Экономические притязания религии

Религия как социальный институт вплетена в экономические отношения, связана с проблемами собственности, принимала и принимает активное участие в распределении национального продукта. Стремление к обладанию материальными богатствами, собственностью, как правило, толкало служителей культа к предъявлению претензий к обществу и государству, которые недостаточно заботятся о них и ограничивают их влияние на общественные и государственные дела.

Страницы истории

Если служители религии не обладали бы экономическим могуществом, они не стали бы демонстрировать стремление к обладанию политическими привилегиями, вплоть до замены светской власти на духовную. Проблемы «религии и экономики», «религии и собственности» были и остаются самыми кардинальными в развитии и функционировании любого общества, как древнего, так и современного. Они волнуют не только политиков, иерархов церкви, бизнесменов, но и общественные и политические организации и движения, а также науку. В каждой религии, в каждой стране эти проблемы многообразны и многоаспектны, поэтому мы остановимся в основном на тех, которые связаны с православием и конфессиями, существующими в России.

Что касается Русской православной церкви (РПЦ), то на протяжении всей российской истории государство время от времени пыталось ограничить ее экономическую самостоятельность, ибо на ее основе у служителей культа постоянно формировались политические притязания. Основным инструментом для их сдерживания было частичное или полное изъятие церковных земель в собственность государства или, по крайней мере, ограничение права их использования.

Первым, кто попытался провести масштабную секуляризацию (т.е. полное изъятие земель в пользу государства), был великий князь Московский Иван III (1440–1505). Покорив в 1471 г. Новгород, он взял в казну большую часть земель, принадлежавших новгородскому архиепископу. Затем на Соборе 1503 г. поставил вопрос о полной передаче государству церковных земель. При этом Иван III пытался использовать в своих целях возникший в то время раскол между так называемыми стяжателями и нестяжателями. Первые, руководимые И. Волоцким (1439/40–1515), выступали за неприкосновенность церковно-монастырских владений.

В середине ХVI в. церковь, несмотря на ограничения, владела огромными богатствами: ей принадлежала примерно 1/3 угодий, удобных для сельскохозяйственного производства. Располагая значительными средствами, монастыри прикупали окрестные и более отдаленные земли. Расширялась их территория и за счет княжеских пожалований, в результате которых к монастырям переходили не только большие площади земли с лесами, реками и пашнями, но и села и деревни с живущими в них крестьянами.

Чрезвычайно разросшееся землевладение вызывало постоянные попытки царской власти отобрать у церкви хотя бы часть земель. Об этом снова заговорили при Иване Грозном на Стоглавом соборе 1550 г. Однако и на этот раз попытка не увенчалась успехом: позиции стяжателей были сильны. Решения Собора запрещали монастырям и архиереям принимать в качестве пожертвований землю и крестьян, за исключением тех случаев, когда пожертвования исходили от царя.

Несмотря на все перипетии, собственность церкви продолжала расти и, соответственно, увеличивалось желание иерархов церкви вмешиваться в политические процессы. На наш взгляд, не только наличие огромной собственности, но и умение более рационально ее использовать, были экономической базой претензии духовенства на приоритет в решении государственных дел. И базой этой веры служило экономическое могущество церкви в ХVII в.

Противостояние царской власти и духовенства относительно собственности при Петре I приобрело характер ликвидации всяческих поползновений церкви на сохранение своего экономического могущества и политического давления на дела государства. Петр I учредил государственный орган – Синод, главной обязанностью которого было управление всеми церковными делами, и отнял у монастырей право распоряжаться их вотчинными доходами. В 1701 г. к жизни вернули Монастырский приказ, учрежденный отцом Петра I и закрытый при Федоре Алексеевиче. Было принято постановление не строить без разрешения царя и Синода новых монастырей, а старые сводить вместе.

