Неизвестный Твардовский

21 июня исполняется сто лет со дня рождения Александра Твардовского - классика советской поэзии и одной из самых противоречивых фигур в отечественной литературе XX века. Сын раскулаченного крестьянина и автор поэм, воспевающих коллективизацию. Лауреат трёх Сталинских премий и главный редактор одного из самых либеральных журналов хрущевской оттепели - \"Нового мира\". К 100-летию со дня рождения Александра Твардовского из печати вышли его \"Новомирские дневники\".

Два увесистых тома, \"Новомирские дневники\" Твардовского называют литературными. Автор говорил: это моя жизнь, без них я наполовину мёртвый, и считал эти записи черновиком своей главной книги, которую он так и не успел написать.

\"Я считаю, что он почти не прочитан по-настоящему. Я была на последних конференциях и вижу, насколько это многослойно. И люди того же \"Тёркина\" читают совершенно заново, по-новому. И слой за слоем снимают, загадки его, и тайны этой поэмы раскрывают заново\", - рассказывает дочь Александра Твардовского Валентина.

В свете культового \"Тёркина\" осталась недооцененной поэма \"Дом у дороги\", а великолепная лирика Твардовского последних лет вообще мало известна. Зато теперь доступны предельно откровенные записи главного редактора \"Нового мира\", совершившего настоящий переворот в читательском сознании.

\"12 декабря 1961 года Твардовский пишет: \"Сильнейшее впечатление последних дней - рукопись А. Рязанского-Солонжицына\". Он даже его фамилию не запомнил! И в этих дневниках такая мощная история их взаимоотношений. Никто, кроме Твардовского, об этом писать и рассказать не мог\", - говорит о том, какие эмоции вызвала рукопись Александра Солженицына у Твардовского редактор-составитель \"новомирских дневников\" Владимир Кочетов.

\"Когда он напечатал \"Районные будни\", и ему принесли сигнальный первый номер, он сказал: \"Ну, теперь поплыло\". И вдруг рванула литература о деревне. И то же самое, когда он напечатал Солженицына. Многие вышли из солженицынской \"стёжанки\", - подчёркивает литературовед Андрей Турков.

Фёдор Абрамов и Сергей Залыгин, Василь Быков и Чингиз Айтматов, Борис Можаев и Юрий Трифонов - в дневниках - об открытии новых имен в литературе и образовании нового сообщества мыслящих людей, которое появилось вопреки советской цензуре.

И о разгоне редакции журнала \"Новый мир\", который до сих пор сравнивают с некрасовскими \"Отечественными записками\".

\"Журнал задерживали на несколько месяцев, сокращали, вырезали страницы. Он писал: \"Вот вышел пятый номер, в котором 200 страниц. А должно быть 280. И мне сегодня Симонов говорит: \"Ну, Александр Трифонович, ты вернулся к той поре, когда я редактировал \"Новый мир\". Но мне Сталин ещё 80 страниц добавил, а у тебя, видишь, сняли\", - цитирует Симонова Владимир Кочетов.

Среди снятых по цензурным соображениям в разное время были Цветаева и роман Камю \"Чума\", повесть Тендрякова \"Находка\" и \"Театральный роман\" Булгакова. Позже Твардовский пробьёт и Камю, и Булгакова. Но всё же в 1970 году его отстранят от поста главного редактора. Он очень изменится внешне за годы борьбы с властью. И сгорит за год от тяжёлой болезни.

\"Конечно, мало сделано. И памятник ещё не готов. И если так говорить, мы с долгу как в шелку перед ним. Потому что он до последнего стоял как стойкий оловянный солдатик\", - говорит о долге перед памятью Александра Твардовского народный артист СССР, художественный руководитель МЧТ имени Чехова Олег Табаков.

Вера Полозкова, как и многие миллионы советских и российских граждан, познакомилась с поэзией Твардовского в школе, но лишь в университете узнала, какое место в литературе и истории занимает автор Тёркина. Но, будучи поэтом, сегодня она продолжает восхищаться языком мастера.

\"Мне кажется, это такая же история, как с Высоцким. Тебе кажется, что это очень просто сделано. Именно за счёт того, сколько труда на это потрачено. Ты не видишь швов, и не понимаешь, как такая удивительная разговорность и лёгкость, и пластичность слога загнана в очень жёсткие рамки\", - говорит она.

Ещё в своих дневниках 60-х годов Твардовский писал: \"Мои читатели стареют\". Он имел в виду военное поколение. Тогда он вряд ли предполагал, что и через полвека его \"Тёркина\" будут читать подростки, для которых Великая Отечественная - скорее миф. Будут читать и удивляться, как тот ад, который на войне становится бытом, можно было описать частушкой?