Откуда в нас ненависть к не таким, как мы?

Маленькая девочка пытливо смотрела в душу своими шоколадными глазами. Она задала простой вопрос и ждала не менее простого ответа.

— Скажи, со мной не дружат, потому, что я – не русская?

Она спрашивала это прямо и без обиды. Просто хотела понять. Гульнара (здесь и далее имена героев изменены) переехала в Москву вместе со своей семьёй где-то 5 лет назад из Грузии. Её мать традиционно скромна и тиха, отец – жизнерадостен и гостеприимен, сестра — эффектная черноглазая девушка. Гуля ходит в московскую школу, которую видно из окон многоэтажки, где живёт вся семья. Классная руководительница говорит о ней, как о прилежной ученице.

Учителя не раз хотя бы про себя отмечали её старательность и тягу к новым знаниям. Девочка не обделена талантом к точным наукам и успехи не заставляют себя долго ждать. Не это ли добавляет капли в почти переполненные чаши терпения одноклассников? Не это ли самое вызывает оттенки зависти у их родителей, приходящих на собрания, где учителя хвалят «эту не русскую», когда «свой» опять нашалил и схватил лишних лебедей-двоек? Придя домой, помимо традиционных упрёков, часто прозвучит ещё: «Чем ты хуже ЭТОЙ?!».

Это не порождает здоровой конкуренции между детьми в виде рвения к учёбе, но стимулирует конфликты между ними. Круг замыкается. И хвалебные слова становятся упрёками. Соученики становятся не друзьями, как хотелось, а соперниками и норовят зло подшутить, или одеть, а то и просто объявить бойкот от обиды. Ни в чём не виновный, кроме собственной прилежности, ребёнок попадает в зону конфликта. Ситуация обычная и ни чем не приметная, исключая разве что прилежность Гульнары и её подчёркнутую не конфликтность. Она просто пытается подружиться с этим «русским» миром и для этого хочет оставаться «хорошей»…

Обратим свой взгляд в сравнительно недалекое прошлое. В не такой уж и далёкий Советский Союз, когда и Грузия, и Армения, и многие отделившиеся ныне страны входили в состав державы. Тогда слова о «многонациональности народа» были делом обычным и все вместе строили что-то общее и светлое. Сейчас, не смотря на слова Конституции о «многонациональности российского народа» это и пугает, и настораживает, и вызывает чуть ли не чувство ревности и ненависти. Откуда это взялось? Почему взрослых людей так пугает иной оттенок кожи, вероисповедание, разрез глаз или акцент? Можно протянуть нить из того же СССР, когда народу постоянно внушался страх, что страна «окружена врагами», на которых можно было свалить практически все грехи. Сознание людей легко переносило отдельные качества кого-то из представителей нации на всех сразу, и избавиться от такого стереотипа уже было не просто.

Русским людям втолковывалось о том, что они «титулованная нация», первые из первых, и они должны занимать исключительно лидирующие посты, а люди другие, — «второго сорта», будут всегда принижаться и «выше дворника, торговца или строителя» не прыгнут. Эти должности и оплачиваются ничтожно мало, но ведь на них идут «люди из наций врагов». Сюда же вплелась нить из военных чеченских кампаний, когда на практически весь Кавказ приклеился ярлык «бандитов». Сознание так и не смогло отделить бандитские группировки от обычного мирного населения и украсило себя широким поясом предрассудков. Это «украшение» породило такую болезнь, как «Кавказофобия», чей вирус сейчас очень силен и являет собой, чуть ли не основу современной ксенофобии. На втором месте прочно стоит фобия азиатских народов. Их представители востребованы на многих должностях, они выносливы, ответственны, трудолюбивы.