После реформы 1861 г. признали права храмов на церковную землю, церкви получили возможность отдавать часть угодий в аренду. Но желание влиять на дела государства оставалось, при этом священнослужители сосредоточили внимание на местных органах власти. Так, по 29 губерниям в 1865–1867 гг. в уездных земских собраниях 6,5% гласных составляли священнослужители. Священники работали и в земских организациях. Зачастую они были инициаторами создания сельскохозяйственных обществ и избирались их председателями (в 1912 г. в 12% обществ). В 1912 г. на съездах мелких землевладельцев и настоятелей церквей в 46 губерниях европейской России избрано 6517 священников из 7990 уполномоченных1. В условиях реорганизации высшей политической власти под воздействием первой русской революции 1905–1907 гг. Госдума стала объектом повышенного внимания церкви. В III Государственной думе из 442 депутатов 49 были лицами духовного звания, которые занимали разные позиции в отношении собственности.

Если подводить итоги дореволюционных взаимоотношений государства и церкви, то стоит отметить, что, несмотря на противоречивость их отношений, у церкви вплоть до 1917 г. оставались обширные земельные угодья. Согласно данным по 50 губерниям, к 1905 г. церковь располагала 1,9 млн. десятин земли, а еще 0,3 млн. находились в частной собственности духовных лиц. Церкви принадлежали промышленные предприятия и торговые заведения, доходные дома. Она владела значительным имуществом и денежными средствами. В конце XIX в. Синод ежегодно отпускал на содержание православного духовенства 7 млн. руб., а государственное казначейство – 18 млн. руб. Церковь получала доходы от церковных земель и имущества, проценты с капитала, а также пожертвования. Наконец, церковь была самым крупным вкладчиком в сберегательные кассы – 46 млн. руб.

Экономическое положение церкви после 1917 г. изменилось коренным образом. В декрете Совнаркома от 20 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» религиозным обществам запрещалось владеть собственностью, что фактически означало национализацию их имущества, лишение их прав юридического лица. Одновременно, согласно Декрету о земле, «помещичьи земли, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных советов крестьянских депутатов, вплоть до Учредительного собрания».

Согласно отчету Наркомата юстиции, к осени 1920 г. у церкви было изъято 7150 млн. руб., 828 тыс. десятин земли, 1112 доходных домов. До 1921 г. национализировано 722 монастырских комплекса – более половины из существовавших в то время2. Эти меры привели к тому, что церковь практически полностью утратила не только экономическое, но и политическое и социальное влияние.

Вытеснение религии и церкви из всех сфер общественной жизни закреплено в Постановлении ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» (апрель 1928 г.). Им запрещалось организовывать детские, юношеские и женские молитвенные собрания, открывать библиотеки, устраивать экскурсии и детские площадки, оказывать лечебную помощь, а внесенные в 1929 г. изменения в Конституцию РСФСР исключали всякую свободу религиозной пропаганды. Тем не менее, в 1929 г. в СССР еще действовали 30 тыс. церквей.

К 1939 г. православная церковь оказалась, по существу, разгромленной. В стране не осталось ни одного действующего монастыря. Функционировали лишь 8,3 тыс. храмов. К началу Великой Отечественной войны на территории СССР число храмов составляло примерно 5% от уровня 1920 г. За церковью был установлен жесткий государственный контроль. Некоторая оттепель в отношении к православной церкви наступила лишь в период Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы. В это время церковь выполняла важную патриотическую роль. По подсчетам Московской патриархии, к лету 1945 г. верующими и церковью в помощь фронту было собрано более 300 млн. руб., не считая драгоценностей, вещей и продуктов. К этому времени возобновили работу некоторые монастыри – их число достигло 75, хотя в основном они располагались в Западной Украине, Западной Белоруссии, Молдавии и Прибалтике.

Однако уже в 1948 г. началось очередное наступление на церковь, что проявилось в массовом изъятии церковных зданий под клубы, склады и другие цели. После смерти И. Сталина церковь почувствовала некоторое облегчение. Возвращаются из ссылок и лагерей духовные лица. К 1957 г. число зарегистрированных храмов в СССР увеличилось до 13,5 тыс., а духовенство в них – до 12,3 тыс. Однако с 1958 до 1964 г. наступила новая полоса ограничений. Из 47 действующих монастырей в 1959 г. осталось только 16. Вводились отмененные в 1945 г. налог со строений и земельная рента, резко повышались ставки налогов с земельных участков.

