Американскую империю ждет судьба Римской?

Вице-президент Джо Байден (Joe Biden) сетует: его буквально выводят из себя бесконечные прогнозы насчет неминуемого упадка США. По его мнению, подобная точка зрения не просто преувеличена, но и нелепа. Подобно президенту Обаме, Байден настаивает, что Америка никогда не скатится на «второе место». Он убежден: несмотря на чудовищный бюджетный дефицит и долговое бремя, грозящее стать непосильным, «пророчеству о том, что мы войдем в историю как великая держава, потерпевшая крах, не сумев справиться с собственной экономикой и переоценив свои силы», не суждено сбыться.

Байден имел в виду, в частности, вызвавшую большой резонанс книгу британского историка Пола Кеннеди (Paul Kennedy) - он сейчас преподает в Йельском университете - «Восход и закат великих держав» (The Rise and Fall of the Great Powers). В этой работе, опубликованной в 1988 году, автор утверждает: превращение стран в великие державы или империи связано с их превосходством в плане материальных ресурсов, но богатство, на котором основывается эта гегемония, подрывается огромными военными расходами, необходимыми для сохранения великодержавного или имперского влияния. Результатом неизбежно становится упадок и крушение. Этот тезис выглядит немного схематичным, но профессор Кеннеди обосновывает его с блеском и убедительностью. И в ходе любых дискуссий о будущем США у любого человека большее доверие несомненно вызовет точка зрения объективного историка, а не пристрастного политика.

Однако люди, специализирующиеся на изучении прошлого, слишком часто поддаются соблазну предсказать будущее. Например, по причинам, известным лишь ему одному, выдающийся британский историк А. Дж. П. Тэйлор (A. J. P. Taylor) утверждал, что местом, где решится исход Второй мировой войны, станет испанский порт Виго. Столь же абсурдным в своем роде было и утверждение Фрэнсиса Фукуямы (Francis Fukuyama), что завершение «холодной войны» стало финальным пунктом идеологической «эволюции» - «концом истории».

Пол Кеннеди в ипостаси «пророка», увы, тоже оказался небезупречен. В своей книге он высказал предположение, что Японии не стоит опасаться стагнации, а Россия будет по-прежнему цепляться за коммунистическую систему и не добьется экономического бума в начале 21 столетия. Конечно, профессор Кеннеди не гадал по рунам, звездам или внутренностям жертвенных животных. Он анализировал имевшиеся данные и экстраполировал в будущее реально существовавшие тенденции. Он оценивал шансы, учитывал оговорки и вносил поправки. Одним словом, у гипотезы Кеннеди была солидная научная основа. Но прошлое - это карта, а не компас. История фиксирует предыдущий опыт человечества, но останавливается на пороге дня сегодняшнего и не указывает четко, в каком направлении двигаться дальше. История не повторяется, и, как указывал Арнольд Тойнби (Arnold Toynbee), не подчиняется ритмам или циклам. Любую тенденцию может свести на нет какое-то неожиданное событие. Все в нашем мире, как выражался Гиббон, зависит от «превратностей судьбы».

Впрочем, иного «проводника», кроме истории, у нас нет. Поэтому мы, естественно, ищем путеводные нити в опыте прежних великих держав - особенно сегодня, когда усталый «атлант»-Америка изнемогает под бременем «неизмеримо громадного небесного свода собственной судьбы». Этой фразой (вольно заимствованной у Мэтью Арнольда [Matthew Arnold]) британский политик Джозеф Чемберлен (Joseph Chamberlain) в 1902 году подытожил положение, в котором оказалась его страна. Что ж, Англия действительно потерпела ряд серьезных поражений в войне с бурами, а ее мировой гегемонии грозили могущественные соперники в лице США и Германии. Тем не менее именно этот период был апогеем могущества Британской империи.

Как это ни парадоксально, чем мощнее становятся великие державы, тем уязвимее им представляется собственное положение. В 1897 году неофициальный «певец» империи Редьярд Киплинг откликнулся на самые пышные торжества в ее истории - шестидесятилетний юбилей царствования королевы Виктории - элегическими строчками:

«Тускнеют наши маяки,

И гибнет флот, сжимавший мир...

Дни нашей славы далеки,

Как Ниневия или Тир».

Ровно через сто лет, припомнив это стихотворение в тот день, когда Британия отказалась от последнего из значительных колониальных владений - Гонконга, авторы передовицы в New York Times сделали однозначный вывод: империя Ее Величества осталась лишь в учебниках истории; роль наследника Рима перешла к Соединенным Штатам.

Сегодня авторы апокалиптических прогнозов тоже любят жонглировать аналогиями с Римом и Британией, прослеживая траекторию грядущего крушения американской гегемонии. При этом они игнорируют предостережение Гиббона: ставить на одну доску эпохи, отдаленные друг от друга во времени, небезопасно. Несомненно, можно найти удивительные параллели между затруднениями Рима и Вашингтона (кстати, этот город изначально проектировался по античным образцам, как единственно достойным будущей столицы могучей империи).