Это порождает ревность, а благополучие отдельных диаспор, воспринимается, как «мафиозный успех». Любая их сплочённость, часто зависящая от враждебности окружающего их мира, лишний раз подчёркивает для странного мира взрослых их «бандитские наклонности». Масла в огонь подливают СМИ, злые шутки и анекдоты, лозунги политических партий и высказывания политиков. Такая мешанина в голове взрослых людей приводит к стойкому утверждению «Россия – для русских, Москва – для москвичей», это же начинают, как губка, впитывать в себя дети. Они копируют поведение взрослых, да и как может быть иначе, если в семье не считают нужным следить за своими словами.

Комментируя тот же выпуск новостей, ситуацию на дороге, когда глава семьи за рулём или рассказывая о походе в магазин, слышатся далеко не лестные слова в адрес тех или иных приезжих. А иногда ещё и слышны напутствия «заботливых родителей»: «Ты с ЭТОЙ не водись, нечего тебе с ЭТИМИ знаться!». В таких семьях у ребёнка с пелёнок формируется негативное отношение к людям отличной от него национальности. И бороться с ним, повзрослев, — дело не из лёгких, к тому же, оно считается не таким уж и важным, в отличие от того, чтобы научить «правильному взгляду на реальность» жизни своего ребёнка.

Но, если с фобией других национальностей всё относительно понятно – она который год держится на весьма высоком уровне по социологическим опросам, то ответить на вопрос, откуда взялась такая картинка реальности, сложнее:

В метро было многолюдно. Толпа пассажиров спешила миновать турникеты и войти в душный, трясущийся вагон. Красный огонёк сменялся зелёным и снова ненасытно требовал очередную магнитную карточку. Иногда раздраженно писк отзывался не менее раздражённым вздохом стоящего позади пассажира и скрипом зубов. Худенькая белокурая девушка-студентка, родом из сравнительно далёкой области в первый раз была в столице. Всё здесь было для неё праздничным и светлым, как и первая поездка в метро. Она замешкалась с карточкой, и сердитый писк звучал снова и снова. Её смущению не было предела, зато предел был у терпения стоящей позади пенсионерки с пока пустой сумкой-тележкой.

— Понаехали тут! Под ногами путаетесь! – и злой, сильный рывок буквально отшвырнул со своего пути девушку, уже едва сдерживающую от обиды слёзы. Стоящие вокруг люди равнодушно смотрели на эту картину. Кто-то ухмылялся, кто-то поддерживал возмущённую бабушку, дети затаили дыхание. Любопытство с удовольствием следило за происходящим, но, ни что не побуждало вмешаться.

— Женщина, да что же Вы делаете?! Как Вам не стыдно? – пыталась увещевать разгневанную пенсионерку в платке спутница той белокурой голубоглазой девушки

— Это им должно быть стыдно! Понаехали! – и толпа уже уносила с собой продолжавшую громко возмущаться бабушку с сумкой-тележкой. Уже кто-то другой сражался с турникетом и уже ни кто не обращал внимания на всхлипывающую девушку с обидой прошептавшую:

— Я же русская…

Страх и ненависть. Ненависть и страх. Вот, что осталось в основе ксенофобии. Что было первым в душах и тех, кто испытывает её, и тех, кто стал её жертвой – неизвестно. Но, именно эти два чувства лежат в основе всего, что происходит: столкновений скинхедов и «иных», настраивания людей друг против друга. Дети учатся этому у взрослых. И свои чувства они выражают гораздо более открыто и, может, даже более жестоко.

Но ведь далеко не все будут стараться отвечать добром, как маленькая Гульнара или просто тихо плакать от обиды. Жестокость порождает жестокость. Люди отвечают ударом на удар. Эта обратная сторона медали вызывает сначала удивление, а потом — уверенность в своей правоте и у тех, и у других. Гораздо чаще рассказывают жизненные истории про то, как вызывающе ведут себя иноземцы в школах и институтах, как сами лезут в драки, как обманывают на рынках и в магазинах. Как отличить самозащиту от просто невоспитанного, агрессивного человека, каких, кстати, хватает в любой нации?