В 70–90-е годы ХХ в. начинается постепенное восстановление храмов и возвращение церкви ее прав. Уменьшается налоговый пресс. В 80-е годы церковные деятели получили доступ к средствам информации. К 1990 г. в России действовали более 11 тыс. православных приходов. К 1997 г. церкви были возвращены более 400 монастырей и 50 подворий. В 1999 г. РПЦ имела 77 религиозных центров и управлений, 42 учебных заведения. Начался новый этап «либерального» законодательства в области государственно-церковных отношений. В августе 1990 г. был ликвидирован Совет по делам религии при Совете Министров СССР и приняты Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях» и Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий». Первостепенное значение стало уделяться собственности, что породило немало конфликтов, в том числе и с учреждениями культуры.

Хозяйственная деятельность современных религиозных организаций России

При рассмотрении хозяйственной деятельности религиозных организаций мы исходим из того, что необходимо различать участие религии в экономической жизни общества и ее вмешательство в политическую жизнь страны. При анализе проблем церковной собственности в России надо рассматривать реституцию не только земель, но и имущества в виде зданий, сооружений, которые когда-то принадлежали церкви. Как обстоят здесь дела в настоящее время? Согласно отчету Совета по делам религии, в 1989 г. только на территории РСФСР насчитывалось 9574 культовых здания, не использующихся по назначению; из них 3984 – пустовали и разрушались, 3656 приспособлены под различные хозяйственные цели, 1934 – под социально-культурные3. С конца 80-х годов многие объекты возвращены церкви. В это время развернулась многообразная экономическая деятельность церкви: сельскохозяйственная, учебная, издательская, реставрационная, ремонтная.

Однако не все было так однозначно. Возникли вопросы. Все ли бывшие в собственности церкви храмы и подворья должны возвращаться? Нужно ли выгонять из прежних церковных владений музеи, реставрационные мастерские и другие учреждения, служившие атрибутами культуры, как это случилось в 2008 г., когда под давлением церковных иерархов в их собственность перешел Рязанский кремль, представляющий собой не только храмы, но и древнейший археологический памятник, историко-культурный комплекс памятников ХII–ХIХ вв., а также музейную экспозицию с 225 тыс. единицами хранения.

В борьбе за собственность служители культов активно используют подтасовку фактов. Даже в царское время многие здания и сооружения, а также земли под ними были в распоряжении Синода, т.е. государственного органа. И многие объекты передавались церкви в пользование, а не во владение. Даже в Постановлении Правительства России «О порядке передачи религиозным объединениям относящегося к федеральной собственности имущества религиозного назначения» в марте 1995 г., когда оно благоволило церкви, не говорится о передаче собственности в ее владение.

В тех случаях, когда музейщики или другие пользователи бывших культовых зданий готовы уступить храм при предоставлении им места для хранения сокровищ культуры, духовные лица проявляют крайнюю степень неуважения, так как их позиция сводится к одному – убирайтесь, а куда, нам безразлично. Такое поведение мало отличается от действий оголтелых атеистов прошлых лет, которые с тем же рвением расправлялись с религией. Более того, в подобных акциях можно увидеть и корыстный интерес. Он особенно наглядно проявился в попытке выселить Российский государственный гуманитарный университет из зданий Синода на улице Никольской близ Кремля. В этом споре церковь подменяет истину: здания принадлежали не ей, а Синоду, т.е. государственному органу, и, соответственно, земля и здания были не церковные, а находились в государственной собственности. Таких случаев не десятки, а сотни. Их суть одна – церковь стремится вернуть (захватить) собственность, пользуясь особым расположением власти.

Следующий немаловажный предмет – земля. Отметим, что РПЦ никогда не признавала законность Декрета о земле от 27 октября 1917 г. После распада СССР она сначала не настаивала на возврате принадлежавших ей ранее земель. Церкви пришлось довольствоваться возвратом части ее владений, а также 300 тыс. га земли, в основном монастырских наделов и участков, занятых культовыми сооружениями. Впервые о претензиях на земельную реституцию заявлено после того, как президентом России стал В. Путин, не скрывающий своей религиозности.

