Мишка и не думал улетать!..

Олимпийские игры-80 приблизили тогдашний СССР к перестройке.

Бойкот, неистовый американский президент Картер, давивший и на своих, и на союзников... А Игры ХХII Олимпиады в Москве все равно состоялись. Пусть и в урезанном виде.

В мае 1975-го меня, наконец-то взятого после полутора лет внештатной работы в большую молодежную газету, огорошили первым серьезным заданием. Официально прикрепили к Оргкомитету Олимпийских игр. Главными критериями отбора стали, во-первых, знание нескольких языков, а во-вторых и очень немаловажных, моя географическая близость к зданию Оргкомитета.

Его председатель Игнатий Новиков, распивавший чаи с генсеком Брежневым, выбил хоть и старинный-престаринный, но шикарный особнячок прямо на улице Горького, ныне Тверской, 22А. Я же жил прямо напротив - в 25/9, и дорога через подземный переход занимала ровно полторы минуты зимой и минутку - летом.

Вообще-то мы претендовали еще на летние Игры-76, однако, к счастью, их не получили: подготовиться к ним ни за что не успели. Зато 23 октября 1974-го, обыграв единственного соперника, Москва получила право принять олимпийцев. Мой старинный и добрый знакомец - второй член МОК по сроку пребывания в нем Виталий Георгиевич Смирнов - немало рассказывал об этой победе.


Матрешка в подарок

Вы сам знаете, как сейчас выбиваются и добываются Игры. А тогда мы были по-ангельски чисты и по-девичьи невинны. Никакой \"материальной агитации\", подарков или приглашений. Действовали лишь на основе чистой идеологии: столица страны победившего социализма, чьи спортсмены сильнейшие в мире, имеют право принять Олимпийские игры. И, представьте, этого скромного и честного обаяния вполне хватило.

Правило \"никому и ничего\" было слегка нарушено лишь раз, когда вдруг решили раздать русские сувениры перед сессией, на которой и выбирали Москву. Большой начальник Виталий Смирнов и милейшая переводчица-блондинка чуть не всю ночь запаковывали в оберточную бумагу наших матрешек. Смирнов потом жаловался мне, что с непривычки просто замучился. Матрешек вручили, но выиграли-то совсем не из-за этого. Уж очень были сильны тогда наши спортсмены. Неудача типа ванкуверской не могла присниться и в кошмарном сне.


Генералы взялись за метлы

Олимпийские стройки Москвы - это особая песня. Если коротко, то их, как и все в нашей советской жизни, брали штурмом. Незадолго до необходимых тестовых соревнований, которыми должна была стать Спартакиада народов СССР, строители еще только разминались на цокольных этажах. И тогда в дело включился Игнатий Новиков. Человек в общении приятный, не хам по натуре, сумел-таки нагнать такого страха на вяло возводивших олимпийские объекты, что в первые месяцы лета 1979-го ударная работа шла круглосуточно. Аврал, как обычно, удался. Но оставались иногда последние недоделанные штрихи.

Меня поражали горы мусора перед новехонькими, специально к Играм возводимыми спортобъектами ЦСКА на Ленинградском, 39. И вот за день до открытия Спартакиады глазам моим представилась невиданная картинка. Сотни, отвечаю за свои слова, сотни полковников и генералов в лампасах взялись за метлы. У некоторых - настоящие, здоровенные, у кого венички, у других просто веточки от деревьев. Майоры с капитанами таскали весь собранный старшими офицерами хлам к грузовикам. И через два часа огромные просторы перед ЦСКА не уступали по невесть откуда взявшейся чистоте даже Красной площади. Приехавший на проверку олимпийской готовности президент МОК лорд Килланин был удивлен: как тут у вас здорово! А мне говорили, русские не успеют.


За 101-й километр

В дни Игр Москва стала абсолютно безопасным городом. Сейчас, наверно, можно написать, что советские спецслужбы сработали отлично.

Попросту договорились с наиболее опасными террористическими организациями, что на время Игр ХХII Олимпиады те берут на себя обязательство не трогать советскую столицу. Был знаком с ушедшим ныне старшим офицером Б., под руководством которого и проводилась операция, подробности ее никогда не были рассекречены. За безопасность формально отвечал КГБ, но на поле, на площадке рулил силами правопорядка генерал Чурбанов.

З
навший русский мат не по наслышке, он вел себя уверенно. А как еще было вести себя мужу дочери генсека Галины Брежневой? Однажды я случайно (ну, почти случайно) попал на поле \"Лужников\", где выстроились и отвечавшие за безукоризненное проведение Игр. После энергичной речи Чурбанова и нескольких сугубо идиоматических выражений ни у одного из его подчиненных не оставалось сомнений: в случае малейшей ошибки - не сдобровать.

И ошибок не было. В те олимпийские дни милиция говорила на непривычном для себя интеллигентнейшем языке. Пьянь и проститутки были беспардонно и вопреки и тогда существовавшим законам выселены за 101-й километр. Недемократично. Но город сделался в буквальном смысле слова чище, безопасней. Где найти золотую середину между этими \"можно\" и \"нельзя\"?
Накануне перемен


Внезапно выяснилось, что в стране есть хорошие продукты, которые реально купить в магазинах. Что можно общаться с иностранцами, не боясь быть потом вызванным сами знаете куда. Хотя из-за бойкота к нам приехали спортсмены из 81 страны вместо ожидавшихся чуть не 140, мы почувствовали глоток, глоточек свободы.

Можно же жить по-другому и превратить любимые потемкинские деревни в реальность. Нечего бояться чужаков, прикрываясь железным занавесом. Мы общались с гостями, не задумываясь о последствиях. Возможно, утверждение спорно, но, по-моему, Игры той московской Олимпиады как раз и расшатали систему. Афганистан, Олимпийские игры, рванувший через шесть лет Чернобыль и приблизили к пониманию: жить, как раньше, уже нельзя. Мы невольно приближались к переменам, как бы их потом ни обозвали - перестройкой ли, революцией.

Сцена улетавшего Мишки тоже была не нашей, не советской. На закрытии я сидел со своим близким другом, гениальным журналистом Аликом Шумским. И, видя, как старательно удерживают на канатах выведенного на поле олимпийского Мишку, мы яростно заспорили: \"Ты что, Долгопол, у нас - и чтоб отпустили? Да никогда в жизни!\" - горячился Алик. Я настаивал, что обязательно улетит: \"Неужели не чувствуешь: что-то меняется?\"

И когда отпустили, мы, циничные журналисты, обнялись и так сладко, так радостно разревелись. Больше так счастливо плакать не приходилось никогда. Я пригласил Алика отпраздновать окончание Олимпиады у себя дома. Он сомневался: в эту же последнюю олимпийскую ночь надо было ехать с молодой беременной женой Ирой на юг. И мы распрощались.

Метро, все эти олимпийские дни разговаривавшее на двух языках - русском и английском, сразу же забыло иностранный. Мне показалось, что и милиционеры скинули с себя тяжело дававшийся налет вежливости.

Да, что-то сразу ушло. Но многое и осталось.

Не стало только Александра Шумского: вот уже ровно 30 лет, как его нет с нами. Разбился через несколько часов с Ирой в автокатастрофе.

Огонь погас...


Кстати


Немного о спорте:


В Москве установили 36 мировых и 74 олимпийских рекорда.


На Играх-84 в Лос-Анджелесе, куда мы не поехали, мстя, ой как мстя, за бойкот, мировых рекордов было только 11.

\"\"