«Школьные годы чудесные» - это скелет в шкафу у всякого

Когда началось возмущение сериалом "Школа", то можно было бы позлословить и припомнить Валерии Гай Германике ее интервью 2008 года, в котором она объявила себя "рациональной легитимисткой", поддерживающей режим. И приветствовала закрытие "Интерньюса", в котором училась (школа, кстати): "Мне нравится, когда оппозиционное закрывают".

Но это совершенно лишнее: по тому, что художник говорит о себе, судить о нем нельзя. Это вообще не его дело - говорить о себе. То интервью называлось "Понтовая выскочка", и все, что говорила Гай Германика, соответствовало названию и тем клише в поведении и высказываниях, которые были тогда трендовыми. Сменится тренд - станет она оппозиционеркой или кем-то еще. Но пока тренд не изменился. Просто "Первый канал" осуществил весьма занимательный масскультурный эксперимент. Дал возможность представителю понтового социокультурного слоя выступить в формате сериала.

Не просвещения, а уточнения ради надо бы напомнить некоторые общеизвестные вещи. Например, то, что, конечно, никакого социального обличительства и стремления улучшить мир в произведениях Гай Германики быть не может. Обращение к чернухе, в том числе и школьной, - это обычный эстетский прием, свойственный искусству для избранных, а совсем не для тех, чья жизнь послужила материалом художнику. Ну, кому предназначался, например, какой-нибудь "Собиратель пуль", да и вообще вся "новая драма" - явление выдающееся и мною почитаемое, но ведь совершенно эстетское.

То, что делает Гай Германика, безусловно внутренне связано с этим явлением. И вот теперь поставлен, повторю, смелый эксперимент. Хотя смелый он только для нынешней России. Один из основополагающих принципов того, что именуют contemporary art, - не разрушение, но игнорирование границы между искусством и массовой культурой, освоение ее возможностей, приемов и средств.

И как следствие этого - возникновение арт-смысла и арт-ценности в результате взаимодействия и с арт-средой, и со средой профанной. Профан, массовый зритель, представляющий абсолютное большинство социума, сам того не ведая и не желая, становится соучастником арт-процесса, даже если он кроет содеянное матом, а самого художника тянет в суд.

Суд выиграть можно. Но одолеть современное искусство, овладевшее средствами массовой коммуникации, невозможно. Оно все обращает в свою пользу.

Арт-провокация Первого канала удалась во многом потому, что удачно была выбрана тема сериала. Во-первых, массовому зрителю вообще нужно на телеэкране нечто успокаивающее (а самые страшные боевики, криминальные новости и мрачные детективы на самом деле транквилизаторы посильнее мелодрам). Или же нечто такое, что удовлетворит его потребность в социальном вуайеризме, желании поглядеть в замочную скважину рублевского особняка. Обычная школа на телеэкране очень раздражает.

Во-вторых же вот что. Реальные проблемы школы советской и российской - абсолютное табу. "Школьные годы чудесные" - это скелет в шкафу у всякого. Их надо любить, воспевать и радостно вспоминать, скрывая от самого себя переживания порой трагические. Но ведь именно они и определяют всю послешкольную жизнь человека.

И совершенно не случайно главными гонителями сериала Гай Германики в Государственной думе выступают коммунисты, то есть вроде как оппозиционеры. Сакрализация школы - это черта общества архаичного, традиционного, а коммунисты продолжают оставаться к нему ближе всех.

Но при этом в их позиции проявляется нечто общее для российского социума в целом, независимо от формально-политической оппозиционности. Просто коммунистам, в отличие от единороссов, надо следить за общественными настроениями. Да и реагировать на происходящее они могут быстрее, не так, как правящая партия, запуганная собственной властью.

Здесь можно было бы вспомнить несколько значимых фильмов и книг из советского и уже постсоветского прошлого, в которых что-то говорилось, показывалось и писалось о школьных проблемах. Но во времена советские даже лучшие произведения оставались фальшивыми, поскольку и писатель, и читатель знали, что есть темы, которые не будут затронуты, сколь бы ни были они значимы для реальных детей и учителей. И это даже не политика и не половое созревание, а, например, несоответствие социального, имущественного и (очень часто) интеллектуального статуса учителя тому идеальному образу мудрого наставника, который присутствовал в культуре.

О том, что для учеников учитель - это неудачник, не сумевший сделать карьеру, говорить было нельзя. И до сих пор не следует. Глухо что-то прорывалось изредка и невнятно. Но так было и есть. И в этом, наверное, главная проблема и советской, и постсоветской школы.