На юбилейном Архиерейском соборе в августе 2000 г. было принято обращение к президенту, в котором говорилось, что без возврата земель и недвижимости церковь не сможет должным образом нести в массы слово Божье. Призыв не был услышан. Тогда церковники решили зайти с фланга. В июле 2002 г. с инициативой о возврате церкви всех принадлежавших ей земель выступил председатель Комитета по аграрно-продовольственной политике Совета Федерации, один из функционеров СПС И. Стариков. Сенатор предложил альтернативный вариант – передать РПЦ эквивалентное ее прежним владениям (около 3 млн. га) количество земли из госрезерва сельскохозяйственного назначения. По разным причинам эта инициатива не была поддержана ни властями, ни церковью.

Заместитель руководителя аппарата правительства Москвы А. Волин как представитель власти заметил, что Россия – светское государство, в котором ни одна религиозная конфессия не может иметь экономических и хозяйственных привилегий. Позицию церкви прояснил патриарх, заявивший, что решение этой проблемы не должно ставить под удар интересы государства, поскольку на бывших церковных землях построены города, действуют предприятия. Однако полностью отказываться от притязаний на собственность огромных земельных угодий церковь не спешит.

Двойственная на первый взгляд позиция РПЦ в отношении возвращения земель вполне логична. Да, церковь хотела бы стать крупнейшим негосударственным землевладельцем. Но открыто заявить о своих намерениях церковные иерархи не хотят, предпочитая, чтобы власти сами предложили им приемлемый для обеих сторон вариант. Если же власти не торопятся с принятием такого решения, то их следует подтолкнуть.

Есть еще одна причина, по которой православная церковь заинтересована в возвращении земли. Это – принятые недавно Земельный кодекс и Закон РФ «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения». Земля, находящаяся в распоряжении РПЦ, ей не принадлежит, а передана ей в «бессрочное и безвозмездное пользование». Упомянутые документы безвозмездной формы землепользования не предусматривают: желающие распоряжаться землей могут ее либо купить, либо взять в аренду. Перед РПЦ встала реальная угроза того, что ей будет предложено оформить земельные отношения законным образом, т.е. выложить деньги.

Такая перспектива не могла устроить церковное руководство. И тут, кстати, появляется предложение И. Старикова о возврате церкви всех принадлежавших ей земель. У патриарха и его окружения возникла возможность продемонстрировать государственное мышление: мы не претендуем на все, если это противоречит интересам страны. В обмен на такие уступки церковь вполне может рассчитывать на ответный шаг – безвозмездную передачу в собственность тех земель, которые уже находятся под ее контролем, что и было осуществлено.

Русская православная церковь – крупнейший, но далеко не единственный претендент на возвращение собственности. Так, мусульманские объединения до революции владели примерно 200 тыс. га земли. Были земельные наделы и у других конфессий. Они с таким же основанием, как и РПЦ, могут заявить свои претензии на право возвращения земель для производства «продуктов для себя».

Дебаты по вопросам реституции продолжаются. С одной стороны, Н. Петров, зам. председателя общества «Мемориал», считает, что церкви нужно вернуть все земли, которые она имела до революции, а также сделать ремонт и реставрацию всех церковных зданий. С другой стороны, А. Жилин, директор Центра изучения общественных прикладных проблем, убежден, что этого делать не стоит, так как церковь и сейчас активно занимается бизнесом, а если ей передать земли, то она может превратиться в «закрытое акционерное общество» по продаже и покупке земли.

Несомненно, при решении вопроса о земле и церковной собственности надо учитывать реакцию других конфессиональных групп, которая не замедлила себя проявить. По мнению Г. Алиева, главы Исламского комитета России, до 1917 г. у РПЦ не было никакой собственности, поскольку она управлялась Синодом, и ее восстановление сегодня будет просто фальшивкой. «Как верующий, – заявил Г. Алиев, – я категорически против того, чтобы огромные народные ресурсы передавались в руки кучки бюрократов, будь они мусульмане или христиане»4.

