Украина между Боснией и Бельгией

Когда будущий нобелевский лауреат В.С. Найпол, индиец с Тринидада, впервые приехал на родину предков, он обнаружил, что индийцы умудряются в упор не видеть простейших примет Индии, которые сразу замечает любой приезжий. Например – многочисленных сограждан, ежедневно справляющих нужду на улицах.

Найпол называет это умением не смотреть на вещи прямо. Если иностранец, преодолев смущение, пытается обсудить с индийцами увиденное, они не верят и искренне возмущаются: не может быть, ведь индийцы – самый чистоплотный народ в мире, религия предписывает им ежедневное ритуальное омовение. А вот европейцы – кошмар! – одной и той же рукой берут туалетную бумагу и еду со стола, и моются в ванне, загрязняемой телом купальщика.

Благодаря тому же самому умению не смотреть на вещи прямо ортодоксальные евреи в Израиле будут уверять, что в их стране нет евреек-проституток, а в Иране то же самое скажут про мусульманских девушек. В Греции расскажут, что в современных греках нет турецкой крови, потому что православные гречанки во времена турецкого ига никогда не спали с турками, и что произношение греческого языка не изменилось со времен Гомера.

А на Украине будут настаивать, что Украина такая же страна, как любая другая в Европе. Такая же, как Франция или Польша. Иностранец, который по наивности прямо посмотрит на вещи и скажет, что – нет, не такая же, наверняка навлечет возмущение украинцев, как Найпол индусов.

****

Если посмотреть на вещи прямо, голосующая Украина опять разделилась на географические и этнические половины, как на президентских выборах пять лет назад, и как на всех прочих выборах. Обычные демократии так не голосуют. В них страна во время выборов тоже разделяется пополам, но это половины не территориальные, а идейные: больше или меньше налогов, щедрее или скупее помощь непутевым бедным, добрее или строже с иммигрантами.

На Украине вместо этого работает простой, как система наведения ПВО, принцип «свой-чужой». Только близкая к автомату система распознавания «свой-чужой» заставила Восток дружно проголосовать за человека, который владеет русским, как иностранным, – так тяжело он подбирает на нем слова.

Или вот, хорошее доказательство, что демократия на Украине получается не такая же, как во Франции или в Испании. С переходом страны к демократии обычно уменьшается коррупция. На Украине ничего такого не произошло. Индекс восприятия коррупции от Transparency International c 2005 г. не изменился, и он на российском низком уровне. Ясно, почему. Когда политическая борьба на самом деле – этническая и территориальная, главное – не отдать власть представителю соперничающего рода-племени. Тут уже не важно, ворует свой или нет. Плохой свой все равно лучше, чем хороший чужой. И вообще, пусть лучше свой возьмет, потому что иначе чужой захапает.

****

Украина – совсем не такая же страна, как Франция или Польша. И не такая же, как Россия, только лучше (хуже). Таких, как Украина, в мире раз-два и обчелся. Ну, может, три–четыре, это всем известно в целом мире.

В мире полно мононациональных стран, вроде Франции, Польши, Греции, много многонациональных стран, таких, как Россия или Испания. А таких, как Украина – когда в государстве две титульных нации, таких «стран на двоих» мало.

Для умеющего не смотреть прямо – все просто: Индия – страна индусов, Франция – французов, Украина – такая же страна, и раз она называется Украина, то там живут украинцы, говорящие на украинском, а все остальное – от лукавого, жмет при ходьбе и как-нибудь само рассосется от правильного питания. Можно, подобно найпловским индусам, в упор не замечать, что это не так. Но от уверений, что они правильно ритуально очищаются, на улицах не становится благоуханней.

Стран «на двоих» немного, и все они, что называется, с судьбой. Чехословакия – в лучшем случае, а так – Кипр, Босния, Судан, Шри-Ланка, Северная Ирландия. Где с пакетами в руках уплетают в уголках друг от друга по секрету кто пирог, а кто конфету. А до этого за конфету еще передрались.