Заниматься такими тонкостями психологии мало кто станет, запомнится сам факт агрессии. Приведём простой пример: увиденная не с самого начала сцена. Скинхед сошелся в драке с кем-то из «иных». Наиболее вероятно, что он по привычке «наехал», будучи не самым трезвым и умным, а может и наоборот – парню не повезло, он был одет в стиле бритоголовых и его противник решил отыграться за все беды своей нации. Два варианта одного и того же события складываются пазлом в повседневности, но люди проходят мимо и на сцену выходит лучший друг ксенофобии, даже более близкий к нему, чем злость или страх. Имя ему равнодушие.

Самое страшное из последствий. Оно совсем не заметно и вполне объяснимо тем же страхом. Ведь у каждого в экстренной ситуации, чего бы она ни касалось, сработает инстинкт самосохранения. У учителя, который несколько раз подумает, прежде чем встревать в конфликт между учениками или студентами, у охранника кафе или бара, у представителя закона, у просто любого прохожего. Не захочется рисковать, встревая в драку или пытаясь объяснить, что так нельзя. Это хуже ненависти. Это приводит к ещё более страшным последствиям. Людям становится всё равно, и они действуют уже по привычке, эту же привычку прививая своим потомкам. Иногда проблеснёт вспышка, после того, как в новостях скажут, что этот мир живых покинул очередной таджик, африканец или кореец в столкновении с бандой скинхедов.

Проблеснёт и погаснет, в мыслях промелькнёт: «А что Я могу сделать? И вообще они сами виноваты!» И снова пазл жизни продолжает складывать равнодушную картинку одного цвета, чтобы не было загорелых, шоколадных или других цветных кусочков. В сложившейся истории о людях разных национальностей сотни историй и разных мнений. От монолога пожилого лектора института о китайцах, изучающих русский язык и литературу: «Какие они трудолюбивые, как стараются и какие дотошные, как грызут гранит науки! Не то, что вы – вам всё равно!» до кого-то из молодёжи с твёрдым убеждением против мусульман, обоснованным личным знакомством с парой десятков представителей из них.

От доказательства учёных, что от смешанных браков на свет появляются гениальные дети до почти первобытного испуга от встречи в метро с темнокожим парнем. Сложно здесь провести ту грань, на которой жертва ксенофобии и носитель её вируса меняются ролями. Гораздо проще понять другое: пока своё отношение к людям не пересмотрит каждый взрослый, пока он банально не станет чуть терпимей и добрее, дети не научатся миру в жизни. Плохое впитывается легко, может и хорошее через несколько лет даст свои плоды и учителя перестанут, морщится от легкого акцента в голосе ученика, а мамы и папы не будут, хмурится, замечая в списке учеников 1 «А» или «Б» класса не привычные для взгляда и слуха имена и фамилии.

Маленькая Гульнара всё ещё смотрела в душу своими пронзительно наивными глазами. Она всё ещё ждала ответа. Но вот за её спиной послышались тяжёлые, знакомые шаги и на пороге подъезда показался её невысокий, плотный отец Ризо.

— Здравствуйте! — от его звучного голоса веяло жизнелюбием и оптимизмом. Он идёт из магазина с тяжёлыми на вид пакетами в сопровождении своей молчаливой супруги. Запускает руку в одну из сумок и достаёт солнечный апельсин.

— Возьми-ка! Нет, не отказывайся! На Востоке говорят: ничего не едят только в доме врага и только из его рук ничего не принимают. А я тебе не враг. И моя семья – не враги — он улыбается, слушая благодарности, и привычно задаёт вопросы о самочувствии родни и, распрощавшись, уходит в дом, позвав Гулю за собой. Его фраза всё ещё звучит в голове и в след Гульнаре, всё-таки, летит долгожданный ответ:

— Может и поэтому, Гуля, но однажды всё изменится и у тебя обязательно будет много друзей.

Она просто кивает головой, и спешить догнать родителей, но в шоколадных глазах больше нет грусти и отчаянья. В них снова поселилась надежда.