Из полемики о возвращении церковного имущества можно сделать следующий вывод: церковь не собирается отказываться от претензий на землю и на собственность, и в то же время не говорит об отказе от «подарков» российской власти – квот на нефть, беспошлинной продажи табака и алкоголя. Иначе говоря, теократические и клерикальные поползновения поддерживаются как представителями церкви, так и амбициозными политиками, которые на этих заявлениях стремятся нажить политический капитал. И то, что церкви удалось добиться своего, было продемонстрировано в сентябре 2004 г., когда Государственная дума приняла поправки к Земельному кодексу, согласно которым религиозные организации, собственники зданий и сооружений религиозного и благотворительного назначения, получают земельные участки бесплатно.

Если же религиозные организации не собственники тех зданий, которые они занимают, то земельные участки предоставляются в безвозмездное пользование на время использования зданий. Что касается земель сельскохозяйственного назначения, то вопрос об их бесплатном пользовании должны решать региональные законодатели. Налицо уловка – федеральная власть снимает с себя ответственность за сомнительные решения в этой важной сфере и передает их в ведение региональной власти.

В связи с земельными претензиями православной церкви нелишне задать вопрос о земельной собственности мусульман, которые имели земли общин, как правило, складывающиеся из подаренных или завещанных верующими для религиозных и благотворительных целей. Обширными землями владели и буддийские общины в Бурятии и Калмыкии, прежде всего в виде пастбищ. Надо определяться и с реституцией собственности, имевшейся в распоряжении еврейских общин и старообрядческой церкви, не говоря о других конфессиях, которые могут претендовать на собственность. Иначе говоря, если удовлетворить интересы только православной церкви, социальные последствия этого акта могут быть весьма тревожными.

Под знаком возрождения религии церковные иерархи добились огромных уступок со стороны государства. Как утверждает Н. Митрохин, РПЦ фактически превратилась в грандиозный экстерриториальный офшор, осуществляющий самостоятельную финансовую и производственную деятельность и располагающий огромными возможностями для оказания услуг по отмыванию денег теневого и криминального секторов экономики. Сейчас в России, на Украине и в Белоруссии правоохранительные органы, публично подписывая с иерархами договоры о взаимодействии, за глаза обвиняют РПЦ в том, что она стала «крупнейшей сетью сбыта теневого золота» и сотрудничает в экономической сфере с бандитами5.

Церковь активно занималась и занимается сбором спонсорской помощи и пожертвований на восстановление и реставрацию монастырей, храмов, подворий. Суммы собранных средств колоссальны. Так, восстановление храма Христа Спасителя, по официальным данным, на первых порах стоило 170 млн долл., потом выросло до 220 млн и окончательно составило 500 млн. При этом многие эксперты говорят о хищении средств в крупных размерах. Особо следует отметить, что именем церкви прикрываются организации, пользующиеся ее лоббистскими возможностями и авторитетом, но не делающие значительных отчислений в ее кассу. Так, важнейшей «кормилицей» церкви стала группа компаний АО «Международное экономическое сотрудничество» (МЭС), составившая капитал на продаже нефти за рубеж на льготных условиях. Московская патриархия еще в 1990 г. выступила одним из учредителей МЭС и в настоящее время имеет 20% ее акций.

В финансовых отношениях владелец денежного капитала и бизнесмен выступают как равноправные партнеры, разделяющие и прибыль от предприятия, и возможный риск. Конечно, реальность далека от этих заветов, поскольку многие мусульмане-предприниматели мало чем отличаются как от православных предпринимателей, так и от ни во что не верующих финансовых воротил. Достаточно вспомнить знаменитые чеченские авизо в российских банках, когда преступным путем, еще до военных действий в Чечне, были изъяты десятки миллиардов рублей из российских банков.

Первые попытки создать свою банковскую систему предприняла и Московская патриархия. В 1991 г. был учрежден коммерческий банк «Международный банк храма Христа Спасителя» с уставным капиталом в 10 млн. долл. Владение такими ресурсами показывает, что церковь приобретает влияние, с которым трудно не считаться любому государству, даже если оно не светское.

