Власть стремительно воцерковляется, а зачем?

Ложно понятые интересы государства и церкви подталкивают православных чиновников к непродуманным действиям.

В последнее время в российской околорелигиозной жизни участились диковинные случаи. К примеру, при Минюсте был учрежден совет по религиоведческой экспертизе, который возглавил знаменитый православный борец с сектами Александр Дворкин, а его заместителем стал не менее знаменитый православный разоблачитель исламских происков Роман Силантьев. Если раньше они занимались своими подвигами во славу веры на общественном уровне (первый возглавлял антисектантский центр святого Иринея Лионского, второй – Правозащитный центр Всемирного русского народного собора), то теперь займутся на государственном. Законодательная ветвь, видимо, решила не отставать от исполнительной: депутаты Петербургского законодательного собрания выступили с инициативой объявить православную Пасху государственным праздником. Будто не ведают, что она и так всегда приходится на выходные дни. Так нет, пусть еще будет и государственной.

Просвещенная публика встала на дыбы: началось, РПЦ под началом нового патриарха пошла в наступление, намереваясь окончательно и бесповоротно слиться в объятьях с государством, по стране раздается железная поступь клерикалов. Пока не раздается, но симптомы, и верно, неприятные. Вот только инициатором на сей раз выступает вовсе не РПЦ. А Минюст и питерский парламент – учреждения государственные. Что же толкает их к подобным решениям?

Ответ на этот вопрос проще, чем кажется.

Наши государственные деятели стремительно воцерковляются. Да и как тут не воцерковиться, если и бывший президент, и нынешний громогласно заявляют о своей православной вере и смиренно посещают богослужения.

Ничего плохого в этом нет. Напротив. Вот и западные деятели охотно признаются в своей вере в Бога. Времена изменились, религия нынче на подъеме, признаваться в вере вовсе не стыдно. Да и электорат отнесется с пониманием: если верующий – может, обманывать будет реже.

Но западные лидеры, заявляя о своей вере, всегда подчеркивают: верить-то я верю, но понимаю, что стою во главе государства, где проживают не только мои единоверцы, но и представители самых разных религий. Поэтому никаких преференций единоверцам от меня не будет, государство в ответе перед всеми. Отдадим должное нашим первым лицам, они тоже при случае упоминают, что Россия – поликонфессиональная страна и разные религии наделены по Конституции равными правами. А посещая чужие места богопочитания, ведут себя в согласии с чужим религиозным этикетом. К примеру, в синагоге могут решиться и кипу на себя надеть. Но чем ниже от вершины, тем незамысловатей относятся чиновники к своей вере, а иногда и вовсе не отделяют ее от властной ипостаси. Конечно, не все они ударяются в православие по сугубо карьерным соображениям, многие вполне осознано приходят к вере. Но ситуация не становится от этого цивилизованнее.

Психологам религии хорошо известен комплекс неофита. Это когда новообращенный со всей страстью отдается во власть новых убеждений, нередко при этом проявляя рвение не по разуму. Чиновник-неофит – штука взрывоопасная. А в нашей стране, которая столько лет пребывала в состоянии всеобщего принудительного атеизма, трудно ожидать, что родители тех, кто нынче оказались во властных структурах, сохраняли в семьях тайные очаги веры.

Так что дети их чаще всего в той или иной мере неофиты.

Желание порадеть родной церкви вкупе с надеждой, что это будет замечено и отмечено вышестоящими товарищами, и толкает наших чиновников и депутатов к тем инициативам, которые на самом деле не принесут ничего, кроме вреда, государству и церкви.

Министерство юстиции – это страж Конституции, в которой черным по белому написано о равенстве традиционных религий. В преамбуле к закону о свободе совести и религиозных объединениях говорится, правда, об особой роли православия, но слова эти не имеют юридической силы, они лишь знак уважения. И когда это ведомство под началом выпускника православного Свято-Тихоновского университета Александра Коновалова дает зеленый свет экспертному совету, который возглавляют не просто православные люди (это их частное дело), а рьяные борцы с иными религиями и конфессиями, о религиозном мире в России можно забыть.

Предвижу возражение: неутомимый сектовед Дворкин сражается не с законопослушными конфессиями, а с разными сектами, которые спят и видят, как бы навредить людям. То обвинит кришнаитов в том, что они приторговывают наркотиками, то наедет на мормонов, уличив их в связях с ЦРУ. Но, во-первых, такие обвинения нужно доказывать в суде, а во-вторых, сектовед известен тем, что произвольно причисляет к опасным сектам всех, кто по разным причинам не вызывает у него доверия. И тогда в нехорошей компании оказываются, к примеру, вполне законопослушные протестанты.

Опять-таки возразят, что «исламовед» Силантьев борется вовсе не с исламом, а с исламизмом, то есть с его экстремистским изводом. Однако не только среди отечественных мусульман, но и среди светских специалистов по исламу бытует мнение, что его различение ислама и исламизма в нашумевшей книге «Новейшая история исламского сообщества в России» тоже носит весьма произвольный характер.

Заботы чиновных неофитов, нанявших на госслужбу подобных экспертов, гарантируют головную боль и РПЦ, даже если некоторые ее деятели до сих пор не осознали этого. В самом деле, сейчас одна из самых главных проблем церкви заключается в том, чтобы найти взаимопонимание с российским обществом. Ведь, несмотря на победные реляции с социологических полей о том, что россияне почти поголовно являются православными, глубина их веры у многих вызывает большие сомнения.

Включая тех же социологов. Единственный способ для церкви переломить положение дел в свою пользу – неуклонно настаивать на самостоятельности и независимости. В казенное ведомство на побегушках у государства народ не загнать, даже если власть навалится на него всей своей мощью.

Рвение не по разуму неофитов при власти повредит и церкви, которой они стремятся порадеть, и государству, которому они стремятся услужить. В конечном счете, это повредит и им самим. Потому что, когда маниловские мосты между государством и церковью, которые они творят в своем воображении, обрушатся, под их обломками погибнут и их уже не воображаемые карьеры.