Как власть борется с экстремизмом

Басманный суд отменил на прошлой неделе предупреждение, вынесенное осенью 2008 года телеканалу «2х2». Решением суда с канала снято обвинение в экстремизме, которое было ему предъявлено Басманной межрайонной прокуратурой по жалобе Союза христиан веры евангельской. Межрайонная прокуратура, истратив полгода на изучение жалобы, сочла, что американский мультсериал South Park, демонстрируемый на российском телеканале, «уничижает честь и достоинство христиан и мусульман, оскорбляет чувства верующих и может спровоцировать межнациональный конфликт» (правда, без уточнения национальностей). Басманный суд, посмотрев мультик, пришел к иному выводу.

В общей сложности на решение вопроса о том, является ли убийство Кенни экстремистским деянием, у отечественной Фемиды ушло неслабых 15 месяцев. Оно и неудивительно: что такое «экстремизм», никто в России толком сказать не может. В статье 1 Федерального закона №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» приводится 13 вариантов расшифровки этого всеобъемлющего термина, от клеветы на представителя власти до предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи. Состав преступления прописан туманно, и подвести под него можно все что угодно: кино и музыку, газетную статью и воскресную проповедь, стихи и прозу, лед и пламень. Американский суд выкинул бы подобный закон в корзину за расплывчатость основных формулировок (у них это называется overbroad), но нашей суверенной демократии вашингтонский обком не указ, тут свои учителя. Сегодняшний «экстремизм» - юридическая новация того же порядка, что троцкизм, уклонизм, двурушничество, низкопоклонство, космополитизм и другие неологизмы прошлого столетия. Они тоже никакого четкого определения не имели, и не нуждались в нем. Ярлык тем и хорош, что на любого клеится.

К счастью, на этом сходство между нынешними и советскими клеймами заканчивается, начинаются отличия. У борцов с вымышленными «измами» в советские годы было две вполне понятные цели: уничтожение реальной политической оппозиции и тотальное запугивание всех остальных.

Перед сегодняшней карательной системой не стоит ни та, ни другая задача. Нынешний жупел придуман впрок и не служит пока никакой внятной цели. Поэтому ни расстрельных списков, ни лагерей, набитых «экстремистами», мы сегодня в России не наблюдаем. А те задачи, для которых под шумок приспособила удобный ярлык наша хитрованская правоохранительная система, выглядят уморительной клоунадой.

Вспомним, где у нас искали экстремизм за последнее пятилетие, помимо «Южного парка». Его выявляли в Интернете - на форумах и сайтах СМИ, в блогах ЖЖ и комментариях к ним. Находили его в графике Ильи Кабакова, скульптурах Сокова и Косолапова, даже в образе Микки Мауса (см. обвинительное заключение Таганской межрайонной прокуратуры по «делу Ерофеева»). На предмет экстремизма проверялись прокуратурой и свод еврейских религиозных предписаний, составленный раввином из Цфата в XVI столетии, и сочинение исламского клерика XVIII века Мухаммада ибн Сулеймана ат-Тамими «Книга единобожия» (входит в Федеральный список экстремистских материалов в текущей редакции). До кучи, чтобы никому обидно не было, экстремистскими у нас признаны карикатурные изображения пророка Мухаммеда из датской газеты. А в питерском музыкальном магазине в начале июня изъяты все диски калифорнийской рок-группы Bad Religion: районной прокуратуре не понравился ее логотип с перечеркнутым крестом. Политический плюрализм «охотников за экстремистами» не уступает религиозному: среди запрещенных российским судом материалов есть даже листовка «Молодой гвардии Единой России».

С одной стороны, достойно сожаления, что в стране с нашим уровнем преступности силовики норовят сосредоточить все свое внимание на блогах, а прокуратура - заниматься критикой современного искусства вместо выполнения прямых своих обязанностей. С другой стороны, хорошо, что у нас сегодня больше поводов смеяться над идиотизмом властей, чем ужасаться их кровожадности.