия - отыскать преступника и доказать его причастность к преступлению. Но в нашей стране этот элементарный принцип нахождения истины оказался вывороченным наизнанку: преступник следствию известен с самого начала, под него лишь подгоняют немудреную обвинительную базу. По педофильским делам это проще – никто не вступится. И выгоднее – в разгар шумной кампании.

 Астрахань - Москва

 Комментарий

Алексей Эксхархопуло, доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики юридического факультета Санкт-Петербургского университета, эксперт-криминалист с 40-летним стажем.

- Я не могу однозначно связывать эту тенденцию по ловле педофилов с инициативой Медведева. У меня впечатление, что происходящее – общая деградация и следствия, и правосудия. Даже в тех случаях, когда нет никаких оснований поддерживать то, что сформулировано следствием, суды все равно поддерживают, даже безо всяких звонков и денег. Фальсификаций в делах по педофилам (я часто выступаю экспертом при таких расследованиях) очень много. Как только посмотришь в приговор - волосы встают дыбом от того, как все интерпретируется, как откровенно грубо выдергивается из контекста, из сказанного экспертами, генетиками, полиграфологами… Говорить о судебной ошибке вообще не приходится. Это не ошибка, а заведомо неправосудное решение. 

Очень много фальсификаций по генетическим исследованиям. Главная беда в том, что сейчас генетические лаборатории стали создаваться при МВД. Хотя еще сто лет назад многие ученые, основоположники экспертной службы, говорили о том, что экспертная служба должна быть независимой. Нет – все правоохранительные органы стремятся к тому, чтобы иметь около себя своих ручных экспертов. И потому как результат – у нас дела Макарова, Багдасаряна… Мотивация следствия и суда – «мы все равно посадим». 

Даже в советские времена все дела о преступлениях против половой неприкосновенности достаточно квалифицированно расследовались. Причем, следствие придерживались этики: расследование поручали женщинам. А сейчас мужчины расследуют, причем, младше 30 лет. По делу Макарова, например, парень 24-летний дело вел.

Что могло бы сдвинуть эту ситуацию? Во-первых, прозрачность – должны проводиться публичные правовые экспертизы всех спорных уголовных дел. Во-вторых, должна быть ответственность следствия и суда. У нас хоть один судья пострадал за неправосудный приговор? Нет. Вот, у нас Владимир Владимирович восторгается Екатериной IIи Петром I, так возьми и заимствуй из их нормативных актов некоторые положения. Например, из устава Екатерины следовало, если судья и прокурор приговаривали заведомо невиновного к наказанию, то они должны были быть освобождены не только от должностей, но и подвергнуться тому наказанию, под которое хотели подвести невиновного. А у нас сплошные неприкасаемые...