Немалое значение приобретает экономическая (коммерческая) деятельность православной церкви, продолжающая расти. Так, предприятие «Софрино», полностью подконтрольное Московской патриархии, – одно из успешных и эффективно действующих. При этом «Софрино» производит не только «церковную» продукцию, которая трудно поддается учету. Церковь постоянно добивается льгот под тем или иным предлогом и, как правило, получает их. Так, правительство Московской области приняло решение снизить тарифы на газ для 1058 православных церквей и 20 монастырей, действующих в Подмосковье. Эти расходы власти перекладывают на население. Кроме того, есть льготы, связанные с импортом табака и алкоголя, что приобретает сомнительный характер. Значит ли это, что для церкви деньги тоже не пахнут? Или происходит взаимная покупка государства церковью или церкви государством?

Нужно отметить еще один немаловажный фактор. Новая составляющая собственности – проблема, связанная с тем, что некоторые храмы стали частными. Так, в Москве в частных руках находятся: храм Тихвинской иконы Божьей Матери; Покровско-Успенская церковь в Лефортове; храмы на Бутырской улице – Рождества Святой Богородицы и храм Александра Константинопольского. Говоря о приватизированных храмах, трудно обойти вниманием самый крупный религиозный объект Москвы храм Христа Спасителя, ежегодные затраты на содержание которого обходятся правительству Москвы в 1,5 млн долл. При этом патриархия требует передать ей храмовый комплекс, но расходов на его содержание на себя не берет.

Фундаменталисты из РПЦ настаивают на строительстве новых храмов, особенно в спальных районах, хотя сейчас в Москве более 500 действующих храмов, которые в Пасху 2006 г. посетили около 100 тыс чел., т.е. 200 чел. на храм. Очевидно, что данные культовые сооружения нерентабельны и умножать их число не имеет смысла. Несмотря на это, продолжают возводиться храмы в ведомствах, в том числе военных и режимных, хотя закон прямо запрещает это делать из-за светского характера государства.

Социально-политические издержки на поле собственности

Формальные (заимствованные у государства), но фактически бездействующие финансовые отношения в церкви, основанные на перечислении налогов нижестоящими структурами вышестоящим, прикрывают реальную модель экономической жизни церкви – архаическую систему «кормления». При такой системе жесткое административное подчинение низшего звена высшему достигается за счет предоставления первому практически полной экономической самостоятельности.

Современное оформление подобной системы произошло в первой половине 90-х годов. В советский период, особенно после Архиерейского собора 1961 г., у церкви были лишь предпосылки к созданию такой системы. В ней можно выделить две основные составляющие:

• огромная роль «черной кассы» – наличных денег, которые аккумулируют церковные функционеры (от старост приходов до аппарата патриархии), чтобы иметь возможность проводить ту или иную работу в условиях жесткого финансового контроля со стороны государства;

• весьма приличные «теневые» доходы священнослужителей разного ранга, связанные с исполнением служебного долга за пределами храма (крестины и отпевания на дому и т.п.).

В период советской власти государство через финансовую инспекцию и контролируемые местными властями приходские советы владело ситуацией и способствовало поддержанию налоговой «пирамиды»: «приход – епархия – патриархия»; если основные деньги церкви хранились в госбанке, то их перечисление вверх по «пирамиде» шло проще.

В начале 90-х годов приход, епархия и патриархия вышли из подчинения жесткой финансовой вертикали и приобрели самостоятельные источники дохода. Каждый приход (монастырь), епископ (епархия), не говоря о патриархии и ее отделах, разрабатывают собственные коммерческие проекты (от нелицензионной продажи золотых украшений через «свечной ящик» до ввоза огромной партии сигарет), круг спонсоров (благотворителей), пути ухода от налогов.