В частности, в обоих случаях мы наблюдаем перенапряжение сил: две тысячи лет назад Рим защищал свои границы на берегах Тигра, Дуная и Рейна; сегодня «неформальная» американская империя, контролируемая дипломатическими, экономическими и военными средствами, фактически опоясывает всю планету.

Различия, впрочем, тоже очевидны. В основе экономики Рима лежало сельское хозяйство, а Соединенные Штаты обладают гигантской индустриальной базой (почти четверть всей промышленной продукции в мире производится в Америке), и занимают господствующие позиции в современной «экономике услуг».

Далее, Рим часто раздирали междоусобные распри, а политическая система США отличается высокой стабильностью. Наконец, Рим пал под натиском варваров, тогда как американские вооруженные силы настолько сильны, что позволяют мечтать, как говорят военные, о «превосходстве по всем пунктам». Даже сегодня, в эпоху террора и распространения ядерного оружия, трудно представить себе, что кто-то способен нанести по Америке столь же сокрушительный удар, как тот, что вандалы, готы и гунны нанесли по Риму.

Британская империя также была изначально непрочна. Англия приобрела свои заморские владения благодаря ряду временных преимуществ, и держалось это гигантское сооружение буквально на «честном слове». Так, огромной Индией управляли всего 1250 чиновников-британцев, а общая численность гарнизонов в африканских колониях не превышала тысячи полицейских и военных, причем никто из них не был в ранге выше полковника. Эта «тонкая белая нить», на которой висела империя, не раз рвалась под непомерной тяжестью.

Потом целое поколение «строителей империи» осталось на полях сражений Первой мировой войны, а следующий мировой конфликт довел Британию фактически до банкротства. Тогда ее выручили США, какое-то время считавшие целесообразным в условиях «холодной войны» сохранять Британскую империю в качестве своего «вспомогательного корпуса». Однако подчиненное положение Лондона со всей наглядностью выявилось в 1956 году, в ходе Суэцкого кризиса: президенту Дуайту Д. Эйзенхауэру достаточно было «щелкнуть бичом», чтобы положить конец англо-французскому вторжению в Египет. Вскоре и сама империя была демонтирована: от нее осталась лишь бледная тень в виде Британского Содружества.

Британскую империю, где метрополией был маленький остров, как-то назвали «сосной, растущей в цветочном горшке». Американская же гегемония, напротив, зиждется на прочном фундаменте целого континента, богатого сырьевыми ресурсами. Но не следует ли из «природной» метафоры, что государства, как и любые живые существа, рано или поздно стареют и умирают? Этот тезис убедительно опроверг еще в викторианскую эпоху лорд Пальмерстон, автор «дипломатии канонерок», поставивший на колени Китай. Он заметил: уподоблять Поднебесную «больному человеку» или «высохшему дереву» было бы «ошибкой, противоречащей основам философии», ведь страны располагают механическими средствами для обновления. Излишне упоминать, насколько успешно воспользовался этими средствами Китай.

Америка также, несмотря на всю серьезность одолевающих ее проблем, может предпринять кое-какие сравнительно простые шаги, чтобы восстановить свои позиции. В частности, она могла бы привести свои военные обязательства в соответствие с наличными ресурсами, больше полагаться на «мягкое влияние» дипломатии и экономического сотрудничества, и, как заметил в свое время Джордж Вашингтон, воспользоваться своим «географически отдаленным» положением, чтобы «не бояться материального ущерба от исходящих извне неприятностей». Подобная политика позволит увеличить инвестиции в продуктивную предпринимательскую деятельность и не делать выбор по принципу «пушки вместо масла». Тогда вера Джо Байдена в способность Американской Республики к «регенерации» будет оправдана.

С другой стороны, не исключено, что Пол Кеннеди не ошибся, прогнозируя относительное снижение экономической мощи, а значит и влияния Америки по мере усиления ее соперников в Европе и Азии. Этот процесс бывает болезненным - как доказывает опыт Британии, которая, по словам Эдлая Стивенсона (Adlai Stevenson), империю потеряла, а новой роли для себя не нашла.

Британцы, однако, сегодня согласны скорее не с ним, а с историком лордом Маколеем, заметившим: утрата империи станет самым славным днем в истории английского народа, если после нее останется другая, «нерукотворная империя» - искусство и нравственные устои, литература и законы. Иными словами, самооценка нации должна основываться не на мировой гегемонии, а на культурных ценностях и достижениях. И если американцы действительно столкнутся с перспективой «упадка», лучшее, что они могут сделать - это хранить верность благороднейшим традициям своей цивилизации.

Пирс Брендон - научный сотрудник Черчилль-колледжа при Кембриджском университете, автор книги «Упадок и разрушение Британской империи» (\"The Decline and Fall of the British Empire\").