Но не все так безнадежно. Есть и другие примеры жизни вдвоем. Есть Канада, есть Швейцария, есть Бельгия. Мне однажды приходилось писать, что случай Бельгии подходит к Украине ближе всего. В Бельгии шесть с небольшим миллионов фламандцев, говорящих по-голландски (60 % населения), и около 4 млн валлонов, говорящих по-французски (40% населения). Бельгия существует уже почти 200 лет, и все это время не только иностранные, но и многие собственные политики называли ее буферным государством и исторической ошибкой. Так же недоброжелатели называют Украину.

«Историческая ошибка» случилась во время революции 1830 г. Тогда католики южных Нидерландов – французы и голландцы – отделились от протестантских Объединенных провинций Нидерландов. Великие державы поддержали сепаратистов и дали им короля. Название страны взяли из учебников: в этих краях Юлий Цезарь воевал с кельтским племенем белгов. Понятно, что увидел и победил. Теперь вместо них – голландцы с французами.

Это был один из последних примеров, когда общая история, культура и религия оказались важней языка и нации. Жители Фландрии – северной, говорящей по-нидерландски части Бельгии – такие же голландцы, как жители Нидерландов. Но, в отличие от северян, они во время реформации XVI в. остались католиками, а с XVII по XIX век развивались в рамках отдельного от Голландии государства – Испанских Нидерландов, которые потом по наследству попали к венским Габсбургам и стали зваться Австрийскими. Жители южной Бельгии – валлоны – такие же французы, как во Франции. Но со средних веков они жили вне Франции: в границах сначала Бургундского королевства, потом тех же Испанских и Австрийских Нидерландов. Эта общая история объединила жителей Южных Нидерландов (будущей Бельгии) друг с другом больше, чем их разъединял язык, а также острый галльский ум и сумрачный германский гений.

В новой стране крестьяне и рабочие говорили на своих языках, а король, двор, профессура и буржуазия – по-французски.

Этому никто не удивлялся: по-французски элита старалась говорить тогда и в Нижнем Новгороде.

Потом по моде XIX и XX века нация стала важнее всякой там религиозной и исторической общности и верности королю. Фламандцев стало раздражать доминирование в политике, образовании и культуре острого галльского ума в виде засилья всего французского и французов. С другой стороны, германский гений так попер, что Фландрия сначала догнала Валлонию по уровню экономического развития, а потом стала богаче. Каковой остается и сейчас.

Валлонская половина сперва принуждала фламандскую к единству на своих условиях. Фламандцы угрожали сепаратизмом. На каждых выборах граждане немедленно делили кандидатов по роду-племени на своих и чужих. Бельгия ходила по кругу. Как Бельгия в колесе, пошутил Саша Стукалин, теперь замглавред «Коммерсанта». А нынче Бельгия уже песенки поет и орешки все грызет. И скорлупки почти исключительно золотые. $37 000 – ВВП на душу населения в 2009 г.

****

А все потому, что однажды бельгийские политики поняли, что не могут позволить себе не смотреть на вещи прямо. Они не стали отворачиваться и читать, что у них написано в конституции, в декларации независимости, древнем эпосе и в песнях местного певца, отечество сравнившего с подругой, в чем проявился пусть не тонкий вкус, но знание географии: южане здесь по субботам ездят к северянам и т.д. Впрочем, ездят не все: мне попадались валлоны, которые бывали в Америке, но всю жизнь не заезжали на северную половину собственной страны. Помню одного: в валлонском г. Шарлеруа хозяин Star Rock Cafe Роже Дюпюи говорил: «Ноги моей во Фландрии не было уже 15 лет. И не будет. Их спрашиваешь дорогу, они посылают в другую сторону, вдобавок во время войны все они были коллаборационистами». Невольно в зеркало глядится и узнавать себя стыдится. Просто не Шарлеруа, а Мариуполь.

