Куда модернизируется Россия?

Слово «модернизация» стало при осваивающимся в президентском кресле Медведеве таким же модным понятием, как «нанотехнологии» при позднем Путине. Поэтому неудивительно, что первый в 2010 году номер журнала «Эксперт» оказался посвящен истории попыток модернизации, предпринимавшихся в разные эпохи в разных странах мира. Как ни странно, это либеральное издание поставило под сомнение многие либеральные же мифы об экономических и политических реформах.

Разделив модернизации на «революционные», «догоняющие» и «органичные», редакция журнала явно отдала предпочтение последним, подразумевая под ними естественные реформы – в интересах и за счет ресурсов всего общества. А характерными признаками таких модернизаций сочла консолидацию национальной элиты, опору на собственные силы, а также четкое понимание миссии и стратегии реформ. Однако если посмотреть на материалы «Эксперта» под другим углом и выделить провальные и успешные попытки модернизации, признаки удачи будут более конкретными.

Во-первых, это ведущая роль государства, характеризовавшая все успешные модернизации – от Японии до Франции. Меньше всего, если верить материалам номера, государство участвовало в процессе в послевоенной Германии и Ирландии последних десятилетий. Однако немцам помогло стечение множества благоприятных обстоятельств, а «прыжок кельтского тигра» продлился не так уж долго (в статье Александра Кокшарова «Похождения кельтского тигра» подробно рассказывается, как экономический рост в Ирландии рубежа 1990-х и 2000-х, в немалой степени связанный с развитием банковского сектора и роста цен на недвижимость, сменился грандиозным падением в ходе последнего кризиса).

Во-вторых, в экономике, видимо, не всегда верна народная мудрость: «на чужом несчастье счастья не построишь». Часто модернизация в одной стране оказывалась успешной именно благодаря слабости (или, по крайней мере, слабым местам) у других. Интервью, взятое Сергеем Сумленным у япониста, профессора Свободного университета Берлина Давида Кьяваччи о модернизации послевоенной Японии, так и озаглавлено: «Спасибо Корейской войне». Как указывает немецкий японист, именно Корейская война подтолкнула американцев, сразу после войны начавших вывозить из страны оборудование военных заводов, к возрождению японской промышленности (ради технического снабжения собственной армии на Корейском полуострове) и созданию из островного государства союзника в «холодной войне». Поражение Германии в Первой мировой войне и Версальский мир (а позже Великая депрессия) позволили Советскому Союзу привлечь безработных иностранных специалистов и компании, нуждавшиеся в заказах, к участию в индустриализации (Максим Рубченко, «Ура, у них депрессия!»). Переориентация американской экономики на военные рельсы в ходе уже упомянутой Корейской войны снизила объемы экспорта из США в Европу и способствовала росту западногерманского технологического экспорта. А бегство бывших предпринимателей и недовольных высококвалифицированных специалистов из ГДР помогло ФРГ с послевоенных лет до 1961 года сэкономить не менее 30 миллиардов марок на подготовке собственных специалистов (Сергей Сумленный, «Создавая Германию»).

В-третьих, природные ресурсы страны часто не способствуют модернизации, а лишь тормозят ее, заставляя элиты, обеспеченные гарантированной рентой, почивать на лаврах (Александр Кокшаров, «Нефти недостаточно»).

В-четвертых, правительство, строящее планы на действительно дальнюю перспективу, не может не задумываться о развитии высокотехнологичного сектора. Так, доктор экономических наук, профессор Российской экономической школы Владимир Попов в статье «Победный оскал дракона» напоминает, что несмотря на мнение японского «гуру менеджмента» Кеничи Омае, что передовой ныне Японии скоро суждено вернуться к положению периферии Китая (которое она и занимала предыдущие 4 тысячи лет), перед Пекином сегодня стоит новый вызов. Попов напоминает о статье американского исследователя Джорджа Гилбоя «Миф за фасадом китайского чуда», где утверждается, что КНР даже в отдаленном будущем не сможет догнать США, так как сильно отстает по доле наукоемких изделий в экспорте и затратам на НИОКР: «В Китае происходит бурный рост без развития». Доля расходов на НИОКР в ВВП Китая составляет всего 1 % против 2,5–3 % в Южной Корее и Японии, по числу научных работников в расчете на миллион населения КНР отстает даже от этих стран-конкурентов соответственно в 5 и 8 раз.

Отдельно стоит остановиться на статье профессора Северо-западного университета США Георгия Дерлугьяна с провокационным для либерального издания названием «А был ли нужен Пиночет?». По мнению автора, Чили обязаны определенным успехам в экономике вовсе не Пиночету, а природно-географическим условиям (разнообразие природных ресурсов и близость удобных морских портов) и… аппарату управления, созданному при президенте Альенде. Более того, по мнению Г. Дерлугьяна, «если бы Альенде пережил 1973 год, то восстановление и перевстраивание экономики Чили в рынок Тихоокеанского региона, вполне вероятно, произошло бы куда менее травматично и при режиме социал-демократии – подобно Новой Зеландии, также аграрному экспортеру из Южного полушария». Автор статьи опровергает некоторые расхожие мифы о Пиночете. Например, об аскетизме лидера военной хунты и его соратников – ведь чилийские военные вывели себя из-под действия знаменитой пенсионной реформы, оставшись на государственном пенсионном обеспечении. Не говоря уже о том, что дети руководителей хунты (включая сына самого Пиночета) стали крупными бизнесменами, нажившись на участии в приватизации. Да и обстоятельства, что были записаны в число успехов пиночетовского режима, базировались часто на мерах эпохи Альенде. Например, медные рудники, национализированные при этом президенте, и в эпоху Пиночета остались в государственной собственности, принося до трети экспортной выручки.

Таким образом, Дмитрию Медведеву и его консультантам остается только анализировать исторические факты и делать выводы – «в какую сторону» удобнее модернизироваться. Другое дело, что, как отмечается в редакционной статье номера, сегодня продолжает развиваться кризис современных государства, демократии и капитализма, ставящий авторов любой нынешней модернизации в такие новые условия, когда применить старый опыт будет уже гораздо сложнее.

Возможно, поэтому в Кремле пока выбрали самый безопасный способ проведения модернизации – разговоры без конкретных действий. Можно даже сказать – тоже по-своему государственная мудрость.