На каждом уровне сохраняется (а иногда и расцветает) самая запутанная схема контроля. Так, на уровне прихода существует система кормлений, связанная с доступом к неучтенному обороту наличности. Эта традиция восходит к советским временам, когда возможность достать «из чулка» утаенные от государства деньги и потратить их на что-то полезное для храма оправдывала в глазах прихожан и самой церкви практику накопления и расходования неучтенных средств. С обретением религиозной свободы интерес к наличности у духовенства РПЦ (и других конфессий) не только сохранился, но и возрос. Поскольку оплата услуг, предоставляемых церковью, осуществляется в основном в храме наличными и к тому же мелкими суммами, этот интерес имеет веские основания.

В настоящее время реальный контроль над денежным потоком внутри храма в большинстве случаев перешел от старост к самому священнику. Деньги, идущие через «свечной ящик» (за которым нередко стоит жена священника) или церковную лавку, попадают в руки священника, а приходское собрание в экономическом смысле бессильно. Поэтому можно утверждать, что вся прибыль храма – личный доход его настоятеля, распределяемый по его усмотрению. Этой бесконтрольности способствует и тот факт, что религиозные организации, согласно российскому законодательству, освобождаются от установки кассовых аппаратов в храмах и церковных лавках. Не требуется выписывать чеки и при проведении оплачиваемых религиозных церемоний вне стен храма.

В то же время храмы и монастыри стремятся максимально укрывать прибыль как от епархии, так и от налоговых органов. Для этого широко применяются фальсификации приходской отчетности, занижение прибыли от «свечного ящика» и сокрытие (нерегистрация) исполненных священником треб. Такое состояние дел порождает возможность огромного количества злоупотреблений, ведущих к коррупции, хищениям и преступлениям.

Расходование духовенством даже легально полученных средств, по сути, во многих случаях также коррупционно. С одной стороны, эти деньги идут «на дело», т.е. на приобретение новых икон, строительство или реконструкцию храмов или финансирование инициатив. С другой – решение о выделении данных средств, как правило, принимается ответственным лицом единолично и без какой-либо критической оценки расходов. Под этим лозунгом стали устанавливаться тарифы на крещение и освящение (например, за освящение автомобиля берут 1–5% его стоимости). Против этих поборов выступил даже Патриарх: «Храмы есть достояние всего народа Божиего, и потому христиане должны приносить посильные жертвы на их ремонт и содержание».

Рыночные реформы не могли не повлиять на деятельность церкви. Выступая на Епархиальном собрании Москвы 15 декабря 2004 г., Патриарх сказал: «Тревожным признаком обмирщвления православного сознания, умаления церковности, духовного ослепления является все усиливающаяся коммерциализация многих сторон приходской жизни. Материальная заинтересованность все чаще выходит на первое место, заслоняя и убивая собой все живое и духовное. Нередко храмы, подобно коммерческим фирмам, торгуют «церковными услугами». Реальностью стало взимание платы за совершение церковных таинств (причащение, венчание, соборование) и треб (отпевание, поминание, освящение дома и пр.).

Но в те же реалии жизни, которые позволяют высшему духовенству безбедно существовать, далеко не всегда удается вписываться сельским приходам, ежегодный доход которых, по официальным данным патриархии, не превышает 30 тыс руб. По мнению Патриарха Алексия II, «духовенство – это люди, которые были воспитаны в нашей стране и нашем обществе. И, к сожалению, негативные черты и веяния времени присущи и им. Однако есть люди, которые очевидным образом поступают против совести, а есть и те, которые стремятся к положительным целям, но которым не хватает и знаний, и понимания. Некоторые священники просто поражают негативными примерами, которые видят вокруг. И иногда не вполне подходящим для церкви образом пытаются находить нужные им, пусть и на благое дело, средства»7.

Таким образом, для всех уровней церковной иерархии характерны три основные группы источников дохода: реализация товаров и услуг религиозного характера, благотворительность (включая пожертвования, сделанные в храме) и коммерческая деятельность. Первые две обычно не вызывают вопросов. Что касается третьей, то именно она служит предметом полемики и трактуется весьма неоднозначно.