Бельгия до сих пор существует и грызет золотые орешки, потому что политики и интеллектуалы честно признались себе в том, что и так знали все простые бельгийцы: это страна, где живут два народа, у которых есть разные интересы и разный язык; что фламандцев несколько больше, но именно их язык нуждается в защите, потому что соседняя Франция и ее язык сильнее. Сначала думали об унитарном двуязычном государстве, где бы все говорили на двух языках. Из этого ничего не вышло: политики готовы были учить чужой язык ради победы на выборах, но не было такой силы, которая заставила бы заговорить на голландском металлургов Намюра. Совсем как на Украине: политик Янукович согласен ради карьеры говорить по-украински, но донецким шахтерам это ни к чему.

В 1963 г. в Бельгии провели языковую границу. А к 1993 г. после споров и уточнений в несколько этапов приняли федеративную конституцию. В ней раньше, чем то, что власть проистекает от народа и принадлежит королю, записано, что Бельгия – федеративное государство, которое состоит из трех общин (французской, фламандской и немецкой) и трех регионов (Валлонского, Фламандского и двуязычного региона Брюссель). К северу от языковой границы школа, университет, суд, государственная служба, финансовая отчетность компаний, названия улиц должны быть на голландском, к югу – на французском. «Столица Европы» – Брюссель – находится внутри фламандского региона, а говорит преимущественно по-французски. Но при этом местные жители четко отличают себя от франкоговорящих пролетариев юга. Совсем как говорящий по-русски Киев не ощущает особого единства с русскоговорящим Донбассом. Брюссель поэтому единственный официальный двуязычный регион.

Под этот раздел соорудили политическую систему. Теперь в Бельгии после выборов по нескольку месяцев может не быть правительства, зато люди голосуют не за племенных вождей, а за политические и экономические программы, за идеологии, на худой конец – за симпатичные им физиономии. Для этого пришлось создать механизм раздельного голосования. Кладите всё на стол и делите всё на сто. Есть валлонские социалисты и фламандские социалисты, валлонские христианские демократы и фламандские христианские демократы. Партии борются между собой в своих регионах, а потом победители путем переговоров создают федеральное парламентское большинство обязательно из фламандских и валлонских партий. И министров в правительстве должно быть поровну. Конституция, брат. Хоть и не брат ты мне, рожа фламандская!

При таком-то вот скандальном разделении политической и языковой жизни, центральная власть на удивление сильна. Все главные функции государства находятся у федерального центра: правосудие, полиция, оборона, денежная политика, большая часть внешнеполитических вопросов и внутренних дел, госкомпании (почта и дальнее железнодорожное сообщение), государственный долг и внешние финансовые обязательства, даже часть здравоохранения и образования, и на все это – 50% государственного бюджета. Что мы сели по углам? Всё поделим пополам. Разделите всё на всех: вам орех, и нам орех.

Это напрямик воплощенное в политической системе равенство и братство может показаться наивным, а процедуры, связанные с ним, – долгими и путанными, но это – лучший способ, который нашли бельгийцы, чтобы освободить страну из колеса родоплеменной борьбы и выпустить на настоящую свободу. Кроме того, все бельгийцы, с кем мне удалось пообщаться, – а это была приличная выборка, от сепаратистов до федералистов – говорили одно и то же: если б в Бельгии пытались построить унитарное государство, страны бы уже давно не было на карте. А так шарнир, которым прикреплены друг к другу половинки страны, позволяет им двигаться почти свободно относительно друг друга, не создавая лишнего напряжения. Чудо политической инженерии.

Может, Украине и не надо во всех деталях идти по пути Бельгии (хотя, почему, собственно, нет?), но если бы она сейчас была устроена по-бельгийски, не победил бы Янукович: такого кандидата просто не было бы во втором туре. А если бы и был, его победа не смотрелось бы с другого берега Днепра как вражеское нашествие.