В чем же дело? Согласно российскому закону «О свободе совести и религиозных объединениях», религиозные организации вправе осуществлять экономическую деятельность. По закону прибыль от этой деятельности должна направляться на решение уставных задач организации, т.е. на отправление богослужений, благотворительную и миссионерскую деятельность, а не на распределение среди участников этой деятельности.

Однако повседневная практика предпринимательской деятельности церковных структур далека от того, что предписывает церковное и светское законодательство. Юрист патриархии говорит, что «торговля на рынке ценных бумаг» для церкви недопустима и может послужить причиной ликвидации религиозной организации в судебном порядке, а Патриарх указывает прибыль, полученную на рынке ценных бумаг, в качестве важнейшей составляющей бюджета. Если же разобраться глубже, то все структуры РПЦ на всех уровнях получают доходы не только от деятельности, оговоренной в законодательстве. Велика доля так называемой побочной деятельности, и средства от нее могут быть весьма значительными, хотя церковь рассматривает их как временные и ненадежные, но отказываться от них не собирается.

Можно привести многочисленные примеры использования церковью политической власти. На уровне страны – это беспрецедентные льготы и право не платить налоги. Кроме того, это участие государства в восстановлении храмов и других религиозных учреждений, что открывает еще один источник злоупотреблений и хищений. Не отрицая необходимости участвовать в реставрации храмов, нужно соотносить это с социальными нуждами населения, ибо при больших затратах на их восстановление не решаются элементарные социальные потребности – разрушаются школы, закрываются здравпункты, ликвидируются дорожные маршруты и т.д.

Кроме того, местные власти нередко заигрывают с церковью, делая ей многочисленные «подарки». Конечно, характерные для дореволюционной благотворительности разовые частные крупные пожертвования сейчас редки. Зато помощь частного бизнеса распространена достаточно широко. Не менее важно и участие местных властей. Так, практически ежедневно в газетах можно встретить сообщение, подобное тому, что на выборах в Карачаево-Черкесии «мэр Черкесска большую часть своего времени и избирательного фонда посвятил православной церкви – храмы получили в подарок колокола, а священники – машины».

Эти непостоянные, но внушительные источники доходов разнообразны. И чем ближе отношения архиерея с местными руководителями, любящими называть себя элитой, тем чаще эти «подарки» становятся дорогостоящими. Общеизвестна роль Ю. Лужкова в строительстве храма Христа Спасителя. Но этим список «подарков», сделанных мэром Москвы высшему духовенству, не исчерпывается. К такому типу «благотворительности» со стороны местной власти близка финансовая помощь государства, которую епархия «выбивает» под предлогом реставрации тех или иных храмов и монастырей, признанных памятниками культуры. Довольно популярным и распространенным видом пожертвований стали персональные подарки архиереям.

Запутанность государственно-религиозных отношений в части собственности порождает парадоксальные гибриды, существование которых трудно объяснить. Так, 5-я городская больница в Москве решением правительства Москвы в 1992 г. была передана Московской патриархии и названа больницей Святителя Алексея. На ее базе работают неврологический центр и три кафедры Российской государственной медицинской академии. Но все эти годы расходы на содержание больницы нес город. Патриархия отделывалась разовыми подарками. Тогда зачем ей эта больница, если расходы за нее несет другой? «Для возрождения традиций православной медицины», – отвечает директор больницы Е. Феллистова. Представители церкви лишь духовно окормляют больных: крестят, причащают, исповедуют, беседуют перед операциями. Но ведь это можно (и кому-то нужно) делать при всех больницах. Зачем тогда передача больницы патриархии?

Сегодня ситуация с экономической деятельностью РПЦ такова, что к ней как влиятельной в политическом отношении структуре налоговые и правоохранительные органы проявляют «уважение», фактически отказываясь рассматривать ее денежные потоки как источник пополнения государственной казны. Более того, в России, как и в странах СНГ, церковь и другие зарегистрированные религиозные организации пользуются огромным количеством налоговых льгот. Понятно, что для изменения такой ситуации на самом верху «пирамиды» власти должно быть принято политическое решение, что в нынешней ситуации вряд ли возможно.